А что такое русский рок, вообще-то? Знаете, мне вот надоело слышать апокалиптические умозаключения с весьма глубокомысленным видом о смерти так называемого русского рока. В таком-то году он появился, прожил бурную, но короткую жизнь, и примерно в таком-то году он умер. Оставив нам разлагающиеся останки в общем-то приятного, но уже довольно-таки зловонного трупа.
А что такое русский рок, вообще-то? Знаете, мне вот надоело слышать апокалиптические умозаключения с весьма глубокомысленным
видом о смерти так называемого русского рока. В таком-то году он появился, прожил бурную, но короткую жизнь, и примерно в таком-то году он умер. Оставив нам разлагающиеся останки в общем-то приятного, но уже довольно-таки зловонного трупа.
Каждый раз хочется спросить высоколобого автора, что он-то понимает под словом «русский рок»? Тот же крепкий паренек по имени Юрий Шевчук вроде все так же ходит по бренной русской земле.
Он – живой труп? Или привиделся?
«Аквариум»
собирает большие залы. «Алиса» собирает больше зрителей, чем в том легендарном 1990 году, когда выступила два дня подряд в «Лужниках» (не считая концерта памяти Цоя). Ну да, Цой умер. А Петр Мамонов жив. И его знает несоизмеримо больше людей, чем знало в 1989-м, на фестивале в московской рок-лаборатории после записи альбома с Брайаном Ино.
Может быть, мы оперируем разными терминами. Есть еще так называемый золотой век русского рока. Тогда казавшиеся глухим андеграундом рок-музыканты
вдруг получили все главные площадки страны. Так они и сейчас при них. Кто, собственно, собирает всякие «Олимпийские» и «Лужники»? Жасмин, что ли? Гляньте в афишу больших залов. Надо ли шептать на ушко, что у Савичевой на прошлой неделе отменился первый сольный концерт в Москве, из-за того, что в КЗ «Мир» было продано всего 35 билетов? У Пугачевой не было сольных концертов в столице нашей родины уже с 1998 года!
Кто у нас труп?
Русский рок вообще непонятно, как
описывать. Вот есть японский рок – japan rock – там обилие хард-запилов, и по сути это олдовый хард-рок на японском. Есть венгерский рок – там музыканты отлично подделываются под свои ВИА 80-х. Есть балканский рок – это для тех, кто любит фильмы Эмира Кустурицы.
Русский – это звучит гордо. Но как-то неопределенно.
Как-то я писал колонку для деловой газеты «Взгляд» под названием «Три распространенных заблуждения о русском роке», и попытался оформить
этого взбалмошного клиента. Получилось, что заблуждений много, криков очень много, истерик невероятно много, но – каждый говорит о своем роке.
Так какой из них русский?
Обычно русский рок – это когда интересный искренний текст под незатейливый в меру рок-аккомпанемент. Кстати, «Гражданская оборона» под это определение тоже попадает. И новый альбом «Аукцыона», который я с огромным удовольствием прослушал на днях, – тоже попадает! И последний альбом «Короля
и Шута», сказочный и нетерпеливый, – тоже здесь. Если спросить Летова, Федорова и Горшенева – то нет, конечно, они тут же руками начинают махать. А мы не будем их спрашивать. Мы им ничего не скажем.
И ведь все дело в том, что такой рок не закончится никогда. Потому что всегда в рязанской или орловской глуши найдется парень, который сбацает под гитару искреннюю песню, сыграет ее под ритм-секцию… и будет прав, если назовет все это дело русским роком.
Песня может сочиться кровавыми
слезами или тонко иронизировать по поводу существующего строя. Песня может быть про любовь или про новые развалившиеся кроссовки. Песня может раздирать душу в клочья или вызывать суровое сжимание кулаков.
Песня не может быть бездарной. Песня не может быть безъязыкой. Русский рок поет по-русски, потому что это великий потрясающий воображение всех лингвистов язык. И потому, что песня должна достучаться до самого сердца. До покалывания, до того, чтобы захватывало дух.
Русский рок – это большая
песенная культура. Культура огромной и невероятно талантливой страны. У которой стучит сердце. И складываются слова.
