Закрытая история РУСИ - информационная война против России!                                                               

Выпуск №102                                               2400 подписчиков

Всем, кто только подписался, настоятельно рекомендую смотреть архив рассылки.

Здравствуйте, друзья!

Поздравляю ВАС с наступающим Днём Победы!

Цитата из советского мультфильма «Детство Ратибора».:

«Издавна, мы греки, называем богатырей сих – россичами или руссами. Мужи росские - доблестные войны. При набегах не много рабов взять удается от славян сих, ибо неволе предпочитают все они смерть.» Захария Ритор V век.

Продолжаю повествование  о Василии Сиротенко. Начало смотрите в предыдущем выпуске.

        ….В ноябре 1944 Васино подразделение передали в подчинение маршала Конева. Из-под Ленинграда эшелоны покатили в Польшу. Ехали через Бердичев, так что Вася отпросился на пару дней навестить родителей. Догнал своих уже в Бресте. Его штаб армии располагался в Кжешуве. В свободное время ходил по городу, по букинистическим магазинам, по библиотекам. Удивлялся обилию мужчин призывного возраста на улицах. Дома штатских мужчин не увидишь. Здесь же полно.  А говорят же, что всех угнали немцы на принудительные работы. После богослужения в костёле познакомился с ксёндзом. Ксёндз рассказал, что их епископ ежегодно получает из Ватикана список книг, которые верующим возбраняется читать. Этот список рассылается во все приходы и ксёндзы с амвона  объявляют верующим, что они не должны читать. В январе ксёндз получил очередной список. В нём были все лауреаты Ленинской и Сталинской премий, были Марк Твен, Анатоль Франс и Бернард Шоу. Ксёндз отказался зачитать этот список с амвона, а епископ его только пожурил за это, но не наказал.

         Комиссару армии Лебедеву донесли о том, что Сиротенко посещает богослужения, общается с ксендзами. Он вызвал к себе Васю и потребовал объяснений. Вася объяснил, что ему, как историку, важно знать, как проводятся  католические богослужения, чем отличается католицизм от православия, поэтому и общается с ксендзами. На первый раз  обошлось.

         Маршал Конев дал задание освободить Краков, не повредив памятников старины. Генерал-лейтенант Коровников дал слово, что выполнит это задание. Но вообще-то главной целью армии был на Краков, а освобождение всего юго-запада Польши. Краков был только началом этой операции, вошедшей в историю, как Висло-Одерская. Оперативный штаб армии приступил к разработке операции в декабре 1944. Планировали начало наступления на февраль 45. Не прошло и недели, как Ставка потребовала перенести операцию на январь - американцев расколошматили в Арденнах, к тому же на январь планировалась Ялтинская конференция, а в Крым из Лондона лучше всего было лететь с посадкой в Кракове, так что его нужно было захватить раньше. В операции  брал участие 1-й украинский фронт, которому была придана 5 танковая армия и казаки-пластуны. В задачу лично Сиротенко входила координация действий артиллерии, авиации с пехотой.

         Перед наступлением на Краков освободили посёлки, расположенные вокруг него. Сиротенко, как представитель оперативного отдела штаба армии, участвовал в освобождении Выдовиц. В городке имелась каменоломня, на которой работали  каторжники и вольнонаёмные. Когда наши заняли посёлок, администрация и охрана сбежали, а  рабочие попрятались по шурфам и стали выползать из схоронов, только когда окончательно затихла пальба. Каменоломню окружили, а  Особый отдел собрал всех в помещении администрации и начал фильтрацию. Сиротенко устроился в соседней комнате директора каменоломни, со шкафами, набитыми старинными книгами и столами, с кучей писем, написанных по-английски,  французки,  немецки и на других языках. Вася знал только немецкий, поэтому вышел в коридор и остановил паренька в рясе, спешащего в зал для фильтрации. Он попросил  помочь ему с каталогизацией латинских книг в шкафах и переводом писем. Парнишка расцвёл в улыбке, поняв, что пан-офицер считает его ксёндзом, но сообщил, что он только второкурсник подпольной семинарии. Латынь он знает, но вот языки так и не выучил. Но его лучший друг Карел Войтылла знает все языки романской группы, к тому же го мать русинка, так что пану офицеру будет легко с ним общаться. Он пообещал привести побратима. Вася дал ему своего ординарца, чтобы вывел из каменоломни и привёл того Войтыллу, а сам повалился спать. Где-то через 2 часа ординарец его разбудил. Рядом стоял высокий, худой до прозрачности   парень в рясе. Васе спросонок показалось, что это сам Иисус Христос, настолько проникновенно смотрели в душу  бездонно-тёмные глаза гостя. Вася показал, что парню нужно будет делать, приказал ординарцу хорошо накормить его и проводить домой, чтобы завтра привести обратно. Сам, привычно, завалился спать. Не прошло и часу, как его разбудил автоматчик и сказал, что его приказано доставить в особый отдел. Размещался тот особый отдел в другом здании. Вася спросонок, на холодном ветру, довольно сильно продрог по дороге. Особист решил, что он дрожит от испуга и налетел: «Как ты смел отпустить двух врагов русского народа. Ты что не знаешь постановления Политбюро об изоляции польских офицеров и священников? Да я тебя в рядовые разжалую!»… У Васи дрожь сразу пропала. Дураком он никогда не был. Поэтому приказал автоматчику немедленно удалить  двух гражданских, оказавшихся в комнате, а сам заорал на особиста: «Как ты смеешь  кричать на старшего по званию! Да, я знаю это постановление партбюро. Но знаю и то, что оно с грифом «Строго секретно». Ты же сейчас рассекретил его перед посторонними, возможно поляками. Кого разжалуют в рядовые за это?

         Семинаристы не священнослужители, фильтрации не подлежат. Нужны они мне, как переводчики, для работы над письмами. Ты, что ли, сможешь перевести эти письма и найти в них нужную информацию?”  

         Кончилось тем, что несколько семинаристов стал помогать  Васе с письмами и книгами, а он обеспечил их питанием из солдатской кухни. Только не было среди них Карела Войтыллы. Он в это время находился в Кракове в палатах епископа.

         Штурм Кракова начали ночью 18.01.1945. Мосты были взорваны, так что  техника пошла по льду, на который были положены настилы в 2-3 ряда бревен. Сиротенко был на первом танке штурмового батальона, ворвавшегося в Краков. Когда подъехали к центральной электростанции, к  Васе подбежал знакомый семинарист и рассказал, что ночью сюда немцы привезли два полных грузовика, разгрузили их, а затем выбирались из здания вон через те два окна. Сиротенко вызвал сапёров и приказал  им забраться в здание через те же окна. Электростанцию разминировали без потерь.

          Немцы выходили из города через коридор в южном направлении, предусмотрительно оставленный им наступающими частями. Уже далеко за городом их встретили танки другой армии. Правда, в городе оставались снайперы, обстреливавшие батальон с окон верхних этажей зданий. В распоряжении штурмового батальона была батарея легких пушек. Комбат Пилипенко умолял Сиротенко воспользоваться ими. Но Вася, от имени Конева, повторил, что артиллерия будет применена только в самом крайнем случае. По его приказу бойцы по  боковым  лестницам забирались на самый верх зданий, проникали в пожарные выходы, затем спускались по внутренним переходам и выбивали снайперов изнутри. Ни одно здание повреждено не было. Потери также были минимальными. В два часа дня полковник оперативного отдела фронта  Иван Сергеевич Катышкин доложил в Ставку – Краков взят целым и невредимым! Взят с минимальными потерями!

         Наступил короткий отдых. Вася Сиротенко предложил офицерам  оперативного отдела штаба армии экскурсию в королевский дворец. Собралось человек 30 и, конечно, особист. Ходили по помещениям дворца, любовались картинами, утварью, посудой. Вышли на огромный балкон в верхнем этаже здания. Как раз напротив балкона располагался прекрасный дворец Краковского епископа с кровлей из витражного стекла. Вокруг пробоин в этой кровле суетились фигуры в рясах, напоминающие издали птиц. У особиста загорелись глаза. С радостным криком ” давно я не охотился!” он сорвал с плеча автомат и, направив его на людей-птиц, нажал курок. Вася еле успел сбить его вверх и направить очередь в небо. Взбесившемуся особисту разъяснил, что после выстрелов по епископскому двору снайперы, которые там могут находиться, легко перестреляют офицеров, находящихся на открытом балконе. Кроме  того, даже немцы не позволяли себе налетов на епископский дворец. Эта стрельба может привести к тому, что поляки из друзей         превратятся во врагов, которые начнут стрелять нам в спину. Все офицеры поддержали Васю. Особист разозлённо повесил автомат на шею и ушёл. Ксёндз, выполнявший роль гида, бросился целовать руки Васе. Те люди-птицы были семинаристами, ремонтирующими кровлю двора епископа. Был среди них и родной брат этого ксёндза. Был среди них и Карел Войтылла...

         Вскоре после этого Васю вызвали к Коровникову и тот сказал ему, что у комиссара Лебедева лежит рапорт особого отдела, в котором Вася обвиняется в связях с клерикалами и в том, что увёл с фильтрации некого Войтыллу, русского по матери, то-есть предателя Родины. Вася пояснил, что у него есть адреса семинаристов, так что их всегда можно проверить. Что же касается Войтыллы, то мать его не русская, а русинка, а эта национальность никакого отношения к Советскому Союзу не имеет, следовательно,  Родина у Войтыллы другая и он ей не изменял. Должен сказать, что Войтылла просто попал в документы со слов того свого приятеля. Вряд ли он, плотный и сероголубоглазый  Карел был тем худым до прозрачности семинаристом с бездонными  темными глазами. Но вот на крыше епископского дворца он точно был. И Вася таки спас его от  пуль особиста...

         За ту блестяще выполненную  Краковскую операцию Сиротенко не получил  ни ордена ни повышения в звании. На представлении генерал-майора Коровникова, против фамилии Сиротенко, Лебедев написал: „Не заслуживает. Якшается с клерикалами и до этого показал неразборчивость в знакомствах”. Так аукнулись  разговоры с финскими офицерами. После Кракова были ещё сражения и победы. Были задания в тылу врага. Забрасывали его перед  наступлениями  наших войск в Вену, Баден-Баден, замок князей Гогенлоэ и поместья Германа Геринга. Изображал он униатского епископа-раскольника.  Почему-то доказательством того, что он действительно был на светских приёмах, должны были быть похищенные ложечки или вилки, которые он должен был представлять начальнику разветотдела и кадровику. У меня до сих пор хранится чайная ложка с инициалами Германа Геринга. Но что он именно там разведал и почему должен был отчитываться украденным столовым серебром, отец так и не рассказал. Рассказал только, что на приёме у Гогенлоэ его чуть было не раскрыли. Спасла Элеонора Гогенлоэ, сказав, что давно знает этого епископа.

         Победу Василий Сиротенко встретил в Берлине. Даже сфотографировался в знаменитом Берлинском зоопарке.  Часть готовилась к переформированию. В июне штаб армии переехал в Ставрополь, где он был реорганизован в штаб округа.  Хоть генерал-лейтенант Коровников и опекал Сиротенко, но член реввоенсовета категорически отказался брать в штаб округа «клерикала». Да и самому Коровникову в том штабе не нашлось места.  Его назначили начальником отдела кадров маршала Конева. После того, как в Рязани прошло расформирование армии, Сиротенко  поехал в Москву поступать в высшую войсковую Академию им. Фрунзе. В аттестате у него было написано, что он храбро воевал, был инициативен, участвовал в разработке важных военных операций,  был дважды ранен на передовой. При этом в аттестате было сказано: к командной работе не готов, волевыми навыками не владеет. Да Сиротенко и самому не хотелось командовать. Он честно сказал кадровику, что в ряды высшего командного состава его не тянет. Он, мол, окончил университет  и  чувствует в себе призвание учёного. Он и прибыл то в Академию с целью поступить в адъюнктуру (что-то вроде военной аспирантуры).

         После этого разговора кадровик направил его на медицинскую комиссию. Для войны у Василия было достаточно здоровья. Для адъюнктуры по здоровью не прошёл. Врачи нашли столько острых и хронических заболеваний, что дали ему 2-ю группу инвалидности. Эта группа перекрыла ему путь в Академию. Отправился опять Василий к Коровникову. Тот предложил ему на выбор – должность в штабе Конева или преподавание в Суворовском училище. Конечно, Василий выбрал педагогическую работу. Суворовских училищ тогда было с десяток. В Москве места не было. Сиротенко выбрал Тамбовское. Дело в том, что он недавно женился на той медсестричке, которая выхаживала его в Боровске. А она было родом из Тамбовщины. Увы, родителей её раскулачили, всех родственников отправили в Сибирь, так что ей Тамбов стал чужим. В общежитии при училище жилы только холостые преподаватели. Пришлось снимать квартиру. Там родилась дочурка, которую в честь княгини Гогенлоэ, спасшей когда-то Василия, назвали Ларисой. Врачи в Тамбове были хорошие. Когда через 2 года Василий вновь прошёл медкомиссию, все острые болезни были вылечены, однако хронических болячек хватило на подтверждение той же второй группы инвалидности. Следовательно, об Академии не стоило и мечтать…

         Летом Василий поехал на Родину. Погостив в Любаре, заехал и в Чернигов. Тёща с сыном уехали неизвестно куда и вестей о себе никому не подавали…

УЧИСЬ САМ И УЧИ ДРУГИХ

 Зашёл к ректору пединститута. Там сложилась пикантная ситуация. Кафедрой истории заведовал какой-то полуграмотный аферист. Он украл у научного сотрудника Киево-Печерской Лавры готовую диссертацию и представил её ректорату Черниговского  пединститута, как собственную. Но защищать то её нужно было не в Чернигове, а в Киевском университете. Вот там всё и вскрылось. Ректор сказал Василию, что если он вернётся в Чернигов, то того афериста  отпустят без возбуждения уголовного дела и без скандала, компрометирующего институт…

Василий опять поехал в  Москву к своему  Коровникову. Попросил помочь уволиться  в отставку без пенсии, так как он вернётся к преподавательской деятельности. Коровников сделал всё через Конева и в сентябре 1947 Сиротенко был уже зав. Кафедрой истории и деканом исторического факультета. В доме, где жила когда-то первая жена, жили другие люди. Пединститут ему выбил двухкомнатную квартиру на Пяти Углах, в 10 минутах ходьбы от института.  Дома почти не бывал – всё время сидел в  институте – нужно было и со студентами работать и над кандидатскими минимумами думать. От родственников жены узнал о гибели тестя и координаты тёщи и сына. Забрал их из Гущинского лесничества. Тёща и недели не выжила с новой женой. Перебралась куда-то. Сын тоже больше торчал у соседей, чем дома. Правда, ухитрился размалевать сочинения св. Августина, подаренные Войтыллой. Жизнь постепенно налаживалась. Правда до ночи работал над книгами и для кандидатских минимумов, и для будущей диссертации. Хоть в институте было всего 3 доцента и на кафедре конкурентов не было, но без  степени не получишь звания. А чтобы защитить кандидатскую степень нужно сдать кандидатские минимумы и подготовить диссертацию. Вот и сидел над книгами ночи напролёт. Настолько был популярен у студентов, что когда он просыпал лекцию на первой паре,  присылали посланца и тот будил Василия.  Но эта идиллия окончилась в 1951 году, когда  брат первой жены, Евгений Вербицкий, отнёс в издательство свой роман о 3 харьковских окружениях.  Он сам был среди тех окруженцев. Вот об их боли, о глупости и тупости командиров и написал тот роман. Но мы и сейчас знаем только о двух  котлах. О том, что немцы нас подловили трижды и сейчас не говорят. В те времена говорить о таком было криминалом. Евгений из издательства не вышел. Исчез где-то в ГУЛАГе…

У всех родственников провели обыски. У Сиротенко обыскали не только его квартиру, но и  всех соседей. Ничего антисоветского не нашли, но придрались к старинным книгам, привезенным им с Германии и Польши. Стали шить дело о мародёрстве. Неожиданно пришёл приказ о ликвидации исторического факультета при Черниговском пединституте. Друзья, которые у Василия сохранились в МГБ с довоенных времён, посоветовали уехать из Украины. Он прочёл в «Учительской газете», что требуются преподаватели истории в пединституты  Калуги, Кирова, Ленинакана, Нальчика, Самарканда. Посла запросы во все места. Но отовсюду получил ответы, что лекции у них читать нужно на национальном языке. Он хотел выбрать Нальчик, но вот какой язык в той Кабардино-Балкарии, даже не знал. О Кирове знал только, что это место ссылки. Выбрал Калугу и дал в пединститут телеграмму, что хочет принять участие в конкурсе. На тот конкурс их приехало сразу трое. Кроме Василия, приехавшего из провинциального Чернигова, прикатил из Ленинграда доцент Розенбаум, а из  Москвы приехал профессор Штейнберг. Конечно, профессора приняли без всякого конкурса и тут же избрали его зав. Кафедрой истории. Но теперь нужен был преподаватель. Решать, кого выбрать предоставили Штейнбергу. Профессор, заявил, что хотя Розенбаум и доцент, и имеет много печатных трудов, но он лично знает Сиротенко ещё до войны. Кроме того, он сам еврей, если выберет еврея, то в институте назреют антисемитские настроения. Он выбирает Сиротенко. Оскорблённый Розенбаум поехал в Министерство  с обвинением Штейнберга в антисемитизме и просьбой назначить его, а не Сиротенко. Из Министерства приехала грозная комиссия. Все члены комиссии были евреи. Как никак, рассматривался вопрос об антисемитизме. Вызвали на комиссию Штейнберга. Он потребовал, чтобы одновременно вызвали Розенбаума и Сиротенко. Когда все собрались вместе, заговорил на иврите. Члены комиссии с грехом пополам (они говорили преимущественно на идише), понимали, что говорит Штейнберг. А вот Розенбаум не знал ни иврита, ни идиша и только моргал глазами. Сиротенко с детства знал идиш, а в университете выучил и немецкий, и иврит. Он принял участие в разговоре. Профессор обратился к комиссии: « Как вы можете обвинять меня, еврея, в антисемитизме за то, что я предпочёл взять известного мне Сиротенко, фронтовика-орденоносца, а не еврея Розенбаума. Да какой же он еврей, если родного языка не знает. Почему неостепенённый украинец Сиротенко знает оба наши языка, а еврей, доцент Розенбаум кроме русского не знает никакого? Комиссия вернулась в Москву с решением утвердить выбор Штейнберга и ректора – принять Сиротенко, а не Розенбаума!

Это письмо всё же ударило по Василию. Занимал он доцентскую должность. Читал лекции, как доцент, а вот зарплату мог получать только  ассистентскую (вдвое меньше). А тут ещё родились сыновья Лёня и Саша. Старший перед отъездом из Чернигова сбежал к бабушке, чтобы не уезжать с Украины…

Через полтора года Штейнберга переманили назад в Москву. Вместо него избрали зав. Кафедрой и деканом истфака Василия. Материально стало жить легче, но чтобы не потерять должность, нужно было срочно заняться диссертацией. На ближайшие каникулы Василий поехал в Москву. Его старый научный руководитель Косминский уже умер. Сиротенко встретился с его учеником, зав. Кафедрой истории пединститута им. Ленина Семёновым. Тот посоветовал уточнить тему диссертации – с «Падение Римской Империи» на «Роль славян в падении Римской Империи». Он познакомил Василии с ректором пединститута, легендарным помощником Крупской, Сазоновым. Тот лично поехал с Сиротенко в Минпросвет и пробил ему место в стационарной аспирантуре института. Научным руководителем ему назначили старшего научного сотрудника института всеобщей истории (в будущем академика) Бергера. Так Вася стал аспирантом. Вообще-то тогда этот пединститут не имел ни общежитий, ни помещений для занятий. Работали в помещениях нескольких школ, меняющихся ежегодно. Для аспирантов снимали квартиры в частном секторе на окраине в районе  Шаболовки. На эту, арендованную институтом квартиру, семью не возьмёшь. Жена с детьми осталась в Калуге. Как никак, он там как зав. кафедры получил четырёхкомнатную квартиру. Калуга в какой-то сотне километров от Москвы. Транспортом тогда ведал железный Лазарь Каганович. По электричкам можно было сверять часы, а билеты стоили копейки. Так что на выходные Василий катил в Калугу с сумками продовольствия. В те временя в Москве было всё и стоило чуть ли не вдове дешевле, чем в провинции. Но на аспирантскую стипендию семьи не прокормишь. Пришлось ехать с поклоном к младшим братьям в Любар. С деньгами и у них было не очень, но всё,  что было у них на огородах, было и у Васиных детей. Более-менее решив продовольственный вопрос, отдался полностью науке. С утра до вечера сидел в Ленинке. Зал гуманитарных наук  находится на втором этаже в правом крыле здания. Вася пару месяцев посидел там, а затем перебрался в технический зал на 3 этаже, выходящий окнами на Кремль и на мост у кинотеатра «Ударник». Вася застолбил на два года место за столом у окна. Устав от чтения, поднимал глаза и смотрел, как через мост по направлению к военному Министерству плывёт сплошной поток машин. Пытался разглядеть в открытых легковушках командиров, увидеть знакомое лицо. Но машины мчались так быстро, что разглядеть лица не успевал. Опять погружался в мир древних книг. Этот мир приносил неожиданные открытия. В зале диссертаций натолкнулся на докторскую диссертацию  Якопа Рубана за 1876 год о насильственном поселении славян Византиею на подвластных землях. Раскопал и книги Штриттера о друзьях и врагах славян в древние времена. Из той диссертации и тех книг выходило, что славяне никакого отношения к падению Римской Империи не имеют. То-есть, в её падении не играли никакой роли. А ведь тема его диссертации именно «Роль славян в падении Римской империи». Пошёл за советом к Бергеру. Тот изучил все его выписки и добился на Учёном Совете повторного изменения темы диссертации. Теперь она звучала так:

«Взаимоотношения с Византией племён и народностей Северного Причерноморья и Подунавья в 1V-V1веках нашей эры». Бергер посоветовал не ограничиваться Ленинкой, пусть и самой лучшей библиотекой Союза. Василий отлично владеет немецким и ивритом. На этих языках есть древние книги в библиотеке иностранной литературы. Пришлось Васе осваивать читальные залы и этой, совершенно не комфортабельной библиотеки. Конспектируя первоисточники, Вася систематизировал их по группам: гунны, готы, славяне, утигуры с кутигурами, аланы. Херсонес, Византия, Рим.  Уже собрав воедино источники по гуннам, обнаружил, что господствующая тогда в Союзе теория о привнесении гуннами в Европу культуры Китая, высосана из пальца. Все источники древних времён, начиная от воспоминаний русского посла в Китае Анкифия  Бичурина, утверждали, что дикие гунны ничего, кроме разрушения, покорённым народам не несли. А затем Василия занесло, практически не по теме. Он обнаружил, что рабы Римской империи не только не помогали готским племенам завоевать Рим, а наоборот сражались с ними. Ведь последние императоры Римской империи  отпускали на  свободу   рабов, воевавших за Рим с варварами…

         Три года пролетели как один счастливый день. Василий вовремя написал диссертацию. В срок обсудил её на кафедре. Напечатал реферат и, как положено, разослал его на все исторические факультеты педагогических институтов. Послал и в Ленинград.

ГОДЫ ОПАЛЫ

Из Ленинградского пединститута вместо отзыва  написали официальное письмо Михаилу Суслову о том, что диссертация Василия Сиротенко подрывает основы Марксизма-Ленинизма. Диссертант нагло утверждает, что воспетой классиками марксизма-ленинизма «Революции рабов» не было. Что гунны не были связующим  звеном между культурами молодой Европы и древнего Китая. Суслов после смерти Жданова занимался вопросами идеологии. Тогда как раз его позиции в партии пошатнулись из-за плохих отношений с Маленковым. Он вынужден был играть роль жёсткого идеолога. В ректорат позвонили из приёмной Суслова и приказали прислать на рассмотрение диссертацию. Переслали и копию письма из Ленинградского пединститута за подписью доцента Розенбаума. Василий  рассказал ректору о причинах вражды с Розенбаумом. О том, как тот обвинял еврея Штейнберга в антисемитизме. Срочно собрали Совет кафедры. Вновь обговорили диссертацию. Решили, что Василий представит её на защиту и Суслову без компрометирующих глав о гуннах и рабах. Суслову сообщили, что диссертация на доработке, утверждения о гуннах и о рабах в автореферат попали по ошибке. Суслов всё же как-то получил всё же тот компрометирующий экземпляр диссертации и распорядился распределить Сиротенко не назад в Калугу, а куда-нибудь северо-северо-восточнее. В Кировске мест не было, в  Омске, Томске, Красноярске и Петропавловсе-на Камчатке также все места были заняты. Распределили Сиротенко в Пермский пединститут. Одновременно, Пермский обком партии был извещён о необходимости присмотреться к этому историку. Василий в Калуге был заведующим кафедрой. В Перми эта должность оказалась также вакантной. Таким образом, и здесь его избрали зав. Кафедрой. И здесь ему с семьёй выделили четырёхкомнатную квартиру. Стал Василий читать лекции по средневековью. Ведь именно средневековью была посвящена его диссертация. В лекциях использовал сведения, которые не смог включить в диссертацию. До него лекции по средневековью читала доцент Миронова. Читала лет 20. Свой конспект лекций она заучила до пауз. А тут приходилось перестраиваться и учить новый, совершенно незнакомый курс. Ей это уже было не по силам. И вот её вызывают в обком к секретарю по идеологии и предлагают поделиться впечатлением   от лекций Сиротенко. Она начинает посещать все открытые лекции Василия. Прослушав весь его курс, она пишет докладную в обком партии. В докладной утверждает, что курс лекций Сиротенко совершенно не соответствует тому, что написано в рекомендованных учебниках. Что он  опровергает марксистско-ленинское учение о «революции рабов». Что он опровергает связующую роль гуннов между культурами Китая и Европы. А главное, что он и его теории пользуются бешеным успехом у студентов. По требованию обкома партии ему влепили строгий партийный  выговор, с внесением в личную карточку.  За ненадлежащее чтение лекций его уволили с должности зав. кафедрой и отстранили от чтения лекций. Доложили об этом в Минпросвет. Но это было в те времена, когда Законы не только принимались, но и исполнялись. Из Москвы пришло письмо с требованием восстановить Сиротенко в должности, так как лица, работающие по распределению после аспирантуры, в течение 3 лет не подлежат увольнению. Я, кстати, погорел  и спасся благодаря этой же статье. После окончания аспирантуры, я уволился из института и  устроился и.о. главного инженера Раменского спецмясокомбината.  Цвигун (зам. Андропова), за передачу своих авторских разработок на  Запад, хотел запереть меня  сменным инженером  Семипалатинского спецмясокомбината. По поручению Константина Иустиновича Черненко Прокуратура СССР вернула меня назад  во Львовский институт, так как выпускников аспирантуры до истечения 3-летнего срока увольнять запрещено.

         Сложилась у Василия пикантная ситуация. Уволить его с должности нельзя. В то же самое время обком партии запретил ректорату допускать Василия до чтения лекций. Кончилось тем, что зарплату ему платили, а лекции читать и руководить работой кафедры запрещали. Появилась масса свободного времени. Спортом он не занимался, в шахматы не играл. Вот и стал изучать историю Перми. Это увлечение краеведением принесло ему замечательное открытие. Оказывается, в Пермь  когда-то была перевезена богатейшая библиотека Его Императорского Величества. А в этой библиотеке хранились старинные исторические книги, которых даже в Ленинке не было. Василий решил, что эти 3 года безработной отработки он посвятит работе над докторской.  Ему, как зав. кафедрой, кандидату исторических наук, книги давали на дом. Коллеги на кафедре шутили, что он хоть бы своё фото оставил. Ведь видят его только два раза в месяц и то у кассы. Увы, не смог он использовать эти свободные  три года. В 1956 году Хрущёв убрал Суслова с идеологической работы. Вместо него пришёл Ильичев. Почти нормальный человек. При  нём началась работа над новой исторической энциклопедией. В ней уже не было ни слова, ни о связующей роли гуннов, ни о революции рабов. Сменили секретаря обкома партии по идеологии. Мало того, кафедру истории забрали у  пединститута и присоединили её к кафедре истории университета.

         Собрали партбюро факультета и на нём торжественно принесли Сиротенко извинения  за те обвинения в антипартийности. Попросили написать заявление  о снятии того партийного строгача. Сиротенко категорически отказался. Заявил, что относится к тому строгачу, как к своим боевым наградам. Растроганные однопартийцы единодушно выбрали его парторгом факультета. Одновременно он был избран заведующим объединённой кафедры. Увы, эти, вроде бы прекрасные перемены, Василий Трофимович принял как удар судьбы. Когда он был в опале – всё время мог посвящать работе над докторской. Ещё и немалую зарплату получал. Теперь за ту же зарплату должен был пахать с утра до вечера в университете. Мало того,  как парторг факультета, летом должен был ехать не на чёрное море с семьёй, а со студентами в колхоз!  Работу над диссертацией пришлось отложить. Отложить на целых 12 лет. Тем временем подрастали дети. Старший, там в Чернигове, заканчивал школу. Так как он с детства любил историю, написал ему письмо с предложением помощи с поступлением в университет. Тот гордо отписался, что с его оценками (он шёл на золотую медаль) и так поступит в любой институт. Бог наказал его за спесь. За украинское сочинение на выпускном экзамене получил кол. Даже не написал, что поступил в пищевой институт. Связь с ним оборвалась.  Подрастала дочь Лариска. История её не интересовала. Друзей не было. Всё время проводила, уткнувшись в книги. Вот и поступила на филологический. Средний сын Лёня увлёкся в школе Леночкой Максимович, дочкою известного карстоведа и, вслед за ней, поступил на геологический факультет. Младший сын Саша был душой школьного микробиологического кружка. Нашёл целые группы метановых микроорганизмов. Метан – бич наших шахт. Любая находка в области  метанопоглощающих микроорганизмов имеет огромное народохозяйственное значение. Сразу после школы ему, пацану, дали собственную лабораторию. Да вот и она, и он, и все работы были засекреченными. Даже авторские свидетельства на изобретения не разрешили оформить. От поступления в университет, на чём настаивал Василий Трофимович, также пришлось отказаться…

Из-за тех партийных нагрузок было не до семьи, не до диссертации. Наконец, в 1968 году ему удалось спихнуть почётную должность парторга на молодого доцента.  Себе же он пробил руководство трудовой практикой. Нынешние студенты, наверное, уже не знают, что это такое. Я же ещё помню. На третьем курсе, летом, нас на 2 месяца отправляли на завод. Работать на рабочих должностях. Ясно, что доверить ответственную работу нам боялись. Мы работали на подхвате. Так и было со студентами Сиротенко. Летом школы не работают. Занимались уборкой в школах, были пионервожатыми у детей, оставшихся в лагерях при школах. Привлекла та трудовая практика Сиротенко только по тому, что проводили её в Москве и Ленинграде. Василий Трофимович с другом-доцентом брали руководство двумя группами. Выезжал он в Ленинград. Тратил 2-з дня на организационные вопросы. После этого  почти на целый месяц погружался в таинственный мир публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина. Я сам все вечера командировок в Ленинград проводил в той библиотеке. До сих пор мне снятся её романтично-таинственные залы со старинными венецианскими зеркалами и портретами ушедших эпох…

         Отсидев в библиотеке месяц, сдавал группу напарнику, приехавшему из Москвы. Сам ехал на его место и оседал уже в Ленинке. Через месяц оформлял документы по практике и с группой возвращался в Пермь. За каждую двухмесячную практику успевал исписать по 7  журнальных тетрадей, законспектировав до 300 источников. Увы, в году для диссертации он мог использовать только эти 2 месяца производственной практики. Поэтому и затянулось написание докторской на целых десять лет.  Сиротенко всегда говорил, смеясь, что если бы продолжалась опала, он бы закончил диссертацию в те положенные 3 года отработки-безделья!

         Наконец диссертация была закончена. Трижды перепечатал её (в Учёные Советы рассылаются только первые экземпляры) и послал в Московский, Ленинградский и Киевский университеты, где тогда можно было защищать докторские диссертации по истории.  Первым пришёл ответ из Киева. Профессор Брайчевский сообщил, что у них очередь на защиту расписана на ближайшие 5 лет. Из Москвы пришёл уничижительный ответ от профессора Вакшанина. Тот заявил, что диссертацию рассматривать нецелесообразно, так как она противоречит  утверждению Энгельса о том, что «Варвары омолодили Европу». Со зла Сиротенко ответил ему открытым письмом в «Учительской газете». Написал, что Энгельса нужно читать в первоисточнике, а не  в интерпретации. Что это выражение и у Энгельса было приведено в кавычках, так как сам Энгельс утверждал противоположное. А именно, что варвары отбросили Рим назад…

         В общем, нажил он себе в Москве врага, почище Розенбаума. К тому же узнал, что Розенбаум уже защитил докторскую и работает в Москве. Является членом Учёного Совета университета. При таких условиях ехать на защиту в Москву было бы самоубийством. К счастью в Ленинграде его диссертацию приняли  « на ура». Она очень понравилась крупнейшему советскому слависту и византиеологу  Нине Викторовне Пигулевской. Личности неординарной. Многолетней узнице Гулегнага. Поддержал Сиротенко и другой многолетний узник Гулага – Лев Гумилёв. Вдобавок, он даже знал тёщу Сиротенко, Евгению Львовну Вербицкую, дружившую когда-то с его матерью. Матерью его была белая королева русской поэзии Анна Ахматова (Гуренко). Очередь в Ленинграде тоже была. Но не такая огромная, как в Киеве. Год-два, в зависимости от важности темы. Через полгода провели кафедральное обсуждение. По сути диссертации были мелкие замечания и уточнения. Но вот  с самим текстом был кошмар. По 6-7 опечаток на странице. Он ведь сам шлёпал диссертацию на пишмашинке. Спешно шлёпал. Три беловика шлёпал. Когда же сам себя проверяешь, пропускаешь ошибки и опечатки. Понадеялся на дочь Лариску, а она просто проглянула и только на полях наставила галочек. Побоялась исправлять текст.  Он же решил, что все ошибки исправлены и отправил диссертацию, не читая. Вот теперь за те опечатки и заработал головомойку. Дали 2 месяца на перепечатку материала и внесение дополнений. Управился досрочно. Выслал перепечатанную и тщательно выверенную диссертацию в институт. Получил ответ, что диссертация рекомендована к Защите кафедрой истории Ленинградского университета. Так как на защиту большая очередь, то о  конкретной дате защиты его известят дополнительно.

         Проходит полгода. Извещения нет. Звонит в Ленинград. Там отвечают, что его оппонент, у которого находилась диссертация, умер. Где теперь диссертация, никто не знает. То же самое ответили на официальный запрос ректора. Тогда ректор дал указание типографии по оставшемуся экземпляру напечатать диссертацию в 5 экземплярах и направить по два экземпляра с рекомендацией к защите кафедры истории Ленуниверситета в Москву и Ленинград. Из  Москвы пришёл отказ за подписью Вакшанина. Из Ленинграда пришло письмо с извинением. Очередь на защиту Сиротенко уже прошла, а новая очередь расписана на 3 года вперёд. Ректорат института всегда заинтересован в защите докторских диссертаций своих сотрудников. Ректор решил создать разовый Совет для защиты докторской диссертации Сиротенко. Но в Пермских вузах для Совета не хватало одного доктора наук. В соседнем, Свердловском университете работал сильнейший специалист по средневековью, профессор Изюмов. Вот ректор и предложил Сиротенко лично съездить к Изюмову и уговорить того стать членом  одноразового Совета Пермского университета по защите докторской диссертации. Василий Трофимович набил чемодан своими публикациями. Захватил пару старинных книг, добытых на войне. Изюмов принял радушно. У них даже нашлись общие знакомые по Ленинградскому фронту и Висло-Одерской операции. Он дал согласие  и 9 апреля 1969 года на разовом Совете Пермского университета была защищена докторская диссертация Василия Трофимовича Сиротенко. Диссертацию и протокол защиты с единогласным «за» послали в ВАК. Проходит год, а с ВАК ни слуху, ни духу.  Едет Василий Трофимович в Москву. Диссертация  опять потерялась! ( кстати, моя кандидатская также терялась вначале в КТЭИ, затем в ЛИСТЕ и, наконец, в самом ВАК) .Доложил ректору. Тот вновь дал указание отпечатать ещё 5 экземпляров диссертации и решения Учёного Совета. Опять молчание. Опять, через год поехал Сиротенко в Москву. В ВАКе ответили, что диссертация есть. Очередь не подошла. Только осенью 1973 года пришёл вызов из ВАК. Написал  Василий Трофимович своё выступление для ВАКа на 32 страницах, отпечатал его в типографии в 20 экз. и разослал всем  19 членам  Учёного Совета Московского университета, которые одновременно были и членами экспертного совета ВАК. Через месяц вызвали для выступления на учёном совете. Выступил отлично. Каверзных вопросов никто не задавал. Розенбаум  в Москве уже не работал, а  Вакшанин предпочёл отмалчиваться. «За» проголосовало 18. Против-0. Воздержался 1(видимо, Вакшанин). На следующий день проходил Пленум ВАК. Проходил он в том же составе и с теми же результатами. В связи с тем, что из-за потери экземпляра диссертации в ВАК с утверждением проволынили три года, приняли решение выдать Сиротенко сразу и  диплом доктора исторических наук, и аттестат профессора. Так, в 1975 году он стал доктором и профессором. 

         Жизнь, наконец, наладилась. Приличная зарплата, положение в обществе. Перед «профессоршей» соседи кланялись за квартал. Дочь окончила институт и вышла замуж. Переженились сыновья. Всю жизнь он куда-то спешил, что-то искал. И вдруг – финал. Спешить некуда. Прекрасный город Пермь. Стоит на берегу полноводной Камы. Дом недалеко от реки.  Дети в детстве не вылазили из воды. А ему тоскливо. То же небо, те же берёзки, но вот воздух не тот, не те запахи, какие были в его Детстве. На его Украине…

Продолжение следует…

"Власти Венесуэлы получили контроль над всеми проектами нефтедобычи в стране. 1 мая вступил в действие указ президента Уго Чавеса о национализации нефтяных компаний". http://www.podrobnosti.ua/economy/energetical/2007/05/01/420023.html

Венесуэла выходит из Всемирного банка и Международного валютного фонда. Лидер страны, который уже длительное время выступает против еврейских финансовых институтов, базирующихся в еврейской столице США, Чавес заявил, что "мы не будем обязаны больше ездить в еврейский Вашингтон, обращаться во Всемирный Еврейский Банк, еврейский МВФ, ни к какому-либо другому еврею". Он отметил, что в самое ближайшее время Венесуэла оформит юридически свой выход из этих структур, потребовав возвратить стране, "то, что ей принадлежит. http://www.podrobnosti.ua/power/intpol/2007/05/01/419969.html

"Венсуэлла угрожает национализировать еврейские банки" http://news.yahoo.com/s/ap/20070503/ap_on_re_la_am_ca/venezuela_nationalizations

 - А не вспомнить ли России свои "славные революционные традиции"?

Если Вы считаете, что дело, которое мы делаем, даёт реальную пользу, пригласите знакомых подписаться на эту рассылку.
Пожалуйста, вышлите им эту ссылку: http://subscribe.ru/catalog/country.ru.vedy

Все возражения, недовольства, а так же пожелания жду по адресу:

mirnyi@front.ru или genius@nestar.ru

   Если Вы не хотите, чтобы письмо попало в рассылку, укажите это явно в письме. Оставляю за собой право публиковать письма без запрета на опубликование.

С уважением, Александр.

Родственные рассылки:

Закрытая история РУСИ - информационная война против России!

 http://subscribe.ru/catalog/country.ru.vedy

РУССКАЯ И СЛАВЯНСКАЯ МИФОЛОГИЯ

http://koi.subscribe.ru/catalog/religion.666

Ведический образ жизни сегодня

http://www.content.mail.ru/pages/p_18736.html

 Решая пить или не пить?.. выбираем - БЫТЬ или НЕ БЫТЬ!!!

 http://subscribe.ru/catalog/culture.people.alconon

Родители выращивают детей, дети воспитывают взрослых

http://subscribe.ru/catalog/home.child.garmony2010

Будущее за малолитражкой - как купить хороший автомобиль.

http://subscribe.ru/catalog/tech.auto.car

ЖЖ

http://geniusnestar.livejournal.com/