"Он торопился жить, торопился играть. И переживал из-за того, что многого уже не успеет. Паша, к примеру, мечтал сыграть Отелло. Рассказывал мне, что понял, как Отелло убивает Дездемону: он её душил не руками, а поцелуем. Такая смерть в любви" Олег Басилашвили
      "Я, знаешь, доволен, что остался верен себе. Меня убеждали в картине драться по-американски, по законам жанра. Мол, вестерн и т. д. А я отказался. Играю я Верещагина, «колотушки» у меня будь здоров, вот я ими и буду молотить. И ничего, намолотил..." Павел Луспекаев

      Его судьба трагична. Его мастерство непревзойдённо. И когда сегодня знаменитый теле- и радиоведущий говорит: "Луспекаева нет, Луспекаева никто не помнит", вспоминается монолог Чацкого из бессмертной комедии Александра Сергеевича Грибоедова: "А судьи кто??"

    Павел Луспекаев был прославленным актером Большого Драматического Театра Товстоногова. Из Москвы в Ленинград приезжали посмотреть поцелуй Луспекаева и Дорониной из "Варваров" Горького. Этот спектакль называли "лебединой песней Товстоногова". Все постановки БДТ им. Горького проходили при полных аншлагах. Моя тетя вспоминает, что после спектакля в БДТ пришла на постановку в другой ленинградский театр с известнейшей актрисой. По ходу действия эта дама в определенный момент садится на стул. Спектакль прошел замечательно. Через месяц моя тетушка опять приходит на ту же самую постановку и в этот же самый театр... и ужасается: та же самая актриса повторила абсолютно такие же вещи, что и в прошлый раз, даже села на стул в тот же момент и с тем же выражением на лице. В БДТ такое не представлялось возможным. Луспекаев творил со зрителем неимоверное, он был непревзойденным мастером импровизации и гениальным актером. Таким он был.

         В кино Павел Луспекаев снимался редко. Но его героического Пашу Верещагина знают все. Совершенно напрасно Виталий Вульф заявил как-то на всю страну, что Луспекаева теперь не помнит никто. Его любят до сих пор. Он похоронен на Северном кладбище в Санкт-Петербурге, рядом с могилой моей бабушки. И у его памятника - всегда свежие цветы. Космонавты берут только один фильм с собой на орбиту - "Белое солнце пустыни". Таможенники до сих пор относятся к Павлу Верещагину по-братски. Вышла документальная книга о его жизни. Для моей тети Луспекаев - лучший актер всех времён.        

         Он умер очень рано - в 43 года. Да и в конце жизни работать в театре мешали сильные боли в ногах. Осталось много нереализованных планов. Во "Вся королевская рать", например, вместо Луспекаева снялся Жженов. Товстоногов хотел предложить Павлу роль Отелло... Так много осталось за кормой Верещагинского баркаса.

        Луспекаев родился в Луганске (Украина, Донбасс) в 1927 году. Закончил здесь ремесленное училище. Началась война, и он пошел в партизаны. На войне и отморозил ноги. Потом, не имея образования, играл в Ворошиловградском театре. Приехал в Москву поступать в Щепкинское училище. Был принят сразу.
         Играет в Тбилисском драматическом театре. Мартын Кандыба по пьесе А. Корнейчука «Калиновая роща», Жорж в «Битве за жизнь» (1951), Вожеватов в «Бесприданнице» (1951), Хлестаков в «Ревизоре» (1952), Тригорин в «Чайке» (1953), Алексей в «Оптимистической трагедии» (1953). Пригласили на Тбилисскую киностудию. Луспекаев сыграл Бориса в «Они спустились с гор» (Н. Санишвили) и Карцева в «Тайне двух океанов» (К. Пипинашвили).
           В Театре русской драмы Леси Украинки - Бакланов в спектакле «Второе дыхание» по пьесе А. Крона.           

          В БДТ Луспекаев играет Галлена в «Не склонившие головы» (1961), Бонара в «Четвертом» (1961), Нагульнова в «Поднятой целине» (1964)...

          Усиливается боль в ногах. Луспекаев лежит дома в постели.
          
         Но в начале 1960-х ещё снимается в кино:«Рожденные жить» (1960), «Балтийское небо» (1961), «Душа зовет» (1962), «Поезд милосердия» (1964), «Иду на грозу» (1965), «На одной планете» (1965).         

       Ему делают операцию на носоглотке и ампутируют пальцы на ногах. Во время съемок "Республики ШКИД" Поллоки (физрук Косталмед) Павлу Луспекаеву ампутируют уже всю стопу на одной ноге. Поэтому роль получилась такая маленькая: Луспекаев не мог встать с постели у себя дома.
     Спустя некоторое время этот самоотверженный человек встает и продолжает сниматься. 1966 год: «Три толстяка», «Залп «Авроры», «На диком бреге». 1967 год — «Происшествие, которого никто не заметил». 1968 год — «Жизнь Матвея Кожемякина». 1969 год — «Третье апреля», «Рокировка в длинную сторону».

           И Павел Верещагин в "Белом солнце пустыни". В этом фильме Луспекаев проявил подлинный героизм. 
           Когда режиссер Владимир Мотыль получил от Григория Чухрая сценарий Ершова и Ибрагимбекова, ему пришлось почти все переписать по-своему, включая роли Сухова и Верещагина.

           Мотыль о Верещагине: "У них это была роль второго плана, да и персонаж, прямо скажем, особых симпатий не вызывал — выпивоха, гуляка, подкаблучник. Жена держала его на коротком поводке, а он все мечтал сбежать от нее и набедокурить. И погибал в середине картины, его бандит ножом в спину убивал. Таможенником он не был. И вот когда я, отстранив авторов, обдумывал сценарий, понял: нужен третий персонаж! Тот, мелкий, не годится. Сохранил сценарную фамилию, но сделал его таможенником и наградил богатырской силой. Он же настоящий русский богатырь, этакий Илья Муромец. А на этом уже построил все остальное: историю с баркасом, драку, гибель Верещагина". 
          

И его бедная жена Настасья (актриса Раиса Куркина), по новому сценарию Мотыля, после гибели Верещагина сходила с ума, ползла по барханам, разгребала занесенные песком рельсы и шептала: "Мы уедем отсюда, Пашенька!". Но эту сцену цензура вырезала.         

На роль Верещагина пробовалось очень много актеров, но подошел только Луспекаев. Только он смог "потянуть" этот богатырской силы дух Верещагина. А ко времени создания "Белого солнца" у него уже ампутировали обе ступни. Но Луспекаев сказал: "«Я буду сниматься на этой картине, но при условии, что у меня не будет дублеров». Картину ставили в туркменской пустыне, в Дагестане на Каспии, все изнемогали от жары. А Луспекаев опускал ноги в ведра с холодной водой - это немного гасило боль.
               Мотыль: "Я позвонил в двери луспекаевской квартиры. Первое, что меня удивило – Луспекаев был на ногах! Если мне не изменяет память, двери открыл он сам. Никаких костылей. Только в руке палка. И с ходу разговоры – о роли, о сценарии, который он уже прочитал. Как будет выглядеть этот кусок, как тот, кто партнеры, написана ли песня, где будем снимать. А что врачи? Врачи свое сделали… 
           И тут я понял, что настала пора изложить свой план. В заключение рассказа про новую биографию Верещагина я пообещал, что часть сцен на баркасе мы перенесем в павильон, чтобы ему не мучиться в штормовую качку. 
Была луспекаевская пауза. Потом он поднялся, демонстративно отставив палку, и прошелся по комнате, постукивая голыми пятками. По сей день не могу понять, как он держался, как не терял равновесия. Дав мне прийти в себя, Луспекаев сказал по-свойски: «Знаешь, все-таки Верещагина должно быть жалко. А что получится? Пьяница, безногий… Вроде туда ему и дорога. А здоровый мог бы жить – и вдруг нате! Это же лучше. Вот две-три роли сыграю без костылей, а уж потом поглядим – может, какого-нибудь инвалида… И сцену на баркасе надо снимать в море, чтоб штормило, качало - чтоб получилось как надо. 
          Это было в июле 1968 года, а в августе мы начали съемки в Дагестане, на пустынном побережье Каспия, южнее Махачкалы. «Своим» домом Луспекаев остался доволен. Беда была только в том, что сыпучие пески мешали добираться до объектов съемки. И если технику подтаскивали бульдозеры, то людям приходилось ежедневно проделывать более полукилометра по вязкому песку пешком. Опираясь на палку и на плечо провожающего ассистента или на руку жены – самоотверженной Инны Александровны, он вышагивал медленно и мучительно. Часто после команды «мотор» могло показаться, что страдания его уходили. Он был жаден на дубли, как бы долго ни длилась съемка, какая бы ни стояла жара, если оставалось малейшее сомнение в сыгранном. Однажды мы получили телеграмму ОТК студии о том, что некоторые кадры и куски «баркаса» забракованы из-за низкого качества цветной пленки. Нужно было переснимать то, что так тяжко далось Луспекаеву. 
           Уже шел октябрь, дули сильные ветры, и Каспий был так неспокоен, что порт не давал «добро» рыбацким судам. Мы вымолили у портового начальства выход в море. После дубля, где Верещагин, покидав за борт бандитов, смотрит им вслед и говорит: «Помойтесь, ребята», - у меня осталось ощущение незавершенности поиска. Но шторм усиливался, надо было успеть снять другие кадры, да и Луспекаев был основательно вымотан (как правило, он не допускал дублеров). Мы, участники съемок, на здоровых ногах, с громадным усилием держались на палубе. Каково же было ему?.. Да еще во многих кадрах Луспекаев снимался в мокрой одежде и на ветру, между дублями у него зуб на зуб не попадал. Скрипя сердце я произнес: «Снято» - слово, после которого осветители сдвигают приборы, а операторы «сбивают» камеру. Но Луспекаев почувствовал мою неудовлетворенность и закричал: «Не разбегайтесь! Давайте еще дубль». И мне, виновато: «Чего-то недотянул, да? Сейчас все будет как надо». И откуда бралось это дьявольское его чутье? В новом дубле он, будто после привычной чарки, лихо выдохнул, и этот выдох был той точкой, которой недоставало в эпизоде. Этот кадр с «выдохом» вошел в картину. 
          Съемка окончена. Луспекаев грузно опускается на палубу. С него стаскивают холодную, мокрую рубаху, накидывают ватник, дают спирту. С потемневшим, усталым лицом сидит он, приходя в себя. Ценой каких усилий заставлял он себя отодвигать физические страдания во время съемки. Ценой каких мук давалась ему та правдивость, за которой никто из зрителей не только не заподозрил в Верещагине инвалида, но увидел образ былинного богатыря! 
          Работа Луспекаева в фильме «Белое солнце пустыни» - подвиг и победа человеческого духа над обстоятельствами, казалось бы, безвыходными".
         На следующий год он умер от разрыва грудной аорты, за несколько дней до своего 43-го Дня рождения.        

         Олег Басилашвили: "Боль, которую он испытывал, была непереносимой. Его спасали уколы. Кололи ему пантопон (потом Луспекаев запишет в дневнике: «В течение суток вколол около 16 кубиков. Я погряз в этой мрази и хочу, чтобы побыстрее наступил конец». — Прим. авт.). В конце концов Паша, запертый болезнью в своей квартире, почувствовал, что постепенно превращается в наркомана. А он не хотел умирать — он страстно желал вернуться в театр. Однажды, сидя на своём диване, уже после ампутации ступней, он сказал мне: «Знаешь, я иногда вижу, что стою на сцене. Занавес ещё закрыт. А там, по ту сторону, шуршит, шумит зрительный зал. И вот наконец последний звонок. Колечки на занавесе начинают расходиться, стукаясь друг о друга. Я чувствую это так ярко, словно всё происходит на самом деле. И я всё равно на неё вернусь!» И этими культяшками — без ступней — начал плясать по полу, демонстрируя мне и прежде всего себе, что ещё встанет на протезы и продолжит работу".

          По воспоминаниям Татьяны Ткач (Аня из "Место встречи изменить нельзя"), Луспекаев очень хотел сыграть генерала Черноту в картине "Бег". Но его не взяли из-за инвалидности. Он просил Ткач, которая играла Люську в этом фильме: "Скажи им, что только я смогу ходить по Парижу в кальсонах!".
          Перед своим уходом на небо Луспекаев успел сняться у Аронова в картине «Зеленые цепочки». 
          Видевшие Павла Луспекаева на пробах Вилли Старка ("Вся королевская рать" по роману Роберта Пена Уоррена) говорят, что эта роль стала бы главной в творчестве Луспекаева. Кто знает? У него было "Белое солнце".

          Луспекаев успел сходить на премьеру "Белого солнца", и сделал это со своим другом, Михаилом Казаковым.
          Казаков: "В кинотеатре «Москва» начали демонстрировать картину «Белое солнце пустыни». Луспекаев купил три билета, и мы с ним и моей тогда двенадцатилетней дочерью пошли в кино. Была ранняя весна, он медленно шел по улице, опираясь на палку, в пальто с бобровым воротником, в широком белом кепи-аэродром — дань южным вкусам, и волновался, как мальчишка.
         — Нет, Михаил, тебе не понравится. Вот дочке твоей понравится. Катька, тебе нравится, когда в кино стреляют? Ну вот, ей понравится.
         — Успокойся, Паша, я тоже люблю, когда в кино стреляют.
         — Ну правда, там не только стреляют, — улыбнулся он. 
         Фильм начался. Когда еще за кадром зазвучал мотив песни Окуджавы и Шварца «Не везет мне в смерти, повезет в любви», он толкнул меня в бок и сказал:
         — Моя темочка, хороша?
         Затем в щели ставен — крупный глаз Верещагина. Луспекаев:
         — Видал, какой у него глаз?
         Вот что поразительно, он мог, имел право сказать «у него»! В устах другого это было бы безвкусицей, претензией. А в щели ставен действительно был огромный глаз таможенника Верещагина.
         После фильма он рассказывал о съемках, хвалил Мотыля, подмигивал мне, когда прохожие улыбались, оборачиваясь на него: «Видал, видал, узнают!» А потом сказал: «Я, знаешь, доволен, что остался верен себе. Меня убеждали в картине драться по-американски, по законам жанра. Мол, вестерн и т. д. А я отказался. Играю я Верещагина, «колотушки» у меня будь здоров, вот я ими и буду молотить. И ничего, намолотил...» И он засмеялся так весело и заразительно, что и мы с дочкой заржали на всю улицу..."

          Вон белый баркас вдали! Земной поклон тебе, Паша.

good-cinema.ru

17.12.2010-24.04.2012

ПИАСТРЫ! ПИАСТРЫ! Подписка