Каменное зало

Каменное зало – распространенный для своего времени вид постройки. В эффектных и недорогих павильонах (часто деревянных), устраивали увеселительные мероприятия, тем более, что климат в этих краях был холодным.

Возведенный в 1751—1752 годах по проекту Франческо Бартоломео Расстрелли, по своим стилистическим особенностям оно отвечает скорее так называемому аннинскому барокко, промежуточному между строгим Петровским и Елизаветинским. Впрочем, тут могло сказаться влияние архитектуры Большого дворца, выполненного по проекту немецких зодчих в свойственном для Германии суховатом стиле. Тем более, что в середине XVIII века, когда было возведено Каменное зало (его первое название было – Новый зал) склоны литоринового уступа и нижней террасы были, как это видно по старинным гравюрам, открытыми, свободными от больших деревьев.

Поэтому Каменное или Новое зало и строилось под явным влиянием строгой архитектуры дворца. И в то же время дух нового времени, а также личные вкусы Расстрелли диктовали свои законы, и поэтому при постройке Каменного зала использовали новые, не присущие петровской эпохе архитектурные приемы. В первую очередь – пышные лепные наличники окон. В результате получилось органичное сочетание старых и новых архитектурных приемов, и здание оказалось не похожим ни на строгие постройки петровского времени, ни на пышный елизаветинский стиль.

Это даже дало основание некоторым авторам считать, что здание было построено при Анне Иоанновне архитектором Михаилом Земцовым. Сведения об авторстве Земцова, разумеется, в источниках не содержится, но в качестве доказательств этой гипотезы приводили чертеж не сохранившейся Ассамблейной залы в Летнем саду. Ассамблейная зала была выполнена по проекту Михаила Земцова в 1726 году ко времени свадьбы будущих родителей русского императора Петра III герцога Карла Фридриха Голштинского и великой княгини Анны Петровны.

Место для Каменного зала Растрелли выбрал едва ли случайно. Точно на таком же расстоянии от Большого дворца с противоположной от него восточной стороны на краю литоринового уступа располагались служебные флигеля. В этой связи, учитывая имевшую место в то время любовь к строгой, «регулярной» симметрии, можно предположить, что Растрелли хотел просто уравновесить ансамбль. Внутренняя отделка интерьеров была закончена уже в 1754 году.

Говоря об архитектуре Каменного зала, нельзя не отметить, что несмотря на свою вытянутую форму (северный и южный фасады были разбиты на семь осей), внутри помещался (и помещается) лишь один большой зал, в котором устраивались придворные концерты. Часто там играл на скрипке и сам тогдашний владелец Ораниенбаума – великий князь Петр Федорович.

До конца XVIII века в строении помимо зала было множество других помещений. Дело в том, что со времен его возведения с запада и с востока к основному корпусу примыкали обращенные на юг одноэтажные флигели. Таким образом, все здание в плане напоминало букву «П».

Его главным фасадом (как, впрочем, и сейчас) был южный, что не очень типично для тогдашних построек, расположенных вдоль приморской дороги на краю литоринового уступа. Но вплоть до 1755—1757 годов фасад Каменного зала получался как бы обращен в никуда. Кругом простирался дикий болотистый Дворцовый лес.

Все изменилось, когда великая княгиня Екатерина Алексеевна стала создавать в этом районе регулярный ансамбль Собственной дачи. Главный фасад здания теперь смотрел не на дикий лес, а оказался в створе Тройной липовой аллеи, сохранившейся и поныне восточной оси ансамбля. Каменное зало стало первой постройкой Собственной дачи. Вероятнее всего, это случилось в 1757 году, когда к проектированию оказался подключенным первый профессиональный архитектор, итальянец Антонио Ринальди, уже работавший в то время в Ораниенбауме на строительстве Петерштадта.

До Ринальди ландшафтных работ по благоустройству Собственной дачи практически не проводилось. Это не удивительно, так как осуществление весьма обширных для тех лет планов великой княгини требовалось непосредственное участие профессионального зодчего. Созданный в тот же год архитектурный проект Ринальди был принят великой княгиней, но настолько поражал современников широтой замыслов, что, как вспоминал в своих мемуарах Якоб Штелин: «Он [Ринальди] заложил в [Дворцовом] лесу новый верхний сад... Лейб-хирург Гюйон имел обыкновение говорить о нем: “В награду за этот сумасшедший проект его [Ринальди] следует повесить на входных воротах”».

Изначально весь ансамбль застройки Собственной дачи был обнесен стеной. Северная ее граница шла по нижней террасе, вдоль шоссе, южная и западная соответствовали нынешним границам Верхнего парка. С востока же рубеж проходил между Каменным залом и надгробьем герцога Вюртембергского, примерно посредине, по восточной стороне Сойкинской аллеи. Лишь в XIX веке при Елене Павловне возникнет идея объединить разрозненные ансамбли парка в один единый массив. В XVIII же веке все хозяева Ораниенбаума: и Меншиков, и Петр III, и Екатерина II создавали свои отдельные уединенные микромиры, а между восточной границей Собственной дачи и руслом речки Карость (на ней стоял Петерштадт) по-прежнему оставался большой неосвоенный массив древнего дикого Дворцового леса.

Что касается екатерининской Собственной дачи, то она развивалась и благоустраивалась. Пик строительных работ пришелся на 1760—1770-е годы, когда Екатерина, с одной стороны, уже стала императрицей, а с другой стороны, еще не успела разочароваться в регулярном парковом стиле. Увлечение Екатерины II идеями Просвещения не могли не сказаться на постепенной эволюции ее вкусов в сторону все больше набиравших популярность в Европе пейзажных парков или, как тогда говорили, английских, «аглицких» парков. Поэтому вполне естественно, что уже в конце 1770-х годов императрица окончательно разочаровалась в прежде нежно любимой ораниенбаумской Собственной даче, ставшей к тому времени полным анахронизмом.

В 1760-е годы по проекту Ринальди, перед южным фасадом Каменного зала в створе Тройной липовой аллеи устроили зеленый газон. Цветников, равно как и фонтанов, Екатерина никогда не любила. Кроме того, с южной стороны Каменного зала, напротив него устроили П-образный Карпиев пруд с облицованным гранитом мостом (императрица очень любила подобного рода мосты).

С конца 1770-х годов, когда Екатерина II разочаровалась в Собственной даче, бывшее Каменное зало запустело и утратило свое первоначальное назначение концертного павильона.

В 1808 году новый владелец Ораниенбаума Александр I передал Каменное зало военному сухопутному корпусу. В 1824 году в связи с капитальным ремонтом здания, проводившегося под руководством русского архитектора Василия Петровича Стасова, боковые деревянные флигели разобрали. В 1846 году в зале устроили лютеранскую церковь для великой княгини Елены Павловны, урожденной немки, единственной в русской истории члена дома Романовых, не принявшей с приездом в Российскую империю православия. Стоит ли удивляться, что в 1902—1904 годах, при новых владельцах Ораниенбаума — князьях Вюртембергских, которые тоже были лютеранами, к Каменному залу пристроили апсиду и колокольню. В 1957—1958 годах по проекту архитектора Михаила Михайловича Плотникова колокольню убрали, как диссонирующую с обликом основного объема старого здания, но абсиду оставили. В таком виде Каменное зало сохранилось до наших дней.

Выдающаяся роль в формировании Ораниенбаумского парка принадлежит Антонио Ринальди. Крупный отечественный искусствовед Игорь Эмильевич Грабарь имел все основания писать о нем: «…чудо полного чудес XVIII века». Так Грабарь метко охарактеризовал уникальность построек этого зодчего на фоне современной ему эпохи. Тогда и в России, и в Европе господствовавший стиль барокко вдруг разом уступил место строгому классицизму, а Ринальди был единственным зодчим, который, отдавая дань новым канонам, органично совмещал их в своем творчестве со старыми мотивами.

Верный привычным с молодых лет старым архитектурным канонам (Ринальди родился около 1709 года) и заветам своего учителя Луиджи Ванвителли, Ринальди вместе с тем смог приспособиться и к возобладавшим в середине XVIII века классическим веяньям, хотя и был тогда уже сложившимся архитектором. При этом творения Ринальди вовсе не напоминали механический эклектизм – напротив, зодчий явно не безуспешно стремился найти новые, нестандартные архитектурные формы. Случайно найденные в 1740 годах близ Неаполя руины древнеримского города Помпеи почти разом перевернули все прежние, казалось бы незыблимые барочные каноны и породили новый архитектурный стиль — классицизм. Вот почему, как и в Европе, так и в России уникальный архитектурный почерк Ринальди не нашел ни одного последователя.

В Россию Ринальди прибыл в середине 1750-х годов по приглашению императрицы Елизаветы Петровны. В то время архитектор еще творил в рамках барокко, и любившая арихитектурную роскошь Елизавета, возможно, надеялась, что он станет соперником самого Растрелли – в то время главного российского зодчего. Однако долгое время Ринальди не получал от императрицы заказов – выполнял лишь частные проекты – проектировал дворец князя Алексея Разумовского в Малороссии, дворец графа Михаила Воронцова на Петергофской дороге в районе нынешней Сосновой поляны.

Усадьба, получившая название «Новознаменка», кстати, сохранилась до наших дней и является не только первым из дошедших до наших дней российским творением Ринальди, но и памятником переходного стиля от пышного барокко к строгому классицизму. Первоначально этот дворец планировался как загородный, каковым и был вплоть до второй половины XX века, когда оказался в черте Санкт-Петербурга. Кстати, именно ему обязан своим теперешним названием район Сосновая поляна. Именно на территории бывшей усадьбы Воронцова впоследствии был устроен сосновый лесопарк, от которого и пошло название — сперва окрестного дореволюционного дачного поселка, а с 1960-х годов – спального микрорайона города.

Отныне творческая судьба Ринальди была неразрывно связана с Северной столицей и ее пригородами.

Начиная с 1754 года Ринальди стал личным архитектором малого двора – именно так в то время называлась великокняжеская чета Петр Федорович и Екатерина Алексеевна, а также их ближайшее окружение. Но вплоть до 1757 года молодой двор ничего архитектору не заказывал. Однако затем Ринальди был приглашен в Ораниенбаум, где стразу одновременно начал строить ансамбль потешной крепости Петерштадт для Петра Федоровича и парк Собственной дачи для великой княгини. Став императрицей, Екатерина в течении долгого времени продолжала питать к творчеству Ринальди самые добрые чувства. Но любовь к строгому классицизму все же оказалась сильнее, и с 1770-х годов императрица стала все реже прибегать к услугам архитектора, отдавая предпочтение мастерам нового направления.

В 1784 году Ринальди вынужден был уехать из России. С ним в тот год произошел несчастный случай. Осматривая возводимый им в Петербурге Большой Театр (тепрь на его месте посреди Театральной площади находится здание Консерватории), престарелый зодчий упал со строительных лесов и навсегда потерял трудоспособность. Ринальди вернулся в Италию, где последние десять лет жизни провел в родном Риме на попечении своего племянника Сантино Ринальди, получая пожизненную пенсию 1000 рублей в год из России. Скончался архитектор 10 февраля 1794 года.

Через три года после его кончины племянник издал альбом с гравюрами, на которых были избражены творения его дяди (эти гравюры большей частью собрал сам Ринальди). Однако удалось запечатлеть далеко не все постройки архитектора. Царстовавший в то время в России Павел I строго настрого запретил доделывать зарисовки российских построек Ринальди. Антонио Ринальди был любимым архитектором Екатерины Великой, о чем прекрасно знал Павел, не любивший как свою мать, так и всех, кто был у нее в милости. С другой стороны, Ринальди был и любимым архитектором его несчастного отца Петра III, поэтому характерно, что, например, в Гатчине Павел I сохранил все, что было построено великим итальянцем.