Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

От Руси до России

  Все выпуски  

От Руси до России Российская политология.


Российская политология.

 

 

После распада Советского Союза и образования новых государств на постсоветском пространстве появились представители новой для нашего общества профессии: «политолог». Данное название стало собирательным для людей весьма различного образования, социального происхождения и профессионального опыта. Но всех их объединяет склонность к публичному выступлению с некоей «экспертной оценкой» той или иной значимой ситуации в России и за ее пределами (сами они предпочитают называть себя «экспертное сообщество»).

Представители «экспертного сообщества», активно включившись в сложные политико-культурные игры, сумели занять определенную нишу в современном российском социуме (отчасти перекрывающуюся нишей «политтехнологов»). Они стараются играть роль медиумов, с одной стороны, угадывая главные тренды развития, с другой - формируя интеллектуальный фон жизни общества.

В настоящей статье хотелось бы рассмотреть, как определенные мейнстримные культурно-исторические тенденции современного мира преломляются через «магический кристалл» мысли некоторых ярких представителей «экспертного сообщества». Особенно, если учесть, что эти представители создают тексты, посвященные проблемам не только политики, но также и культуры и искусства (кинематограф, литература и т. д.).

Существование культурно-философской парадигмы перехода современного человечества из периода модерн/модернизма в постмодерн/постмодернизм, достаточно полно раскрытой Юргеном Хабермасом[i], в качестве исходной концептуальной схемы, модели постановки проблем, ее признают практически все представители «политологической профессии». Однако, «идейное» размежевание политологов проходит (фактически на две основные группы) с одной стороны, по линии отношения к данному факту, с другой – «в споре о терминах», о том, что собственно считать «модерном». То есть, по сути – на уровне предложения самой методики решения существующих проблем. А эти «терминологические расхождения», в силу профессиональной специфики их носителей, не являются лишь предметом узкой научной дискуссии, а имеют крайне важный мировоззренческий аспект.

Представители первой группы (к примеру, Александр Панарин[ii], отчасти и Александр Неклесса[iii]) характеризуют современное состояние как альянс безвременья постмодерна и архаики против динамики «Большого Модерна».

Доблестным паладином модерна является Сергей Кургинян, руководитель группы Экспериментальный творческий центр[iv]. Геофизик по образованию, он много занимался теорией катастроф, математической экономикой, стратегической теорией игр, сверхсложными системами, а параллельно – организовал театр «На досках».

Для Кургиняна характерно резкое неприятие ряда постмодернистских тенденций, отрицающих достижения Вестфальской системы и революций Нового времени. Эти тенденции он хлестко называет «пиршество на развалинах», утверждающие на постсоветском пространстве архаику, «неофеодальный строй» и прекращение развития в рамках глобального проекта «управляемого хаоса».

«Постмодерну», понимаемому Кургиняном как «отказ от развития» в пользу некоей глобалистской перераспределяющей «игры» (отсылка к образу романа Гессе «Игра в бисер»), данный представитель «экспертного сообщества» противопоставляет «постиндустриализм» (тождественный для него «сверхиндустриализму») как «сверхразвитие». «Горизонтально растекшейся» сети Интернет – устремленное в вертикаль освоения космоса.

Отсюда вытекает внешнеполитическая концепция Кургиняна, подразумевающая объединение всех сил, потенциально заинтересованных в продолжении «Большого Модерна» (что выражается в предложении проекта тесного сотрудничества таких типичных государств Нового времени, как США, Россия, Индия, Израиль).

По ряду мировоззренческих аспектов позиции Кургиняна близок петербуржский политолог Сергей Переслегин (физик по образованию)[v]. Для него характерна специфическая эрудиция (охватывающая, в частности, проблематику военной истории. Примечательным в биографии Переслегина является тот факт, что он входит в круг отечественных писателей-фантастов и, конкретно, в окружение их лучших представителей – Стругацких (в частности, написал ряд статей и предисловий к их книгам). Это может объяснять  «технологический модернизм» данного автора.

Любопытно, что в годы перестройки и Сергей Кургинян ставил в своем театре «На досках» спектакль по повести Аркадия и Бориса Стругацких «Обитаемый остров». Для многих представителей отечественной технической интеллигенции, воспитанных на идеалах советской версии модерна, был типичен интерес к научной фантастике, и, в то же время – ирония к жанру «фэнтази». Что отнюдь не случайно, ибо фэнтази принадлежит явно к постмодернистской культуре.

Двадцатый век – время фатального кризиса модернистских идеалов модерна, а постмодернистская ирония направлена на развенчание идеалов его Большого Проекта. Но модерн не хочет умирать и порождает идею нового преобразования человека, на этот раз уже генетического (в целях «подтягивания к возросшему уровню современной техники»). О желательности подобной трансформации пишут и Кургинян и Переслегин.

Здесь, как в капле воды отражается их склонность к техницистскому решению проблем, к толкованию природы и мира как объекта переработки, модернистскомк культу Утопии.

Не случайно группа аналитиков, возглавляемая Сергеем Переслегиным, называется «Конструирование будущего».

Так например, происходит в концепции значимого для Переслегина деятеля американской контркультуры Тимоти Лири. В своей книге «История будущего»[vi] Лири выделяет двадцать четыре стадии эволюции человека, соответствующие двадцати четырем картам Таро (!), рассуждает о людях «личиночной и постличиночной стадий» и о том, что человечество в дальнейшем разойдется на различные эволюционные линии, чьи представители будут похожи друг на друга не более чем кролик на жирафа. Что, кстати, весьма созвучно идеям вертикальной эволюции в «Волны гасят ветер» Стругацких. Целью же эволюции по Лири является «вхождение в фиолетовый дыромир» (так он называет черную дыру). Так, техницистская утопия доведенная до своего финального логического развития, оборачивается собственной противоположностью.

Вышеописанной позиции противостоят авторы, отвергающие «Большой Модерн» с его «обездушиванием», «обеспложиванием» культуры». Модерну они противопоставляют некий исконный, примордиальный «мир Традиции» (то есть архаики). Интересно, что, в отличие от представителей первой группы, большинство из данных политологов имеют гуманитарное образование и характерны своим интересом к религии и мистицизму.

Наиболее известнен среди них Александр Дугин[vii]. Его идеология представляет сочетание русского евразийства, европейского традиционализма и геополитики.

Духовным отцом традиционализма был французский мыслитель первой половины XX века Рене Генон. От традиционных правых (консервативных) партий традиционализм отличается крайним радикализмом и стремлением к экспериментаторству.

В послевоенные годы традиционализм выразился в движении «новых правых» (Ален де Бенуа и др.), подвергавших резкой критике буржуазное общество. Новые правые говорили о необходимости возврата к индоевропейскому культурному наследию, с его мифологией и трехчленным социальным делением – духовные лица, воины, труженики (это деление существовало и в средневековой Европе). Они (как и русские евразийцы) рассматривали страну, культуру в качестве некоего естественного образования, подобного живому организму.

Движение «новых правых» несмотря на высокий интеллектуальный уровень его участников, подвергалось обструкции со стороны властей и средств массовой информации. Тогда властителями дум Европы и Америки были левые философы. Но, парадоксальным образом, многие из их антибуржуазных, «антисистемных» идей проникают в концепцию «новых правых».

С точки зрения оппозиции «модерн-постмодерн», Дугина можно охарактеризовать как представителя архаики, приветствующего наступление постмодерна на «ненавистную Современность» (олицетворяемую для него США с их «десакрализацией мира»). Это позиция и его европейских коллег, с которыми он поддерживает тесные контакты, являясь как бы их представителем в России. Проще говоря, поставить суперсовременные технические достижения (например, Интернет) на службу примордиальной («исконной») Традиции.

Что же касается геополитической концепции, то в ее рамках союзником Евразии-России («хартленд») Дугин видит будущую Миттель-Европу (во главе с Германией) и «возрожденный Иран» (видимо, в границах древних персидских империй).

Говоря о Дугине, следует упомянуть и Гейдара Джемаля[viii] – его бывшего соратника. Джемаль – идеолог политического ислама в России, обладатель мировоззрения, которое противники называют соединением ислама и большевизма. Место мирового пролетариата в данной концепции занимает умма (мировая исламская община). Джемаль говорит и об альтернативном (исламском) варианте глобализации.

В отличие от Дугина, Джемаль не отвергает наследие модерна, но возводит его не к началу Нового времени, протестантизма и буржуазных революций, а к эпохе ветхозаветных пророков, Христа и Мухаммеда, «расколдовавших» мир для человечества.

В приходе же постмодерна Гейдар Джемаль видит возврат язычества. Как видно, его диагноз современного социо-культурного состояния близок к диагнозу, выданному человечеству Кургиняном. Вот только методы «лечения» они предлагают почти полярно противоположные.

Разумеется, человечество есть очень сложная «система систем». И, поэтому, всякая классификация здесь с неизбежностью несет в себе элементы искусственности.

Вот и понятия модерн и постмодерн находятся друг по отношению к другу в состоянии перманентной инверсии. Ярким примером здесь может служить отечественная история прошлого столетия. Одни исследователи говорят о «советской цивилизации» как о квазирелигиозном ренессансе Архаики (старая бердяевская идея «от Третьего Рима – к Третьему Интернационалу») в противоположность либеральному и прогрессивному режиму царской России. Другие акцентируют внимание на техницизме, утопизме СССР, массовизации советского общества, разрушении традиционного уклада, кампаниям по борьбе с неграмотностью и болезнями. Причем в обоих случаях можно поменять плюс на минус.

Однако, для того, чтобы выработать реально работающую методику решения существующих перед страной проблем, российскому политическому классу, скорее всего, придется определиться и совершить выбор в пользу одной из двух сторон. Либо – принять постмодерн с его нарастающими глобализирующими тенденциями. Либо -  попытаться реанимировать модернистский проект национального государства.

Ибо «если человек не знает, в какой порт он плывет, ни один ветер не будет для него попутным» (Сенека).

 

Алексей Фанталов.

fantalov@mail.ru



[i] Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. Двенадцать лекций. М.: Директмедиа Паблишинг.

[ii] Панарин А. Искушение глобализмом. М.: Эксмо, 2003.

[vi] Лири Т. История будущего. - Janus Books , 2001.


В избранное