Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Английский без правил

  Все выпуски  

Английский без правил


Добрый день, друзья!

 

«Возьми  у Бога, что захочешь, и плати за это» - говорят испанцы. Вот и в мифе о Тифоне речь идёт о расплате за просьбу нарушить естественный порядок вещей, согласно которому рано или поздно мы перерастаем каждое наше счастье. Непропорционально популярная тема расплаты связана не с откровением о зерне непоправимой ошибки во всяком выборе. Она связана с продуктивностью решений, принимаемых с риском ошибки, поскольку только полная вовлечённость в задачу помогает достичь понимания. А лишь в понимании достоинство, свобода и развитие, и новизна, и жизнь, и слёзы радости, и любовь.

 

Alfred, Lord Tennyson. Tithonus

 

The woods decay, the woods decay and fall,

The vapours weep their burthen to the ground,

Man comes and tills the field and lies beneath,

And after many a summer dies the swan.

Me only cruel immortality

Consumes: I wither slowly in thine arms,

Here at the quiet limit of the world,

A white-hair'd shadow roaming like a dream

The ever-silent spaces of the East,

Far-folded mists, and gleaming halls of morn.



        Alas! for this gray shadow, once a man—

So glorious in his beauty and thy choice,

Who madest him thy chosen, that he seem'd

To his great heart none other than a God!

I ask'd thee, 'Give me immortality.'

Then didst thou grant mine asking with a smile,

Like wealthy men, who care not how they give.

But thy strong Hours indignant work'd their wills,

And beat me down and marr'd and wasted me,

And tho' they could not end me, left me maim'd

To dwell in presence of immortal youth,

Immortal age beside immortal youth,

And all I was, in ashes. Can thy love,

Thy beauty, make amends, tho' even now,

Close over us, the silver star, thy guide,

Shines in those tremulous eyes that fill with tears

To hear me? Let me go: take back thy gift:

Why should a man desire in any way

To vary from the kindly race of men

Or pass beyond the goal of ordinance

Where all should pause, as is most meet for all?



        A soft air fans the cloud apart; there comes

A glimpse of that dark world where I was born.

Once more the old mysterious glimmer steals

From thy pure brows, and from thy shoulders pure,

And bosom beating with a heart renew'd.

Thy cheek begins to redden thro' the gloom,

Thy sweet eyes brighten slowly close to mine,

Ere yet they blind the stars, and the wild team

Which love thee, yearning for thy yoke, arise,

And shake the darkness from their loosen'd manes,

And beat the twilight into flakes of fire.



        Lo! ever thus thou growest beautiful

In silence, then before thine answer given

Departest, and thy tears are on my cheek.



        Why wilt thou ever scare me with thy tears,

And make me tremble lest a saying learnt,

In days far-off, on that dark earth, be true?

'The Gods themselves cannot recall their gifts.'



        Ay me! ay me! with what another heart

In days far-off, and with what other eyes

I used to watch—if I be he that watch'd—

The lucid outline forming round thee; saw

The dim curls kindle into sunny rings;

Changed with thy mystic change, and felt my blood

Glow with the glow that slowly crimson'd all

Thy presence and thy portals, while I lay,

Mouth, forehead, eyelids, growing dewy-warm

With kisses balmier than half-opening buds

Of April, and could hear the lips that kiss'd

Whispering I knew not what of wild and sweet,

Like that strange song I heard Apollo sing,

While Ilion like a mist rose into towers.



        Yet hold me not for ever in thine East:

How can my nature longer mix with thine?

Coldly thy rosy shadows bathe me, cold

Are all thy lights, and cold my wrinkled feet

Upon thy glimmering thresholds, when the steam

Floats up from those dim fields about the homes

Of happy men that have the power to die,

And grassy barrows of the happier dead.

Release me, and restore me to the ground;

Thou seest all things, thou wilt see my grave:

Thou wilt renew thy beauty morn by morn;

I earth in earth forget these empty courts,

And thee returning on thy silver wheels.




Тифон



        Истлеет лес, истлеет лес и ляжет,

Туман придет и выплачется в почву;

Придет, уйдет под землю земледелец,

И лебедь, житель долгих лет, умрет.

Лишь я жестокого бессмертья пленник;

Я чахну медленно в твоих пределах,

Седою тенью, как во сне, скитаюсь

По вечно молчаливому Востоку,

Блуждаю лабиринтами тумана,

Вхожу в чертог сияющей зари…

        Увы! Я был когда-то человеком

И юношеской так блистал красою,

Что ты на мне остановила выбор;

И я, счастливый сердцем, возгордился

И возомнил, что я такой же бог.

Я попросил тебя: – Дай мне бессмертье! –

И ты его дала мне с небреженьем,

С каким монетку подает богач.

Но бдительные Оры, негодуя,

Меня согнули и опустошили

И, так как мне не может быть кончины,

Оставили меня калекой, прахом,

Бессмертным ветхим стариком, соседом

Бессмертной юности. Твоя любовь

И красота не облегчили горя,

Хотя поныне от моих стенаний

В очах твоих, наполненных слезами,

Подрагивает кормчая звезда.

Пусти меня, возьми свой дар обратно!

Зачем я отделился от людей,

Зачем презрел исконный распорядок,

По коему в конце всего – покой?

        Сквозь тающие тучки на мгновенье

Проглянул темный мир, где я родился;

Но вновь крадется тайное сиянье

От чистого чела и чистых плеч,

И сердце просыпается в груди.

Во мгле твои ланиты заалели,

Но очи милые, с моими рядом,

Еще не ослепили звезд, и кони

Твоей упряжки дикой не проснулись,

И не стряхнули с грив остатков мрака,

И первых искр не высекли из мглы.

        Да, в утреннем молчанье ты прекрасна,

Но, как всегда, ни слова не ответишь –

Слезинку лишь оставишь на щеке.

        Зачем слезами ты меня пугаешь?

Ужели верно старое реченье

Из мира темного, что сами боги

Своих даров назад не в силах взять?

        О, горе! Ведь когда-то с легким сердцем

Счастливыми глазами наблюдал я, –

Не верится, что то был тоже я, –

Как свет тебя очерчивал во мраке,

Как локоны от солнца пламенели;

Вслед за тобой и я преображался,

И кровь во мне пылала тем пыланьем,

Каким багришься ты и твой чертог;

Губами, лбом, закрытыми глазами

Я чувствовал: роса на мне теплеет

От поцелуев, нежных, как бутоны

Полураскрывшейся весны; и слышал

Из уст твоих безумный сладкий лепет,

Сравнимый разве с пеньем Аполлона

При возведенье илионских стен.

        И все ж, позволь мне твой Восток покинуть;

Мне по природе можно ль быть с тобой?

Твои прохладны розовые тени

И свет прохладен, – как прохладны ноги

Мои на золотых твоих ступенях,

Когда пары неясного рассвета

Возносятся над темными домами

Счастливых, наделенных даром смерти,

И над гробами более счастливых.

Освободи меня, верни земле!

Богиня, обновляй от утра к утру

Свою красу – ты можешь все; а мне –

Дай мне могилу, чтобы, прах во прахе,

Забыл я, как в серебряной упряжке

Ты возвращаешься в родной чертог.


(Перевод с английского Андрея Сергеева)

 

 

Тифон

 

Леса гниют, гниют и облетают,

И тучи, плача, ливнями исходят,

Устав пахать, ложится в землю пахарь,

Пресытясь небом, умирает лебедь.

И лишь меня жестокое бессмертье

Снедает: медленно я увядаю

В твоих объятьях на краю вселенной, –

Седая тень, бродящая в тумане

Средь вечного безмолвия Востока,

В жемчужных, тающих чертогах утра.



Увы! седоголовый этот призрак

Когда-то был мужчиной, полным силы.

Избранник твой, он сам себе казался

Богоподобным, гордым и счастливым.

Он попросил тебя: «Дай мне бессмертье!»

И ты дала просимое с улыбкой,

Как богачи дают – легко, небрежно.

Но не дремали мстительные Оры:

Бессильные сгубить, они меня

Обезобразили, к земле пригнули

И, дряхлого, оставили томиться

Близ юности бессмертной. Чем ты можешь,

Любовь моя, теперь меня утешить

В сей миг, когда рассветная звезда

Мерцает и дрожит в твоих глазах,

Наполненных слезами. Отпусти! –

Возьми назад свой дар: к чему попытки

Уйти от общей участи людской

И преступить черту, где должен всякий

Остановиться и принять судьбу,

Дарованную небом человеку.



Вдали, в просветах облачных забрезжил

Тот темный мир, в котором я родился.

И вновь зажглись таинственным свеченьем

Твой чистый лоб и скаты нежных плеч,

И грудь, где сердце бьется обновленно.

Вновь разгораются румянцем щеки,

И влажные твои глаза – так близко

К моим! – сверкают ярче. Звезды гаснут

Пред ними, и влюбленная упряжка

Неистовых твоих коней хрипит,

Вздымаясь на дыбы, и отрясает

Ночь с грив своих – и пышет пылом утра.



Любовь моя! вот так ты каждый раз

Преображаешься – и ускользаешь,

Оставив слезы на моей щеке.



Зачем меня пугаешь ты слезами? –

Не для того ль, чтоб я, дрожа, припомнил

Слова, произнесенные однажды:

«Своих даров не отменяют боги».



Увы! увы! Не так я трепетал

В былые дни, другими я очами

Тогда смотрел – и я ли это был? –

На разгорающийся ореол

Вкруг тела твоего, на вспышки солнца

В твоих кудрях – и сам преображался

С тобой – и чувствовал, как в кровь мою

Вливается тот отблеск розоватый,

Которым ты так властно облекалась,

И ощущал губами, лбом, глазами

Касанье губ твоих – благоуханней

Апрельских первых лепестков! – и слышал

Твой шепот жаркий, сладостный и странный,

Как Аполлона радостная песнь

В тот день, когда воздвиглись башни Трои.



О, отпусти меня! Нельзя навеки

С твоим восходом сочетать закат.

Я мерзну в этих теплых волнах света,

В твоих ласкающих лучах, я мерзну,

Ногами зябкими ступив на твой

Мерцающий порог в тот ранний час,

Когда восходит к небу пар белесый

С полей, где смертные живут свой век

Или, отжив, спокойно отдыхают.

Освободи, верни меня земле;

Всевидящая, с высоты своей

Призри на тихую мою могилу, –

Когда, истлев, навеки позабуду

Твоих пустых чертогов высоту,

Твою серебряную колесницу…

(Перевод с английского Григория Кружкова)

 

До новых встреч!

 

(Благодарим автора страницы http://favorite-verses.livejournal.com/193226.html)


В избранное