Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Я буду делиться с вами хорошим Уйти оттуда, где плохо


«И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли»

М.Ю. Лермонтов «Ангел»

В чужом огороде всегда виднее.

Муж моей сестры последние лет двадцать пьет запоями. Последние лет десять во время запоев он еще и буянит.

Лет пятнадцать назад сестра говорила, что, если она с ним разведется, то он погибнет.  Был момент, когда она перевезла его домой в его Подмосковный деревенский дом. Он ни разу не погиб. Хорошо помню, как она сперва повезла ему картошки, потом еще что-то, потом он как-то обратно вернулся.

Года три назад она уверяла, что все, хватит, пора разводиться. Но я почему-то не поверила. Она так говорила и раньше.

У нее есть все, что нужно для материальной жизни: работа, которая ее обеспечивает, машина, которая ее возит, дача для души и отдыха и Московская квартира. Собственно в Московской квартире муж и живет свой образ жизни: почти не работает и пьет запоями. Последние годы она научилась с этим обходиться без конфликтов.

И  я каждый раз все думаю: почему? Ну, ладно, когда дети, когда зависишь, но, когда все есть и даже любовь, зачем устраивать кому-то удобные условия для разложения? На каком основании?

Лет двенадцать назад сестра говорила, что хорошо знает, что можно ждать от мужа, а вот что ждать от других людей, она не знает.

Теперь про свой огород.

Недавно мы с Валей ходили на скрипку. Преподаватель заканчивала урок. Она постоянно говорила, что девочка не так держит ноту соль. Но говорила с нажимом, с энергией, с осуждением не поступка, а личности, задавливая и тут же требуя, ставя ребенка, таким образом, в тупик. Было видно, как девочка кукожится физически, как не может выдать требуемый результат.

Затем стала заниматься Валя. Преподаватель стала точно так же общаться и с ней. Жесткая критика, давление и при этом жесткое требование результата.

Валя, как и я, когда слышит резкую критику в свой адрес, впадает в ступор и начинает бояться ошибиться.

Моя старшая дочь Маша из этого ступора не могла играть на балалайке и в результате бросила музыкальную школу.

И вот я смотрю, как Валя глотает слезы и как показывает худший результат,  и думаю, что надо уходить, что сейчас желание заниматься отобьют и у нее.

По ходу занятия выясняется, что у преподавателя в этот день важный отчетный концерт. И я начинаю  чувствовать, что ее поведение связано с тем, что она сильно волнуется, но ей волноваться нельзя и ее волнение вылезает из нее вот таким поведением – гноблением детей.

Я заканчиваю занятие, и мы уходим.

Мое желание – больше никогда не приходить к этому педагогу.

Пока я выясняла, к какому педагогу лучше перейти, я узнала, что в тот день у нашего преподавателя был не только концерт. Накануне она упала, и чуть ли не сломала себе что-то.

Она нас учила, преодолевая не только волнение, но еще и физическую боль.

Но почему нашей преподавательнице нельзя сказать, что ей больно и плохо? Почему нельзя остаться дома? Отчего она, явно не справляясь с ситуацией, продолжает?

Я сильно переживала этот урок. Словно критиковали меня. Главным образом, я переживала о том, что не могу просто уйти от педагога, что я почему-то понимаю и чувствую ее боль, и мне не хочется ее обижать тем, что я уйду. В то же время я понимаю, что Валя-то тут не причем. Педагогу больно, а в результате больно моей дочери.

Понимаю, что не смогу найти подходящих слов для нашего преподавателя, чтобы объяснить ей, что ей просто больно, а дети не виноваты.

И пока мне больно, я не замечаю, что начинаю общаться с близкими людьми странным образом. Я почему-то начинаю обвинять их в чем-то.

Замечаю себя в боли, и в моменте, где мне нельзя признаться, что я не справляюсь, и почему-то обвиняю  других людей, что они не могут мне помочь. Помогать мне эти другие люди совершенно не должны. А боль в душе почти физическая. Боль требует принятия от других людей. Боль проходит, как только случается в мире малое принятие от совершенно чужих людей.

А дальше мы должны были выйти из дома к врачу со старшей дочкой и младшую брали с собой. И вот младшая начинает себя вести плохо. Медленно собирается, кулаки нам показывает, грубо говорит.

Мы чуть не опаздываем к врачу, чуть не пропускаем свою очередь.

Позднее я понимаю, что ей было плохо. Она не хотела выходить из дома.  У нее было интересное дело дома. Она не чувствовала, что ей плохо, не чувствовала, что переживает из-за этого, а вместо этого обвиняла  других.

Я увидела одно большое колесо, в котором мы все кружимся вместе с дочерью, педагогом, сестрой.

Я обнаружила основные моменты того, почему мы не уходим оттуда, где нам плохо.

Первый: боль внутри не всегда осознается. Чувствуешь дискомфорт, но не понимаешь, что тебе сейчас плохо.

Второй: отчего-то нельзя признаться, что тебе больно. Можно предположить, что когда-то давно нашим предкам это было запрещено делать. Например, во время революции, или войны всем было плохо, и говорить о своей боли было не уместно. Возможно, говорить про боль было бесполезно: никто не услышит, и не поймет, и не поможет. Есть еще тема, что надо, чтобы выглядело все хорошо, плохое игнорируется, как бы не существует. Нужно, чтобы картинка была позитивной.
Фантазировать на эту тему можно бесконечно. Я думаю, что в данном случае важнее не причина, почему нельзя, а именно факт, что людям нельзя говорить, что им больно.

Третий: очень часто люди не уходят оттуда, где им плохо. Живут всю жизнь с мужьями-алкоголиками, не могут позволить себе остаться дома со сломанными костями, потому что нельзя пропустить важный концерт и так далее.

Четвертый и самый главный момент: люди тем, или иным образом начинают обвинять других людей в своей боли, словно другие люди обязаны им помогать, но не делают этого.

Происходит это очень по-разному, либо в дурном настроении отвечают, либо нападают, как наш педагог. Нападение всегда с энергией той самой боли. Другими словами люди в этом месте начинают делать больно другим людям. И все это происходит, чаще всего, не осознанно.

Я объяснила дочери про ее педагога, про то, что педагогу было больно, и что к Вале это не имело отношения.

Валя сказала, что ей очень страшно идти на следующее занятие, но что она очень будет стараться заниматься лучше.

Это был великий момент в нашей жизни.

Валя действительно собралась. Так хорошо она еще никогда не играла. (Принятие критики педагога). И вдруг я увидела, что преподаватель ее хвалит за то, что у нее получается, как Валя распрямляется от похвалы и играет еще лучше. (Принятие Вали). С того занятия она не отпускает из рук скрипку.

И я понимаю, что не факт, что опыт  «гнобления» не повториться и,  возможно, что педагога придется менять.

Но, кажется, я поняла главное.

Уйти оттуда, где плохо – это для начала увидеть, что тебе плохо. Найти стороннего человека, который искренне может тебе сочувствовать.  (Близким боль тоже иногда попадает куда-то, и они могут нанести еще большую травму вместо помощи). В идеальном варианте сочувствовать себе самой, но это уже высший класс, и лучше для начала с кем-то договориться о рамках сочувствия.

А дальше нужно понять, что я могу себе сделать, чтобы больше не чувствовать  боль.

Моя сестра не развелась с мужем, но при этом  последние года  три она уже не страдает из-за его образа жизни. Оставить его в своем доме, браке – это ее выбор. Она создала себе место, где ей хорошо.

Оказывается, что даже в пространстве, где тебе плохо, можно отказаться от боли. Принять ситуацию, в которой находишься и очень честно сделать все, чтобы больно не было.

 Моя бабушка не разводилась со своим мужем, потому что она полностью от него зависела. Я не помню проявления любви между ними. Она убеждала мою маму не разводиться с мужем, когда мама приходила и плакала ей о своей боли, бабушка призывала ее терпеть.

Мы с сестрой не разводимся с мужьями, с которыми давно все закончилось, из-за страха неизвестного, страха, что впереди вдруг окажется хуже.

Очень многие люди приспосабливаются, чтобы оставаться в соответствующих социальных рамках и статусах.

Наверное, чтобы быть по-настоящему счастливым человеком, нужно обладать смелостью. Силой, которая позволит не испугаться глобальных перемен. Намереньем, которое привлечет в жизнь нужные обстоятельства, чтобы там впереди все не стало еще хуже.

Мне сегодня не хватает смелости и силы для намерения создать себе более благоприятные условия для жизни.

Я сегодня человек, который увидел, что когда мне больно, я начинаю нападать на других людей, словно другие люди обязаны что-то для меня сделать.

Возможно, когда  я смогу изменить форму проживания боли, когда научусь сочувствовать себе, у меня получится набраться храбрости и изменить обстоятельства моей жизни на более благоприятные.

P.S.

Мы ехали с Валей в трамвае. Валя села на место, которое сразу слева около первой двери. Я встала напротив, и вышло так, что почти загородила проход. Людям крупнее было сложно, но возможно проходить мимо. Кто-то просил меня пропустить, что я и делала. Кто-то пробирался усилием. А одна женщина не выдержала и сказала:

- Вы удивительная женщина, встали прямо на проходе.

- У меня тут ребенок, - хотела я начать оправдываться. Но тут же заметила, что женщина вряд ли будет задумываться о том, зачем я стою на проходе.

- Спасибо за комплимент! Я действительно удивительная! – успокаивала я свою «непринятую часть».

- Это не комплимент, - говорила женщина, продолжая убеждать меня, что ничего хорошего она мне не сказала, не глядя на меня, и уже выходя из трамвая.

- И вам здоровья, - буркнула я ей вслед, и поняла, что она меня все же зацепила.

Зацепила тем, что у нее лишь препятствие на пути, я не была для нее человеком, который почему-то вдруг стоит в проходе на неудобном месте.

Я пыталась выйти из ситуации, но боль уже разливалась по телу.

Я отвечала что-то Вале, но я была в это мгновение другая.

Я пришла домой и, вместо того, чтобы начать цеплять детей,  рассказала Маше, о том, что хоть я и пожелала здоровья женщине, не ответила грубостью, ситуация меня зацепила.

- Мама, но ты хотя бы попыталась! – ответила Маша, и ощущение боли в душе прошло, я вернулась к себе.

 


В избранное