Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Армения

  Все выпуски  

Армения #29


Служба Рассылок Городского Кота

Пусть поймет меня читатель, когда он в моих стихах так часто встретится со словами "Армения", "армянский"; пусть поймет ту боль, что таится в этих стихах, боль за горестную вековую судьбу моей страны. Пусть поймет великую радость за ее возрождение под кровом советской родины, радость за каждую улыбку здоровых черноглазых детей, за каждый розовый камень, который хоть на полметра подымает дом, строящийся возле древних развалин...

Сильва Капутикян

Здравствуйте, дорогие читатели!

Теперь мы снова вместе после полуторамесячной разлуки. Надеюсь, вы этому рады.

Сегодня о Сильве Капутикян. Ниже идет предисловие к сборнику ее стихотворений, выпущенному в 1959 г. Предисловие написано самой Сильвой Капутикян.

О СЕБЕ

Дворик моего детства... Узкий, длинный, типичный армянский дворик с канавой посредине, с традиционным тутовым деревом, посаженным в незапамятные времена... Как много и неузнаваемо изменилось в моем родном Ереване за эти сорок лет! Но маленький дворик на улице Амиряна, вдоль которой тянутся двумя рядами глинобитные домишки, остался прежним. В нем до сих пор живут семьи "гахтаканов" - беженцев, поселившихся здесь еще в годы первой мировой войны...

Тысячи и тысячи армян ограбил, истребил, изгнал из родных селений и городов разъяренный турецкий ятаган. Несчастные, гонимые с насиженных мест, они искали убежища по всему свету.

В 1915 году к стенам Еревана прибило огромную волну обездоленных армян. Среди беженцев была женщина с узлом в руках и с четырьмя робкими, бледными девочками, у которых были перепуганные глаза сироток. Прошел лишь месяц, как она потеряла мужа, и не носит по нем траура лишь потому, что нет у нее траурных одежд: все - и дом, и сад, и имущество остались на том берегу Аракса, в разграбленном и сожженном Ване. Женщина эта - моя бабушка.

Бабушка с четырьмя дочками поселилась в узком дворике на улице Амиряна. Она выдала старшую дочь замуж. Радость была недолгой. Не прошло и года, дочь вернулась к ней вдовой - мужа унесла эпидемия холеры. Спустя три месяца появи лась на свет девочка, которой не очень уж обрадовались в убитой горем семье. Это была я...

Моя мать пошла служить. Всю жизнь проработала она бухгалтером и была единственным кормильцем нашей большой семьи.

Меня воспитывала бабушка - простая умная армянская женщина, которая наперекор судьбе сохранила в себе дар доброты и любви к людям.

Школа, в которой я стала учиться, называлась тогда "Центральной показательной". Она считалась чуть не самой хорошей школой в Ереване. Учились в ней большей частью дети известных ученых, врачей, педагогов. В класс эти ученики приходили маленькими щеголями. На большой перемене появлялись мамы с расбухшими сумочками, набитыми вкусными бутербродами и пирожными, чтобы самим накормить своих чад завтраком...

У меня ничего этого не было - ни нарядного платья, ни вкусного завтрака. Но нельзя сказать, чтобы я из-за этого "падала духом". Может быть, потому, что я хорошо училась, я чувствовала себя очень самоуверенной и старалась ни в чем никому не уступать и не отставать...

Жертвой этого старания стало мое хорошее армянское имя Сирвард. Оно показалось мне слишком простонародным, и я "европеизировала" его, превратив в Сильву, о чем сожалею до сих пор и буду сожалеть всегда...

Помню еще одну занятную историю из этих же лет. Почти все мои классные подруги посещали музыкальную школу. После наших занятий они отправлялись на уроки музыки, горделиво неся в руке нотные папки - черные, блестящие, с загадочной головкой неизвестного мне тогда Бетховена. Как мне хотелось тоже иметь такую папку с нотами! Не помню уж каким образом, но, ни с кем не поделившись моим замыслом, одна, без мамы, без бабушки, я очутилась в экзаменационной комнате музыкальной школы. Вот стою я перед огромным, холодным и блестящим, как черный лед, роялем. Пожилая женщина сухим пальцем старательно ударяет по клавишу и ждет, чтобы я воспроизвела звук такой же тональности. Но вместо этого я произношу, правда в певучей интонации... отдельные буквы алфавита. Я тяну: а, б, в, г... Мне кажется, я должна угадать, какая звучит буква, а не нота. Я занята фонетикой, а не тональностью. Женщина у рояля старается мне объяснить мою задачу, опять ударяет по клавишу. Все напрасно. Я продолжаю "улавливать" буквы и наугад произношу на этот раз буквы последнего ряда алфавита - может быть, угадаю нужную!..

Комиссия долго, весело смеялась. Я ушла, наивно полагая: "Раз смеются, значит, довольны..." И сейчас, когда я вижу детей, которых матери тщательно готовят к поступлению в музыкальную школу, ведут их к репетиторам, следят, чтобы они занимались дома, я вспоминаю себя - растерянной, одинокой, грустно стоящей перед списками принятых в школу. Увы, моей фамилии там не оказалось... Так, еще не начавшись, кончилась моя "музыкальная карьера" и неожиданно началась "литературная".

Это было, кажется, во втором классе. Я читала толстую книгу на армянском языке о жизни Шиллера. Там приводились и его стихи. Помню, одна строфа кончилась так:

Стоишь ты, о человек, на пороге нового века!

Эта строка мне очень понравилась. Видимо, решив, что она подходит только к нашей эпохе, я просто-напросто переписала ее и прибавила от себя несколько строк более "актуального" содержания (сейчас уже не помню каких). Так началась моя "литературная деятельность". В дальнейшем, я, видимо не находя ни одной подходящей к нашему времени строки ни у Шиллера, ни у Пушкина, ни у других поэтов прошлого, стала выражаться своими словами. Писала при этом очень редко, только в связи с исключительно важными событиями моей жизни - школьным субботником, посвященным благородной задаче сбора утиля, отъездом в пионерский лагерь... Позднее темами моих стихов стал и День Красной Армии, и первая пятилетка... Таким образом, глубоко презирая "личную лирику", я писала только на общественные темы. Но все свои стихи я тщательно скрывала от других как. сугубо личное явление. А перед аудиторией - на школьных торжествах, в олимпиадах, я выступала с чтением только чужих стихов - декламировала стихи Туманяна, Чаренца, Акопяна.

Однажды мне предстояло выступать на школьном вечере. Но я не приготовила ничего нового. Тогда, робко, стесняясь, как всегда в таких случаях, я показала нашему преподавателю армянской литературы, свои стихи. Он посмотрел их, и настолько они ему понравились, что на вечере он сам читал их своим громовым голосом. Зал бурно аплодировал, и я впервые вкусила сладость "авторства". Темой этого стихотворения был поджог рейхстага германскими фашистами. То был год 1933. С того вечера я стала считаться нашим школьным поэтом. Вероятно, каждая школа имеет такого.

Печататься я начала в пионерских газетах, а позднее в литературных журналах, завоевывала премии на детских и юношеских конкурсах и олимпиадах. Таким образом, когда я в 1936 году поступила на филологический факультет Ереванского Университета, за мною уже было закреплено звание "молодой поэтессы". Окончание Университета совпало с началом Великой Отечественной войны. Моя первая книга уже была отредактирована и должна была печататься, но так и осталась в архиве издательства. Только в 1945 году вышел мой первый сборник, дополненный к тому времени новыми стихами о войне, о любви, о сыне... Сборник вызвал оживленную дискуссию по поводу некоторых мотивов грусти и сожаления, или, как выражались тогда критики, "нотками упаднических настроений"... Дискуссия продолжалась на Втором съезде писателей Армении, где поэтов Геворка Эмина, Маро Маркарян и меня подвергли довольно строгой критике. Хотя сосредоточение внимания целого съезда на первые книги трех молодых поэтов было не так уже плохо для нас, мы все же были немножко подавлены. В это время нас, совершенно неожиданно, пригласили в Москву для участия в Первом Всесоюзном совещании молодых писателей.

Как кстати было это приглашение, это внимание к нам столицы страны советской! Пребывание в Москве, участие в семинарах совещания, беседы и советы мастеров литературы, знакомство с молодыми писателями столицы и братских республик - все это действовало на меня обновляюще и вливало новые силы и уверенность в себе.

С тех дней Москва вошла в мою жизнь, стала для меня родным городом, вторым на этом свете домом, куда я могу входить всегда, зная, что здесь встретят меня родные, близкие мне люди.

Это чувство - чувство любви и дружбы между народами, между людьми одной общей большой судьбы и одних стремлений, углубилось во мне еще больше во время двухгодичной учебы в литературной студии Дома Культуры Армении в Москве (при Литературном Институте имени Горького). И учеба в столице, и поездки по краям советской страны - в Казахстан, Узбекистан, на Урал, на Украину, в Прибалтику, - все воплотилось в строку и образ, стало стихом и песней и вошло в книгу "Мои родные", которая в 1952 году была отмечена Сталинской премией второй степени.

С тех пор прошло уже семь лет, полных значительных событий, радостей и горестей, разочарований и надежд. Я давно уже вернулась домой, в мою Армению. Вместе со мной вернулись и темы моих стихов. Собственно говоря, я никогда и не расставалась с моей родиной, ибо где бы я ни была, куда бы ни ездила, со мной и во мне был мой народ, как с ребенком его мать, как с человеком образ его матери. А когда эта мать - маленькая, многострадальная, претерпевшая много горя и бедствий, то любишь ее еще больше и глубже, какой-то нежной, заботливой любовью.

Пусть поймет меня читатель, когда он в моих стихах так часто встретится со словами "Армения", "армянский"; пусть поймет ту боль, что таится в этих стихах, боль за горестную вековую судьбу моей страны. Пусть поймет великую радость за ее возрождение под кровом советской родины, радость за каждую улыбку здоровых черноглазых детей, за каждый розовый камень, который хоть на полметра подымает дом, строящийся возле древних развалин...

Сейчас, когда я, составляя этот сборник, как говорится, "подытоживаю" мою двадцатилетнюю работу, я чувствую себя в большом долгу перед моим народом. Ведь так много нужно рассказать о нем! Рассказать не только стихами, но и поэмами, прозой, драмой.

Я хочу взяться за широкое полотно, хочу глубже и шире проникнуть в жизнь народа, в прошлое и настоящее моей страны. Хочу реже "предоставлять трибуну" так называемой интимной лирике. Но жизнь идет, перемежая личные радости и огорченья. А так как я не веду дневников, очень не люблю писать писем, то вся эта внутренняя энергия чувств уходит в "личную лирику".

Ну, что ж, пусть будут еще такие стихи, коль они пишутся!

Меня иногда попрекают чрезмерной откровенностью. Но я доверяю читателю и надеюсь, что он поймет меня. Ведь с ним говорит современница, которая заодно с ним переживала все радости и все трудности своего великого времени, которая в 1945 году вступила в ряды Коммунистической партии Советского Союза, которая была комсомолкой, пионеркой, октябренком и которая родилась в Ереване, на узком армянском дворике, под традиционным тутовым деревом в январе 1919 года.

Сильва Капутикян
Москва,
10 августа 1958 года

Поисковые машины:

KNOWHOW

VOST (на армянском)

Всего хорошего и до следующей встречи.

Ваш,

Ведущий рассылки Ара Акопян
hakopian@mtu-net.ru; hakopian@freenet.am

Армянский интернет-журнал "Аздарар"
http://www.armenia.ru/azdarar

Архив рассылки - http://subscribe.ru/archive/culture.armenia



http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru

В избранное