Доброго времени суток, судари и сударыни,

     

В сегодняшнем выпуске рассылки публикую выдержки из писем Элеоноры Лорд Прей — американки, приехавшей с супругом по торговым делам во Владивосток в 1894 году и прожившей там более 30 лет. Ее письма, написанные родным и близким в период 1894-1906 гг., посвящены главным образом собственной жизни и окружающим людям, и некоторые из ее мыслей о русских, особенно в связи с народными волнениями 1905-го года, кажутся резкими — тем не менее, нельзя не признать, что глазами очевидца все могло выглядеть иначе, чем нам рассказывают учебники истории, и даже при жестких словах со стороны автора писем, Элеонора Лорд Прей любила Россию, свыкнувшись с особенностями менталитета населявшего ее народа, бегло говорила на русском языке и не хотела покидать страну пока обстоятельства не вынудили решиться на такой шаг.

_____________________________________________

АНОНС МЕРОПРИЯТИЙ

Уважаемые дамы и кавалеры! Приглашаю вас на следующие мероприятия:

     16 марта, 19.00, в Культурном центре Елены Образцовой на Невском, 65, состоится салонный вечер Ларисы Габитовой «Икона стиля», посвящённый прекрасной эпохе модерна. В первой части вечера — премьера музыкально-драматического спектакля «SOLOвей» (героиня спектакля – оперная дива Лина Кавальери, «самая красивая женщина мира»). Во втором отделении вечера будет представлена подвижная интерактивная программа эпохи модерна: стилизованные танцы, салонные подвижные игры, подиум, секреты знаменитых красавиц, тонкости этикета, язык веера. Если у вас в наличии костюм эпохи модерна, вы можете участвовать в показе мод! Стоимость билета для читателей данной рассылки составляет 600 рублей (вместо 1200 руб.). По всем вопросам обращаться по тел. +7 921 307-14-27.

     25-го марта (вторник), с 19.00, состоится следующая тематическая встреча в ресторане «Наш Питер» (ул. Блохина, дом 23). Обсуждаемые темы: «Мода периода 1870-1890 годов», «Импрессионизм в живописи», «Петербургская архитектура второй половины XIX века». Правила участия: приходить подготовленными хотя бы по одной из тем и обязательно (!) предупреждать о точном своем участии, что необходимо для заказа столика, тел. +7 921 307-14-27.

     17-го мая (суббота), 15.00-19.00, состоится «Литературный салонный вечер, посвященный творчеству сестер Бронте», с обсуждениями, главным образом, «Джейн Эйр» и «Грозового перевала»; викторианскими и русскими литературными и салонными играми, чаепитием, фотосессией, танцами, а в случае хорошей погоды возможна и прогулка. 
     Дети на мероприятие допускаются, в случае: умения хорошо себя вести + наличия костюма на эпоху (!).
     Дресс-код – на период 1830-1855 годов (предпочтительнее 1840-е). 
     Для дам – платье (допускается платье с круглым кринолином на 1850-е), перчатки, соответствующая прическа. 
     Для кавалеров – фрачный костюм/мундир на указанный временной период, перчатки. 
     Для прогулки – верхняя одежда, головной убор, перчатки. 
     Стоимость мероприятия: складывается из оплаты билета + цена аренды помещения (делится на всех участников, по факту). Предоплата (оплата билета) обязательна и составляет: 1000 руб. – до 17 марта, 1200 руб. – до 17 апреля и 1500 руб. – до 17 мая. Детям до 7 лет вход свободный. Подробности о мероприятии, иллюстрации костюмов, фильмы и книги во встрече на вконтакте.ру.

_____________________________________________

     29 октября 1894, понедельник, 9.05. На этой неделе нужно будет поставить вторые рамы на окна. Они вставляются изнутри, а не снаружи как у нас /в Америке/ дома. Сначала мы заделываем все щели в окне ватой, загоняя ее в них ножом. Затем на внутренний подоконник кладется большой рулон ваты и вставляется внутреннее окно, а щели заклеиваются полосками бумаги, так что простудиться, сидя у окна, никак нельзя. В верхней части каждого окна имеется по форточке на петлях, так что комнату можно хорошо проветривать.

     7 апреля 1896 г. Расскажу тебе о русской школе для мальчиков — такой, какая она есть здесь, во Владивостоке. Я не очень-то в этом сведуща, но хочу рассказать тебе о том, как эти мальчики одеваются. Школа называется «гимназия» (с твердым «г»), и все ученики — от самых младших до самых старших — носят одну и ту же форму: темно-серую с серебряными пуговицами. Брюки — длинные, даже у маленьких мальчиков, и обычного покроя. Гимнастерка /рубашка/ доходит почти до колен и застегивается в поясе ремнем из черной кожи с пряжкой, на которой имеются серебряные буквы В.Г. (Владивостокская гимназия). Гимнастерки очень свободны и только у шеи немного стянуты. Летом они носят фуражки, очень похожие на те, что носят морские и армейские офицеры, с буквами В.Г. спереди, а зимой у них шапка из черного меха с верхом из черной материи с серебряными лентами, идущими по ней крест-накрест, и, конечно же, с буквами спереди. Шинели у них длинные и точно такие же, какие носят морские офицеры. Они светло-серые и доходят почти до земли. На спине у них имеется бантовая складка, а спереди они двубортные с большими серебряными пуговицами. Можешь себе представить, как странно выглядит восьмилетний мальчик, который еле идет, волоча на себе все это великолепие. В школах для девочек каждая ученица носит темно-коричневое платье с черным фартуком, белым воротничком и манжетами, так что какое-либо соперничество в одежде совершенно исключается. Одежду поставляет школа, и ученикам приходится ее носить.
     Интересно, ты также мучаешься с греческим, как я – с русским? В последнем семь склонений и тысяча и одно исключение из каждого. Я очень люблю писать по-русски — буквы такие красивые. Я прилагаю несколько листов с моими упражнениями: может быть, тебе будет интересно, как они выглядят. Забыла тебе сказать, что, когда школьники наряжаются, они носят длинный, как у принца Альберта, мундир черного цвета, который плотно застегивается от самой шеи на серебряные пуговицы.

     22 сентября 1901 года, воскресенье, 20.00. Вчера состоялся «Аллегри» /благотворительная ярмарка/, и я отвечала за «колесо» – горизонтально расположенное и нагруженное призами. За пять копеек его можно было крутануть, и если стрелка останавливалась на белой полоске (а на двенадцать полосок были только две белые), то можно было выбрать любой приз. Простых русских оно просто с ума сводило, и примерно за три часа я заработала более сорока долларов пятикопеечными монетами. Чтобы я еще когда-нибудь на это согласилась! Это была забава, но желание заполучить приз было чем-то вроде боксерского состязания. Колесо крутилось слишком медленно, чтобы угодить всем желающим. Его установил для меня один матрос, а все, что нужно было делать мне, – это следить за стрелкой. Женщины, толпившиеся позади меня, ощупали меня с ног до головы — вероятно, чтобы посмотреть, из какого материала сделано мое платье, и они так толкались вокруг, что смяли поля моей шляпы.

     7 февраля 1904, воскресенье, 9.00. В пятницу я пошла к японскому фотографу Мори, чтобы забрать свои негативы (несколькими днями ранее я позировала ему для фотографий), и у него там был такой кавардак! Вся мебель отправлена, а в помещении полно людей, которые, как и я, пришли за своими снимками, но все они были русскими из низших и средних классов, и я чувствовала себя, как королева. Одна женщина схватила служащего за плечо и начала трясти его и вопить на него изо всех сил. Я была аккурат рядом с нею, так что, подобрав юбку, я отодвинулась от нее, как от заразной, отвернулась и сказала: «Фу, какая!», что дословно означает: «Что вы за женщина!», а это в России является выражением величайшего презрения. Она имела приличие прекратить — моя шуба произвела на нее впечатление, но если бы я была из ее же класса, она, несомненно, отыгралась бы на мне. Просто поразительно, какое впечатление на этих людей оказывает хорошая одежда — и на высших, и на низших.

     8 февраля 1904, понедельник, 9.00. Я вскрыла свое письмо, которое собиралась послать наземною почтою, и поменяла адрес. Вчера днем м-р Швабе, представитель британского консульства, был у нас и конфиденциально сообщил нам, что война будет объявлена или вчерашним вечером, или сегодня, так что мы можем строить планы в соответствии с этим. Вся наша прислуга уезжает завтра утром, и я пошлю это письмо с ними их пароходом. Если войну объявят, писем не жди, пока их не получишь, потому что сообщения по морю не будет вовсе, а железная дорога будет слишком занята перевозкою войск, так что сомневаюсь, чтобы поезда в западном направлении могли пробиться через это все, ибо это единственный путь, и он одноколейный. Почта будет последним, о чем здесь будут думать. Нам кажется это очень странным, ибо у Дяди Сэма /в США/ почте всегда отдается первенство, но здесь никогда, насколько мне известно, писем не отправляют экспрессом — только с оказией: пассажир едет до Петербурга две недели, а письмо доходит за двадцать дней!
     Вчера днем я упаковала в свой большой черный чемодан все свое серебро и другие вещи, которые мне дороги. <…> Ужасно, что наши верные слуги уезжают, но, думаю, нынешний повар останется, если мы обнадежим его, но мы не решаемся на это из страха, что с ним потом может что-нибудь случиться. Мы надеемся, что в последнюю минуту Царь предотвратит войну: он благороден и добр и, говорят, желает сделать все, чтобы сохранить мир, но его министры хотят войны.
     Смотреть, как уходят корабли, будет подобно смерти, но мы ждем этого со дня на день. Если война начнется, этим четырем кораблям – «Громобою», «Рюрику», «России» и «Богатырю» – не будет возможности соединиться с основною частью флота в Порт-Артуре, поскольку для этого им нужно будет пройти через Корейский пролив, и может произойти второй Сантьяго /разгром испанских войск военном-морским флотом США в 1898 году/.

     12 февраля 1904, пятница, 16.00. Сразу после обеда Сара, г-жа Мерритт и я повели двух наших ама /японскую прислугу/ на пароход. Мы бы не позволили им пойти одним, ибо, хотя чуть не через каждые пятьдесят метров стоят городовые, никогда нельзя знать, что может случиться. Тед /муж Элеоноры/ не может уйти из конторы, поскольку его служащего призвали на войну. Никто ничего не сказал, и только один человек, подавшись вперед и злобно глядя на О Цумо-сан, назвал его очень дурным словом. Я вернула ему комплимент, назвав его «проклятый турок» как можно лучше по-русски, и он пошел себе дальше. Эти люди на протяжении многих поколений живут в таком угнетении, что хорошо одетый человек — или настоящая дама — может сказать им все что угодно, и они не посмеют возмутиться. Улицы из-за такой массы снега в ужасном состоянии, и, хотя кули работаю изо всех сил, уйдут дни на то, чтобы его убрать, и, что хуже всего, снова пошел снег. Это может ужасно затруднить железнодорожное сообщение, не говоря уже о переброске войск и прочей деловой жизни. Я кратко повидалась с г-жой Нильсен нынче днем — она уезжает завтра со своим ребеночком. Счастливая женщина: она не знает ни единой души на флоте или в войсках! Хотела бы я тоже не знать. Тогда я с чистою совестью желала бы победы Японии, но как я могу, когда знаю, что победа японцев в Японском море означает смерть для моих друзей? Слава Богу, я никого близко не знаю на эскадре в Желтом море, но это эскадра, которая как раз сейчас сражается. Как бы мне хотелось знать обо всем столько же, сколько знаешь ты дома. Там напечатают море всякого, что не будет правдой, но это неважно. Некоторые газеты попадут в точку.

     8 декабря 1904, четверг, 9.30. Неделю назад от минувшего вечера мы спускались к м-ру Кларксону на ужин и провели такой уютный, домашний вечер, но — ах и увы! – когда в полночь мы вернулись домой, то Настя /прислуга/, несмотря на свое торжественное обещание ни на миг не отлучаться из дома, как только мы повернулись к ней спиною, пошла где-то шататься, забрав с собою ключ и оставив повара перед запертой дверью. Нам пришлось прождать с полчаса, пока Ду Ки не выискал ее в одном из соседних домов. На следующий день она получила расчет и увольнительную, что стало для нас большим счастьем, ибо, когда Сара /сестра мужа Элеоноры/ начала убирать ее комнату, та оказалась грязнее свинарника с миллионами паразитов. По счастью, пол в ней из кафеля, но часть — деревянная, и она приподнята, и все это нужно снимать и выносить, а комнату — красить. Сделать комнату такой же чистой, какая она была, когда выехала ама, будет стоить, по меньшей мере, пятьдесят рублей. Больше никакой русской прислуги в доме: все говорят о них одно и то же, а теперь и мы убедились. В течение шести дней мы делали всю уборку сами, а вчера наняли мальчика-китайца, который, похоже, хорошо понимает, что от него требуется, и мы надеемся, что он в этом преуспеет.

     7 января 1905, суббота, 11.45. Нынче утром я получила просто чудо что за торт: по меньшей мере, тридцать дюймов в высоту, нижняя часть — около пятнадцати дюймов в диаметре и в 2,5 дюйма толщиной, что-то вроде вашингтонского пирога с кремовой начинкой, а кругом по краям — бисквит. Посредине — круглая плитка орехового леденца, на которой возведены украшения: что-то в форме бабочек, сделанных из цельных кусочков арахисовых леденцов и заполненных цветами, листьями и травами, сделанными из сахара и консервированных фруктов, в то время как в блюдечках лежат шоколадки и пр. Русские чрезвычайно любят такие торты и посылают их своим друзьям по многим поводам. Стоят они, по меньшей мере, двадцать пять рублей, ибо, конечно же, в один такой вкладывается огромный труд, а я думаю, что это пустая трата больших денег. Пришел он без карточки, но на адресе было четко написано мое имя. Не могу себе представить, кто его прислал, если только это не полк. Михайловский, один из лучших моих учеников /Элеонора давала уроки английского языка/. Тед думает, что это, возможно, д-р Штейн, но я думаю, что Александр Константинович слишком умен, чтобы тратить такую кучу денег, и, если окажется, что это он, то мне захочется дать ему оплеуху. Полк. Михайловский — более типичный русский, и он мог счесть, что это именно то, что дарят на Рождество, когда хотят оказать кому-либо внимание.

     8 марта 1905, среда, 18.30. Из Петербурга пришли наконец мое платье и лиф, и я очень ими довольна. Платье — из синей ткани в рубчик, украшенное синелью, а лиф — из синего вельвета, и оба такая прелесть, какой у меня никогда не было. Впредь я буду выписывать все свои вещи оттуда, поскольку намного легче и дешевле изготавливать их там, а я давно отказалась от услуг шанхайских портных, потому что они совершенно испортились в последние несколько лет.

     13 ноября 1905, понедельник, 7.00. Слава Богу, ночь прошла, и мы пока что целы, но опасность, возможно, еще не миновала. Невозможно себе представить более ужасного звука, чем тот, какой производят человеческие существа, утратившие рассудок и благоразумие и стремящиеся только к разрушению. К полуночи мы наслушались этого предостаточно. К этому времени задул ветер, как мы и боялись, и огонь, который все еще горит, пробирается, очевидно, по Светланской к воде через базар. Как только мы удостоверились, что ветер дует не в нашу сторону и огонь к нам не подбирается, мы легли, чтобы хоть сколько-нибудь отдохнуть, и мы только что встали, но, конечно же, мы вскакивали каждые полчаса или около того, чтобы посмотреть, все ли в порядке по соседству. Особо не отдохнешь, когда спишь, более чем одетой — с ботинками для гольфа на ногах, с драгоценностями на шее и поводком Вана /пса/, накрученного мне на талию. У Теда все ключи, а в ногах у кровати на ящике для обуви лежат наши пальто и шляпы — все наготове. Война не идет ни в какое сравнение со всем этим. Из-за подобного полностью утрачиваешь сочувствие к низшим классам в России. Пострадали минувшей ночью преимущественно одни китайцы, которые занимаются своими делами и никому не причиняют вреда, и однако они потеряли все.

     16 ноября 1905, четверг, 15.00. Ты даже не представляешь себе, какие ужасные вещи здесь происходят, и, конечно же, нам известно сравнительно немного, слава Богу! Это слишком ужасно. В мире есть только еще одна страна, в которой возможно подобное, и это Китай, а ведь мы не зовем его цивилизованным. Если кто-нибудь после этого хотя бы намекнет на то, что Россия цивилизованна, то это по причине очень плохого знания ее народа. Цивилизованные русские есть, и их много, но в целом страна хуже, кем варварская, – она звериная. Конечно, низшие классы сильно задавлены, это не подлежит сомнению, но если они совершают подобное при первом же глотке свободы, то их следует задавить еще на пару столетий. Если бы они нападали только на тех, в чьей они власти, это можно было бы извинить соображениями возмездия, но такого было слишком мало по сравнению с тем, что они сделали несчастным невинным людям. Это чисто по-русски. Как вся нация, так и отдельные личности, они всегда руководствуются принципом, что чем меньше человек, за которого они принимаются, тем больше вероятности добиться успеха. Это хорошо сработало в Средней Азии, но когда они столкнулись с японцами, то результат получился ужасный и неожиданный, и они узнали, что японцы — это им не среднеазиаты. Еще неделю назад я сочувствовала низшим классам России, хотя и не особенно считала их достойными по части милостей, и я думала, что казаки — это дьяволы, которых надо смести с лица земли. Сегодня я благодарна, что они так кровожадны и беспощадны, ибо это именно то, что нужно, чтобы научить этих русских зверей знать свое место, и звери это знают, потому и боятся их.
     18.30. Сегодня вечером все кажется спокойным, но мы не больно-то верим, что так и будет. Говорят, что завтра ген. Казбек получит от Царя ответ, отправлять или не отправлять резервистов по домам, и если в просьбе будет отказано или ответ будет уклончив, здесь произойдет что-нибудь настолько ужасное, что прошедшие дни померкнут перед ними, так что мы еще далеки от того, чтобы выбираться из леса. <…> Сохранить собственность никому не удастся, и мы можем только полагаться на то, что Господь сжалится над нашим избитым и искалеченным городом и не допустит чего-либо подобного. В основе всего — нарушенное обещание или, по меньшей мере, явное намерение его нарушить, что обычно для России. <…> Если нашу собственность начнут уничтожать, мы не сможем ничего поделать: любые попытки противостоять толпе означают немедленную смерть, так что нам останется только спасаться, если до этого дойдет.

     17 ноября 1905, пятница, 10.00. Минувшей ночью все было спокойно, и я как раз собираюсь на берег, а еще — на «Тунгус», чтобы попрощаться с Тулли. В доме все в порядке. Тед сегодня подал мне знак, вывесив на веревке банное полотенце. Не беспокойся особо, все равно это не поможет. Я вчера послала тебе почтовую открытку, так как это письмо пойдет сначала в Шанхай к Саре, чтобы она его прочитала.

Выдержки из книги Избранные письма 1894-1906 / Selected Letters 1894-1906, Элеонора Лорд Прей.

_____________________________________________