Нашим подписчикам выпала возможность первыми ознакомиться с интереснейшей рецензией на альбом "Синее Солнце" работы Алексея Романовского (г. Москва). Итак,
франко-даосы
Когда альбом "Синее солнце" группы "Война поэтов" попал ко мне в руки, первое время я был до странного неприятно поражен. Как правило, я распознаю музыку, которая мне нравится (и могу точно сказать, за что именно), с первой-второй песни; бывает, что вещь вызывает отторжение, и мне приходится долго к ней прислушиваться; и, наконец, отстой фильтруется раз и навсегда. Но все мои попытки браво, по-пионерски приступиться к "Синему солнцу" (как это часто бывает в рекламе, чуть ли не с разбегу забросить CD в дисковод, откинуться в кресло и слушать) кончались неудачей. Альбом не давался. Тогда я отступил, поднес к глазам обложку и стал внимательно ее рассматривать. Первой
мне бросилась в глаза строчка "Не для продажи в Бужумбуре, Улан-Баторе и Солт-Лейк-Сити". "Не для продажи!" Это очень существенный намек, в наше время почти тождественный "sapienti sat". Он означает, что ткань ассоциативной игры следует просматривать на свет в поисках конспирологических "водяных знаков" (заглавный образ альбома раскрывается в его заглавной песне как "обычное" солнце, наблюдаемое сквозь "необычный" светофильтр; но каждый физик скажет, что на самом деле светофильтр ничего не добавляет к исходному спектру...). Итак, "Бужумбур, Улан-Батор и Солт-Лейк-Сити". С последним исторически связана секта мормонов, т.н. "святых последних дней". Улан-Батор с меньшей долей достоверности репрезентует Внутреннюю Монголию - одна из стрел оттуда указывает на Тибет, а другая на Чингисхана и крайнее конфуцианство - чингисханизм; но мы поверим третьей стреле. Расшифровывая звукоподражательное
"Бужумбур", невозможно не вычленить французское "bourg", "поселок" (то же, что и "town"); тогда "бужум" - это то же, что и английское "буджум" (или, в другом переводе, русское "без"), обозначающее расовую принадлежность Неуловимого Снарка. "Бужумбур" - "Город дьявола"; итак, речь идет о магическом предмете (альбоме), доступном лишь очищенным сердцем, а обычным людям видимом проблесками и эпизодически, чтобы только не теряли из виду. Разбирая далее по ассоциациям, будем помнить, что "в мире образов не существует негации", и запрет на белую обезьяну указывает на белую обезьяну не хуже (а иногда и лучше), чем называние (и призывание) белой обезьяны. Salt Lake City - первые два слова ассоциируются с "Solar" и "Light" ("солнечный" и "светлый", последний также "легкий"), "City" - звукоподражает "Tss...", т.е. тишине и прислушиванию с
пальцем у губ. А Улан-Батору монгольского государства предшествует Улан-Батор монгольских кочевников - "благословен степной ковыль, // сосцы кобыл и воздух пряный" (если я не переврал, то это Саша Черный, "Кумысные вирши"); "Закрой глаза. Увидишь - там чабрец // среди камней. Он отцветает. // И шарик вверх взлетает иногда." (а это Саша Сорокин).
"Синее солнце, желтые травы, зеленый песок..."
"Нам суждено дорожить, Мы должны объяснять...
...Чтобы вместе прожить И встретить радости мая..."
"Так заверни свою мечту В облако, в облако..."
Тогда я вспомнил, где я слышал похожий голос - "молодой", но совершенно не "звонкий"... потому что эта молодость - флейты, немного ручья, но не велосипедного
звонка.
Денис Вагин, Рязань, бывший басист Лилии Борисовой, которого мы когда-то в шутку сравнивали с помолодевшим Гребенщиковым.
"Такое синее небо Бывает лишь в мае. Мы глядим снизу вверх на него И растем."
Это называется "наивное искусство" - прошедшее полный круг, рождающееся из полной чашей выпитого и перемолотого абсурда взрослости.
Вот, например, у Дениса:
В этом доме так много свободы, В его стенах наши мечты. Их смешали с бетоном, гвоздями Распяли. Здесь будешь жить ты.
Проходи, не стесняйся, не бойся. Твоя крепость тебя защитит. На пороге дежурят соседи, Приемник на кухне молчит.
А вот у Константина Ионочкина:
Делал шаги, не боялся ошибок своих, Я не верил, что можно хоть что-то менять И не дать ответ, за что...
Штампованный
взрослый мир обрывается многоточием. Припев - "Жизнь моя с тобой не получилась..." - уже с макаревическими интонациями, без голоса, даже без издевки; так дети лет четырех рассказывают о том, что они "гоночные полицейские", или у них "утки полетят в прокурору" ("прокурора" - это "место, где курят"). Вернемся еще на шаг и внимательно рассмотрим место действия. Почти у всех песен, кроме "Жизни моей", "До свидания" и последней (на чужой английский текст) это пляж.
С нами три гитары, Солнечное небо, Так нам будет проще Пересечь пространство, пересечь пространство
И туда... А мы туда...
Семантика пляжа в Традиции принципиально отлична от семантики берега. Берег - это Место Встречи ("к берегу спешат пароходы, к берегу бегут поезда...") - линия столкновения противоборствующих начал, Космоса (Суши) и Хаоса (Море); линия фронта.
Пляж совершенно мирен; это не линия "поперек", это линия "между", "ни-там-ни-тут". На пляже лежат, не будучи ориентированными в пространстве. На пляже происходят всякие "мистические" события, даже трагедии - но непредсказуемые; они проистекают не из моря и не с суши, но из полосы между морем и сушей. Именно так в "Тени акулы" Честертона появляется убийца с сачком и молотком; именно оттуда, по самой кромке прибоя, в "Once is not enough" (адекватного русского перевода не существует) приходит тень, уводящая главную героиню в пучину океана.
Через весь альбом сквозной нитью проходит идея "поймать ускользающее"; идея Дао, Среднего Пути, балансирования "между и между".
Присмотревшись к обложке, легко увидеть: слева на ней ночное освещение, справа - дневное. Почему я не заметил этого раньше? -
А вот для этого как раз и нужны Голубые Очки, как-бы-отстраненный, недихотомный, "боковой" (lateral) взгляд на происходящее. Эффект, который по праву следовало бы называть "смещением точки сборки", если бы перевод этого традиционного даосского понятия не был украден Кастанедой. Но тогда лирический герой и сам - Идущий по пляжу, Feeling like a number one; идущий по кромке воды, идущий навстречу неизвестному, свидетель не просто ускользающего, но догоняемого (не услышать это в совершенно "пинковских" проигрышах и подпевках "Острова" невозможно). Теперь становится понятным эпилог. Вначале написание "Super trouper" показалось ошибкой - правильно ведь "trooper" (ратник) от "troop" (ополчение), с где-то недалеко подразумеваемым русским "труп" (мертвец). Но если вспомнить, что "Boujum-Bourg" следует читать по-французски, то и здесь актуально французское "la troupe", "труппа", игра на публику,
выступление. В конце концов, и сама песня - об игре на публику, но не перед публикой (как перед Берегом), а мимо публики. Зажмуриваюсь. Еще одно deja vu - ранняя Алла Пугачева, "Канатоходка", которую я слышал в семь-восемь лет. Еще одна даосская песня.
И я держу баланс дрожащими руками, Иду и вижу вас с закрытыми глазами...
И где-то внизу, в толпе... somewhere in the crowd there's you. А может быть, ближе?
Я так и не понял в детстве, падает ли канатоходка Пугачевой. И мне совершенно неясно, что же будет, когда канатоходец Елесина-Ионочкина встретится с Идущим Навстречу. И я жду продолжения.