| ← Январь 2014 → | ||||||
|
1
|
2
|
3
|
4
|
5
|
||
|---|---|---|---|---|---|---|
|
6
|
7
|
8
|
9
|
10
|
11
|
12
|
|
13
|
14
|
16
|
17
|
18
|
19
|
|
|
20
|
21
|
22
|
23
|
24
|
25
|
26
|
|
27
|
28
|
29
|
30
|
|||
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://www.novostiliteratury.ru
Открыта:
20-05-2013
Статистика
0 за неделю
Новости литературы
|
Приветствуем Вас, уважаемый
читатель!
Основные
события с 20 по 29 января 2014 года:
Что нового
В
Польше опубликуют личные записи папы Римского Иоанна Павла II
Понтифик в своем завещании просил
сжечь его личные записи после смерти, однако Станислав Дзивиш, личный секретарь
Пары Римского, а ныне — кардинал и епископ Краковский, этого не сделал.
В
Михайловском пройдет Пушкинский фестиваль
В музее-заповеднике «Михайловское»
9 и 10 февраля 2014 года санкт-петербургский театр-студия «Пушкинская школа»
государственного Пушкинского театрального центра представит два новых
спектакля.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/novosti/v-mixajlovskom-projdet-pushkinskij-festival/
Об
Изумрудном городе снимут сериал в духе «Игры престолов»
О съемках мини-сериала по мотивам
произведений Лаймена Фрэнка Баума объявил телеканал NBC. Предполагается, что
картина будет состоять из десяти серий, созданных в духе «Игры престолов».
Ефремов
запишет аудиоверсию «Вредных советов жуликам и ворам» Остера
В конце января 2014 года
издательство «АСТ» выпустит книгу "Вредные советы жуликам и ворам"
популярного детского поэта Григория Остера. К изданию будет прилагаться
аудиодиск с записями стихотворений.
Украинская
«Википедия» будет недоступна в знак протеста против принятых законов
Ресурс будет недоступен ежедневно в
течение получаса из-за подписания президентом Украины Виктором Януковичем
закона об уголовной ответственности за «экстремизм» в сети Интернет.
Джона
Р. Р. Толкиена могут причислить к лику блаженных
Молитву о беатификации (причислению
умершего к лику блаженных католической церкви) британского писателя Джона Р. Р.
Толкиена подготовила группа англиканских католиков.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/novosti/dona-r-r-tolkiena-mogut-prichislit-k-liku-blazhennyx/
Выпущена
первая книга в трехмерной обложке
Издательство Riverhead (США)
совместно с MakerBot firm, основное направление деятельности которой — печать
на 3D-принтерах, выпустило первую в мире книгу в трехмерной обложке.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/novosti/vypushhena-pervaya-kniga-v-trexmernoj-oblozhke/
Андрей
Иванов остался с «НОСом»
Лауреатом литературной премии «НОС»
(«Новая словесность») стал писатель Андрей Иванов. Награда была вручена автору
вчера вечером за роман "Харбинские мотыльки".
http://novostiliteratury.ru/2014/01/novosti/andrej-ivanov-ostalsya-s-nosom/
Книгу
о дрессировке детей изъяли из продажи в Швеции
В издании подробно описывается, за
что, когда и как именно нужно бить детей и применять к ним другие виды
домашнего насилия, чтобы добиться идеального послушания.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/novosti/knigu-o-dressirovke-detej-izyali-iz-prodazhi-v-shvecii/
В
Лондоне создадут литературные портреты исторических деятелей
Британская писательница Хилари
Мэнтел по заказу Лондонской национальной портретной галереи создаст
литературный портрет Томаса Кромвеля.
Лукьяненко
выложил в блоге начало «Шестого дозора»
Российский фантаст Сергей
Лукьяненко в своем блоге в «Живом журнале» опубликовал пролог и первую главу
новой книги «Шестой дозор», завершающей серию о приключениях Антона
Городецкого.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/novosti/lukyanenko-vylozhil-v-bloge-nachalo-shestogo-dozora/
На
аукционе «Кристис» планируют продать книгу за 13,4 млн. долларов
Роскошно иллюстрированный сборник
молитв когда-то принадлежал Ротшильдам; среди иллюстрированных книг это издание
уже ставило рекорд по цене продажи — в 1999 году оно ушло с молотка за 13,4
млн. долларов.
Создана
книга, которая показывает настроение читателя
Специальная книга, которая была
создана американскими физиками, позволяет отслеживать внутреннее состояние
читателя и с помощью подсветки и вибраций отображать его.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/novosti/sozdana-kniga-kotoraya-pokazyvaet-nastroenie-chitatelya/
Гранин
в «час памяти» в бундестаге рассказал о блокаде Ленинграда
На «часе памяти» присутствовали
президент Йоахим Гаук, канцлер Ангела Меркель и глава немецкого парламента Норберт
Ламмерт; оказывая честь российскому гостю, они лично сопроводили писателя к
трибуне для произнесения речи.
Найдены
два ранее неизвестных стихотворения Сафо
К ученому за консультацией
обратился владелец древнего папируса, и после тщательного изучения раритета
Оббинк установил, что перед ним именно стихотворения древнегреческой поэтессы.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/novosti/najdeny-dva-ranee-neizvestnyx-stixotvoreniya-safo/
Эти и
другие новости можно прочитать в разделе http://novostiliteratury.ru/category/novosti/
Обзор книжных новинок
Жоэль
Диккер «Правда о деле Гарри Квеберта»
Тираж романа во Франции превысил
два миллиона экземпляров, а 27-летний автор получил за эту книгу Гонкуровскую
премию лицеистов и Гран-при Французской академии.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/anonsy-knig/zhoel-dikker-pravda-o-dele-garri-kveberta/
Стас
Ковви «Ври! Ленись! Завидуй!»
Из этой книги вы узнаете, какие
алкогольные напитки любили Пётр I, Байрон, Сталин и Хэмингуэй; является ли курение причиной
возникновения рака легких; какие виды спорта способствуют получению большего
вреда, чем здоровья?
http://novostiliteratury.ru/2014/01/anonsy-knig/stas-kovvi-vri-lenis-zaviduj/
Мирьяна
Новакович «Страх и его слуга»
Действие происходит в XVIII веке в
Белграде, куда со своим слугой приезжает граф Отто фон Хаусбург. Туда же
прибывает и Клаус Радецки, врач, следователь по особым делам на службе Его
императорского величества.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/anonsy-knig/miryana-novakovich-strax-i-ego-sluga/
Юрий
Буйда «Яд и мед»
«Яд и мед» — классический образчик
современной интеллектуальной прозы, смелое и самобытное произведение, в котором
воссоздана жизнь нескольких поколений рода Осорьиных.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/anonsy-knig/yurij-bujda-yad-i-med/
Ребекка
Смит «Советы Джейн Остин. Благоразумие леди эпохи Фейсбука»
По мнению издателей, веку
нынешнему, эпохе Фейсбука, не хватает мудрости Джейн Остин, поэтому добрые
советы писательницы будут весьма кстати.
Василий
Маханенко «Путь шамана. Тайна темного леса»
Издательство «Эксмо» представляет
новую книгу Василия Маханенко «Путь шамана. Тайна темного леса», действие
которой происходит в игровой виртуальной реальности, куда попадает человек из
нашего мира.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/anonsy-knig/vasilij-maxanenko-put-shamana-tajna-temnogo-lesa/
ЧИТАЙТЕ БОЛЬШЕ АНОНСОВ НОВЫХ КНИГ
НА САЙТЕ: http://novostiliteratury.ru/category/anonsy-knig/
СЛЕДИТЕ
ЗА ОБНОВЛЕНИЯМИ РАЗДЕЛА С ОТРЫВКАМИ ИЗ НОВЫХ КНИГ: http://novostiliteratury.ru/category/excerpts/
Что читать детям?
Винзор
Маккей «Малыш Немо в Сонной Стране»
Во втором томе истории Немо
попадает в лапы к пиратам, а также оказывается в ледяном дворце Джека Инея,
знакомится с миловидной ведьмой и сражается с обезьянами, торговавшими рабами.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/anonsy-knig/vinzor-makkej-malysh-nemo-v-sonnoj-strane/
Нил
Гейман «К счастью, молоко!»
Это история отца, который,
отправившись за молоком для своих детей, неожиданно для себя начинает
совершенно удивительное путешествие.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/anonsy-knig/nil-gejman-k-schastyu-moloko/
Мэрайя
Кери напишет книгу для детей
Американская поп-певица Мэрайя Кери
напишет детскую книгу к Рождеству. Соавтором звезды выступит её супруг Ник
Кэннон, а главными героями истории — их близнецы Рок и Ро, родившиеся 30 апреля
2011 года.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/knigi-dlya-detej/merajya-keri-napishet-knigu-dlya-detej/
Эти и
другие материалы из серии «Лучшие детские книги» читайте на сайте: http://novostiliteratury.ru/category/knigi-dlya-detej/
Электронные книги
TeXet
TB-566: черно-белая, но яркая электронная книга
Букридер представлен в шести
вариантах оформления: красный, зеленый, мятный, фиолетовый, серый в сочетании с
черными рамками и оригинальный голубой с нежно-желтой рамкой.
«Вам
нарезать?» — Slicebooks Store предлагает книжные миксы
Создавать новый контент, разделяя
произведения на части и смешивая их, в Slicebooks Store может каждый — для
этого есть инструмент eBook Remixer.
http://novostiliteratury.ru/2014/01/novosti/vam-narezat-slicebooks-store-predlagaet-knizhnye-miksy/
Литературный календарь
21
января 1889 года родилась Эдит Толкиен
Пылкая юношеская влюбленность
помешала Толкиену поступить в колледж, и тогда духовный наставник Джона отец
Фрэнсис Морган из Бирмингемской церкви взял с него обещание не общаться и даже
не переписываться с Эдит, пока юноше не исполнится 21 год.
«Не
могу быть гениальным все 24 часа, не
останется времени на бритье…» — 22 января 1788 года родился Джордж
Гордон Байрон
Сегодня Байрона назвали бы «троллем
80 уровня»: узнав, что в Кэмбридже студентам нельзя было держать собак в своих
комнатах, лорд завел… медвежонка!
«Счастье.
Вот оно, большое человеческое счастье, когда ничего не нужно объяснять,
говорить, оправдываться и когда люди уже сами все знают и все понимают…» — 22
января 1904 года родился Аркадий Петрович Гайдар
Существует две версии появления
псевдонима «Гайдар» — прозаическая и романтическая; сам писатель, впрочем, ни
одну из них не поддерживал и не опровергал.
«В
мире столько безумия, что извинить бога может лишь то, что он не существует…» —
23 января 1783 года родился Фредерик Стендаль
В биографии Фредерика Стендаля
(настоящее имя — Анри Мари Бейль) было немало поистине впечатляющих моментов,
которые оказали значительное влияние на его творчество и на развитие литературы
XIX века в целом.
«Дым
забывает мир, над которым вознесся он…» — 23 января 1930 года родился Дерек
Уолкотт
Большим другом Уолкотта был Иосиф
Бродский. Коллега так отзывался о нем: «Метрическое и жанровое его разнообразие
у меня просто вызывает зависть… Его стихотворения – это сплав речи и океана».
23
января 1930 года родилась Таня Савичева
Дневник Тани Савичевой вряд ли
когда-то издадут или экранизируют, ведь он состоит всего из девяти записей,
написанных детским почерком...
23
января — День ручного письма, или День почерка
Выбранный день связывают с именем
Джона Хэнкока, американского государственного деятеля, который одним из первых
поставил свою подпись под Декларацией независимости США и который родился 23
января 1737 года.
«А
что, если я лучше своей репутации?» — 24 января 1732 года родился Пьер Бомарше
Бомарше — псевдоним писателя; свое
настоящее имя, Пьер Огюстен Карон, он частично зашифровал в имени самого
знаменитого своего персонажа — Фигаро (от Фикаро — сын Карона).
«Не
следует страшиться мелких жертв ради достижения крупных выгод…» — 24 января
1776 года родился Эрнст Теодор Амадей Гофман
Гофман рос практически сиротой —
его родители развелись, когда мальчику исполнилось три дня. Мать, с которой он
остался, постоянно болела и практически не участвовала в его воспитании.
«Я
не хозяин никому, и никому я не слуга…» — 25 января 1759 года родился Роберт
Бёрнс
Роберт Бёрнс появился на свет 25
января 1759 года. Он родом из деревни Аллоуэй, расположенной неподалеку от
города Эйр.
«У
каждой женщины, если она собирается писать, должны быть средства и своя комната…»
— 25 января родилась Вирджиния Вулф
Вирджиния Вулф родилась 25 января
1882 года в Лондоне; её отцом был известный литературный критик сэр Лесли
Стивен Дакуорт.
«Во
всех странах железные дороги для передвижения служат, а у нас сверх того и для
воровства…» — 27 января 1826 года родился Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин
Утверждать, что Салтыков-Щедрин
писал сказки — примерно то же самое, что настаивать на другом факте —
Достоевский писал исключительно о загадочной русской душе. Сказки
Салтыкова-Щедрина — сатира, актуальная в любой век.
«Думай
о смысле, а слова придут сами…» — 27 января 1823 года родился Льюис Кэрролл
Центральным событием в биографии
Льюиса Кэрролла, настоящее имя которого - Чарльз Лютвидж Доджсон, стало издание
книги «Алиса в Стране чудес», хотя, заметим, известность ему принесли
изначально труды по математической логике.
Иногда
думаешь: все кончено, точка, а на самом деле — это начало. Только другой
главы…» — 27 января 1891 года родился Илья Эренбург
В 1895 году семья Эренбургов
переехала в Москву; здесь Илья поступил в гимназию, откуда в 6 классе был
исключен за связь с большевиками.
«Нет
такого горя, которое бы не отступило перед жизнью. И это — великое счастье…
Иначе как бы мы все стали жить?» — 28 января 1897 года родился Валентин Катаев
Интересный факт: Валентин Катаев
никогда не водил машину, и причин этого не объяснял. Обычно за рулем сидела его
жена Эстер Давыдовна.
«По
90. Каждому!»: «Трем толстякам» Олеши исполняется 90 лет
По словам Ирины Озерной,
исследователя творчества писателя, работу над романом Олеша начал в 1923 году.
Последняя беловая рукопись датируется 28 января 1924 года.
* * * И еще многое другое о
мире литературы на нашем портале. Следите за обновлениями на http://novostiliteratury.ru/ !
Бонус подписчику! 10 книг, которые
легли в основу январских экранизаций Январь – месяц семейных праздников: именно поэтому,
наверное, в последние несколько недель чтению книг в уютном одиночестве многие
из нас предпочитали поход в кино с близкими и друзьями или же просмотр свежих
картин в домашнем кинозале. О книгах, которые легли в основу лучших экранизаций
января-2014, сегодня рассказывают «Новости литературы». Анн и Серж Голон «Анжелика, маркиза ангелов» Новый вариант экранизации истории
о прекрасной Анжелике в России был представлен 9 января (мировая премьера
состоялась 18 декабря 2013 года). Роман, открывающий серию книг супругов Голон,
повествует о блистательной Франции образца XVII века, где юная красавица против
своей воли оказывается супругой богатого графа де Пейрака, хотя любит простого
парня Николя. Однако со временем Анжелика перестает бояться мужа, начинает
доверять ему и уважать де Пейрака, искренне влюбляется в человека со светлой
душой… Но приезд короля вынуждает её бороться за свою любовь и искать
помощников в этом нелегком деле. Маркус Зусак «Книжный
вор» Кино, которое в мировом прокате появилась 3 октября 2013
года, российские зрители увидели лишь 16 января. Это достаточно сложная и
тяжелая история о Германии в преддверии Второй мировой войны и о девятилетней
Лизель, которая, приехав к своим приемным родителям, только учится читать. Со
временем чтение становится для неё естественной потребностью – такой же, как
голод, жажда, сон, - однако семья живет небогато, поэтому единственный способ
получить новый том – украсть его. Книги помогают Лизель понять события,
происходящие вокруг – тотальный голод, гонения на евреев, унижения, противостояние
фашистов и антифашистов. Что ж, Лизель обязана выжить; к счастью, умение
воровать книги – отнюдь не единственный её талант. Джоан Виндж «47 ронинов» В основе и книги, и
фильма «47 ронинов» - японская легенда, созданная в начале XVIII века. Благородные самураи, которые лишились своего сюзерена,
отправляются в поход, чтобы отомстить за него. Волею судьбы их предводителем
становится Кай, бывший изгой, найденный в лесу ещё мальчишкой. Именно ему
предстоит провести ронинов к врагу, погубившему господина, выстоять в сражениях
с чудовищами, столкнуться один на один с колдуньей-оборотнем и, к слову, не
только отомстить убийцам сюзерена, но и спасти дочь погибшего, ведь она –
возлюбленная Кая. Мэг Розофф «Как я
теперь живу» Мировая премьера фильма «Как я теперь живу» по одноименному
роману Мэг Розофф состоялась 3 октября 2014 года; в российском прокате картина
появилась лишь 9 января. Сюжет истории разворачивается в недалеком будущем:
Дейзи, которой всего 15, приезжает погостить в Лондон из Нью-Йорка к своим тете
с дядей, и здесь, на Туманном Альбионе, без памяти влюбляется в своего
двоюродного брата Эдмонда. Однако их счастью долго длиться не суждено – Третья
мировая война рушит все планы… Том Клэнси. Серия
книг о Джеке Райане Формально скончавшийся в прошлом году писатель Том Клэнси,
мастер современного шпионского романа, не писал книги, которая легла в основу
фильма «Джек Райан: Теория хаоса».
Однако и не упомянуть его имя в этой подборке мы также не можем, ведь Клэнси
создал персонажа Джека Райана и дал «добро» на его использование в кино в
рамках определенной автором концепции. 16 января картина «Джек Райан: Теория
хаоса» вышла и в российский, и в мировой прокат. Чтобы не портить впечатлений
от её просмотра, отметим лишь, что действие кино будет разворачиваться в
Москве, а цель героя – спасти собственную жену, взятую в заложники. Кевин Гревье «Я,
Франкенштейн» Многие читатели, наверное, ожидали увидеть в качестве книги,
по которой снято это кино, классический роман Мэри Шелли. Безусловно, идея
создания ожившего монстра принадлежит британской писательнице, однако вряд ли
она узнала бы своего персонажа в фильме «Я, Франкенштейн». Картина создана по
одноименному графическому роману Кевина Гравье. Франкенштейн сегодня – готичен,
аристократичен, брутально красив (лицо Аарона Экхарта решили «не портить»
гримом, имитирующим грубо сшитые куски кожи), а его главная цель – спасти
человечество. Н. В. Гоголь «Вий» Как уже писали ранее «Новости литературы», в экранизации
образца 2014 года от классического произведения Гоголя осталось немногим более
названия. Это история о картографе Джонатане Грине, который следует на Восток
из Европы через Трансильванию и, заблудившись, оказывается в глухом украинском
селе. Что же скрывают местные жители, чем они так напуганы? Ученый решает
остаться и разгадать загадку. Трэйси Леттс «Август:
Графство Осейдж» Сегодня в российском прокате стартует фильм «Август»,
мировая премьера которого состоялась 13 декабря 2013 года. Фильм основан на
пьесе Трэйси Леттса, в центре которой – страшная тайна, которую тщательно
скрывают члены внешне благопристойной семьи. Отец неожиданно пропадает, и
дочери вместе со своими молодыми людьми отправляются на его поиски. Невероятные
приключения, а также интриги и раскрытие многочисленных тайн – вот что ждет
компанию на пути к главе семейства. Памела Трэверс «Мэри
Поппинс» Картину «Спасти мистера Бэнкса», российская премьера которой
состоялась 23 января, нельзя назвать экранизацией – это скорее фильм о книге,
которую знают и любят миллионы детей во всем мире, и об её авторе. В центре
событий – великий мультипликатор Уолт Дисней, который обещал своим дочерям
создать фильм по их любимой книге, однако даже не подозревал, что на выполнение
этого обещания у него уйдет более двух десятилетий. Британская писательница
Памела Трэверс оказалась крайне несговорчивой, и убедить её приехать в
Лос-Анджелес удалось лишь в начале 60-х годов. При чем же здесь мистер Бэнкс и
почему его нужно спасти? Джеймс Тёрбер «Невероятная жизнь Уолтера
Митти» Короткий рассказ, который в 1939 году был опубликован в
журнале New Yorker, послужил основой для создания этого фильма. Кроме того, в
работе над картиной большую роль сыграли публикации журнала Life и песня
Дэвида Боуи «Space Oddity». Для Уолтера Митти квинтэссенцией окрыляющей
философии стал слоган: «Видеть мир вокруг. Познавать его опасности. Смотреть
сквозь стены. Находить друг друга. Становиться ближе. Чувствовать. В этом
назначение Жизни». Сняв костюм типичного представителя офисного планктона, он
отправился путешествовать; история Митти вдохновляет и убеждает в том, что
начать жить по-настоящему никогда не поздно. Литература в Сети. Лучшее
за неделю
Дмитрий Быков:
"Плохая литература так же вредна и опасна, как и дурная пища" «Книги нужны не для того, чтобы зарабатывать деньги, а для того, чтобы
сохранить душу, - уверен писатель и журналист Дмитрий Быков. - В советские времена
СССР называли самой читающей страной. Это соответствовало реальности? - Вполне соответствовало. Я только не убеждён, что это так
уж хорошо: нация читала, но как-то не усваивала прочитанное. Очень многое
терпела, очень легко отказывалась от идеалов. Вообще читала больше, чем жила.
Литература ведь не просто способ интересно время проводить. Она существовала в
СССР так же отдельно от жизни, как социалистический реализм от реальности.
Люди, по крайней мере, понимали, что хорошо, а что плохо. И на том спасибо; но
на их поведении это почти никак не сказывалось. — Сегодня литература
доступна всем (спасибо Интернету). Но россияне, как мне кажется, читать стали
меньше. — Да как-то у меня нет ощущения, что они меньше читают. Все
тычут в гаджеты, читают Твиттер, ЖЖ. От писателя требуется всего лишь научиться
писать так, чтобы быть интереснее Твиттера. То есть говорить с людьми про их
реальные проблемы, и только. — А есть ли разница,
что человек читает? — Разумеется. Плохая литература так же вредна, рискну
сказать, опасна, как дурная пища. Или как Стас Михайлов, например. И ведь
человек в большинстве случаев осознаёт, что читает плохую книгу — безграмотную,
слабую, вторичную. Но этот процесс почему-то доставляет ему удовольствие: то ли
он считает себя умнее писателя, то ли его, вполне по-гегелевски, радует
максимальная выраженность дурного вкуса. С таким наслаждением, например, иногда
читаешь советскую производственную прозу или современные коллективные романы
вроде «Чокнутый против Конченого». Но это наслаждение не совсем безвредное: оно
расслабляет. — Иногда слышу от
людей читающих, что современная литература никак их не развивает, поэтому они
перечитывают классику. А что из современной литературы, на ваш взгляд, может
стать классикой? — Почему-то насчёт американской я спокойнее: там много
текстов, которые наверняка станут классикой. «Инструкции» Адама Левина,
«Поправки» Джонатана Франзена, «На день упокоения моего» Томаса Пинчона, «Дом
листьев» Марка Данилевского, почти весь Филип Рот, «Чистка системы» и «Бледный
король» покойного, увы, Д. Ф. Уоллеса, да и многое из Кинга, кстати. Много
замечательной документальной литературы. Я абсолютно уверен, что «Гарри Поттер»
классикой уже стал. И от Роулинг ещё многого можно ждать. Безусловный классик —
Чарльз Маклин, прежде всего «Страж». Это из англичан. — А из наших? — Думаю, неплохие шансы у Людмилы Петрушевской, Алексея Иванова,
Олега Чухонцева. — Какие книги,
по-вашему, просто вредны? — Сознательно снижающие планку. Рассчитанные на баранов.
Кроме того, мне активно не нравятся книги, в которых автор занимается
самообслуживанием, то есть старается понравиться критикам и снобам,
кокетничает, не решает своих внутренних проблем и вообще боится прикоснуться к
ним. Тем самым он и читателя учит много о себе понимать, ничего собой не
представляя. Снобизм мне вообще не очень нравится, он хорош только в
экстремальных ситуациях, когда человек ведёт себя достойно хотя бы потому, что
на него смотрят. Это не худший стимул, но в остальное время — увольте. — Среди россиян
проводился опрос на тему «Какие книги должны быть в каждой семейной
библиотеке?». Пятёрка лидеров такова: Булгаков («Мастер и Маргарита»), Пушкин
(лирика), Чехов (рассказы), Набоков («Лолита»), Лев Толстой («Анна Каренина»). — Достойный список. Все названные книги способны доставить
настоящее удовольствие. — А можете назвать
свою пятёрку? — Свою пятёрку я называл много раз: «Легенда об
Уленшпигеле» де Костера, «Исповедь» блаженного Августина, «Анна Каренина»
Толстого, «Потерянный дом» Александра Житинского, «Повесть о Сонечке»
Цветаевой. А Пушкин, по-моему, это само собой: с него должна начинаться каждая
семейная библиотека. — Нынешняя школьная
программа по литературе, на ваш взгляд, правильно составлена? У меня жена в
школе преподаёт русский и литературу. И жалуется, что ученики 7-го класса
просто не понимают, к примеру, «Шинель» Гоголя. Может ли классика, навязанная в
раннем возрасте, отбить желание читать? — Объяснить «Шинель» не составляет большого труда, и
семиклассникам полезно иногда услышать «Я брат твой!» от какого-нибудь
травимого ими сверстника. Не надо бояться трудностей чтения — дети любят, когда
им дают сложные задания и этим как бы подначивают, заставляют подниматься на
новую ступеньку. — Можно ли сегодня
сделать карьеру, продвинуться по социальной лестнице, сделать бизнес,
заработать много денег, не читая вообще ничего? — Запросто. Вспомните рассказ Моэма «Церковный служитель».
Книги нужны не для того, чтобы зарабатывать деньги, а для того, чтобы сохранить
душу. Можно ли жить без души? Многим она только мешает. Но пусть эти ребята
потом не обижаются. Владимир Полупанов, «Аргументы и
факты» Синтаксис судьбы
непогрешим
Меж двух апокалипсисов: за что вручили премию «Нос» В Москве 23 января прошло вручение премии «Нос» —
литературной награды, учрежденной Фондом Михаила Прохорова. Пятая по счету
церемония «Носа», чтобы зритель не скучал, была обставлена как перформанс с
шестью балеринами, которые порхали по сцене Центра имени Мейерхольда — но
аккуратно, чтобы не затмевать главную балерину вечера, издателя, благотворителя
и политика Ирину Прохорову. Лауреатом премии по итогам явных и тайных
голосований стал писатель из Таллина Андрей Иванов, автор романа «Харбинские
мотыльки». «Нос» — премия, претендующая на демократизм, прозрачность и
объективность: объявлению победителя предшествуют дебаты, в ходе которых каждый
член жюри и эксперт должен мотивировать свой голос, отданный за ту или иную
книгу. В этот раз среди общих вопросов дискутировались три. Во-первых, раз уж
«Нос» расшифровывает себя как «Новая словесность» или «Новая социальность»,
эксперты недоумевали: что же все-таки нового явил шорт-лист текущего года? По
мнению поэта Дмитрия Кузьмина, в 2013 году были и не совсем маргинальные книги,
задававшие возможные пути развития прозы, но в мейнстримном коротком списке их
не оказалось. Члены жюри довольно вяло отбрыкивались от претензий; а итогом, по
всей видимости, стоит считать слова критика Николая Александрова, заявившего,
что «в сегодняшнем культурном контексте рассчитывать на абсолютную новизну по
крайней мере наивно»; раз так, удовольствуйтесь же новизной относительной. Второй вопрос — о травматичном прошлом. Жюри, с легкой
подачи критика Галины Юзефович, нашло у произведений из шорт-листа общую тему:
обретение обществом новых, здоровых отношений со своей историей. Якобы раньше
отношение русской литературы к историческому прошлому напоминало о человеке со
сломанным пальцем, который тыкал им в любую часть своего тела — и везде болело;
сейчас же этот палец стал заживать. Увы, в то, что отношение общества к своему
прошлому чудесным образом нормализовалось именно в 2013 году, тоже мало кто
поверил. Как сказал эссеист Кирилл Кобрин, «не бывает здоровых пальцев, бывают
хорошие гипсы». «Я бы описал наши отношения с прошлым так: сначала это была
параноидальная обсессия, сейчас — шизофреническая. Диагноз другой, но больно
так же. Поэтому говорить можно только о том, что делает прикосновение [к
истории] небольным, — о лангете». Именно такой лангет, считает Кобрин, и должна
предъявить русская проза нового образца. В этой книге [«Харбинских мотыльках»] проделана очень важная работа по
возвращению к жизни неизвестного куска нашей общей истории. Эта работа сродни
подъему Атлантиды — снабжение голосом, лицом куска истории, который лежал вне
поля нашего внимания. Это страшно важно, хотя и недостаточно, чтобы объявить
«Мотыльков» главной книгой года — но в романе Иванова есть еще одна вещь.
Несмотря на то что эта книга обращена в прошлое, ощущение, которое она
оставляет, очень современное. Это ощущение ледяной истерики, под которой бушует
немыслимое море страсти. Это ощущение известно каждому из нас — человеку,
живущему в современном обществе и контролирующему свои эмоции, которые иногда
прорываются наружу огненными протуберанцами. Галина Юзефович, литературный критик, член жюри премии «Нос» Наконец, тот же Кузьмин задал вопрос: каким образом премия,
декларировавшая свою отличность от других крупных литературных наград (как
механизмом присуждения, так и идеологическим вектором), пришла к тому же
шорт-листу, что и все остальные? Кузьмин возмущался небезосновательно:
победитель Иванов и номинант Маргарита Хемлин («Дознаватель») выдвигались еще и
на «Русский Букер», Сергей Беляков («Гумилев сын Гумилева») получил вторую
премию «Большой книги», а Евгений Водолазкин («Лавр») — первую. Собственно,
вопрос, получит ли филолог из СПбГУ Водолазкин вдобавок к деньгам «Большой
книги» еще и 700 тысяч от «Носа», был главной спортивной интригой вечера. Его
роман был абсолютным фаворитом по итогам открытого голосования, но в суперфинал
вместе с ним попали книги Хемлин и Иванова. По итогам последнего голосования,
на этот раз тайного, недавний догоняющий Иванов вышел в лидеры, а роман «Лавр»,
о котором спорили больше и жарче всего в ходе дебатов, остался не у дел. [Мы знали, что] существует апокалиптическая проза, существует
постапокалиптическая, [но в романе Андрея Иванова показана иная ситуация].
После одного апокалипсиса кажется, что второго не будет — мы же уже умерли и
после смерти живем. Ан нет, сейчас еще один апокалипсис будет, а то, что было,
— это лишь репетиция. Ощущение безвременья, бесперспективности, выпадения из
истории — то, о чем очень талантливо пишет Иванов. Андрей Аствацатуров, писатель, литературовед, член жюри премии «Нос» «Харбинские мотыльки», даром что выдвинутые на две
престижные российские премии, оказались мало кем прочитаны. Таллинец Андрей
Иванов появился на краях литературного горизонта совсем недавно (его романы
«Путешествие Ханумана на Лолланд» и «Горсть праха» уже ходили в номинантах), а
«Мотыльки» были изданы в эстонской столице мизерным тиражом и теперь только
готовятся к переизданию в России. В аннотации издателя романа говорится, что
«„Харбинские мотыльки“ — это 20 лет жизни художника Бориса Реброва, который
вместе с армией Юденича семнадцатилетним юношей покидает Россию, <...>
теряет семью, пытается найти себя в чужой стране, работает в фотоателье, ведет
дневник, пишет картины и незаметно оказывается вовлеченным в деятельность
русской фашистской партии». Аннотация эта нуждается в некоторых дополнениях. Язык романа [«Харбинские мотыльки»] очень фактурный, очень предметный,
но и схватывающий абсурд того, что происходит. Мне этот язык нравится тем, что
он продолжает важную французскую традицию, восходящую к Луи-Фердинанду Селину,
к его «немецкой» трилогии. [Эта традиция] — наполненность слова взрывом,
чудовищным напряжением сил. Я могу представить себе невероятные усилия, которые
употребил автор: каждая его фраза сказана на пределе. Андрей Аствацатуров, писатель, литературовед, член жюри премии «Нос» Книга Андрея Иванова — не столько роман об Эстонии
1920-х-1930-х годов и, конечно же, не роман о русском фашизме (в Эстонии и не
только). Это роман о предчувствии катастрофы (той, которая неизвестна
персонажам, но о которой знает и автор, и каждый, кто хоть немного знаком с
историей). Главный герой — художник Борис Ребров — единственный неотталкивающий
персонаж романа, и в этом смысле он «сводный брат» приговоренного Цинцинната Ц.
из набоковского «Приглашения на казнь» (недаром в ходе дискуссии эксперты
«Носа» то льстили, то пеняли автору сравнениями с Набоковым и Газдановым).
Ребров предугадывает наступление катастрофы (не исторической, а очень частной —
затрагивающей человека как человека) в своих записях. Фрагменты дневника героя,
введенные в роман, резко контрастируют со всем, что вокруг: как и у Цинцинната
Ц., это чистая, прозрачная, очень сильная проза: «...нет, я не случайно сюда попал после всего, не случайно
выжил, страдал не зря и не затем, чтобы продолжать мучиться в потемках.
Во-первых, надежда вылупляется из предчувствия; во-вторых, синтаксис судьбы
непогрешим (стрелочник может пустить состав под откос, но не переставить
местами вагоны), сцепленные между собой события предполагают очередность». В этих записках Ребров резко противопоставлен всем остальным
персонажам; очевидно становится, что и в дела подпольщиков-фашистов он ввязался
исключительно по простоте душевной. Я спрашиваю себя, какую из этих книг мне было приятно прочесть от
начала и до конца?.. Эта книга [«Харбинские мотыльки»] написана от первой до
последней буквы, что не со всяким писателем бывает. Она очень четко выдерживает
дух, стиль и композицию. Дмитрий Кузьмин, поэт, эксперт премии «Нос» Ребров живет среди героев, в чьих чертах угадываются вполне
реальные лица, и неудивительно: единственное, что сказал Иванов в
благодарственной речи, — это спасибо за изданные тома «Балтийского архива», без
которых его книга не была бы написана. Но тем не менее, вымышленный художник —
единственный «живой» человек во всей книге. Одиночество, отрешенность,
вслушивание в «поступь рока» — вот черты, делающие его не таким как все. Чтение прозы Андрея Иванова (и сам автор это знает)
предполагает работу, к которой готов не каждый, — работу над своим собственным,
читательским, представлением о «красивом» и «некрасивом», «прозрачном» и
«непрозрачном», «уместном» и «неуместном» в художественном тексте. Иными
словами — о чем члены жюри «Носа» не сказали — книга Иванова требует от
читателя еще и ценной способности к преодолению — прежде всего, самого себя. Кирилл Головастиков (Москва),
Григорий Утгоф (Таллин), "Lenta.ru" Куда подевались
критики? Делать обобщающие выводы, исходя из итогов отдельно взятого
года – глупо. Литература, это не транспортёр, по которому плывут на более или
менее равном расстоянии готовые и (почти всегда) исправные изделия. В
литературе бывает то пусто, то густо. Cлучаются скудные, а то и совершенно
пустые годы, даже несколько лет, после которых обязательно наступает рассвет и
изобилие. Но ушедший 2013-й мне лично продемонстрировал очередной
упадок литературной критики. Этот упадок начался ещё года три-четыре назад, а в
этом году он обозначился наглядно. Критику хоронят периодически. Последний раз хоронили лет
пятнадцать назад. Казалось, тогда, в конце 90-х, она в традиционном виде –
большие, широкие статьи-анализы, статьи-программы – навсегда уходит в прошлое. Помнится, в декабрьском номере 1999 года журнала «Знамя»
состоялся круглый стол на тему «Критика: последний призыв». В нём приняли
участие тогдашние молодые и относительно молодые (в смысле физического
возраста) критики. И хотя большинство высказывалось в том плане, что критика
умрёт только вместе с литературой, но общее впечатление тот круглый стол
оставил достаточно мрачное – критика если и не умирает, то уж точно коренным
образом видоизменяется. Но буквально через три-четыре года после того разговора
появилось несколько новых имён – двадцатилетние девушки и юноши ворвались в
распахнутые (надо уточнить – их ждали) двери литературного процесса и сразу
приковали к себе внимание того, хоть и неширокого, но важного слоя общества,
что интересуется современной русской литературой. И если большинство из них начало с рецензий, то очень быстро
продолжило жизнь в критике статьями. В первую очередь не специализированные
(для критиков) издания вроде «НЛО» и «Вопросов литературы, а «журнал
художественной литературы и общественной мысли» «Новый мир», «литературный,
публицистический и религиозный» «Континент», «литературно-художественный и
общественно-политический журнал» «Знамя», «независимый
литературно-художественный» «Октябрь» отдавали под эти статьи десятки страниц,
наверняка жертвуя в пользу критики хорошими повестями, острой и умной
публицистикой. Впрочем, вряд ли «жертвовали» – статьи Валерии Пустовой,
Сергея Белякова, Алисы Ганиевой, Андрея Рудалёва вмещали в себя и элементы
прозы, и ноты публицистики. Разговор вёлся широко, свободно, бесстрашно, зачастую
беспощадно. (Назвал всего четыре имени из двух десятков, которые с лёгкостью
могу назвать. Но это моя своего рода большая четвёрка новых критиков начала
века.) Критики-долгожители (по крайней мере, долгожители в
творческом отношении), как показывает история литературы, явление нечастое. Как
правило, жизнь критика – десять-пятнадцать лет активности, а потом или
молчание, или уход в литературоведение, публицистику,мемуаристику… И наше время
счастливо отличается от прошлых периодов тем, что долгожителей в критическом
цехе немало. Прекрасно, что продолжают выступать со статьями и рецензиями на
новое, сегодняшнее Андрей Турков, Владимир Бушин, Ирина Роднянская, Лев
Аннинский, Алла Марченко, Алла Латынина, Наталья Иванова, Владимир Бондаренко,
Сергей Чупринин… Отлично, что время от времени обращаются к критическому жанру
давно увлёкшийся иным Вячеслав Курицын, вроде бы объявивший об уходе из критики
(после итоговой книги «Человек эпохи реализма») Павел Басинский, время от
времени появляются публикации Марии Ремизовой… Но в критике необходима, во-первых, интенсивность, а
во-вторых, своя площадка. Как ни относись к Белинскому, Чернышевскому, Добролюбову,
Писареву, Валериану Майкову, но невозможность не признать, что их
работоспособность была поразительной. Во многом благодаря ей они и одержали в
своё время победу (пусть тактическую) над славянофилами, почвенниками.
Константин Аксаков, Хомяков, Самарин, Страхов, Аполлон Григорьев публиковались
время от времени, от случая к случаю. Но дело не только в работоспособности. Оборот «во многом
благодаря» я употребил не просто так. У Белинского и его последователей были
площадки – журналы «Отечественные записки», «Современник», «Русское слово». У
славянофилов и их последователей площадки появлялись опять же время от времени.
В журнале «Москвитянин» они долгое время были хоть и желанными, но гостями,
собственные журналы существовали очень недолго: «Русская беседа» около пяти
лет, столько же вместе «Время» и «Эпоха»… При обилии, как мы понимаем сейчас, замечательной прозы и
поэзии во второй половине 1840-х – 1860-х годов, все русские журналы держались
в первую очередь на литературной критике. Точнее, на смешении критики с
публицистикой, историей, философией, обществознанием. Такие статьи рвали друг у
друга из рук читатели того времени, к ним возвращаются и сегодня, цитируют их,
даже спорят с ними… Произведения собственно литературных критиков, которых – в
том числе и очень талантливых – было в то время немало, надёжно позабыты.
Статьи и рецензии, например, Павла Анненкова, Василия Боткина, Александра
Дружинина интересны сегодня в основном в связи с именами тех, о ком они писали.
Статьи же и рецензии Белинского, Константина Аксакова, Писарева, Григорьева
интересны и важны, полезны сами по себе. И дело здесь не только в величине
таланта, а в охвате темы. С тех пор критика переживала разные времена, то мельчая, то
возвышаясь до философии… В советский период эта ветвь литературы была здорово
дискредитирована – отозвавшийся о том или ином произведении отрицательно критик
невольно мог стать палачом того или иного писателя. Или же похвалив не то, не
того… (В прошлом номере «ЛР» была опубликована статья Вячеслава Огрызко о
драматичной судьбе талантливого критика Дмитрия Старикова, наглядно
показывающая, в каких идеологических тисках, и не только государственных,
находились советские критики.) С наступлением перестройки критика, как и вся литература,
освободилась от сковывающих рамок, и началась настоящая война потомков
западников и почвенников, и, кстати сказать, то время оставило множество
важных, глубоких, ярких статей, в которых, отталкиваясь от литературы, критики
выходили на проблемы общественного и политического устройства, мировоззрения,
путей развития страны… Правда, большинство этих статей погребено в груде
периодики или малотиражных книжек, задвинуто нами в дальний угол вместе с
воспоминаниями о «катастройке» и «лихих 90-х», но, скорее всего, мы ещё к ним
вернёмся – то время нуждается в изучении и анализе. Впрочем, тот период для движения литературы был
действительно катастрофическим. И причина этого оказалась не в запрещениях, а
наоборот – в свободе. Наконец появилась свобода публиковать и издавать всё что
угодно. И, естественно, журналы, издательства выбрали не современных авторов, а
неизвестные широкому читателю произведения Булгакова, Набокова, Бердяева,
Солженицына, Максимова, Синявского… Современная же литература была практически
в загоне (в плесневеющем резерве) на протяжении десятилетия (примерно с 1986-го
по 1996-й). С другой стороны, именно конец 80-х и первая половина 90-х
дала нам первое поколение свободных критиков («первенцев свободы» по
определению Сергея Чупринина), которые повели разговор жёстко, без оглядки на
авторитеты (а авторитеты в то время были или повержены переменами в стране, или
ещё не народились). В статье «Бывшие» («Знамя», 2013, № 5), посвящённой критикам
Борису Кузьминскому, Вячеславу Курицыну, Павлу Басинскому, Сергей Чупринин
отмечает: «Видя своей центральной задачей вдохнуть дух вольности в русскую
литературу, они самих себя прежде всего почувствовали свободными. В том числе и
от норм литературного этикета. И от фундаментальной проработки базовых
эстетических понятий. И от необходимости сводить свои летучие оценки,
ситуативные отклики в сколько-нибудь стройную, непротиворечивую, да хоть бы
даже и противоречивую, но систему». С последним утверждением я не могу согласиться. Пусть не
очень стройные, но всё же системы и Курицыным, и Басинским, и Кузьминским были
созданы… Ладно (подумав над формулировками систем, соглашусь) – системы как
таковые не создали, зато эстетические, да и идеологические (а серьёзное
отношение к литературе без идеологии, наверное, невозможно) взгляды, например,
Курицына и Басинского мне ясны. Чего не скажешь о многих других критиках, вроде
бы проработавших базовые эстетические понятия фундаментально… Скудным было то время для создания систем. И, наверное,
ошибка «первенцев свободы» состояла в том, что они шли вслед за ручейком
современной им литературы, а не стремились повести ручеёк за собой к родникам.
Хотя попытки были, но очень робкие. Вот, например, в «Литературной России», в 52-м номере за
1997 год, было опубликовано интервью Марины Абашевой с Алексеем Варламовым,
Олегом Павловым и Павлом Басинским под звучным названием: «Мы – ортодоксы».
Журналист задаёт первый вопрос: «Что такое – «новый реализм», о котором говорят
в связи с вашим творчеством – литературное направление, школа, группа?» И
Басинский сходу объявляет: «Никакой школы не существует – упаси Бог. В этом как
раз наше отличие от групп с манифестами: постмодернистов, концептуалистов,
куртуазных маньеристов и т.д. Реализм – это мировоззрение, фундаментальный
принцип». И далее разговор идёт о частностях: творчестве друг друга, о
журналах, близких писателях… Ничего, в хорошем смысле слова, ортодоксального…
Не удивительно, что очень быстро тот круг «новых реалистов» распался. (Правда,
Олег Павлов не раз во второй половине 90-х пытался объединить
писателей-реалистов, вернуть художественной литературе смысл, уважение, вес,
продолжить прерванную «переходным периодом» традицию… Одна из публикаций в той
же «ЛР» называлась «Коренной вопрос. Манифест русских традиционалистов» (1996,
№ 29). В тот момент борьба за традиции была актуальна, но на
кондовой традиции далеко не уедешь – развитие всё-таки необходимо. Да и прозу
того же Олега Павлова (а позже и Павла Басинского, когда он обратился к прозе)
никак не назовёшь традиционным реализмом. Это скорее модернизм. Ну, или новый
реализм… К началу нулевых «первенцы свободы» в критике явно
выдохлись. Большинство из них ушло в литературные обозреватели и литературные
журналисты или всё больше тяготело к публицистике, и появилась потребность в
«свежей крови». Эта «свежая кровь» не заставила себя долго ждать. Не буду
перечислять те десятки имён, что явились словно бы из ниоткуда. Остановлюсь на
тех четырёх, что упомянул в начале статьи, перед неожиданной для себя самого
попыткой экскурса в историю. Начали Пустовая, Рудалёв, Беляков, Ганиева действительно
впечатляюще. Почти без раскачки, без публичной пробы пера выдали большие,
глубокие, смелые статьи (за исключением разве что Сергея Белякова, который имел
ко времени написания статей немалый опыт публикации рецензий в журнале «Урал»)…
Причём к современной им литературе, и в первую очередь к литературе своих
сверстников, эти критики (а им тогда было от двадцати до неполных тридцати)
имели немалые претензии. «Молодая литература пробивает себе дорогу, пытается доказать
целесообразность своего существования как-то по инерции, беспафосно, не криком,
а всхлипом, как будто она сама в себе не уверена и постоянно колеблется перед
перспективой смены рода деятельности», – писал, к примеру, Андрей Рудалёв в
статье «Обретение нового»… Валерия Пустоваятак и вовсе в первой же своей статье
призвала очищать писательскую личность (зачем и от чего надо чистить, читайте в
её статье «Новое «я» современной прозы», «Новый мир», 2004, № 8)… И главное,
каждый из этих критиков рассуждал не только о недостатках тех или иных
произведений, но и говорил, какой он сам видит литературу, да и вообще жизнь, в
которую только вступает. (И как это в духе русской критики! Почти все классики
этого жанра начинали с громогласных заявлений совсем-совсем молодыми, а то и
попросту юными.) Многое изменилось за десять с лишним лет. Критики
познакомились лично с антигероями своих статей и перестали их критиковать (а
может, антигерои вняли голосу критиков и исправились, как знать), подробно
говорить о жизни в связке с литературой им, видимо, надоело, да и идеалы,
наверное, поменялись, а то и исчезли; миссия спасти мир от духовного кризиса
оказалась невыполнимой… Публикаций в толстых журналах (по крайней мере,
представленных в «Журнальном зале») у этих критиков всё меньше. Вот цифры:
Валерия Пустовая – 2012 год – 2, 2013 – 1; Сергей Беляков – 2012 – 3, 2013 – 2;
Алиса Ганиева – 2012 – 1, 2013 – 0; Андрей Рудалёв – 2012 – 2, 2013 – 2… Нет, они работают. Сергей Беляков, например, написал книгу о
Льве Гумилёве, Алиса Ганиева после успеха повести «Салам тебе, Далгат!»,
по-видимому, всерьёз обратилась к прозе, Андрей Рудалёв публикует множество
небольших материалов и у нас в газете, и в различных интернет-изданиях, но его
объёмных статей я лично давно не встречал. В интернете можно отыскать и статьи
Валерии Пустовой. Но именно отыскать. Своих площадок у этих, да и остальных близких им по возрасту
критиков, нет. И они, кажется, не очень-то стремятся эти площадки иметь,
разбрасывая тексты туда и сюда. Распыляя. И большинство текстов остаются
незамеченными, истлевает непрочитанными. Это же относится и к тем, кто пишет в других жанрах. В
прозе, поэзии, публицистике происходит распыл. И это создаёт ощущение пустоты и
даёт повод некоторым представителям старших литературных поколений
констатировать, с усмешкой глядя на следующих (или якобы следующих) за ними: «Я, правда, Чернышевского – Добролюбова – Писарева не слишком
люблю, но глупо отрицать, что их взгляды захватывали публику и оказали влияние
(увы – не самое лучшее) на дальнейшее развитие русской литературы. Да ведь и
писать было о чём. Тургенев, Гончаров, Островский, Щедрин, Толстой,
Достоевский, Успенский. И оппонентам шестидесятников – Аполлону Григорьеву,
Н.Н. Страхову – было о чём спорить. Критикам-шестидесятникам ХХ века тоже досталось работы: как
из-под земли явилось яркое поколение, объединённое общностью взглядов и надежд:
Евтушенко, Вознесенский, Окуджава, Высоцкий, Ахмадулина, Аксёнов, Гладилин – и
оно было тут же атаковано коммунистическими вельможами, стоящими на страже
соцреализма. Вообще взлёт критики совершается в периоды общественных и
эстетических литературных сломов. Мережковский пророчествует о рождении
модернизма, опоязовцы подводят итог авангарду – величайшему феномену русской
культуры ХХ века. Кризис шестидесятничества ХХ века порождает постмодернистский
тип мышления, и это отзывается «Пушкинским домом» Битова, поэзией Бродского,
прозой Венедикта Ерофеева и Саши Соколова, Пелевина и Сорокина. Есть о чём
писать Курицыну и есть куда метать критические стрелы Немзеру. Что интересного народилось в литературе в нулевые годы?
Возникли новые литературные школы, новые направления, яркие имена? Декларации –
да, были». Это из статьи Алла Латыниной «Манифестация воображаемого»
(«Знамя», 2010, № 3). Прочитав такие слова четыре года назад, я, помню,
разозлился. Даже стал было выписывать на листочек то интересное, что народилось
в литературе в нулевые. А потом бросил. Народиться-то, может, и народилось, да
что толку… Там плод, там плод, ещё вон там, а грозди нет. Чтобы поразило, нужна гроздь. А чтобы эту гроздь найти и о
ней возвестить, нужен критик. Не мастер рецензий, не литобозреватель, а именно
критик. А критики у нас, по-моему, куда-то подевались… Не проморгать бы и
литературу целиком. Роман Сенчин, «Литературная
Россия» |
| В избранное | ||
