2006-07-12 Борис Межуев:

Антиимперская мобилизация — 2006

Американские неоконсерваторы уже довольно давно заподозрили Путина в намерении сделать из России "новую империю". Бывший директор ЦРУ и один из руководителей неоконсервативного Комитета по настоящей опасности Джеймс Вулси даже дал нашей стране такое остроумное определение — "весьма неприятное государство, которое хочет снова стать империей" (Really-Bad-Wanna-Be-Again-Empire). Любопытным образом, у американских неоконов обнаружились единомышленники в совершенно неожиданной среде — в кругу радикальных русских националистов. Последние, особенно активные в виртуальном пространстве Живого Журнала, уже где-то с начала года обратили на себя внимание читающей публики своими острыми филиппиками по поводу "антирусской" сущности русской империи, требующей от русских людей многочисленных жертв во имя надуманных евразийских целей.

Эта дискуссия нашла свое отражение в ведущих сетевых СМИ. Причем немногочисленным "имперцам", объединившимся в первую очередь вокруг сайта "Правая.ру", противостояла широкая коалиция национал-либералов, этнонационалистов и расистов, голоса которых с весны 2006 года стали звучать все увереннее и четче. Позиция национал-либералов в определенной степени получила свое выражение в статье моего коллеги по АПН Павла Святенкова "Империя и имперцы", в которой он попытался объяснить неизменное присутствие "имперской темы" в политической публицистике особенностями формирования русской нации, которая на сегодняшний день оказывается не в состоянии полностью интегрировать в себя людей с расколотой этнонациональной идентичностью.

Поэтому-то этим людям, искренне желающим стать частью России, так сказать, "вписаться в контекст", приходится изыскивать экзотические способы самоидентификации. А именно — придумывать различные наднациональные идентичности, чтобы избежать называть себя просто "русскими". Между тем, "имперцы", какими бы мотивами они не руководствовались, играют скорее отрицательную роль, поскольку, по мнению автора "Неверен сам имперский дискурс, требующий какого-то "вселенского проекта" и неисчислимых жертв во имя него".

Несложно заметить концептуальную близость подобного национал-либерального дискурса с антиимперскими выступлениями радикальных демократов в 1990-е годы, также требовавших отказа от всяческих имперских "заморочек" во имя материального и духовного благосостояния бедствующего населения, не желающего играть роль пассивных винтиков в тоталитарной машине коммунизма.

Вообще говоря, сами эти идеологические качели — "от империи к нации" и обратно — выглядят довольно подозрительно. Что-то здесь явно не так. Прежде всего, откуда взялась сама эта альтернатива "нация" либо "империя", "национализм" либо "имперство"? Ведь, как известно из учебников истории, век политического национализма — XIX — был также веком строительства крупнейших колониальных империй — Британской, Французской, Бельгийской. Строительство наций шло рука об руку со строительством империй — параллелизм этих двух вроде бы противоположных по смыслу процессов указывает на ложность поставленной альтернативы. С другой стороны, крах колониальных империй также не создал по завету президента Вудро Вильсона мира свободных и равноправных наций, но породил два новых глобальных проекта, которые также вольно каждому за скудостью политического лексикона назвать "имперскими" — Pax Americana и советский коммунистический блок. Разумеется, возведение каждой из этих империй потребовало от своих граждан определенных материальных жертв, что вряд ли было обусловлено размытой национальной идентичностью ее лидеров.

Откровенно говоря, мне кажется, что каких-то мирных и прекрасных, да к тому же еще и свободных, "наций" в понимании сторонников нашей разномастной антиимперской коалиции никогда и не существовало на свете. Точнее, то, что они интуитивно принимают за такого рода "нации", например, нынешние восточно-европейские республики, представляют собой не более, чем полусуверенные провинции одной империи. А, еще точнее, отдаленные периферии сразу нескольких империй. Свой частичный суверенитет эти нации приобрели за счет ограниченных возможностей каждого из конкурирующих центров силы. Так, восточно-европейские республики, вырвавшись из-под советской гегемонии, оказались на перекрестии двух других имперских проектов — американского (атлантистского) и европейского, причем эта ситуация своего рода кондоминиума позволяет некоторым из них, например, Польше, проводить почти что самостоятельную политику в том числе по отношению к своим восточным соседям.

Да, собственно, как известно еще со времен исследований выдающегося норвежского политолога Стейна Роккана, свободное экономическое и политическое развитие наций центра европейского континента было обусловлено тем, что располагавшиеся на его периферии империи, в первую очередь — испанская и германская — оказались не в состоянии установить свою власть над поясом городов, протянувшимся от Нидерландов до севера Италии. Маленькие и свободные, этнически однородные нации, на самом деле, были просто имперскими осколками, экономический потенциал которых явился как бы компенсацией за относительную военную слабость.

Если под "империей" понимать военно-силовую гегемонию одного общества над другими, то мир в целом никогда не переставал быть "имперским". От "империи", говоря серьезно, не то, что не должно, просто невозможно отказаться. Даже если мы скажем, что не хотим "империи", а хотим нормальной жизни, это не будет означать ничего другого, как включения на правах полусуверенного, если не прямо колониального образования в какую-то иную империю, которая с полным основанием в этом случае станет диктовать нам нормы поведения как внутри страны, так и за ее пределами.

Некоторые из представителей антиимперской коалиции на это вроде бы согласны — вспоминая об упущенных шансах на союз с расистской Европой в эпоху Гитлера и Власова, они теперь без ужаса раздумывают о возможном альянсе с НАТО против собственного "имперского" правительства, принуждающего белых русских к "гражданскому равноправию" с азиатскими (то есть, в первую очередь, тюркскими) этносами.

Конечно, речь в данном случае речь идет о маргиналах, позицию которых не следует воспринимать слишком серьезно. Но, тем не менее, не заслуживая внимания в качестве солидной политической силы, радикально антиимперские расисты могут быть любопытны в другом отношении — для определения смыслового предела понятия "национализм". Могут ли быть нынешние поклонники Власова названы "националистами"? Не будет ли звучать это слово применительно к этой группе идеологов столь же странно, как если бы мы определили, скажем, лидеров враждующих этнических группировок в Руанде "националистами" тутси или хуту? Ведь в общем-то смысл каждого из этих течений по существу одинаков — желание одной этнической группы внутри страны доминировать над другими, в том числе при помощи внешней силы.

Полагаю, нужно исходить в этом вопросе из каких-то для всех более менее ясных дефиниций. Суннитские террористы, поджигающие начиненные взрывчаткой машины в шиитских кварталах Багдада, не являются иракскими националистами, равно как не являются ими и их противники, готовые принять помощь Соединенных Штатов в целях обретения доминирующего положения в стране, где они составляют большинство населения. Иракским националистом стал бы тот политик, который призвал бы к политическому объединению различных религиозных групп в стране против оккупантов. Собственно, именно в миг такого объединения и появилась бы на свет иракская нация, как появилась в свое время нация американская, ранее — швейцарская или же голландская, а позже — итальянская. Нация есть именно продукт объединения людей в защиту своей свободы от внешней силы. И потому национализм — это именно идеология, отстаивающая приоритетность целей такой борьбы над всеми иными политическими задачами.

В том же негласном "антиимперском" альянсе, который дал о себе знать в начале 2006 года, явно проглядывало то, на мой взгляд, деструктивное явление, которое я бы назвал "трайбализацией национализма". Конечно, у такой "трайбализации" имелись свои основания (а что разве их нет у тутси, равно как и у хуту, не говоря уже обо всех религиозных и этнических группах в Афганистане и Ираке): определенные этнические группы, вне всякого сомнения, оперативнее других среагировали на государственный коллапс 1990-х, захватив ключевые позиции как на городских рынках, так и в крупном бизнесе. И, безусловно, любое государство, хотя бы как-то зависящее от настроений своего населения, должно было пытаться противодействовать экономической, не говоря уже о политической экспансии этнических мафий. Впрочем, так же как и мафий, образованных по другому принципу, — региональных или профессиональных.

Проблема, однако, в том, что те люди, которые считают возможным ради победы во внутринациональной межплеменной конкуренции пожертвовать самостоятельностью государства, "националистами" по определению не являются.

Вернемся к теме "империи". Павел Святенков пишет о "жертвах", которые требуют от русского народа "имперцы", видя в народе своего рода "мясо" для имперских пушек. В этом утверждении есть немалая доля истины: на месте строителей "пятой империи" я бы, например, все-таки пореже вспоминал о Сталине.

Но давайте ответим себе честно, можно ли обойтись в истории без всяких жертв? Попытаться можно, но никто не гарантирует нам оптимального результата: отказавшись от жертв во имя своей империи, мы почти наверняка будем вынуждены горбатиться ради чужой. Лишенные "имперской крыши" русские почти наверняка окажутся "мясом для пушек" другой империи, на чужой войне, в составе очередной не ими созданной "антитеррористической коалиции", или же на какой-нибудь ударной "стройке империализма" в качестве полудармовой рабочей силы. Впрочем, вариантов постимперской судьбы для русских много, но среди этих вариантов нет такого, который сулил бы им спокойное, польско-швейцарское, существование.

Задача националистов должна бы заключаться вовсе не в борьбе с собственной империей, точнее, с остатками собственного имперского могущества, а, скорее, в жестком ограничении имперских целей, в отделении "имперства" от "империализма".

Тут очень важно понять, что империя или, точнее, держава нужна русским для защиты своей цивилизации, но и только. Но вовсе не для реализации каких-угодно высоких, но утопических целей типа освобождения Константинополя от турок или освобождения Европы от атлантистов или же цветной расы. Империя нужна русским исключительно для себя, а не для мира и континента, который в настоящий по крайней мере момент никакой потребности в нашем имперском существовании не испытывает. Возможно, мир, в отличие от Александра Дугина, Владимира Карпеца и Жана Парвулеско, ошибается, и гегемония России была бы для Европы безусловным благом по сравнению с гегемонией американской. Вполне возможно. Но факт есть факт — мечты хоть о каком-то участии России как могущественной, пускай только энергетической, сверхдержавы в европейских делах, есть удел на Западе лишь крайних политических маргиналов, число которых можно пересчитать на пальцах одной руки.

Наши идеологические качели, все эти нервические прыжки "от империи к нации", от эсхатологии и теологии к антропологии и биологии, от "великой миссии Третьего Рима" к "материальному благополучию белой расы" выдают главную проблему исторического бытия России. Россия не может ощутить себя тем, чем она призвана быть как своим географическим положением, так и религиозной традицией — самодостаточным миром, уникальной цивилизацией, культурно открытой всем другим цивилизационным мирам и миру в целом, но политически сосредоточенной на самой себе. Сохраняющей геополитически изолированное положение на континенте, но проводящее в то же самое время геокультурную экспансию, организованную трансляцию своих моделей трансформации, преобразования мира. Ориентированную на все нонконформистские группы на планете, недовольные существующим миропорядком.

Как и Соединенные Штаты, Россия может достигнуть внешнеполитического успеха, только найдя оптимальное сочетание "имперства" с "антиимпериализмом". Как показывает тот же американский опыт, в истории одно очень часто вытекает из другого: "антиимперское сопротивление" неоднократно приводило к возникновению новой империи. И причина этого заключается вовсе не в "доминировании полукровок", а просто в том, что законы "баланса сил", несмотря на все постиндустриальные новинки, никто не отменял. И хотя я в ситуации нового разогрева антиимпериалистических чувств по всему миру предпочел бы не использовать слово "империя" в качестве брэнда своего политического проекта, я должен признать, что антиимперская мобилизация, если ее вновь с увлечением подхватит широкое общественное мнение, серьезно угрожает основам государственного бытия России, самому историческому существованию нашей цивилизации. Ибо само это существование, а тем более развитие, укрепление, и в самом деле потребует от нас определенных, хотя, надеюсь отнюдь не колоссальных, жертв.

Статья была опубликована на сайте www.russ.ru