Иппицусай Бунтё. Красавица Кагия О-Сэн, сер.18 века.
Тёбунсай Эйси. Лист "Кисэн Хоси", конец 18 века.
Продолжая тему традиций изображения предметного мира, я обратилась к искусству Японии, к утонченным гравюрам этой загадочной страны заходящего солнца.
Наибольшее распространение получила техника ксилографии - гравюры на дереве
- эта работа требует точности, терпения и виртуозного мастерства.
Подчас художник и мастер, вырезающий и печатающий гравюру, были разными
людьми. Но нужно помнить, что гравюры - многотиражный продукт, и в этом
их огромное преимущество. Они выполняли коммуникативную функцию,
распространяя информацию об особенностях природы, быта, рассказывали о
первых красавицах, актерах, воинах. На примерах перечисленных сюжетов
сформировались различные жанры, часто не совпадающие с общеизвестными
жанрами европейской живописи. Бидзин-га - изображение красавиц (гейш,
куртизанок), муся-э (воины), фукэй-га (пейзажи), якуся-э (актеры),
сюнга (эротические картины), катё-э (птицы и цветы) и, на мой взгляд,
самый загадочный жанр - укиё-э, который посвящен изображению картинам
изменчивого мира. Этот жанр стал весьма распространенным в XVII-XVIII
веках и особенно стал популярным к XIX веку. Гравюры укиё-э
издавались как отдельные альбомные листы, в виде художественных
альбомов или книжных иллюстраций. Атмосфера жизнеутверждающего бытия
передавалась в созерцательных изображениях сцен повседневной жизни, где
были возможны самые разные сюжеты. И хотя здесь мы не можем говорить о
самостоятельном жанре натюрморта, но предметный мир в этих работах играет важную роль. Японская гравюра этого направления - это игра линий,
ритма, фигуры и фона, красочных пятен и незаполненных цветом участков
фона. Это демонстрация модных тканей и фасонов, изменчивых складок,
хорошо уложенных причесок. Поэтому рассматривать особенности
воспроизведения предметов на этих изображениях кажется нелепым,
ненужным, потому что теряется смысл, обаяние и шарм.
На гравюре Судзуки Харусигэ
представлена бытовая сцена в покоях куртизанок «веселого дома»,
несмотря на многочисленные бытовые подробности, название гравюры
отсылает нас к пейзажу за окном. Своеобразным эпиграфом служит
поэтическая строфа: “Я не заметил, как выпал снег. Трудно будет найти дорогу домой”.
Мы можем предположить, что снег выпал именно в то время, когда гость,
которого теперь уже везут в паланкине (посмотрите за окно!) предавался
любовным утехам. Проснувшись, он не прикоснулся к кушаньям, принесенным
красавицей. И теперь она, вернувшись в общество подруг, подогревает
трапезу в горшочке на жаровне. Позади жаровни расположен столик из
красного лака для чашек с сакэ, а на черном подносе уже начинает таять
кролик, вылепленный из только что выпавшего снега. Понимая ситуацию,
осознавая тонкости бытовых подробностей, наблюдая за жизнью вещей,
которая неразрывно связана с действиями героев, начинаешь понимать, что
бесконечное движение линий связывает живое и неживое. Гармония
силуэтов, лишенных светотеневой моделировки, создает единое
пространство и единое время, когда все течет и изменяется, оставаясь
прежним. Причем, стабильность и неизменность здесь, на мой взгляд,
формируется благодаря традициям изображения и иконографии образов. У
всех художников есть свои особенности, свой стиль, но он существует
только в пределах неизменной системы координат, только в рамках
принятой для того периода эстетики.
Если в предыдущей работе предметы создали сюжет, то на гравюре Иппицусай Бунтё
предметы функционируют как символы. Изображенная красавица - знаменитая
для своего времени О-Сэн, дочь торговца напитками Кагия (это написано
на бумажном фонаре). Магазин этот располагался на пути паломничества к
синтоистскому святилищу. О-Сэн держит в руках поднос с рисовыми
колобками - предназначенными не для еды, а для жертвы. Пилигримы
преподносили эти шарики божеству святилища - как символ выздоровления
от болезней. Изящная фигура девушки, словно ветка сакуры - излучает
нежность и очарование, являя собой еще один символ - приход весны.
На гравюре художника Тёбунсая Эйси изображена женщина-поэт, судя по одежде, она - жена самурая невысокого ранга. Книга на столе - «Повести Гэндзи»,
лампа, письменные принадлежности, стол, сундучок - все изображено очень
подробно и аккуратно. И опять, представленное пространство двумерное,
плоскостное, но зритель чувствует время: этот лист только что держали в
руках, через несколько секунд женщина подберет нужное слово и ее кисть
изобразит чудесный каллиграфически и поэтически-точный иероглиф. Данная
серия гравюр рассказывает о женщинах, стремящихся превзойти в словесном
искусстве мужчин. На этом листе женщина состязается в мастерстве с
поэтом по имени Кисэн Хоси, его стихотворные строчки (на гравюре - справа) гласят: “Мой
маленький дом стоит на юге Киото, и тут живет олень. Но столичные
жители этого места не любят. Он говорят, что живу на задворках
потустороннего мира”.
Разговор о предметном мире в японских гравюрах
очень интересен и может продолжаться бесконечно. Я лишь поверхностно
затронула в этой статье несколько вопросов. Хотелось бы еще рассказать
об открытках-суримоно, где подчас встречается сольный натюрморт,
и об изображении европейских вещей, завезенных в Японию, но об этом
как-нибудь в следующий раз. Торопиться некуда, если верить в то, что «мы живем лишь мгновение… Мы плывем по течению жизни, словно тыква, увлекаемая потоком…» (из повести «Новые времена», 1661 г.).