Сайт рассылки www.ark.ru
Привет, привет!

Дорогая Оля! Ты мне самый близкий человек, потому что ты - это я. Я люблю тебя,
как могу. Не всё мне в тебе нравится, но не об этом в день рождения. Того, что
мне в тебе нравится, гораздо больше, чем обычно. Дарю тебе отрывок из ненаписанной
пока мной книги - не с начала и не до конца. Может ты всё-таки её скорее допишешь
и издашь в издательстве "Амфора" или "Вагриус". 
Желаю тебе любить меня. 
Твоя Оля
21 сентября 2005


Если вы хотите тоже меня поздравить, то письмо должно начинаться так: "Здравствуй,
Оля. Спасибо тебе огромное за то, что ты есть. Ты очень красивая и умная, особенно
когда ты рядом со мной. Я тебя люблю и хочу с тобой встретиться, жить вместе
и посвятить свою жизнь тебе. Да воспарят в твою честь божественные коровы. Да
хранит тебя энергия буто!
Твой Мурзик"
Письма, не начинающиеся указанным образом, не читаются. 
Оля

 ...............


Эта книга - действующая модель мира в натуральную величину. Все герои книги -
это я. Все описанные события сначала были выдуманы. Потом они конечно произошли
в реальности.

ОЛЬГА АРЕФЬЕВА

ЕФРОСИНЬЯ

 ...
Покупки

Она зашла домой с базара, кошки окружили сначала её, потом корзину, разобрав
содержимое по своему разумению. В первую очередь они вытащили солёные яблоки.
Ефросинья из всего принесённого выбрала миску для кормления тени, насыпала в
неё гранул из мешка и поставила в самом тёмном углу, куда же и повесила узорную
шлейку. Тень нельзя плохо кормить, иначе она начнёт обгладывать углы шкафов!
- пробормотала она назидание, вычитанное в какой-то хозяйственной книге. Потом
вынула булку с корицей и тмином, пахнущую женским
животом - запах напомнил собственное тело, отчего её передёрнула волна жара с
ознобом, и колокольчики на одежде перезвякнулись с собратом на двери. Овощи для
борща - капусту, морковку, картошку, свёклу, лук и чеснок - сложила в лыковый
короб под лавкой. Молоко из одуванчиков по-сестрински разделила с кошками, уже
наполовину разделавшимися с солёными яблоками. Овощи кошки тоже раскатали по
полу и скоро все вместе с увлечением играли в борщ. Совсем на дне в углу корзины,
обнаружилась завёрнутая в бумажку маленькая
белая просфорка. День был в разгаре, она прибирала в доме, копалась в садике
пока не стемнело. В сумерках, наконец, присела под иконы, достала просфорку 
из бумажки и стала в задумчивости смотреть то на образ батюшки Серафима на ней,
то на ноготь большого пальца своей прекрасной ноги, пока не прогорела и погасла
свечка. Только затем она оторвала листок от православного календаря. Итак, в
сегодняшнюю ночь суббота сменялась на воскресенье. Приближался день её рождения
и именины - в среду, восьмого октября церковь
чествовала Ефросинью Александрийскую и Ефросинью Суздальскую. Она закрыла дверь
на крючок, помолилась перед образами  при свете своих костей, помирилась с отражением
и тихо легла, любуясь сквозь сон своим фарфоровым лицом. Сонный поток уносил
сознание далеко, превращая её кошек то в часы, то в кусты, то в пирожные. Её
тело было цветным и радужным, оно проливалось сквозь песок, листья, тарелки и
грампластинки, они сидели с батюшкой Серафимом на полу, держась за руки, и безудержно
радостно хохотали.

Ночь

Среди ночи Ефросинья проснулась от того, что ей начали мешать свои ногти. Она
встала, прошлёпала босыми ступнями к умывальнику, попутно заметив по свечению
костей, что полнолуние вот-вот настанет. Из рукомойника вместо воды посыпались
муравьи.  Она заглянула в чан, но там тоже плескалась масса муравьиных тел, которые
не вползали и не выползали, а мелко мельтешили там, ровно колеблясь и перекатываясь
мелкими волнами. В задумчивости Ефросинья умылась и почистила зубы муравьями,
налила их в кошачье ведро (и кошки
столпились лакать), присела на старый дубовый табурет. Она ощупывала мыслями
реальность, пытаясь найти в ней необычные детали, которые могли бы послужить
ключом. Что-то - то ли мысль, то ли цвет, то ли колебание воздуха неуловимо не
давались ей в руки. И вдруг она поняла - это был звук. Кто-то стучался к ней
в дверь - давно, громко, может быть даже ногами. Верный страж - дверной колокольчик
почему-то молчал, а упорный стук продолжался сам по себе, отдаваясь прямо в сердце.
Она пошла открывать и обнаружила,
что дверей две. Поколебавшись, открыла одну из них, но заметила, что рядом остались
ещё две неоткрытые двери. Она открывала их одну за другой, и всякий раз рядом
обнаруживала ещё две двери, продолжающихся зеркальным рядом, стук не прекращался.
Тогда Ефросинья вышла из окна, прошла по воздуху на высоте человеческого роста
вокруг дома. Никого снаружи не было, но в доме было сегодня в два раза больше,
чем обычно, окон, лестниц и дверей. Окна, она заметила, делились на левосторонние
и правосторонние, лестницы вели
внутрь и наружу, а двери открывались к себе и от себя. Всё это напоминало чередование
вдохов и выдохов, и она поняла, что стук был стуком её сердца, отчего обнаружила
себя  на крыше. Выше края черепицы торчали ветки рябины, Ефросинья заплела ветку
за ветку, чтобы понять утром, вправду ли она побывала на крыше, вошла по воздуху
обратно в окно, увидела в кровати вторую лежащую Ефрросинью, притулилась рядом
 с краешку, но догадалась, что стук до сих пор так и не прекратился. "Фросиня,
открой мне скорее!" - взывала
соседка. Наскоро вспоминая своё имя и запахиваясь в халаты и берёзовые рубашки,
она побежала по всё удлиняющемуся коридору, к двери, потом вдруг очнулась, увидев,
что в окна светит бледное утро, вскочила с постели и открыла, наконец, соседке.
Ну ты и спишь! - хохотала дородная и богатая телом товарка, поглаживая рыжую
бороду ниже живота - с тебя червонец за хорошую весть! Твой отец возвращается
и ведёт тебе жениха! Ефросинья потеряла дар речи. Она вообще не знала, что у
неё есть отец. Она машинально взяла горячую
от соприкосновения с телом золотую монету из ягодиц своей прекрасной задницы,
подала соседке и уставилась на калитку.

Отец

Гость вошёл, так тяжко ступая, что казалось, у него ноги из глины. В прозрачных
глазах отражался предутренний улов рыбаков. Некоторые рыбки бились и выскакивали
за пределы глазниц, тогда он усмехался и заталкивал их обратно. Когда он уселся
на тяжело скрипнувшую табуретку, из двух зрачков почти одновременно глянуло по
рыбьему глазу. Она перевела взгляд на ширинку, в которой быстро запрятался собачий
хвост, вздрогнула и начала торопливо разогревать фасолевую похлёбку, оставшуюся
со вчера. По его манере разжевать
чеснок и плюнуть им в свою тарелку, она поняла, что жены у него никогда не было
и не будет, а значит, сомнительным становилось и то, что у неё была мать. Только
тогда, словно это что-то меняло, ей пришло в голову спросить, как его зовут.

- Моё имя хранится в левом нагрудном кармане пальто моего отца, который тебе
не дед - ответил он. Если хочешь, называй меня Сиротка, в честь того, что я родился
в такой бедной семье, что если бы я не был рождён мальчиком с болтающимися погремушками,
то не знаю, с чем бы я играл. У меня ещё был щенок, которому тоже не с чем было
играть, кроме хвоста и собственных сушёных какашек. Ещё называй меня Расстояние
и Не Знаю. За мгновенье его глаза поменялись местами, и он продолжил, как ни
в чём не бывало:  Все меня
всегда ненавидели и презирали, а я перебивался много лет, выбирая себе убийцу
помоложе и покрасивее, потому что убивший убивает сам себя, а его тело достаётся
убитому. В самом деле, смерть можно сравнить с браком. Только идиоты умирают
случайно. Умереть по любви - гораздо лучше. Но самые умные умирают по расчёту.
Пусть это не так романтично, зато очень выгодно. Я так преуспел в искусстве умирания,
что был близок к вечной молодости, пока не споткнулся о невидимое препятствие.

Препятствие

С этими словами он протянул Ефросинье книгу, на которую она тут же села, так
как читала книги, подкладывая их под себя на стул. С этой секунды её восприятие
раздвоилось и пошло параллельно по двум руслам. Третьими были чётки, которые
она продолжала перебирать, уже почти не осознавая слова молитвы.
 ...В книге описывался магазин, где с небольшой доплатой можно было поменять
свою походку на любую другую.
 ...Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную.
 ...- Я долго бился о препятствие, но оно было непреодолимым: я расхотел умирать.
Не хотеть смерти очень опасно - среди воинов тот, кто привязан к этому миру -
не жилец. Только выбравший путь к смерти - неуязвим. Но если твоё желание улетело,
как ведро, упавшее на дно колодца, то тебе надо перевернуть воду и потом взобраться
по ней,  как по столбу, чтобы снять утонувшее с самой вершины. Это подобно тому,
как на народных гуляниях по случаю проводов зимы мужики лазают на столб за петухом,
сапогами или бутылкой
водки.
 ...Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную.
 ...В магазин зашла девушка с хлыстиком, которая стегала свои запястья, чтобы
они не становились шире. И вправду, они были со спичечный коробок и такие же
угловатые.
 ... - Но чтобы скинуть свои сапоги и, цепляясь босыми ногами, полезть за чужими,
тоже нужно желание. Так выстроилась длинная цепочка желаний, которых у меня нет.

По мере того, как он дохлюпывал свою порцию, глаза его всё больше начинали походить
на вращающиеся тарелки с фасолью, и Ефросинья поняла, что в прошлый раз он обедал
сырой рыбой, украденной из рыбацких сетей, а теперь его глаза останутся фасолевыми
до следующего обеда, который, скорее всего, будет нескоро.

 ...Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную.
 ... - Не сиди нога на ногу, потому что так делала вавилонская блудница - прошептал
он женским голосом и его уши поменялись местами.
 ...Её юбки были частью тела, как плёнки на ножке гриба. Когда юбка достаточно
созревала, она снимала её с себя, под ней оказывалась другая, пока ещё бледноватая.
Рисунок постепенно проявлялся на свету, а внутри прорастала ещё юбка, так что
никто никогда не мог увидеть девушку раздетой. Эти рисунки никогда не повторялись,
так что по ним некоторые даже пытались предсказывать судьбы. Все боялись плохой
судьбы и радовались хорошей, словно юбки были тут при чём, и пытались то благодарить
девушку, то мстить ей,
и поэтому она выкидывала снятые юбки в море. Они уплывали, медленно шевеля подолами,
укрывая в своих складках пучеглазых рыб, которые откусывали по кусочку от своего
временного дома, пока не съедали его совсем. Рыбы не боялись судьбы и поэтому
ели её.
 ...Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную.

Бесчисленные кошки Ефросиньи жались по углам, светя оттуда глазами. Она щёлкнула
пальцами, позвав одну из кошек - для каждой кошки у неё была своя интонация щелчка,
неразличимая человеческим ухом. Кошка тут же пришла, но не к ней, а к нему. 
Сев на плечо, обвила его лицо хвостом, пристроив кончик ровненько на место отсутствующих
усов. От этого он стал похож то ли на кота, то ли на героя давней войны, улыбнулся,
облизывая ложку вместе с черенком, и продолжал, не обращая внимания на то, что
рот его перевернулся,
как монета, с орла на решку.

 ... - Я побывал в стольких лицах, походках и запахах, что сейчас и не помню,
как на самом деле сначала выглядел. Каждый убийца дорог мне и оставил во мне
свой особенный след. Среди них были женщины, дети и даже животные. О, это особое
искусство - охота на подходящего убийцу! Мало найти, его ещё надо и поймать.
Прикинуться тем, что он больше всего ненавидит и боится, убедить его, что именно
ты больше всего нуждаешься в его подарке - смерти... Для этого надо изучить его
характер, понять мысли, почувствовать
дыхание. Этого невозможно добиться, не полюбив. Я любил их, и горячо, у меня
большое сердце. Но меня подвела память. Мне всегда не хватало памяти, это похоже
на авитаминоз. Если бы я хорошенько запоминал, то я сейчас мог бы превращаться
в кого угодно из тех, кем побывал. Но я был плохим учеником ещё со времён моего
голодного детства - я тогда привык плохо себя вести и ничего не хотеть знать.
Понимаешь, мне было стыдно быть хорошим. Я словно был обязан грубить, хохотать,
не пользоваться туалетной бумагой и знаками
препинания. Я не знал, что в жизни кроме правил хорошего тона, которые я обязан
нарушать, есть ещё и много других правил, которые я вовсе не обязан выполнять.
 И что никого не волнует, что лишь мне от этого будет хуже.
 ...Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную.

Он заплакал, высморкался в скатерть, облизал тарелку с обеих сторон и продолжил:
- Вот так и случилось, что то, что должно было бы стать моим богатством, стало
моим проклятьем. Я должен постоянно совершать усилие, чтобы сохранить на себе
лицо - хоть какое-то из многих, но они осыпаются с меня как краска с многослойных
фресок, как листья с осеннего парка, как горох пополам с гречкой с покосившегося
стола.

Охотник на убийц

Всё было обыкновенно, пока я не встретил на пути такого же, как я, охотника на
убийц. Мы не сразу узнали друг друга, потому что в молодости оба умели маскироваться,
но наша встреча была неизбежна. Чем ты становишься более силён, тем более сильного
противника посылает тебе судьба - и именно он тебе дороже всего. Наша встреча
началась с того, что мы влюбились друг в друга. Она в тот момент была мужчиной,
но ты знаешь, как мало это значит в судьбе таких, как мы. Я вначале сильно удивился
своей любви, ведь я никогда
не был мужеложцем. Но потом я начал догадываться. Этому мужчине и было суждено
стать твоей матерью. На самом деле, он не был ни мужчиной или женщиной, потому
что уже не совсем был человеком. Но в девичестве он был родом из города, где
все собаки бегали немного боком, словно их задние лапы пытались перегнать передние.
Птицы в нём летали большими спиралями, лишь редко и с трудом могли удержаться
на кривоватой прямой, потому что им больше приходилось загребать левым крылом,
чем правым. У девушек города левые груди
были меньше правых, как и у моей любимой, хоть она и была в тот момент мужчиной.
Её манера всё время немного сворачивать вбок меня так сильно умиляла, что я спросил,
неужели у твоих ног время течёт по-разному? Оказалось, что даже у каждого её
пальца своё имя и разный отпечаток. Я потерял голову, называя каждый уголок её
тела по имени. Она тоже влюбилась - до такой степени, что захотела меня убить.
Надо знать нас, охотников за убийцами, чтобы понять, какой это невообразимый,
щедрый и царский подарок. Я пришёл
к ней и увидел, её в женском теле, которое она резала серебристой раковиной.
Я увидел, что её ногти обкусаны до мяса.  Я увидел, что в её глазах по нескольку
зрачков. Я понюхал её след и прочитал в нём, что она умирает от вожделения.
Я сказал ей - убийца, скажи мне, о чём ты думаешь -  и я выдавлю твой отпечаток
на земле. Ещё немного, и я смогу рисовать твои мысли. Хочешь - я буду лежать
на твоих следах? И она сказала - хочу. Наша ночь любви началась утром, продолжалась
днём и неизвестно, когда закончилась. Она была бесконечно долгой, ночь, в течение
которой мы бесконечно обнимали, кусали, облизывали и душили друг друга. Я исчез,
мир вывернулся, мы умерли и родились, стали всем и ничем.

Пробуждение

Проснулся я в незнакомом месте от озноба. Я был женщиной, крепко обнимающей мёртвого
мужчину - кажется, моё прежнее тело. С этого момента во мне появилось сразу две
памяти - своя и её, так что я мог вспоминать прошедшую ночь с двух точек зрения.
Ведь мы, охотники, не теряем своей памяти в момент смерти. Я так и не могу разобраться,
кого больше осталось во мне, меня или твоей матери. С тех пор эта ночь моё самое
лучшее и единственное воспоминание, которое я беспрерывно прокручиваю перед своими
глазами.  Именно
на нём я научился помнить и перестал быть худшим учеником в школе жизни. Мы действительно
так сильно любили, что убили друг друга. Кто кого - неизвестно, и кто из нас
стал кем - тоже. Я даже не знаю, потерей или обретением была моя смерть, но мне
теперь больше ничего не надо знать, потому что я стал цельным.
Через некоторое время я поняла, что беременна. Ещё никто в мире не зачинал ребёнка
в чужом теле от собственного семени. У меня родилась дочь, которую я подбросила
перед церковью святой Ефросиньи. Эта дочь - ты. А я одновременно твоя мать и
твой отец.

Наследство

 ...Теперь настала её пора плакать. В фасолевую похлёбку капнули такие солёные
слёзы, что её стало невозможно есть. Она не знала свою мать и своего отца, но
рассказ подействовал на неё открыв внутри солевой источник.

 ...Струю давай мне слезам, Пречистая, души моея скверну очищающи.
 ...Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную.
 ...Её глаза смотрели внутрь себя и слёзы из них стекали вовнутрь. От этого её
слюна была солёной, а пупок пах рыбой. Её суженый умел завязывать свои руки узлом
и втягивал яички при холоде или ожидании удара. Они занимались любовью на расстоянии,
глядя друг другу в глаза, так что порой часами плавали друг в друге. Если они
протягивали друг к другу кончики пальцев, то испытывали долгую разрядку, от которой
между ними проскакивала молния, а на улице мог начаться дождь.

 ...- После того, как я родила тебя, я постепенно начала становиться мужчиной.
Сначала я заметила пробивающиеся усы и волосы на груди, потом отрастающие между
ног мои детские игрушки. И вот я опять стал собой - если можно так назвать мешанину
из воспоминаний разнообразных убийц. Но прежняя жизнь кончилась - с тех пор никто
меня больше не хотел убивать. Да и я уже не хочу осквернять воспоминания о своей
любимой вторжением чужой памяти. Но у нас появился другой друг - старость. Наше
с твоей матерью тело ветшает.
И мы думаем, что лучше, разрешить войти своей настоящей смерти или потерпеть
ещё немного? Мы устали от невыносимого счастья, мы уже с трудом терпим его, и
кажется, нам пора. Но, милая Ефросинья, ты наша единственная наследница. Сейчас
я вижу, как хороша твоя слегка сворачивающая вбок походка и левая грудь, что
немного меньше правой. У нас есть для тебя наследство, только оно не очень радостное.
Мы должны передать тебе искусство охоты на убийц, иначе этот мир не отпустит
нас. Почитай эту книгу, там многое сказано.

С этими словами он вышел, волоча за собой шаги, как упирающуюся собаку.

Книга

- Когда ты идёшь по неправильной дороге, она всё удлиняется и удлиняется, но
стоит свернуть на правильную, как ты тут же у цели - прошептал он напоследок,
и хоть был в этот момент уже далеко, шёпот проник Ефросиньи в матку и та завибрировала.

В проём двери ему удалось попасть с трудом, так как дверь так и была всё ещё
раздвоена. Ему удалось тоже раздвоиться, после чего он прошел правым собой сквозь
правую дверь и левым сквозь левую. Она видела, как он украл по дороге кастрюлю
с забора и помочился на столбик ворот, задрав ногу как кобель, но ей некогда
было вглядываться в его удаляющуюся спину - под ягодицами говорила книга.

Старик Лысое Дерево

В этом тексте я пишу то, о чём не решаюсь говорить вслух.
Вот и сейчас я люблю человека, который не любит меня. 
Ноги сзади - так звали Ра, когда он был маленький. С ним всегда не о чем было
говорить, кроме баобабов. У него была птичка, которая всё время плакала, потому
что понимала человеческий язык, но не понимала в нём одну букву. Ещё у него было
большое животное с четырьмя ногами по углам. 
Когда Ра вырос, он исчез. Родился старик - Лысое Дерево. Его звали Антон Адасинский.
Он кормил всё молоком из груди и заплетал ресницы в косы. Врал он двумя языками.
Он был Богом. У Бога были волосатые ноги. Он их создал и они стали. А до этого
они были бритые. Он уже давал имена, но не знал, как спички сочетаются с соевым
соусом. А ты говоришь - он девочка! 
Он сделал землю и небо из мармелада и стал жить при храме Всего Святого. 
Ему захотелось и он разделился на несколько - чтобы было, с кем дружить и с кем
ссориться. В каждом из них была дырка, и не одна. В некоторые из них они пили
чай. У первого была мачеха, а у второго три сестры. Тогда пора понять, кто был
четвёртым. Если у него Родина на правом боку, он девочка, если нет - то она мальчик.
Только тем, у кого хорошая осанка, разрешалось разговаривать. Они собирались
по трое и перетягивали. А если бы тебя было семеро, ты бы кого в первую очередь
кормил?
Надо идти обязательно - сказал он и лёг. Из-за этого забыл все русские цифры.
Самое главное жило в ванне, вокруг была надстройка. Несколько человек принюхивались,
но только один узнал истину. У них не было носов. Несколько матросов собрались
у вопросительного знака. Девушка купила масло и запнулась об него.
Есть четыре вида времени - медленное, быстрое, неподвижное и прошедшее. Результатов
вашей смерти нет среди нас. Там негры в радужном теле. За молоком они стоят по
росту.
Раньше собаки умели стрелять, а потом стало поздно. Один мальчик тоже ходил в
баню и ему не поздоровилось. 
С потолка капало. Стены шатались. Одежда была вывернута. Она увидела, что у неё
слишком большие руки и ноги, и они как-то слишком близко к глазам.
Этот поезд не ходит ни обратно ни туда. 
Там все видели медведя, но мне не досталось. 
Серенькие штучки никто никому не может продать. 
Тряпочкой прикрыто самое вкусное. Это называется круговорот еды в природе.
Здорово - это вещь, которую можно носить с собой. 
Когда пишешь, главное, чтобы было, чего жевать. 
А когда летаешь - чтобы под тобой ничего не было. 
Не читать - это приятно.
Если они падают в воду, они не тонут, а если взлетают, то улыбаются. Их можно
выдавать за солёные грузди.
Когда у меня было два мурзика - они были взаимозаменяемы. А я вам снюсь или прямо
сейчас? Люблю играть с двумя.
Что такое двумя? Берёшь справного кота, включаешь ему говорилку и он начинает
разделяться на Дву и Мя. А если с котом йогой заниматься, он начинает не бояться
щекотки.

Хоть я и писала наизнанку, несколько слов всё-таки получилось. Ноги и проблемы
- разные вещи. Слова и смысл - не одно и то же. Так сказала девушка в одном ботинке
(тоже я).

Утро

Когда Ефросинья подняла свой прекрасный зад с книги, она вдруг увидела, что кошки
её превратились в покрытые пылью маленькие мумии, а сама она седая старуха. Оказался
полдень - время визитов её друзей, вовсю названивал колокольчик. Она побежала
открывать, с каждым шагом молодея, и поняла, что спаслась. Время выпустило её
из хватких челюстей, и ожившие кошки по одной выбежали вслед на порог, обтирая
пыль об углы и ефросиньину юбку из берёзовых щепок. За дверью, напряжённо улыбаясь,
стоял пахнущий продуктовым
магазином Евлампий с традиционным букетиком красной рыбы, но Ефросинья не поздоровалась,
а уставилась за его спину. Где же обещанный соседкой  жених?  - подумала она.
И вспомнила, что у неё никогда не было соседки с рыжей бородой ниже живота, а
фасолевую похлёбку она не варила с прошлого года. Она быстро выбежала на улицу
мимо обескураженного гостя и, вытягивая детскую шею, попыталась заглянуть на
крышу, чтоб увидеть, сплетены ли между собой ветки рябины. Крыша оказалась так
высоко, что рассмотреть что-либо
не представлялось возможным.

- Если слишком крепко спишь, то душа так далеко уплывает, что может там смешаться
с Супом Мира. Когда она возвращается, тебе сможет показаться, что ты её потеряла,
но на самом деле ты её обрела, только в новом виде. И вправду, мы все - Суп Мира,
но не можем его съесть. Наша душа отделяется от него и мы получаем имя, а до
этого человек - лишь бульон - монотонно говорил всё это время Евлампий.

Ефросинья, ничего не отвечая, в отчаянии вбежала обратно в дом, чтобы увидеть
ту книгу, которая её только что чуть не погубила. Книга лежала на месте, но это
был шитый золотом словарь кулинарных изысков.

- У собаки отдельная душа тоже появляется лишь тогда, когда она получает от человека
имя, а до этих пор - она лишь представитель иерархии стаи. Отдельная собака ничего
не значит. Стая - вот настоящая собака! Муравейник - вот настоящий муравей! Улей
- вот настоящая пчела! - кричал Евлампий почти ей в ухо, подкрепляя каждое слово
жестами, изображающими, как для глухой, собаку, улей и настоящесть.


День рождения

Как за последнее прибежище реальности, она схватилась за золотую монету, всё
ещё зажатую в ягодицах, хоть она и отдала её соседке. Монета со звоном упала
на пол и закатилась куда-то так, что найти её не удалось.
- С днём рожденья, дорогая - тихо сказал растерянный Евлампий ефросиньиному заду,
торчащему из-под шкафа, где её остальная часть ожесточённо искала выпавшую монету.
- Да... правда? У меня сегодня день рождения? - Ефросинья уставилась на стенку
шкафа, пытаясь найти своё отражение в ней.
- Но не день смерти же. С ним, наверное, тоже поздравляют, но не здесь, а на
небесах. Знаешь, кто приходил к тебе? Это был вор памяти. Такие воры чаще всего
вырастают из собак, возомнивших себя хозяевами. Скорее проведи инвентаризацию
- ты ничего не забыла из того, что должна помнить?

 Ефросинья задумалась, ощупывая мысленно своё светящееся тело, и ничего не заметила.
Зато вспомнила, что когда она ложилась, до дня рождения оставалось несколько
дней.
 - Мизинец, обрати внимание на мизинец - прошептал Евлампий.
 - Который? - тоже почему-то шёпотом спросила Ефросинья, начав судорожно перебирать
свои пальцы на руках как чётки. Занятие так затягивало и завлекало, что она запуталась
в суставах и забыла, что делает тут, сидя на полу возле шкафа.
- Не здесь. На ноге.
Её тело закипело белым ключом. Она не могла вспомнить, где должен находиться
мизинец ноги.

Колечко

 Евлампий лёг на пол к её ступням и поцеловал каждую из них, быстро надев на
правый мизинец ноги золотое колечко. Оно легло, как влитое, и Ефросинья сразу
вспомнила, где находится потерянный палец.
 - Я и есть твой жених - лживо зашептал Евлампий. Вор памяти не соврал, хоть
тебе он и не отец. Ты когда-нибудь занималась любовью?
- Да, иногда - с собой - прошептала Ефросинья одними губами.
- Давай попробуем со мной.
- Зачем?
- Затем, что я не знаю никого лучше тебя (он, нависая, приближался на четвереньках,
а она отползала, всё ещё глядя то под шкаф, то на колечко).
- Я тоже не знаю никого лучше себя.
- Дай, я прикоснусь к тебе.
- Прикасайся к себе.
- Ты моя милая.
- Отойди, ты жаркий и сырой.

 Она наконец перестала переводить взгляд с мизинца ноги на щель под шкафом и
глянула на Евлампия не по касательной, а так, что оба её глаза совместились в
один, посреди лба. В его глазах отразился ужас. Под коленями кончалась половица,
за ней исчезало пространство, так что от высоты у него закружилась голова.
 - Хватит запинаться о свою тень! - вдруг закричала Ефросинья на одной высокой
ноте. Колечко упало с мизинца левой ноги и закатилось в ту же щель, что и монета.

Сухобылка
 
 Её серебристый голос заполнил все уголки сознания Евлампия, и он наконец вспомнил,
кто он и зачем сюда пришёл. На самом деле он был не Евлампий, а Аграфена Ивановна
Глинкина, написавшая песню "Травка-сухобылка". И пришла она умирать, потому что
ей именно сегодня было суждено родиться на небе. Всё было кончено, она встала,
пригладила бороду, перекинула Ефросинье только что напрасно украденную золотую
монету, подобрала колечко и тихо пропела - "Хвалите Господа с небес, хвалите
его в вышних, аллилуйя, аллилуйя,
аллилуйя, слава Тебе, Боже!".
 Но взлететь у неё не получилось.
 
- Надо сложить руки чашечкой возле груди, скосить глаза на переносицу и вдохнуть
в самый верх лёгких - шёпотом подсказала Ефросинья, не сводя с неё синего третьего
глаза. Аграфена честно пыталась и даже немного приподнималась над полом. Она
совсем вспотела от усилий. Ефросинья обняла её сзади и поднялась вместе с ней.
 Они начали летать по комнате и сверху сразу стало заметно, какая она тесная
и захламленная.  Кошки таращились глазами-блюдцами снизу. Кое-кто из них уже
разодрал букетик красной рыбы, её хвостики торчали из маленьких пастей. Когда
Ефросинья заметила, что некоторые кошки уже сидят не на полу, а на стенах, они
с Аграфеной тоже сели на стену и начали со смехом отнимать у животных пахнущие
солью хребты и бросать в потолок. Ефросинья так увлеклась кошками и рыбными запчастями,
что не заметила, что сидящая рядом
с ней Аграфена мертва.
 
Упокой
 
- Аграфена, ты что? Испуганно прошептала Ефросинья.
- Всё в порядке, дорогая, еле шевеля губами, ответила мёртвая. Мне хорошо. Мы
всё сделали правильно, спасибо, что научила меня летать.
 Посерьёзневшая Ефросинья слезла обратно со стены на пол, перекрестилась, надела
меховое платье, приличные туфли, обёрнутые золотинкой от шоколадки, паутиновый
платок с сухими мухами, бубенчики на ноги и на пояс, взяла чётки и спокойным
голосом сказала Аграфене, всё ещё сидящей на стене:
 -  Тогда пойду поставлю свечку за твой упокой.
- Спаси тебя Бог - прошептала Аграфена, и Ефросинья вышла.

 На улице оказалось воскресное утро, пахло ветром и птицами. Куски прекрасных
запахов бились о кожу, как газеты на ветру. Облака на небе были так необычно
закручены, что ей захотелось опять полетать и попробовать поблуждать в их влажных
лабиринтах, но она то ли застеснялась, то ли поняла, что сейчас не сможет. Дело
решили уличные торговки, как всегда, заулюлюкавшие при виде неё, звенящей колокольчиками
на поясе и ножными браслетами, и она решила, что летать пока не стоит и прошла,
пританцовывая, мимо.

Церковь
 
 В церкви была полно народу, в центре стоял человек, странно развернувшийся куда-то
вбок. Он сосредоточенно слушал службу и крестился, кланяясь при этом куда-то
наискосок, в сторону клироса. Присмотревшись, Ефросинья поняла, что он слепой
и ориентируется только по пению хора. Остальные прихожане делали вид, что их
это не касается, но, тем не менее, вокруг слепого образовалось что-то вроде мёртвой
зоны - никто не стоял рядом. Он выглядел одиноко, этот человек, не подозревающий
о своём нелепом положении.
 Человек пришёл молиться, сказала себе Ефросинья, он пришёл к Богу, а Бог везде,
а не только там, куда обращена лицами толпа. Поэтому она скосила глаза на переносицу
и подняла их на иконы из солидарности со слепым.
 Теперь они стояли рядом - косая и слепой. На "Отче наш" молодой человек, долго
до этого издалека любовавшийся Ефросиньиным задом, протиснулся от входа поближе,
чтобы увидеть лицо, и отшатнулся, как ошпаренный. Ефросинья чуть не хихикнула,
с трудом напуская на себя благообразие, и тут почувствовала руку в своём меховом
кармане.
 Она резко оглянулась, пытаясь поймать воришку, но никого, кроме слепого, не
увидела рядом. Ей померещилась лукавая улыбочка, мелькнувшая на его устах ровно
на словах "нас от лукаваго". Она медленно, словно разжимая кулак с мухой, поползла
рукой внутрь кармана. В нем ничего не пропало, но, кажется, что-то появилось.
Это что-то вначале показалось ей котёнком, потом ключом, потом книгой, а потом
и вовсе оказалось собственной второй рукой. Она держала себя за руку сквозь карман,
и недоумевала, к чему бы это так
набухла её левая грудь. Через секунду набрякла и правая, и Ефросинья почувствовала
горячий сгусток влаги, потёкший между ног. У неё начались месячные - первые в
её великолепной, бесконечно долгой и одинокой жизни. "Пошла отсюда вон" - вдруг
прошептал слепой, незаметно пнув её ногой, и Ефросинья бросилась бегом прочь,
чтобы не осквернять нечаянным интересом святой храм. Она подпрыгивала на бегу
и почти летела, пока, вдруг, всё вспомнив, не остановилась перед своей дверью.

Лучше чем простуда
 
 Медленно, с некоторым страхом она достала ключ из-под доски крыльца. Он не подошёл.
Цвет двери показался тоже каким-то незнакомым. Она осторожно вышла за калитку,
обошла дом по дорожке вокруг и снова подошла. Язычок замка не виднелся в щели
между полотном и косяком двери - та просто была не заперта!  Ефросинья вздохнула
с облегчением, толкнув её ногой.
 Дверь не открылась. Удивительно, но тело совсем не сохранила никакой памяти
о том, как должна открываться собственная дверь - раньше как-то это получалось
само собой. Тогда она потянула ручку к себе. Дверь открылась с лёгким шелестом,
колокольчик приветствовал хозяйку и кошки всей общиной выбежали тереться о церковные
туфельки. Ефросинья стояла на пороге с ключом в руках и примеряла его к замку.
Он подошёл, но изнутри.
 Дома всё было прибрано, на плите стоял сготовленный Аграфеной овощной суп и
свежие сухари на противне. Мёртвая Аграфена всё ещё сидела на стене, совсем уже
небольшая, совсем уже тёмная, ссыхаясь во что-то вроде стручка.
 
 - Ты чего вернулась? - спросила напоследок Аграфена.
 - Приболела немного.
 - Что, простыла?
 - Да нет...
 - Хуже?
 - Нет - л у ч ш е! - засмеялась Ефросинья, выпрыгнула из туфель, наступив босой
ногой ближайшей кошке на хвост. Та взвизгнула от счастья, остальные позапрыгивали
на стулья и стол, Ефросинья приподнялась в воздухе над туфлями, заодно накренив
вверх столешницу. Кошки вперемежку с пустой посудой посыпались с наклонной поверхности,
отчаянно цепляясь за воздух. Некоторым это удалось и они начали разлетаться по
комнате, вращаясь и растопырив в удивлении лапы.
 - А-а, месячные. Ну что ж, давно пора тебе взрослой становиться - стручок говорил
всё тише - ешь там суп в кастрюле.
 
 Застирав пятно на белье, подложив между ног чистую марлю, Ефросинья задумалась
о том, сколько же ей лет. По разным подсчётам получалось разное количество. Если
считать по кошке, а так же по влюблённому, в год, по сыну в два года, то ей получалось
не меньше тридцати. А если считать от месячных, которыми всё-таки решила её одарить,
наконец, природа, то должно быть лет двенадцать. Ефросинья вспомнила, что под
коньком крыши домика, маленького снаружи, но большого и запутанного внутри, когда-то
была вырезана дата
его постройки. Она выглянула с порога - на улице собирался дождь, темнело и увидеть
снизу надпись под крышей не было никакой возможности. Летать почему-то не получалось,
и она ушла обратно в комнату в задумчивости. Взглянув изнутри на то место, где
всегда была надпись, Ефросинья закрыла глаза и стала пытаться рассмотреть надпись
сквозь стену. Цифры были, только они путались и выглядели неразборчиво.
 
 В конце концов, она поняла, что видит их, но не может прочитать из-за того,
что сквозь стену они зеркальны - и вздрогнула, разом поняв, что написанное. Домик
был датирован началом века. Сейчас был его конец, а она помнила  стройку. На
улице пролились первые капли, быстро перешли в самый настоящий ливень. Кошки
с интересом наблюдали за растерянностью Ефросиньи, и уловив, что она их наконец
заметила, подбежали дружной толпой ласкаться. Она налила и съела миску аграфениного
супа, потом ещё одну, потом ещё одну
и остаток доела прямо из кастрюли. Сжевала понемногу все сухари с противня, пошарила
по шкафам в поисках сухофруктов и орехов, завалявшихся от приходов гостей. Отобрала
у кошек куски булки с корицей и тмином. Но аппетит не прекращался. Ефросинья
сжевала застарелую сушёную рыбу, выплюнув верёвку, на которой та когда-то вялилась,
позапрошлогоднее варенье, квашеную капусту, в которую высыпала разом целый пакетик
с сухим укропом, всё ещё думая о том, что с ней происходит. Обрывки воспоминаний
витали в воздухе,
но не давались сознанию. Всё ещё желая чего-нибудь поесть, она открыла оставшийся
от отца словарь кулинарных изысков и стала в нём искать фасолевую похлёбку. Похлёбка
не находилась, зато на глаза попадалось множество рецептов самых разнообразных
блюд. Илиада под мошками, полутушёные кабачки со стульями, вывернутые араукарии,
дырочки отдельно от сыра и шахматная королева на мантилье. Ефросинья и сама не
заметила, как книжные рецепты перешли в сон.

Маляр
 
Ефросинья проснулась от того, что умерла. В её руке  была книга, круглая, как
кусочек мыла.
"Всё будет так, как должно быть, даже если будет совсем по-другому" - было выдавлено
на обложке.
"Как хочешь, так и было" - было выдавлено на другой стороне, и она стала намыливать
руки этой книгой. Надписи мелели, зато она заметила, что у неё чёрная кожа, с
которой смывается белизна. Она подумала, что здорово вот так уйти из дома, пойти
куда глаза глядят и стать кем угодно. Она ушла из дома и стала кем угодно. В
той жизни ей встретился маляр, он любил лестницы и пироги с капустой.

Антон
 
Антон спал на полу в квартире своих друзей в Питере.
Ему приснилась собака, которая сосала его грудь. По правилам этого сна надо было
съесть рыбу, чтобы появилось молоко и собака не умерла с голоду. Он поднёс рыбу
ко рту, но потом предумал и отдал рыбу сразу собаке. Она не знала, как её есть,
поэтому развязала свой пупок, как постромки рюкзачка, положила туда рыбу и вновь
завязала. Проснувшись, он понял, что сон говорил о его жене, что она беременна.
Проснувшись из этого сна, он понял, что жены у него нет, собака - он сам, а рыба
- эмбрион в его чреве. Проснувшись
ещё и из этого сна, Ефросинья поняла, что ей приснилось, что она беременный мужчина
по имени Антон, а эмбриону внутри взяться абсолютно неоткуда. Она была одинока,
и единственное, что в её жизни могло соответствовать сну о ребёнке, была книга,
которую она должна была написать.
 
В эту же ночь во сне она сидела на кухне старого дома напротив человека с её
кастрюлей на голове. "Меня зовут Антон. Я видел твою книгу. Я хочу быть её героем.
Съешь меня!" - проговорил он тихо и настойчиво, снимая с себя одежду, как шкуру
с убоины. Вместе с одеждой снялись и возраст и кастрюля - под ними оказались
другие глаза и другое тело. Он снимал с себя облик за обликом, внешность за внешностью,
пока не остался перед ней совсем голым, сверкая в полутьме негромкими руками
и острыми мальчишечьими плечами.
Ефросинья смотрела на него словно на движущуюся картину. В замедленном времени
он опустился перед ней на колени, взял столовый нож и пузырёк с горчицей и начал
обмазывать свои щёки, грудь, живот и ноги. Зачарованная зрелищем, она взяла соус
чили и расцветила его жёлтую живопись оранжевым. Он стал похож на индейца в боевой
раскраске. Ей показалось мало и она обсыпала его укропом. Взглянув в его прекрасные
умоляющие глаза, положила его на спину и украсила ломтиками огурцов. Он оказался
плоским, как бумага, и
она легла сверху и сжевала его всего.


 .........................................................................


АНОНСЫ

25 сентября в ЦДХ в 18.00 состоится первый в этом сезоне концерт Ольги Арефьевой.
Это будет "Рояль-Ковчег". По сложившейся традиции, эта программа играется только
раз в году, ко дню рождения ОА.
Участвуют Сергей Перминов (рояль) и Пётр Акимов (виолончель). 
В программе - горячо любимые произведения других авторов, в том числе классиков
(А.Вертинского, Г.Бреговича, А.Градского, Д.Б.Перголези, Насти, Н.Матвеевой,
Б.Гребенщикова), и некоторое количество собственных песен ОА. Визитной карточкой
этого проекта стала театрализация исполняемых произведений, порой переходящая
в клоунаду, отчаянное лицедейство и прочие безобразия. 
Адрес: Москва, Крымский вал, 10, м. Октябрьская, Парк Культуры.
Телефоны для справок: 238-19-55, 230-17-82. В кассах ЦДХ билеты продаются заранее.


 ........................


В субботу 24 сентября состоится бесплатное занятие тренинга ОА "Человеческая
комедия". Время - с 15 до 19. Место: м. Новокузнецкая, Раушская набережная
4, Центр непрерывного образования взрослых. Подробнее о тренинге 
http://www.ark.ru/ins/anouncs/training.html

 ........................................

13 октября в клубе "Апельсин" в 20.00 состоится электрический концерт Ольги
Арефьевой и "Ковчега".
Адрес клуба: м. "Краснопресненская" или "Улица 1905 года", ул. Малая Грузинская,
15.

 ...........................................


15 и 16 октября состоится двухдневный семинар Ольги Арефьевой в клубе INBI.
15 октября (суббота) с 15.30 до 18.30
16 октября (воскресенье) 15.00 до 18.00
Темы занятий:
Тело и движение, контактный танец, импровизация, ритм, речь, голос, пение.
Подробности www.inbi.ru/?uid=1833
О тренинге http://www.ark.ru/ins/anouncs/training.html

 ...........................................


22 октября в 19.00 в Питере в Театре Эстрады состоится акустический концерт
Ольги Арефьевой и "Ковчега".
Адрес: Б.Конюшенная, 27, м. "Невский проспект" 

 ..............................................


28 октября в ЦДХ состоится акустический концерт Ольги Арефьевой и "Ковчега".


 ..............................

Концерт "Шансон-Ковчега" в Перми с 10 ноября переносится на март. Дата и место
будут известны позже. 

 .....................................


В мае вышел в свет новый альбом Ольги Арефьевой и "Шансон-Ковчега" под названием
"Крутится-вертится".

 ..........................................

А ещё у меня есть домашняя рассылка, куда я посылаю
понравившийся юмор, забавные мелочи, статьи, иногда свои мысли.
http://groups.yahoo.com/group/arefieva-homelist/

Моя страница на фотосайте:
http://aiko.photosight.ru

Заработала страница нашей перформанс-группы "KALIMBA"
Есть фотографии и тексты.
www.ark.ru/ins/ovo/index.html

Пишите мне!
http://ark.loonart.ru/mailer.php

Оля