И вот автор тотальной инсталляции представил, наконец, свое тотальное появление (разумеется, с маскарадом) на московской художественной сцене. Мастер романного жанра Илья Кабаков мастерски распределяет роли. Разводя руками, Иосиф Маркович произносит: «поэт в России больше чем поэт», а Екатерина Деготь не может отделаться от наваждения, что все молодые современные художники, в том числе и Западные – это Спивак.

Зрители так же как персонажи-художники и критики вписаны в партитуры Ильи Кабакова. И симпозиум, происходивший в Гараже в течение двух дней, тоже был частью тотального инсталлирования Ильи Кабакова в контекст московской художественной сцены. Первый день был посвящен теме «Национальное и интернациональное искусство. Локальность глобального искусства». В этот день, все, кажется, чувствовали неловкость, возможно за исключением весьма оптимистического китайского менеджера Ланс Фунга. Неловкость чувствовали представители локального контекста, собравшиеся в зале и те, кто вынужден был отвечать за глобальный. Правда Роберт Сторр при каждом упоминании слова «глобальный» требовал слова и уточнял, что нужно говорить «интернациональный», или «универсальный», на худой конец. Но репрезентация универсальных ценностей не вызвала у присутствующих особого воодушевления.
В целом кроме Иосифа Марковича Бакштейна никто не высказал в этот день что-либо заслуживающего нашего внимания. Возможно, моя точка зрения субъективна, и Бакштейна я превозношу как наиболее близкого к локальному сообществу. Поэтому предоставляю возможность послушать все выступления этого дня.
Поразительно все же слушать поток сознания куратора, особенно если несколько кураторов и культур менеждеров поочередно пытаются решить проблему глобального-локального в отдельно взятой культуре. Все показывают русский авангард и рассказывают о модернизме как интернациональном языке искусства. И все больше вырисовывалась картина глобального, нежели локального.

Куратор из Метрополитена Гари Тинтероу рассказывал о роли русского конструктивизма в тотальном преодолении субъективизма в интернациональном культурном поле и утверждении объективного искусства. Особенно гордиться русским авангардом в данном контексте мне было трудно.
Ланс Фунг показывал результаты этой работы по обезличиванию в снежных инсталляциях молодого поколения архитекторов и художников, по ходу своего рассказа кидаясь такими понятиями как «настоящее искусство», «природа художника», «идеализм – интересен», «как попадают в глобальный проект – три категории: качество, этика, мотивация».
Наверное, из всех выступающих иностранных гостей наиболее толерантен к локальному контексту был Роберт Сторр, который начал свое выступление с парадоксального обращения: «мне не известно, что вам известно». Но и он утонул в русском авангарде, предложив воспринимать Кабакова как ответ (?) Малевичу.

Конференция, 40 минут на английском с небольшим выступлением Бакштейна на русском.
Дискуссия – 20 минут.

Пространство

Второй день симпозиума был более содержательным. Четыре замечательных доклада, три из них на английском. Маргарита Тупицына и Борис Гройс, неожиданно для присутствующих, выступили на языке глобализма, локальный контекст поддерживали Деготь и Бакштейн, все время возвращаясь к русскому языку.
Название сессии «Сегодня – это завтра, о котором мы мечтали вчера» предполагал разговор об утопии. Но о ней речь почти не шла.

Профессор из Чикагского университета Метью Джесси Джексон в своем докладе «Художник как исполнитель как художник» задал тон скучный, что заставляло невольно сравнивать Кабакова с Энди Уорхолом. Это происходило потому, что в основе повествования о Кабакове он поставил вопрос о глобальном среднем классе. Проводя аналогии между искусством и экономикой, он утверждал, что игра искусства – это виртуальная экономика (возможно, он имел в виду реальную экономику, которая все более виртуализируется). Перевоплощение в его изложении – основа мирового порядка, и капитализм, естественно, – это шизофрения, что конечно, не ново. Итак, портрет современной ситуации (пост тоталитарной эпохи), отражением которой и служит творчество Кабакова, - так представить свою деятельность, чтобы продемонстрировать не талант, но лишь ауру таланта, флер таланта. В современном мире не нужен талант, его заменяет умение выбрать из множества путей и вариантов правильный, оптимальный. Это пост талантливая культура, которую нам и демонстрирует Кабаков своим творчеством.

Екатерина Дёготь. Доклад «Уроки Кабакова: современное русское искусство в отношении к концептуальному опыту».
О связи Кабакова с российским современным искусством. Альтернативная история понимается как русская в мировом контексте. Главным является факт эфемерной институции, и это наиболее близко подводит Кабакова к современной российской ситуации, где художественные институции  появляются и исчезают так же быстро как и инсталляция музея Кабакова.
Кабаков в буквальном смысле романист. Он произвел следующую после Кандинского (который был композитором) революцию. Е. Дёготь находит связь коммунального искусства и русской литературы, которая раскрывается через метафору шкафа. Шкаф – метафора частной собственности у Чехова, и в этом смысле  можно понимать "в шкафу сидящего кабакова".

Борис Гройс. Доклад «Политика пространства».
Сложная игра внутреннего и внешнего пространства и игры с псевдоидентичностями, которые художники нонконформисты начинают, будучи еще советскими гражданами, приобретают совершенно невероятные трансформации  на Западе. В политическом измерении художники-эмигранты на Западе представляли свою не идентичность, т.к. уже в СССР были внутренними эмигрантами. Во внутренней раздвоенности художника, который одновременно являлся художником и куратором, издателем и автором, проявляется неясность отношений между демократичностью и суверенностью.

Зрители из инсталляции.

В книге своих воспоминаний о 60х-80х годах (кстати, переизданной к описываемым событиям НЛО) Илья Кабаков сокрушается, что трудно быть подпольным художником, потому что нет нейтрального зрителя, который мог бы непредвзято оценить произведение. Зритель – главный элемент творчества Кабакова, еще с картин, которые Гройс называл полифоническими (речь идет о картинах с диалогами жителей коммунальной квартиры). Тотальная инсталляция тоже вид произведения, в котором зритель – важнейшая часть инсталляции. Могу поручиться, что даже Коллективные Действия не так детально продумывают маршрут зрителей, оставляя им некоторую свободу, как Илья Кабаков вписывает путь своего зрителя в инсталляцию. Итак, зрители, отдавая дань, согласились предоставить нам свои реплики.
Практически всем я задавала провокационный вопрос: альтернативный музей Кабакова это соцреализм или соц арт. Лично я считаю, что к современной ситуации, когда уже нет СССР, оба эти термина не приемлемы. Может поэтому мне так остро не хватало скрытого подтекста, хотя автор все время и так и эдак приглашал меня заглянуть за картину.

Диана Мачулина и Сергей Калинин
Два замечательных живописца высказываются относительно живописи на просвет у Кабакова.
Диана Мачулина и Сергей Калинин (2)

Борис Михайлов
О кабаковских персонажах в трех категориях – советского, универсального и уникального.
Борис Михайлов (2)
О попорченном каноне, который стал фреской и отделен от нас стеклами.

Вадим Захаров
О настоящем искусстве и о стремлении убежать от себя.

Владислав Сафронов
Об «уважительным отторжении». Другая эпоха, другая парадигма, другое время. Сейчас для Кабакова СССР – источник дохода, так что ему его критиковать не сподручно. Возможно, он занимается универсальными системами и утопией. И это типично: когда исчезает Другой, кому противостоял (для Кабакова это СССР), неизбежно обращение к универсальным системам.

Сергей Ромашко
Классификация мух намного проще, чем художников. Идея хорошая - «альтернативная история искусства». Мне концепция словесная очень нравиться…. А что касается изобразительного материала – не очень получилась альтернатива…. Я ее не почувствовал. … Концепция есть, но фактура не получилась». Игра, как обычно у Кабакова.

Разговор с Еленой Петровской и Владимиром Паперным
О двойственном характере всех проектов Кабакова (Паперный) и о мерцающей двойственности всего московского концептуализма вообще (Петровская), и о том, насколько текст с подтекстом возможен в эру полит технологий. Полное перераспределение контекста фиксирует Елена Петровская: Гараж и Винзавод – опасные места в силу особенности места, где любое искусство теряет свою критическую составляющую. Но размах физической активности, 29 залов, 100 кв. км холста, которые своими картинами заполняет один человек, – так же потрясает Владимира Паперного как Сикстинская капелла. Вот такой двойственный подход к пространству контекста.

Алексей Пензин и Николай Олейников
Представители группы «Что делать?» не были в альтернативном музее, но внимательно изучили игру в теннис Кабакова и Гройса. О не политическом животном, которое они обнаружили на игре. Пензин знакомит с коньюнктурой вопроса. Назвает тех, кто уже в нем отметился из великих философов за последнее время. В общем, салонные игры периода стабильности, а теперь и элитный вид спорта.

Дмитрий Врубель и Виктория Тимофеева
Дмитрий вспомнил о Среднерусской возвышенности, доказывая, что Рок-н-ролл жив. И, возможно, в этом содержится ответ художника Елене Петровской об опасности новых пространств. Кабаков в Гараже, перефразируя название выставки клуба авангардистов «Не уму не сердцу», - здесь все же уму. И непосвященные, по мнению Врубеля, не поймут ничегошеньки. Тимофеева попробовала взглянуть с позиции пацана из района и проект показался ей зрелищно интересным.

Иностранный коллекционер
Один из первых галеристов Кабакова, поляк, знавший его на чердаке дома "Россия", ценит его в первую очередь за то, что Кабаков умный художник. И рассказывает, как Кабаков показывал СССР на Западе, в частности вместе с Кошутом на выставке 1994 года в Польше. Ясно, что романтику коммунальной квартиры западный зритель осваивал в кабаковских инсталляциях.
Помню, в Париже на FIACе Дина Верни, вся в бриллиантах, сидит на коммунальной кухне Кабакова.

Юрий Альберт - 1
Видел часть выставки. В Японии и Германии уже выставлялся Розенталь. Опровергает теорию о двух разных модернизмах, советском и западном, опираясь на творчество художника Розенталя.
Восстанавливая справедливость, Альберт вспоминает о том, что первых двух выдуманных художников – персонажей в 1974г. ввели на сцену московского искусства Комар и Меламид и сравнивает их с персонажами Кабакова из Гаража.
Юрий Альберт - 2

Бутерброды фотографа.

Выставка, открывшаяся в ГЦСИ, имела изысканное с французским прононсом название «Бриколлаж», но Борис Михайлов упорно называл ее Бутербродом. На встречу с мастером пришло много молодежи, и Михайлов сокрушался, что выставку они понять не могут, так как понять ее могут только его сверстники. Только они могут оценить тот вызывающий, смелый и захватывающий дух протеста против стандартов бесполой советской жизни, вылившийся в серию откровенного НЮ.

Откровенный автор.

Михайлов начал с того, что его бомжи не продаются – а жрать хочется. И эта серия Будерброд – метафизика, которая сейчас возвращается. Так что серия 60х годов опять становится актуальной. Ну и кроме хлеба с маслом, на которые автор надеется после выставки, Михайлову было интересно почувствовать аудиторию. Эта откровенность автора сильно контрастировала с колобковостью Кабакова, скрывающегося инкогнито за своими персонажами.

В 60-х, как инженер, который одновременно начал заниматься женщинами и фотографией, Борис Михайлов нечаянно увидел рождение чего-то. Сейчас это что-то делается с помощью компа, но внутренняя идея – это то, в чем не поможет ни один компьютер. Вопрос, который ставит автор: он ли это (его сознание) или мироощущение времени, то есть мышление шестидесятников? В общем, и здесь бутерброд. Нужно так же понимать, что голые женщины на горизонте были сделаны Михайловым еще до сексуальной революции в Париже, в советском провинциальном Харькове, где, как все понимают, секса не было (и вообще всех политических во времена застоя сажали, как правило, за порнографию).
Борис Михайлов 1

Художник как реализованная мечта инженера.

Вдруг заняться фотографией –  возможно, признак шизофрении, и бутерброды - тому доказательство. На фоне советской черно-белой фотографии  цветная фотография предлагала новые формальные решения. Был момент, когда это было единственное возможное решение. Для Михайлова  также было важно уравнивание фотографа и художника в этих работах (занимаясь фотографией, инженер Михайлов всегда хотел взять планку художника). Потом его перестала интересовать метафорика, и он начал отслеживать жизнь. Советскую. Постсоветскую. Понимая, что это намного важнее, чем вся эта метафорика. Бутерброды не отражают жизнь, но автору пришлось признать, что они отражают мышление. Михайлов интуитивно решал художественные вопросы, вычленяя то, где «сила лежит». Важен и пафос того, что все инженеры мечтали стать художниками. Сейчас начинается новая эра и происходит возвращение к тому же. Реальность ушла. Как тогда нельзя было снимать, так же и сейчас: не снимай мой дом, меня, - говорят люди, когда видят человека с фотоаппаратом. Контроль над изображением это уже не советское, а общемировое явление.
Борис Михайлов 2

Автор вне времени, но в пространстве.

Итак, Илья Кабаков ускользает от зрителя. Начав изощренную игру со зрителем, сегодня Илья Кабаков стал Автором с большой буквы. Стратегия оказалась верной. Где-то на горизонте в свете софитов и в окружении звездной свиты сам Автор теперь кажется нам чем-то выдуманным. А вот Борис Михайлов, с самого начала так же задавшийся вопросом, что есть художник, представляет нам сегодня в метафорических работах ощущение времени, мировоззрение поколения 70-х, документальность советского и пост советского. И в этом смысле он тоже ускользает как автор. Но если ускользнувший Кабаков представляет нам в Гараже целостное явление, как бы подводя итог всему, упаковывает всю историю российского искусства в сундук-музей, некий симулякр, который пугает нас своей безысходностью – ускользнуть из сундука Кабакова, как замечает Екатерина Деготь, не удастся ни одному молодому художнику, даже западному.
Борис Михайлов тоже говорит с нами о прошлом из настоящего. Но его двойственность, отражение в прошлом настоящего, оставляет возможность ускользания наподобие фильмов про виртуальную реальность. Так герой фильма, которому загрузили в голову огромный файл, избавляется от него, создав в виртуальном пространстве своего двойника, и выходит из тупиковой патовой ситуации. Это классический двойник для эпохи компьютерных игр и виртуальных пространств. В эту эпоху тотальная инсталляция Ильи Кабакова должна была уже преодолеть тяжеловесность реального пространства и превратиться в компьютерную игру - бродилку. Вообще же создать такую бродилку – музей, как мне кажется, было бы правильной формой не только каталога, но и самой выставки. Ведь на ней действительно нет той особой фактурности советского коммунального быта. Которую мы так ценим в его инсталляциях.

Застенчивый художник.

Было бы неправильным обойти вниманием еще одного нонконформиста, Вячеслава Калинина. Его выставка на днях открылась в Третьяковской галерее. Сам художник - юбиляр выглядел лицом абсолютно незаинтересованным в торжественном мероприятии происходящем вокруг него и по поводу его 70-летия. Костюм, казалось, он одел первый раз в жизни и сильно походил в нем на Чарли Чаплина. Однако речь идет о главном выставочном зале России и о торжественном собрании в конференц-зале в здании Третьяковки в Лаврушинском переулке. Атмосферу воспоминаний создали друзья художника, в числе которых художник Владимир Немухин. Вспоминали первые выставки в общежитиях и институтах, говорили о высоком, вечном и особом очаровании московских двориков. Последнее было особенно интересно послушать, так как жизнь московских двориков изменилась столь же радикально, как и судьба нонконформистов.  Образ самобытной России и русской души возникал практически во всех выступлениях.

Как в послевоенное голодное время Вячеслав Калинин стал художником, как учился, как вошел в круг нонконформистов, рассказала заведующая отделом выставок Дивова Нина Глебовна.

Владимир Немухин вспоминает Софийскую набережную, где жил Калинин, и где из окна виден Кремль, а во дворе протекала особая пьяная жизнь. Валерий Дудаков говорил о дружбе, которая возникла на общности опыта бараков Замоскворечья, Сокольников, Марьиной рощи, говорил о лирике, которая ныне исчезла: доброте, отзывчивости и религиозности.
Владимир Немухин

О любви к городу и о счастье простого человека говорила учредитель Фонда "ОПХ" Татьяна Ленинаровна Флегонтова. А друг Юрий Великанов вспоминал о романтике первых выставок в 1962 году в студенческом общежитии и в храме-книгохранилище. Колоритные детали становления художника, который получает признание «снизу», сначала у Рабина, куда Великанов помогал Калинину возить холсты. Вячеслав Калинин низко кланялся всем в пояс.

Дважды иммигранты.

Эти три мероприятия кажутся мне показательными, отражающими весь спектр разговора о художнике. От симпозиума, ставящего вопросы глобально (простите, универсально), сквозь диалог художника с публикой, и до вечера воспоминаний. Конечно, эти три фрагмента не могут составить нам целостного представления о нонконформизме, но демонстрируют три различных характера и темперамента художников. Все трое живут по большей части на Западе, сменив иммиграцию во внутренние пространства коммунального подполья на иммиграцию за рубеж.