Продолжаем изучение
книги Владимира Владимировича Набокова «Лолита».
Часть I
13
Под беглыми кончиками пальцев я ощущал волоски, лёгонько
ерошившиеся вдоль её голеней. Я терялся в едком, но здоровом зное, который как
летнее марево обвивал Доллиньку Гейз. Ах, пусть останется она так, пусть навеки
останется… Но вот, она потянулась, чтобы швырнуть сердцевину истреблённого
яблока в камин, причём её молодая тяжесть, её бесстыдные невинные бёдра и
круглый задок слегка переместились по отношению к моему напряжённому, полному
муки, работающему под шумок лону, и внезапно мои чувства подверглись
таинственной перемене. Я перешёл в некую плоскость бытия, где ничто не имело
значения, кроме настоя счастья, вскипающего внутри моего тела. То что началось
со сладостного растяжения моих сокровенных корней, стало горячим зудом, который
теперь достиг состояния совершенной надёжности, уверенности и безопасности –
состояния не существующего в каких-либо других областях жизни. Установившееся
глубокое, жгучее наслаждение уже было на пути к предельной судороге, так что
можно было замедлить ход, дабы продлить блаженство. Реальность Лолиты была
благополучно отменена. Подразумеваемое солнце пульсировало в подставных
тополях. Мы с ней были одни, как в дивном вымысле. Я смотрел на неё розовую, в
золотистой пыли, на неё, существующую только за дымкой подвластного мне
счастья, не чующую его и чуждую ему, и солнце играло у неё на губах, и губы её
всё ещё, видимо, составляли слова о «карманной Кармене», которые уже не
доходили до моего сознания. Теперь всё было готово. Нервы наслаждения были
обнажены. Корпускулы Крауза вступали в фазу неистовства. Малейшего нажима
достаточно было бы, чтобы разразилась райская буря. Я уже не был Гумберт
Густопсовый, грустноглазый дог, охвативший сапог, который сейчас отпихнёт его.
Я был выше смехотворных злоключений, я был вне досягаемости кары. В самодельном
моём серале я был мощным, сияющим турком, умышленно, свободно, с ясным
сознанием свободы, откладывающим то мгновение, когда он изволит совсем овладеть
самой молодой, самой хрупкой из своих рабынь. Повисая над краем этой
сладострастной бездны (весьма искусное положение физиологического равновесия,
которое можно сравнить с некоторыми техническими приёмами в литературе и
музыке), я всё повторял за Лолитой случайные, нелепые слова – Кармен, карман,
кармин, камин, аминь, – как человек, говорящий и смеющийся во сне, а между тем
моя счастливая рука кралась вверх по её солнечной ноге до предела, дозволенного
тенью приличия. Накануне она с размаху влетела в громоздкий ларец, стоявший в
передней, и теперь я говорил, задыхаясь: «Смотри, смотри, что ты наделала, ах
смотри!» – ибо, клянусь, был желтоватый синяк на её прелестной нимфетовой
ляжке, которую моя волосатая лапа массировала и медленно обхватывала, – и так
как панталончики у неё были самого зачаточного рода, ничто, казалось, не могло
помешать моему мускулистому большому пальцу добраться до горячей впадинки её
паха – как вот, бывает, щекочешь и ласкаешь похохатывающего ребёнка – вот так и
только так, и в ответ со внезапно визгливой ноткой в голосе она воскликнула:
«Aх, это пустяк!» и стала корячиться и извиваться, и запрокинула голову, и
прикусила влажно блестевшую нижнюю губу, полуотворотившись от меня, и мои
стонущие уста, господа присяжные, почти дотронулись до её голой шеи, покаместь
я раздавливал об её левую ягодицу последнее содрогание самого длительного
восторга, когда-либо испытанного существом человеческим или бесовским.
Поучать может каждый, но стоит ли доверять этим поучениям.
Если у вас есть проблема в жизни, и вам нужна помощь, пишите
по адресу rasvopros@mail.ru с пометкой «проблема» в теме
письма.
Copyright Андрей Луда, 2006-2018 г.г. Автор оставляет за
собой право отвечать не на все полученные письма и опубликовывать полностью или
частично, полученные письма без предварительного согласования. В случае, если
Вы желаете свое письмо оставить конфиденциальным, письменно сообщите об этом.
