Искренне Ваши.

Премии в первую очередь выполняют функцию репрезентации искусства в публичном пространстве искусства и с этой точки зрения динамика развития премий в области современного искусства показательна. Этот ракурс вполне мог бы стать стержневым в описании  истории российского искусства в постсоветский период. Первые премии, о которых вспоминает Георгий Острецов, давались еще Тимуром Новиковым в мифологические времена титанов на заре перестройки. Тимур, правда, парадируя еще советскую инфраструктуру, награждал «по-пионерски», грамотами с печатью. Его инициативу развил Острецов, придумав премию Нового Правительства. Эти премии являлись художественными перформансами, отражающими ситуацию, когда институции современного искусства еще отсутствовали, и фарс награждения в юмористической форме указывал на эту анархическую нелегитимность самой ситуации.  Показательно так же, что второй премией стала премия «Мастер», инициированная галереей Ковчег. Именно галереи, а не государственные институции в период формирования в стране первоначальных капиталов стали главными действующими лицами художественной жизни, взяв инициативу у художников-нонконформистов. К завершающему моменту этого периода безусловно  относится премия «Черный квадрат», которая возникла в лоне Экспо-парка, как часть некоммерческой программы АРТ МОСКВЫ. Черный квадрат знаменовал собой победивший рынок искусства. И если премией «Мастер» награждали художника за лучшую выставку сезона (то есть налицо легитимация авторитета художественного бренда), то «Черный квадрат» выдвинул лозунг качественного произведения искусства.   Развитие России в путинский период, укрепление государственной власти ознаменовалось появлением премии «Инновация», когда на государственном институциональном уровне была заявила легитимность современного искусства. В этом ряду премия «Соратник» последняя, и ее появление практически параллельно с первой «Инновацией» демонстрирует те демократические тенденции, которые изначально присутствовали в андеграундной традиции русского искусства. Само сообщество художников посчитало необходимым, в альтернативу укрепляющемуся институциональному процессу, заявить свою неофициальную позицию. Хотя, как и все, что проистекает как инициатива художников, она существует на грани легитимности, скорее как продолжение жизнетворческого процесса неофициального искусства.  Но когда налицо такая разнообразная премиальная политика и игроков на этом поле достаточно, чтобы их можно было соотносить друг с другом, и возникает подлинная демократия. 

Соблюдая политес.

Премия в области современного искусства, как и в любой другой гуманитарной или технической области - это не финансовая помощь, и деньги здесь конечно не самое главное. Главное -  признание заслуг перед искусством, внимание современников, которые отправляют рекомендательные письма «до востребования» в будущее и популяризируют искусство в массах. Конечно приятно, когда сумма, которую получают номинанты осязаемая, но эта сумма не говорит о заслугах и вкладе в современное искусство того или иного персонажа художественной сцены. Она  в первую очередь фиксирует статус самой премии – и чем больше сумма, тем престижнее премия. Пока у нас так. Деньги, таким образом, определяют славу – так что выбирать между «деньгами и славой» не обязательно: авторитет - понятие многогранное.   
Но иногда премии подтверждают свой престиж за счет легендарных имен, и получить премию Андрея Белого или Марселя Дюшана оказывается иногда  приятнее, чем государственную национальную премию. В общем, премиальный «политес» -  вещь тонкая, и говорить о ее тонкостях в обществе не менее уместно, чем о погоде. Что же призваны продемонстрировать обществу премии? Признание заслуг и подтверждение успехов и без того известных всем тем, кто регулярно отслеживает художественный контекст? Да и кто собственно эти люди, которые берут на себя «почетную обязанность» от имени общественности раздавать премии и награды, предлагая свои рекомендации истории?

Премия в законе.

Итак, начнем сначала, с первой премии, хотя на это место претендуют практически все перечисленные премии, разве что за исключением Соратника.   
Однако никто не будет возражать, если первое самое почетное место займет «Инновация», к тому же это практически официальная точка зрения.

По результатам первой премии весной прошлого года в ГЦСИ состоялось подведение итогов. Здесь приводятся некоторые фрагменты этого обсуждения, в котором приняли участие Александр Заволокин, Леонид Бажанов, Михаил Миндлин, Ирина Горлова, Дмитрий Барабанов, Юрий Пластинин, Оксана Саркисян и др.   Те проблемы, с которыми столкнулись организаторы в первый год, как мы сегодня видим, во многом преодолены.   

Самая престижная премия в области современного искусства на сегодняшний день – государственная премия «Инновация» – ее премиальный фонд самый большой, у нее самые пышные награждения, возможно даже чрезмерно пышные для солидной премии.  Но, учитывая общенациональное значение премии, можно закрыть глаза на некоторые элементы популярной культуры. Можно огласиться, что на церемонию награждения здесь уже не зовут всех представителей большой семьи художников и больше уделяют внимание «нужным» людям, лица которых обычно не встретишь на вернисажах.

Однако по закону «Инновация», как выяснилось, не премия. Правом учреждать премии согласно российскому законодательству обладает только государство – разъясняют Александр Заволокин и Михаил Миндлин ситуацию в связи с премией «Инновация». Это официальное разоблачение, переводящее всех наших победителей национального значения из статуса премиантов в статус конкурсантов, тем не менее, не опровергает государственного статуса мероприятия.
Михаил Миндлин: “Это не премия, это конкурс. Чтобы было понятно: премию имеет право учреждать по юридическим нормам только правительство Российской Федерации”.
Александр Заволокин: “Это очень длительная и сложная процедура, если бы мы пошли по этому пути, то были бы только в начале. Это отдельная строка в бюджете РФ и очень сложная процедура оформления. Поэтому  мы нашли идеальную модель – конкурс, по результатам которого отмечают отличившихся.  Мы традиционно называем ее премией и так ее будут называть, но юридически – это лауреаты конкурса”.  Миша Миндлин: Мы взяли за основу конкурс Чайковского.
Заволокин: и в результате мы уже первый провели». <Часть 1>

Ленид Бажанов: «Это первый опыт, хотя и есть колоссальные наработки в области театральных и литературных премий, кино. В изобразительном искусстве есть эпизоды только. Есть премия «Мастер», если она еще продолжает существовать. Будет объявлена премия художников на Арт Стрелке. Понятно, что есть Государственная и Президентская премии, но специализированная премия в области современного искусства с такой поддержкой единственная и хотелось бы, чтобы она продолжалась. Мы столкнулись с тем, что страшно раздут шорт-лист (речь идет о первой «Инновации»). Чтобы решить эту проблему, нужно придумать новую номинацию для регионов. В них есть яркие инициативы. Номинации имело бы смысл еще расширить и в искусствознании и критике. Еще… функцию куратора в полиграфии и веб сайтовском пространстве выполняет издательство – может, имело бы смысл ввести такую номинацию. Но на увеличении номинаций стоит преграда – ее только политической волей наших патронов можно решить. Со своей стороны мы можем привлекать частных спонсоров, но здесь нужно с двух сторон действовать.   

Заволокин: В увеличении финансирования гарантий дать мы не можем. Предложение – закрепить приоритетные номинации, за которое отвечает государство. Конечно и профессиональную критику нужно развивать. Она у нас переползла в газеты, поэтому ее нужно развивать, но здесь могут помочь и спонсоры. Но вот региональную ситуацию государство поддержит. Это крайне важно и это красиво прозвучит.

Бажанов: Еще одна номинация, которая вызывает непонимание – это премия за вклад. Это люди, которые уже лет 30 стоят в очереди, и участвовать в конкурсе для них нелепо и бессмысленно. Имело бы смысл это возложить на жюри. Каждый год жюри выдвигает одного героя.

Заволокин: И потом, ведь в жюри делегированы представители общественности. Мы же должны сформировать в сознании общественности мысль о том, что там ее представители.

Бажанов: Всегда лауреаты премии будут подвергаться критике, но это ответственность жюри… Кому-то нравится, что дали одному или другому, кому-то не нравится…

Заволокин:  – согласия не достичь никогда.

Бажанов: Я думаю, мы будем приближаться к согласию по мере существования премии. Первый раз это трудно, второй уже легче. В ближайшие пять лет все наши ведущие кураторы получат премии. С художниками немного хуже, потому что их больше. Ну а с критиками вообще хорошо, потому что дай бог набрать критиков хотя бы на три года.  <Часть 2>

Мой вопрос относительно политики премии и ее концепции был воспринят с опасением. Эти слова сейчас не популярны на государственном уровне, культурная политика старается их избегать. Поэтому мне были даны подробные разъяснения и заверения в отсутствии государственной политики в области премии в частности (и что, видимо, подразумевается) в современном искусстве в целом, о невозможности какой-либо политики.

Заволокин: Важный вопрос роли государства в художественном процессе. Мы для себя в структуре управления культуры четко сформулировали один принцип. Мы должны поддерживать, но ни в коем случае не руководить. Для того чтобы поставленная задача была решена с наибольшей пользой, наша главная обязанность найти исполнителей, профессиональных, которым государство в данном случае доверяет. И найдя таких исполнителей, государство им делегирует всю профессиональную ответственность, оставляя за собой обязанность финансово поддерживать премию и следить за тем, чтобы она не вступала в противоречие с существующим законодательством, то есть у нас юридическая и идеологическая функции: чтобы не было насилия, пропаганды порнографии, призывов к свержению существующего строя. На этом функции государства заканчиваются. Мы не можем вмешиваться в  творческие процессы, которые осуществляются в профессиональном сообществе, потому что мы не профессионалы в этой сфере.

Миндлин: Контроль осуществляется еще следующим образом – председателем оргкомитета является руководитель Федерального агентства и оргкомитет утверждает списки, но может и отклонять. Мы как соорганизатор формируем и предлагаем, так как мы являемся профессионалами в этой области, списки экспертного совета и жюри. А эти списки уже утверждаются оргкомитетом, куда входят независимые эксперты, и естественно оргкомитет может не делегировать право отбора и присуждения премии. А идеологии премии нет, никакие принципы нельзя предложить профессиональному жюри. Они руководствуются только своими принципами.  <Часть 3>

Заволокин: Государство понимает, что современное визуальное искусство надо развивать. Если мы сравним ситуацию 15 лет назад и сегодня, сейчас это в политике вербализовано. Со словами «акция» и «концепция» нас раньше вышибали из кабинета ногами, но не важно. Так вот государство свою роль выполнило – оно определило приоритет. Но на учреждении премии заканчивается функция государства. Оно определило приоритет. И государственные учреждения созданы специально для этой цели.  

Миндлин: Других механизмов не существует.  Понятно, что акценты будут точно расставлены через 50 лет. Но если общество колеблется между 5 авторами, то понятно, что кто-то из них войдет в историю отечественного искусства. Это известно.

Бажанов: Идеология правительства проявилось в том, что правительство утвердило эту премию. Раньше были премии в области театра, музыке и кино, а в современном искусстве не было.

Миндлин: Бажанов. Барабанов, Бакштейн – вряд ли вместе вырабатывают политику. Они отдают приоритет более достойным. <Часть 4>

«Более» или «менее» достойные в данном случае сложно определимая категория. Определить достойнейшего из достойных, кажется, не возьмется ни одно жюри во вселенной, ведь здесь, в отличие от спорта, нет точных параметров. Действительно, кто более достойны, группа Гнездо или Мухоморы? Но в этом году жюри присуждает премию Гнезду, выражая тем самым всеобщее настроение московской художественной общественности, скорбящей в связи с кончиной художника Михаила Рошаля (и если ни в этом году, то «Инновация» не сможет его заслуги отметить – ведь премия дается только по итогам года, а не вообще за заслуги). Нельзя не отметить, что получивший в прошлом году премию «Инновации» за вклад в отечественное искусство Оскар Рабин в этом году открыл выставку в музее частных коллекций. Существует ли связь между двумя этими событиями? Вполне возможно.
 

А вот всеми любимый Андрей Ковалев, заслуги которого перед отечественным искусством достойны памятника, не победил в прошлом году на первой «Инновации» в номинации «Критика». Жюри предпочло отметить Олесю Туркину - достойный персонаж, но в данном случае вполне определенная политика прослеживается в том, что премия была дана за первые онлайновые обзоры событий на российской художественной сцене на английском языке.   Так вот формируется выбор. И вторая «Инновация» подтвердила политику премии, которая в награждении придерживается (можно утверждать) одновременно популяризаторской и левой политики:  премию в области художественной критики получил  политический активист Олег Киреев за популярное изложение принципов медиаактивизма (заметим, что актуальным издание этой книги было бы лет 10 назад). Конечно, роль Сергея Хачатурова и Ирины Кулик (которые вместе с Киреевым номинировались в этом году) внутри художественного сообщества намного важнее, но все-таки они, как говорится,  «на службе». Итак, как и в первый год, премия в номинации критики дается за популяризаторский проект. Так же вполне уместно говорить о политике «Инновации», которая ориентируется на левый дискурс, традиционно присущий современному искусству, на поддержку регионов, женщин и других представителей маргиналий. В эту перспективу вписывается и награждение независимого куратора Виктора Мизиано за выставку пост советского азиатского искусства, выделение в отдельную номинацию региональных проектов и награждение Лены Ковылиной, вполне сложившейся художницы, которая неожиданно для многих оказалась в номинации молодых художников. Ее сверстники, группа Синий Суп, возможно потому, что они работают, в отличие от Лены, не в маргинальной области перформанса, а во вполне респектабельном жанре видео инсталляций, были представлены в номинации «взрослых» художников.

Оставалось бы только рукоплескать такой прогрессивной государственной политике, если бы не те задачи, которые ставит перед собой «Инновация», и которые так же являются важной составляющей политики премии. Все горячие чувства проподают, когда речь заходит о холодной массе  - о телезрителях. 

Лицо со статусом.

Юрий Пластилин (о 1-й Инновации): Лицо премии определяется медиализацией. И здесь, на мой взгляд, была допущена ошибка. В форме мероприятия, хотя я понимаю логику: она должна опознаваться светскими людьми и быть маркирована для них. То есть премия себя маркирует как одно из светских мероприятий, но на них совсем другое искусство популярно. А поскольку все-таки премия, как мне кажется, призвана укреплять искусство, которое «настоящее», и маркироваться она должна в соответствии с этим.
Миндлин: С плясунами – прокол организаторов, им об этом сказали (речь о танцах золотых мальчиков на первом награждении «Инновация»). 
Пластинин: Процедура вручения премии ничем не отличалась от вручения премий дизайнерам, вот что я хочу сказать. И это плохо, потому что маркирует ее как привлекательную для светской тусовки. Но не это же цель.
Миндлин: Это цель. Это одна из важнейших целей премии. Именно премии, этой затеи – это цель. Поскольку благодаря этому современное искусство попадает на рынок, поднимается его социальный статус в обществе в широком смысле. И если мы – масонская ложа, то вообще не надо это устраивать. Мы вообще планируем сделать теле версию и показывать всей стране. Если ее сделать непонятной широкой публике, если там не будет поп звезд, ее смотреть не будут, и ее статус сразу умрет.
Пластинин: по насмотренности определенной по первым кадрам мы определяем – стоит ли дальше смотреть.
Саркисян: не снижает ли это статус премии?
Миндлин: Не снижает, а повышает.  Потому что делают специалисты в телевизионных  рейтингах. Они делают «Серебряную колошу» и «Человек года» и т.д.., и все равно здесь была очень сложная специфика. Потому что если премия в области театра или кино, там выходят медийные персонажи. А у нас нет медийных персонажей. И наша задача – чтобы они стали медийными персонажами. Только так внимание общества будет привлечено к современному искусству.
Бажанов: Я не думаю, что премия и процедура вручения должны выполнить эту функцию. Функцию привлечения внимания общества выполняет весь комплекс усилий: выставки, образовательные программы, строительство музеев – весь комплекс, а мы решили все это вбухнуть в премию.
Миндлин: Это самое эффективное. Все остальное не работает.
Бажанов: А я знаю, что работает. Без всякой гламурщины привлекает гораздо больше публику. Думаю, мы перестарались, а победить театральную ситуацию мы не сможем никогда, сколько бы Рината за нас не плясала. Ситуация не изменится.
Миндлин: Может быть, это могло бы быть слегка иначе,… но если это не попадет в модные журналы, тогда «до свидания», тогда это опять масонская ложа.
Бажанов: В модные журналы не попадают «Буккер», Государственная премия, Президентская премия.
Миндлин. Это совсем другое.
Бажанов: Это не другое.
Заволокин. Ох, хотим мы или не хотим, мы должны играть не по своим правилам. Узкая цеховая замкнутость – это значит, все тогда останется по-прежнему. Надо пробовать, искать. Я рад был услышать, что следующий формат будет рассчитан на телевидение. Это будет на «Нику» похоже. Но мое личное впечатление, я побывал на многих мероприятиях за рубежом, и вы знаете, там помпы и гламура не боятся.
Миндлин: Премию Тернер, например, вручает Мадонна.

Мадонна конечно гламурный персонаж, но все-таки начинала на Фабрике у Энди Уорхола, а вот лицо второй Инновации актриса Допкунайте  уже абсолютно внешний, медийный
персонаж по отношению к современному искусству. И как показывает второе награждение, гламур одержал победу, хотя и был причесан, были устранены все шероховатости «слишком». Процесс награждения был отлажен, и как по часам демонстрировалось видео, уже не приводя в шок своим калейдоскопом, как на первом награждении.
Политика диалектического соединения противоположностей: нуждающихся в поддержке маргиналий искусства и светского гламура  вполне осознанная. <Часть 5>

Мастер.

Если «Инновация» делает ставку на выбор немногочисленных, но авторитетных членов жюри, то «Мастер» предлагает более демократическую структуру в основе которой статистика. Хотя члены жюри премии «Мастер» тоже очень авторитетные и профессиональные люди, но их значительно больше, что позволяет говорить не о политикеи, совместно выработанной верхушкой художественного профессионального сообщества, а об отражении мнения сообщества профессионалов. Однако узкая направленность премии, которая отмечает по итогам года лучшую выставку станковых произведений искусства (графика/живопись), делает ее несколько консервативной. Запись выступления организаторов премии и интервью с ними были взяты на награждении премии «Мастер» прошлого года.

Официальное выступление на открытии: Пожалуйста, потише, мы собираемся говорить долго. Премия возникла три года назад как ежегодный проект по инициативе галереи «Ковчег», но мы ее не считаем своей, а считаем московской. Поэтому в ней участвует так много экспертов, журналистов, кураторов выставок. Премия дается раз в год по итогам года. Первые два года премия существовала как сугубо платоническая и пыталась сформулировать позицию профессионального сообщества. В работе жюри принимают участие 16 человек экспертов. Это сотрудники музеев, искусствоведы, кураторы, а так же 26 журналистов. У нас существует две премии: присуждается звание лауреата премии «Мастер» и существует премия журналистов. Не существует никакого выдвижения. Для того чтобы выставка попала в поле зрения премии, достаточно чтобы она была в общественном доступе более 10 дней. Это то, как работает механизм. С этого года (2006) у нас появились спонсоры. Русский банк развития, который так же стал партнером. Поэтому помимо общественного и профессионального признания еще появилось реальное наполнение. Мы впервые можем поощрить и экспертов.

О всей структуре премиального фонда расскажет Ирина Стежка, которая является с этого года членом оргкомитета премии.

Ирина Стежка: Большой интерес у людей к искусству и поэтому многие откликнулись на наше предложение. Для победителей прошлых годов подготовлены подарки.
<Мастер. Часть 1>

«Ковчег»: Ковчег придумал премию. Но мы от себя максимально дистанцируем премию, чтобы она могла существовать в московском формате, и мы не можем влиять на результаты. Существует достаточно обширное жюри, люди достаточно разных мировоззренческих позиций. Они не всегда готовы были бы сесть за один стол что-то обсуждать, но они все откликнулись на наше предложение. Работает этот механизм чисто статистическим образом, существует большие тридцати страничные списки выставок, в основном со станковыми произведениями. Члены жюри отмечают свои предпочтения, предпочтения ужимают список, и итоговый список и этот полуфабрикат передается жюри арт критиков…

Саркисян: Могут ли совпасть мнения двух жюри?

Ковчег: В первый год это мнение совпало на фигуре Рогинского. Мнения в номинации графики разошлись: журналисты проголосовали за Батынкова, а профессиональное жюри – за Нину Котел, а в живописи мнения обоих жюри совпали. Была отмечена выставка в Третьяковской галерее, и, надо сказать, это был последний год его жизни, и он тогда не получил Государственную премию, на которую выдвигался, но получил премию «Мастер», и это по сути было некоторым искуплением перед ним Отечества. У нас как кураторов галереи «Ковчег» на всех есть один голос и он не может ничего изменить. А в прессе мы вообще не участвуем. В этом году в жюри прессы была борьба по поводу Батынкова и Норштейна.

Саркисян: А если один и тот же автор выигрывает дважды, как могло случиться в случае Батынкова?

«Ковчег»: У нас такой ситуации не было никогда, и мы пока не готовы. Мы еще не успели этот момент обдумать. Мы, в данном случае галерея Ковчег, тянем эту премию как общественную работу. Насколько это получается…

Саркисян: Премия узкоспециальная….

«Ковчег»: Она связана с пластическими, станковыми формами. Уже в прошлом году (вторая премия) мы отказались от деления. Просто мы не совсем готовы налаживать это по всему спектру. Есть механизм, который мы отработали и видим, что он сейчас работает,  и к нему могут, по этому же принципу, добавляться другие номинации. Пожалуйста, если к нам придут люди… я, например, не готов заниматься организацией конкурса скульптуры. Я не знаю, кто авторитеты в области скульптуры, чтобы их позвать в жюри. Поэтому же и видеоискусства здесь нет, а не потому что его нет в природе. Этот механизм, пока единственно четко работающий по технологии… потому что как присуждалась государственная премия, как присуждается «Инновация» – как там работали жюри – мы не знаем. Сейчас мы понимаем, как это работает… Нет разграничения между жюри и экспертным советом.

Саркисян: Сколько же все-таки премия?

«Ковчег»: 50 тысяч рублей.

Саркися: Еще один вопрос. А Дубосарский – Виноградов почему у вас не получают премию?

«Ковчег»: Они были во всех списках, они просто не дошли до финиша.

Саркисян: «Концептуальная» составляющая не учитывается, возможно, только профессиональное мастерство?

«Ковчег»: Думаю люди, которые участвуют в голосовании, формулируют это по разному, (люди разные: есть из Пушкинского музея, есть Мейланд, Никич), думаю здесь каждый решает сам. <Мастер. Часть 2>

Малевич – за качество в искусстве.

Казалось бы, премия «Черный квадрат» вполне могла бы стать очень авторитетной в узких кругах, даже более авторитетной, чем национальная, при определенном угле зрения. Но не тут то было. Конечно в названии этой премии нам открываются не только безграничность русской души, но русского гения. Кроме того, «Черный квадрат» - дверь во всемирную традицию авангарда, и божественное имя Малевича вполне могло бы  сделать премию престижной международной наградой…  Такая перспектива могла бы возникнуть в определенный момент, учитывая, что первое время «Черный квадрат» был привязан к проведению ярмарки АРТ Москва. Но развитие «Черного квадрата» пошло по другому пути.  Возродившаяся после некоторого перерыва премия, выставка номинантов которой состоялась зимой этого года в ЦДХ, по ироничному замечанию группы Эскейпт больше походила на Салон Отверженных. Так называлась не только их совместная работа (отдельно участники группы так же были представлены на выставке), но и круглый стол, посвященный обсуждению премии «Черный квадрат». В нем приняли участие Валерий Айзенберг, Антон Литвин, Екатерина Деготь, Давид Рифф, Дмитрий Виленский, Оксана Саркисян, группа из Нижнего Тагила «Куда бегут собаки».

Возможно, это самый яркий пример премии, которая находится в развитии. Не до конца продуманная структура «Черного квадрата» сделала его восприимчивым к изменениям, которые происходят в художественной среде, и из статусной премия превратилась в экспериментальную.  Хотя обращение к традиции авангарда, нужно признать, в данном случае вполне было формально: так, для красного словца. В действительности премия была придумана в поддержку отечественного рынка искусства, требовавшего в 90е крови «некоммерческих проектов». Теперь рынок укрепился, а премия, бывшая важным событием московской художественной жизни еще несколько лет назад, последнее время все менее и менее пафосна. Удивительно, но в этом году список имен, подавших заявку на участие в премии, был катастрофически маргинальным. Художники, которые уже добились признания, в премии решили не участвовать (за исключением разве что романтического Сергея Шутова, не ориентирующихся в московской ситуации Фабрики Найденных Одежд и Эскейпта, честно отрабатывающего свое название). Основную массу проектов составляли работы молодых художников, для которых не столько важна конкуренция за награду, сколько возможность выставиться. И может быть в этой спонтанной трансформации премии – выход и возможности ее дальнейшего развития.

Как-то само собой сложилось ощущение, что это премия для начинающих художников, хотя такого ограничения в «Черном квадрате» нет. По словам ее вдохновителя Кати Деготь премия «призвана способствовать появлению качественных произведений искусства». Этот рыночный лозунг был очень популярен в Москве в конце 90х, но сегодня, кажется, уже запылился.

В отличие от «Инновации» и «Мастера», на участие в премии «Черный квадрат» самому художнику нужно подать заявку и по возможности предложить новый или хотя бы пока не засвеченный проект.  

Деготь. У нас была одна инсталляция, которую, как было видно из заявки, художник не понимает, как реализовать.

Виленский: А если скажем автор, который уже отобран, ты приходишь за три дня до открытия, а он монтирует совсем другую работу.

Деготь: Это против правил конкурса. Она будет снята. Работа, конечно, может измениться, работа развивается, но делать совсем другую работу – нельзя. Для меня очень важно, что  это конкурс работ, а не конкурс художников. И каждый раз, когда мы собираемся с жюри, я стараюсь напоминать, что мы стараемся не давать премию за заслуги в целом, а отмечать именно что-то из работ, которые представлены здесь, как они реализованы. Очень часто работа на уровне заявки выглядит привлекательно, но реализована плохо, и наоборот – бывает, мы еще думали, брать работу или нет, а потом она оказывается очень хорошо реализована. Для меня еще одна внутренняя тема этого конкурса – некая реабилитация произведения. Все-таки визуальное искусство должно иметь некое воздействие. Для меня очень важно визуальное воздействие работы от столкновения с работой. Мы видим заявки, потом мы приходим на выставку и смотрим, произошла ли встреча наших представлений и того, что в конечном итоге представил художник, или этого не происходита выставку и смотрим, произошлоим на выставку и смотрим, произошло ли еализована. . Поэтому мы говорим о конкурсе определенных произведений, и не по правилам создавать другое.

Айзенберг: Вокруг нашего проекта «Салона отверженных». Мы не могли сделать то, что было заявлено, так как многие отказались участвовать, и произошла некая трансформация работы. Тем не менее, с теми жесткими условиями, на которых сейчас Катя настаивает, я с ними не согласен. Это мешает перманентному совершенствованию работы, которое может происходить и после заявки проекта.

Антон Литвин: Можно я скажу реплику? В принципе есть положительный момент, что не участвуют звезды, и Катя заявляет это как положительный момент. Не является ли это переходом премии в разряд поддержки молодых талантов и не снижает ли это ее статус? Не дискредитирует ли это премию?

Деготь: Если что-то в этой стране потеряет статус, я буду только рада. У нас один статус кругом и больше ничего. В этом смысле, если бы сейчас в конкурсе участвовали Кулик, Дубосарский, Монро, Братков … Усилиями глянцевых журналов, галеристов, фондов, самих художников сложился художественный истеблишмент. Это нормально, это существует во всех странах. Я очень рада, что на этой выставке его нет. Это возможность увидеть других людей, другие тенденции. Этот конкурс не является поддержкой молодых талантов, но мне кажется, что это было бы лучше, чем поддержка статусных людей. Конечно, если Кулик или Дубосарский захотят участвовать, мы им тоже не откажем.

Саркисян: Возможно, ли говорить о произведении искусства, которое складывается на таком коротком отрезке? Не является ли произведение искусства более сложным явлением взаимодействия  идеи, работы художника с культурным пространством?

Деготь: Я настаиваю, что есть такая временная точка, когда художник должен поставить точку, и сказать: моя работа сделана. Это собственно конкурс проектов.  

Давид Рифф: Должен ли конкурс стать конкурсом молодого искусства – я считаю несомненно, что – да. Я думаю, здесь в России кризис художественного потенциала. Когда я жил в Германии, и моя жена была художником,  мы постоянно ходили на какие-то конкурсы. Там масса людей, которые считают себя художниками. Здесь, поскольку нет нормальной образовательной системы, это единственный стимул для молодых людей и возможность выставиться. Иначе жюри нужно платить огромные деньги…

Деготь: Вообще задача этого конкурса… сначала он мог пойти в сторону такого этаблирования художественного. Мы ставили штамп: если эту премию ты получил, значит, ты  супер. В эту сторону премия не пошла, и у нас такое ощущение, что сторона  эта гламур и статусность, но, тем не менее, премия - это не только слава, но и деньги. Деньги ощутимые для многих художников.

Веленский: Какая премиальная сумма?

Деготь: Пять тысяч евро. Мы, конечно, не учитывали этот факт в своих решениях: что художник беден, и мы должны дать ему денег, но все-таки. Это позволит художнику меньше служить обществу и больше служить искусству, хотя бы какое-то время.

Веленский: Я уже участвовал в трех мастерских и признаюсь, я участвовал не ради денег. И это симптоматично для многих художников России, которым конкурс предоставляет возможность показать цельный проект, может даже те вещи, которые в работе. Поэтому мне кажется, нужно отбивать этот лабораторный проект.

Деготь: Мне это многие говорили, и по многим я вижу это. Для многих важно выставиться рядом с другими, соотнести свою работу с работой другого.

<Черный квадрат>

Главная проблема «Черного квадрата», который пока не определился чем все-таки стать – премией молодых авторов, экспериметальным проектом или гарантом качественного искусства,  в том, что в такой ситуации очень трудно приходится жюри, ведь ему приходится сравнивать работы как опытных художников, так и начинающих, у которых в наших широтах идеи превалируют над воплощением. Так получившая в этом году премию питерская группа Фабрика Найденных Одежд отметила премией выход на новый профессиональный уровень, представив инсталляцию видео, в котором (впервые в практике группы) были задействованы профессиональные актеры.

От смешного до великого – один шаг.

Художественный проект Гоши Острецова, премия Нового Правительства, призванный способствовать развитию художественной жизни столицы, сегодня уже выглядит как ретро, напоминая нам о той прекрасной, но бедной эпохе, когда искусство было востребовано только деятелями самого искусства. Ироничность этой премии не вписывается сегодня в художественный контекст. Возможно, это происходит и оттого, что премия не достаточно иронична. Действительно, еще несколько лет назад награждения этой премии были «как настоящие». Сегодня, когда наконец появилась настоящая государственная премия, Георгий Острецов всерьез задумался о дальнейшей политике премии. Кажется, возможность ее развития в провокативности общественному мнению и в выдвижении Острецовым самых неожиданных номинантов. В связи с этим я позволю себе предложить Новому Правительству выдвинуть в следующем году в номинации «за патриотизм» Ольгу Свиблову. Ее проект на Венецианской биеннале должен спровоцировать массу возмущений в международной прессе относительно распространенной в современной России практики взаимоотношений капитала и государственных  структур, продемонстрировав на высоком международном уровне  пример их взаимовыгодного сотрудничества.  В номинации «культура» можно было бы, к примеру, вспомнить Бренера, как ту культуру, которую мы потеряли, а в журналистике наградить незаслуженно оставшегося без награды Андрея Ковалева. В номинации же «право»  предлагаю автоматически награждать тех, против кого на текущий момент возбуждено уголовное дело за художественные проекты. Так что, на мой взгляд, перспективы у премии Нового Правительства пока есть. Но пока «Великий инквизитор», скрывающийся под маской Нового Правительства, еще не определился с судьбой премии.

Саркисян: Расскажи пожалуйста о той премии, которую ты вручаешь, она первая на территории современного искусства или вторая?

Острецов: В актуальном искусстве, на мой взгляд, первая, если не считать свибловских. Но это не премия, а орден. Это премия создана внутри искусства, она является художественным актом. Это не премия, которую Лопухова организовала.

Саркисян: То есть к твоей премии можно относиться как к акции художника, которая осуществляется раз в год?

Острецов: Я беру полномочия художественного сообщества, аппроприирую этот статус. Но в принципе это человек в маске, не существующее правительство, человек в маске. Конечно это все перформанс, фарс…

Саркисян: Ты сам берешь на себя ответственность решать, кого наградить орденом?

Острецов: У меня есть комиссия. Обычно художников награждают. А здесь, наоборот: художники отмечают не художников. Я считаю, что художник художнику премию давать не должен. Это странно. Поэтому премия Литвина и Лопуховой уязвима с точки зрения социальной критики. Моя наверно тоже. Но я пытаюсь ее защищать по-своему.

Саркисян: Сколько уже награждений ты осуществил?

Острецов: Четыре, вот в этом году собираюсь делать пятую. Но я много работаю, немного подустал. Я ее собираюсь сделать в конце мая.

Саркисян: Пять лет – видимо она действительно самая первая.

Острецов: Самый первый старт сделал Тимур Новиков. Были первые премии – грамоты, он мне выдал за маску-фантомаску  грамоту с печатью из ластика вырезанную. 

Саркисян: Твое выступление во время первой «Инновации», когда ты предложил Бажанову отправиться на пенсию, это выступление было против функционирования структуры Современного искусства или против премии?

Острецов: Я выступал против премии, изучив мотивы, сам приз, фигурку, систему по которой это все делалось, я понял, что это премия для самих себя.  Все это фикция чистой воды. Кураторы кураторов награждают…

Саркисян: Да сами себя. Там люди, которые сидят в жюри, они же в номинантах.

Острецов: Это антихудожественная премия, которую надо развенчать. Я сделал акцию на первой «Инновации», чтобы развенчать в основе своей. В принципе, они меня и просили, когда я им пригрозил, что я их развенчаю. Ко мне Миндлин подбежал и говорит: давай-давай.

Саркисян: Но твоя премия, как я понимаю, вообще полный произвол. Как происходит выдвижение на награду?

Острецов: У меня на каждую номинацию три кандидата. Я их рассылаю художникам (10-15 человек), мнением которых я дорожу. Потом собираю их мнения, корректирую, и все. Это коллективный все же выбор. И это не мои личные пристрастия и интересы. Я Кате Деготь, например, дал орден, хотя она ко мне никакого отношения не имеет, она меня не выставляла. Так же и Пасько… Я еще с Петром Войсом сотрудничаю, он мне безумных людей подгоняет, получаются забавные странные ситуации. Но в принципе, я хотел еще больше переосмыслить ситуацию, перевести ее в фарс… И может быть, пятое награждение будет последним. Каждый год я награждаю статуэтками – это маленькие серебряные головы правителя. Они все разные. Если премия моя не будет развиваться, то видимо она будет последней.

Саркисян: А какие у тебя номинации?

Острецов: Культура, журналистика, право и патриотизм.

Саркисян: То есть у тебя не важно, какой профессиональной конфессии принадлежишь – куратор, журналист - ты можешь участвовать в любой практически номинации.

Острецов: Да. Лимонов у меня получал за патриотизм, а не за искусство. От позиции зависит человека. И потом я стараюсь, чтобы человек пошел на контакт, чтобы он стал участником моего проекта и превратить все это в элемент сюра.

Саркисян: Мне кажется, здесь ты симулируешь настоящую правительственную премию, которая в первую очередь тоже стремиться к публичному шоу.

Острецов: Тут скорее цель привлечь человека к искусству. В результате цель – искусство. А «Инновация» – деньги дает. Здесь и начинается, кому дали премию, кому не дали. А у меня люди входят в искусство…

Саркисян: Интересный у тебя ход. А вот Бакштейну ты, в конце концов, дал премию или нет?

Острецов: Нет, не дал, я его выгнал со сцены. Сказал ему, «пошел в жопу». Он стал себя неадекватно вести. Стал говорить, что Новое Правительство не легитимно. Что это за награждение такое …

Саркисян: Повел себя радикально. Это же хорошо.

Острецов: Ну, и радикально был послан в жопу.

Саркисян: Новое Правительство может себе такое позволить.

Острецов: Потом он мне говорит: «что это ты себя вел как Бренер»?

Саркисян: Ты бы тоже ему мог сказать, что он сам Бренер.

(Пояснение: пришедший получать награду Нового Правительства Иосиф Маркович вел себя на сцене вызывающе и высказывался неодобрительно о Новом Правительстве).
Конечно, хотелось бы сохранить эту уникальную премию, но все течет, все изменяется и это будет нелегко.

<Новое Правительство>

Собутыльник собутыльнику – соратник.

Собственно, когда речь идет о премиях художников, волей неволей проскакивают всякие неформальные словечки. Но, украсив свою статью удвоенным «собутыльником» я все же не была голословна. О бутылках вспомнили сами организаторы премии «Соратник», вручая дополнительный приз от журнала «Крокодил» в виде бутылки водки в прошлом году на Арт Стрелке. И видимо случайное совпадение – выбирают троих художников.

Ира Кулик, которая любя называет премию «Подельник», объяснила свои ассоциации премии «Соратник» так: слово подельник возникло еще, когда мы обсуждали выставку «Сообщник» с Епихиным, как некий вариант. Хорошее братство художников всегда должно быть немного криминальным, в законе, если с другой стороны смотреть. (голоса о слове подельник: по делу дают, потому что ближе к подделке). У Соратника на мой вкус подтекст очень советский. 
Литвин: Соратник – по словарю Даля – испытанный надежный боевой товарищ, так что советские аллюзии Иры оставим на ее совести.

<Соратник. Часть 1>

В отличие от премии Нового Правительства, премия «Соратник» только стартовала, и исчезать не собирается.  Преимущество этого проекта художественной коммуникации внутри сообщества художников, образовавших благодаря «Соратнику» свое тайное общество (отмежевавшись от критиков, кураторов и других влиятельных лиц), скрепленное тайным голосованием, в том что «Соратник» действительно может отражать голос арт народа.  Но первая премия «Соратника» показала, что это возможно только в исключительном случае, каким может стать, к примеру, всеобщая воинская обязанность. Взывать к ответственности и серьезности художников - дело бессмысленное. Так что надеяться на какие-то объективные статистические показатели «Соратника» не приходиться, тем не менее, уже первый «Соратник» показал, насколько выбор художников отличается от выбора кураторов, критиков и художественной бюрократии. Все-таки по числу голосующих – 100 человек – этот опрос во много раз шире «Мастера».

Статистическая условность результатов все же связана с тем, что «Соратник» пошел не по пути демократических выборов, где каждому художнику предоставляется право голоса, а по пути традиционному для отечественного арт сообщества. Организаторами Ольгой Лопуховой и Антоном Литвиным был сформирован круг опрашиваемых из 100 художников, согласитесь, при том небольшом числе художников, которые у нас имеются в наличии это приблизительно треть. Так что всех художников изображает достаточно узкий круг близких организаторам художников. Избранные художники не обладают правом голосования «против всех», и должны назвать три своих кандидатуры. Так что оценивать по проголосовавшим активность художественного сообщества тоже нет возможности. Зато на выходе голосования получаются внушительные списки, которые можно читать как кроссворд слева направо, сверху вниз и по диагонали – и эти списки доступны всем любопытствующим.

Я еще перед прошлогодним награждением «Соратников» поговорила с некоторыми художниками.

Саркисян: Вы принимали участие в опросе «Соратника»?
Александр Петрели (Карман): Нет, я впервые слышу об этом конкурсе.
Диана Мачулина: Мне очень понравилась эта замечательная инициатива. Меня сразу предупредили, что можно голосовать за себя. Я подумала, что если я за себя не проголосую, то кто же еще. И остальные два голоса отдала вполне коррумпировано (имена в записи).
<Соратник. Часть 2>

Александр Шабуров: Глубоко возмущен. Я отвечал три раза. Я им сказал, что художники не должны заниматься такими глупостями. Те художники, которых я уважаю, я их и буду уважать. Премии они были и будут субъективными, тенденциозными, необъективными. Все мы будем недовольны, ибо они порождают кучу всяческих противостояний, способствуют развитию самолюбия. Стоит хорошему художнику получить премию, все начинают говорить, какой он плохой. Поэтому художники не должны заниматься такими бреднями, не нужно выяснять, каким художникам доверяют. Нам не нужно делать свой парламент, свою Госдуму. 
Саркисян: Но ты выдвинул своих кандидатов.
Саша Шабуров: Но это же мои друзья делают, Литвин и Лопухова. Я им сказал один раз «не надо это делать», второй раз сказал. А они все спрашивают: «кого же, кого же». Я говорю: «Литвин, Лопухова, и еще раз Литвин». Они еще пять раз перезвонили, и переспросили.
Саркисян: Ты очень эгоцентричен, ты вне художественного дискурса.
Александр Шабуров: Да нет никакого художественного дискурса, те времена прошли. Это насущная задача. Чтобы появились люди, которые будут формулировать общую идеологию. … Современное искусство превратилось в такое же рукоблудие, каким советское официальное искусство было.
<Соратник. Часть 3>

Тем не менее, наличие премии «Соратник» в числе премий поддерживающих коммерческую и институциональную легитимность современного искусства – правильный ход, на мой взгляд. Она поддерживает независимость художественного сообщества от внешних факторов, с которыми призваны заигрывать другие премии.   

Вобщем,  у каждой премии есть своя ниша. Но нельзя не согласиться с Шабуровым и многими другими, которые очень скептически воспринимают заявления о «достойнейших» и тем более «самых достойных». В это могут поверить только наивные работники министерств, коллекционеры, и массовая публика – они же, как дети, верят   всему что им говорят «профессионалы». Однако нам как аналитикам понятно, что правды нет, а есть только борьба интересов, и с бесконечным удовольствием мы наблюдаем разыгрывающийся перед нами спектакль. В некоторых случаях, как с «Инновацией», «Черным квадратом» и Премией Нового Правительства, присутствует момент заявления своей политики. В случае «Мастера» и «Соратника» - спонтанное отражение мейстрима общественного мнения.

Можно сказать, что московское сообщество на сегодняшний момент в основном «укомплектовано» премиями, к которым еще присовокупляются награды Фонда Стеллы, Сахаровского Центра и других сочувствующих и заинтересованных организаций. Если же подсчитать количество премий на душу художественного населения, то может оказаться, что по этому показателю мы уже опережаем ведущие державы мира.