| ← Июнь 2017 → | ||||||
|
16
|
||||||
За последние 60 дней 10 выпусков (1-2 раза в неделю)
Сайт рассылки:
http://sincerely-comm.livejournal.com
Открыта:
20-12-2014
Автор
Статистика
80 подписчиков
0 за неделю
0 за неделю
А у нас наступило лето
|
А у нас наступило лето 2017-06-14 09:53 Оригинал взят у Вчера был первый по настоящему летний день! Неужели дождались..)  Воздуха столько: дыши не хочу! Хватит кузнечику, хватит грачу, Лютику, тополю, божьей коровке. Ветер погладил меня по головке. Дышишь, мол, милая? Дышишь? Дыши!!! Летние запахи так хороши!!! Лариса Миллер Всем мира и добра! Этот сейчас велосипедисты ездят везде, где захотят... 2017-06-14 09:58 Оригинал взят у А вот раньше для них существовали строгие правила.. Обязательное постановление, составленное Пермской Городской Думою для местных жителей, 1892 г. Пермь.  Из прочитанного: из Записок графа Л. Л. Беннигсена о войне с Наполеоном 1807 года 2017-06-14 10:18 Оригинал взят у Публикуется по изданию: Майков П.М. Записки графа Л. Л. Беннигсена о войне с Наполеоном 1807 года. СПб, 1900  Свидание Наполеона с Александром I и Фридрихом Вильгельмом III в Тильзите. Гравюра Гюгеля по оригиналу Вольфа. Эрмитаж. XXI.Переговоры о перемирии. – Прибытие Дюрока к Беннигсену. – Заключение перемирия. – Прибытие императора Александра в Тильзит. – Свидание с Наполеоном. – Заключение мира. По-видимому я достаточно доказал в предыдущих главах, что сражение под Фридландом по существу своему вовсе не должно было внушать того впечатления, которое оно, по-видимому, произвело. Случаются события в тысячу раз более гибельные для народов, нежели потеря одного сражения; Фридландское же сражение не могло явиться бедствием (calamité) для русского народа. Наши подкрепления подходили к армии со всех мест обширной империи, и, выиграв немного времени, я приобрел возможность присоединить их к армии, настроение которой было вовсе не плохое, так как русский солдат одарен той упорной храбростью, которой затруднения и препятствия только раздражают еще более, но никогда не уменьшают. Это можно было усмотреть из грозного отступления, нами совершенного, и стойкости наших арьергардов, везде задерживавших и храбро отражавших стремительные натиски неприятеля. Направляясь при моем отступлении навстречу приближавшимся ко мне подкреплениям, я счел своей обязанностью написать императору следующее: «Смею уверить ваше императорское величество, что неудача этого дня ни в чем не уменьшила храбрость, выказанную войсками в предшествовавших сражениях. Если обстоятельства потребуют, войска будут драться так же храбро, как будто бы и не происходило Фридландского сражения. Хорошее мнение неприятеля о нашем солдате, внушенное ему его отвагой, нисколько не изменилось после этой битвы. Тем не менее, я считаю, что было бы согласно с осмотрительностью начать какие-либо переговоры, хотя бы только для того, чтобы выиграть время». На основании этого донесения я получил от императора разрешение вступить с неприятелем в переговоры о заключении перемирия и получил князю Багратиону переслать начальнику французского авангарда собственноручное мое письмо, написанное ему по этому предмету, с надежным и толковым офицером, но не ранее того, как последние наши отряды совершат переход через Неман. Письмо это было следующего содержания: «После потоков крови, пролитых в последних битвах столь же убийственных, как и частых, я желал бы облегчить бедствия этой губительной войны, предложив перемирие прежде, нежели вступить в новую войну, быть может, еще более жестокую, нежели предшествовавшая. Я прошу ваше сиятельство донести до сведения начальников французской армии об этом с моей стороны намерении, которое может повлечь, весьма вероятно, последствия тем более плодотворные, что речь идет о всеобщем конгрессе, и предотвратит бесполезное пролитие крови. О последствиях вашего сношения, ваше сиятельство, не замедлите меня уведомить». Как было принято мое предложение, и с какой готовностью Наполеон старался не только заключить перемирие, но даже и мир – читатель увидит из нижеследующего изложения. После того, как самые последние отряды нашей армии перешли на правый берег Немана, князь Багратион послал с моим письмом майора Щепина к неприятельским аванпостам. Этот офицер был приведен к Мюрату, который сперва заподозрил, что все это – военная хитрость, с целью выиграть время, необходимое для переправы русских войск на противоположную сторону реки. Когда же из слов майора Щепина Мюпат убедился, что только на левом берегу Немана осталось не более полусотни казаков, которые забавляли еще его авангард, а что вся наша армия перешла уже Неман, он сказал ему, что доставленное письмо будет препровождено немедленно к Наполеону. После этого Щепин возвратился к нам в армию, а вскоре после этого великий герцог Бергский прислал ко мне г. Талейрана (племянника известного министра), адъютанта маршала Бертье, с уведомлением, что Наполеон в самом непродолжительном времени пришлет ко мне доверенное лицо с ответом на сделанное мною предложение. Около десяти часов вечера, в тот самый день, в мою главную квартиру прибыл генерал Дюрок, с которым я был лично и хорошо знаком в 1801 году, во время его пребывания в Петербурге, где он сумел приобрести всеобщее уважение. После первых приветствий генерал Дюрок стал заверять меня, что Наполеон желает вести переговоры не только о перемирии, но и о мире. Я ответил ему, что не имею столь обширных уполномочий и могу вести переговоры только о перемирии и о прекращении на время военных действий, а поэтому и прошу его сообщить мне, какие может он мне предложить в этом отношении условия. На это Дюрок выразил, что его император для большей безопасности желает, чтобы мы передали французам крепости: Пиллау, Грауденц и Кольберг. Я ответил на это примерно следующими словами: «Генерал! Мы оба люди военные и знаем давно друг друга. Это дает мне право говорить с вами с полной откровенностью и без всяких обиняков. Исходите из того, что в условиях предполагаемого между нами перемирия не должно быть ничего унизительного для сторон. Мы не требуем от вас ничего подобного и сами не находимся в положении, заставляющем нас согласиться на нечто подобное. Если вы не можете заключить перемирия на других условиях, кроме только что вами предложенных, не будем говорить о перемирии и станем продолжать войну. Вы меня уверяли, что ваш государь желает вести переговоры не только о перемирии, но и о мире. Прекрасно. Будем толковать об этом, а в то же время будем сражаться, если вы этого желаете: мы на все готовы и согласны, но только не согласны принять какие-либо унизительные для нас условия». Генерал Дюрок стал уверять меня, что Наполеон искренно желает сблизиться с императором Александром, но что необходимо сговориться. Он несколько раз повторил это последнее выражение, которое, по моему мнению, намекало на личное свидание обоих императоров – желание, высказанное Дюроком с большим увлечением. Дюрок еще намекнул мне, что ему поручено спросить у меня объяснения, относительно помещенного в моем письме выражения: «новая война, быть может, еще более жестокая, нежели предшествовавшая». Я ему ответил, что, по моему мнению, смысл этого выражения вполне ясен: до настоящего времени мы дрались только с частью наших сил, и при том за союзника, и в чужой земле, но что теперь театр войны приближается к пределам империи. Поэтому война делается народной, и что французам придется иметь дело со всеми нашими силами, которые громадными наборами до чрезвычайности увеличены. Что эти силы быстро подходят к армии, к которой уже передовые их части и присоединились, что, конечно, не безызвестно французам. Дюрок признался, что они все это знают, и затем уехал, чтобы донести Наполеону о нашем с ним разговоре. С моей стороны я также уверил его, что немедленно донесу императору Александру о данном мною ответе на предложенные условия о перемирии, сказав, что заранее уверен, что этот ответ удостоится высочайшего одобрения. Я в действительности и послал рапорт обо всем происходившем 7-го (19-го) июня, при чем выразил, что, считая предложенные условия столь же преувеличенными, как и унизительными, я не счел себя обязанным на них соглашаться. Государь император в особом рескрипте удостоил мой образ действий высочайшего одобрения, предписав мне и на будущее время руководствоваться этим ответом. Согласно обещанию, данному мной Дюроку, я на другой день, 8-го (20-го) июня, утром послал в главную французскую квартиру генерала князя Лобанова, присланного ко мне государем для продолжения переговоров о мире. По возвращении своем, князь Лобанов сообщил мне, что при первых переговорах еще шла речь о передаче вышеназванных крепостей, вследствие чего я в тот же день вечером послал его вторично во Французский лагерь со следующим письмом к маршалу Бертье: «Господин маршал! Князь Лобанов только что сообщил мне, на каких основаниях ваша светлость предполагаете заключить перемирие. Вы позволите заметить мне, что не может быть и речи о какой-либо передаче крепостей или укрепленных мест, потому что идет речь только о приостановке военных действий, а что передача крепостей составляет предмет условий договора о мире. Что же касается вообще условий предстоящего соглашения, князь Лобанов вполне уполномочен договориться о всем, и ваша светлость можете определить с ним все относящиеся до перемирия условия. Имею честь быть и проч.». Вместе с тем я поручил князю Лобанову, не соглашаться ни на какие предложения об уступках с нашей стороны даже на то, чтобы переставлены были часовые на земле, занятой в данную минуту нашими войсками. Если же французы будут настаивать на первых своих предложениях, то прервать переговоры и объявить о продолжении военных действий. На этой второй конференции и были определены условия перемирия; о передаче крепостей уже не было и речи; обе армии оставались каждая в занимаемых ими позициях без перемены, и сторона, почему-либо желающая нарушить перемирие и начать военный действия, обязана об этом предупредить другую за месяц ранее. 10-го (22-го) июня, около десяти часов вечера, генерал Дюрок снова приехал ко мне для обмена условий перемирия, подписанных договаривавшимися монархами. В переговорах с князем Лобановым был, между прочим, условлено, что оба императора будут иметь свидание на реке Неман. Французы распорядились выстроить посреди реки паром с двумя павильонами; днем же свидания монархов было назначено 13-го (25-го) июня. 12-го (24-го) июня император Александр и король прусский прибыли около двух часов пополудни в Тауроген, в армию. Их величества остановились на квартире в деревне Пюткупенен, вблизи Тильзита. Император Наполеон прежде всего послал Дюрока приветствовать их величества с прибытием. При этом было условлено, что первое свидание обоих императоров последует завтра в двенадцать часов дня. 13-го (25-го) июня император Александр и император Наполеон прибыли в назначенное время, каждый к соответствующему берегу реки Неман. Императора Александра сопровождали: его высочество великий князь Константин Павлович, генерал Беннигсен. граф Ливен, Уваров и князь Лобанов. При Наполеоне находились: принц Мюрат, маршалы Бертье и Бесьер, генералы Дюрок и Бертран. Они все сели в лодки, которые почти одновременно пристали к парому, на который, однако, Наполеон успел вскочить немного ранее, чтобы встретить Александра. Государи еще издали раскланялись, а теперь на плоту дружественно обнялись и вошли одни в один из павильонов, впереди которого над входными дверями была помещена буква «А», украшенная гирляндами. Монархи провели вместе час три четверти, после чего оба вышли очень довольные, по-видимому, первым свиданием. Император Александр представил Наполеону своего августейшего брата, великого князя Константина Павловича, а затем и сопровождавших лиц. Наполеон подошел ко мне, чтобы сказать мне следующие лестные слова: «Мы уже встречались, генерал, и я нередко находил вас злым (méchant)». После этого Наполеон представил его величеству лиц своей свиты, начав с принца Мюрата. его близкого родственника. Поговорили около получаса, а затем все разъехались к себе. На другой день последовало второе свидание в том же самом часу. При этом находился и король прусский, которого сопровождали генералы: граф Калькрейт и Лесток и его адъютант, полковник Клейст. Наполеон был украшен орденом Черного Орла, а король прусский – орденом почетного легиона. Это второе свидание продолжалось полтора часа. Монархи из павильона вышли на паром, где поговорили еще некоторое время, а затем разъехались. Император Александр уступил просьбам Наполеона и согласился занять помещение в г. Тильзите, который был разделен на две части, носившие названия: одна – русская часть, а другая – французская. Наполеон предоставил себе быть хозяином и угощал высоких гостей. Император Александр, великий князь Константин Павлович и король прусский были приглашены ежедневно обедать у Наполеона. Король прусский, для которого равным образом были приготовлены помещения, а также и для его свиты, не занял их, однако. Он остался жить по-прежнему в Пюткупенене и ежедневно приезжал к обеду Наполеона в Тильзит, где батальон прусских войск занимал караул при отведенной королю квартире. В то время как князья Куракин и Лобанов – со стороны России и министр Талейран и маршал Бертье – со стороны Франции, под непосредственным руководством монархов, вырабатывали условия мира, Наполеон старался занимать августейших гостей способами достойными монархов, преданных военному делу. Он ежедневно приглашал их на учения и маневры войск всякого рода оружия. Я имел честь присутствовать при маневрах, исполненных войсками 3-го корпуса под начальством маршала Даву, в которых участвовала одна пехота в числе 18-ти тысяч человек. При нашем прибытии войска были уже выстроены в две линии и прекрасно выровнены. Наполеон сам лично командовал при посредстве своего генерал-адъютанта Мутона, стоявшего пред ним и громким голосом передававшего приказания Наполеона. После объезда монархов по фронту этих двух линий войска сделали перемену фронта, перестроились в пять колонн и, совершив несколько эволюций, снова развернулись, а затем прошли церемониальным маршем перед государями. Все это было исполнено с большой точностью и в отменном порядке. Наполеон, обыкновенно после двух часов пополудни, в сопровождении герцога Бергского приезжал за императором Александром, его братом и королем прусским и увозил их на подобные военные развлечения. Затем августейшие гости обедали все вместе у наполеона, который весьма часто снова приезжал к императору Александру часов в десять или одиннадцать вечера и проводил с ним в кабинете еще несколько часов. 27-го июня (9-го июля) все условия мирного договора были подписаны монархами. Это весьма важное для Европы завершение договора сопровождалось некоторыми церемониями следующего рода. Утром рано императоры Александр и Наполеон обменялись взаимно высшими орденами и были облачены ими во все время церемонии. после этого орден Св. Андрея Первозванного был пожалован: Мюрату, маршалу Бертье и министру Талейрану. Орден же Почетного Легиона получил великий князь Константин Павлович, министр Будберг, князь Куракин и князь Лобанов. Войска русской гвардии с одной стороны улицы, а французская гвардия – с другой, были встроены на пространстве от помещения, занимаемого императором Александром до квартиры наполеона. На этой же улице встретились верхами оба монарха и направились затем в помещение императора Александра, где и происходил обмен мирного условия, после чего они снова сели на лошадей. Наполеон приблизился к правому флангу русской гвардии и первого флангового солдата украсил орденом Почетного Легиона. После этой церемонии оба монарха направились к берегу Немана, к тому месту, где была заготовлена лодка для отъезда императора Александра. Монархи обнялись и дружественно расстались. Император Александр поехал в Петербург, а Наполеон – в тот же самый день в Кёнигсберг. Великий князь Константин Павлович поехал со своим августейшим братом. Я счел долгом повергнуть к стопам его высочества чувство глубочайшего моего уважения в письме следующего содержания: «Ваше императорское высочество! Мир только что, к счастью, заключен, и я спешу исполнить священный для меня долг – выразить вашему императорскому высочеству мою глубочайшую признательность за все милости, которыми вам угодно было меня удостаивать в продолжение этой кампании. Память об этом никогда не изгладится из моего сердца. Вся армия была свидетельницей того величия души, с которым вы пожелали разделять при всех случаях тягости и лишения солдата, и той храбрости, с которой изволил преодолевать опасности, не раз вам угрожавшие. В качестве главнокомандующего, я более всякого другого мог оценить мудрость ваших советов и пользу оказываемой вами помощи, которые не раз склоняли успех сражения на сторону прекрасных войск нашего доблестного императора. Везде, где встречалась надобность в подкреплениях, как например, при Гутштадте и Анкендорфе, ваше высочество, ни мало не медля, посылали их с благоразумной предусмотрительностью и расстраивали этим злокозненные замыслы неприятеля. В сражении при Гейльсберге, сохранением в целости левого крыла нашей армии, мы обязаны единственно верному и опытному взгляду вашего императорского высочества, усмотревшему пункт, на который будут направлены все усилия неприятеля. Вы изволили приказать вовремя соорудить батареи, поражавшие во фланг сильные колонны неприятельские при их последующем наступлении и совершенно расстроившие их в скором времени теми опустошениями, которые в рядах их производили выстрелы этих батарей. Кроме этого успеха, в котором немалая часть падает на долю резерва, находившегося под начальством вашего высочества, должно присоединить еще влияние личного вашего присутствия. Многочисленные примеры неустрашимости вашей, боевая опытность, приобретенная в трех прошедших кампаниях, слава прежних подвигов внушали доверие в победе всей армии, которая вместе со мною единогласно признавая высокие дарования вашего высочества, проникнута справедливым к вам удивлением. Соблаговолите, ваше императорское высочество, принять искреннее в том удостоверение того, кто имел счастье на самом поле битвы быть личным свидетелем ваших действий и считает это наиболее блестящей эпохой своей жизни». В то время ходила по рукам бумага, извлеченная, как говорили, из походной канцелярии Наполеона и содержащая в себе тайные условия Тильзитского мирного трактата между Францией и Россией. Не могу ручаться за достоверную подлинность этой бумаги, но сообщаю здесь эти условия, которых было всего девять, а именно: Статья первая. Россия займет европейскую Турцию и распространит свои владения в Азии настолько далеко, насколько признает нужным. Статья вторая. Династия Бурбонов в Испании, а также дом Брагантский в Португалии перестает существовать. Принцу крови из семейства Бонапарта будет предоставлена корона этих двух королевств. Статья третья. Светская власть папы прекращается, и город Рим с принадлежащими землями присоединяется к Итальянскому королевству. Статья четвертая. Россия обязуется предоставлять в распоряжение Франции свой флот, чтобы помочь ей овладеть Гибралтаром. Статья пятая. Города в Африке, как то: Тунис, Алжир, будут заняты французами и, при заключении общего мира, все завоевания, сделанные к тому времени французами в Африке, будут отданы в виде вознаграждения Сардинии и Сицилии. Статья шестая. Французы займут остров Мальту, и мир с Англией никогда не будет заключен иначе, как с условием, что англичане уступают остров Мальту Франции. Статья седьмая. Французы займут также Египет, и по Средиземному морю будут иметь право плавать только корабли, принадлежащие нижеследующим государствам: Франции, России, Испании и Италии. Корабли всех прочих стран не допускаются к плаванию. Статья восьмая. Дания получит вознаграждения земельные на севере Германии, и к ней присоединяются вольные города, если только она согласится предоставить свой флот в распоряжение Франции. Статья девятая. Их императорские величества попытаются сделать некоторые постановления, в силу которых ни одно государство не в праве будет иметь торговые суда на море, если оно, вместе с тем, не будет содержать известного числа военных судов. Этот договор был подписан, как говорил, князем Куракиным и князем Талейраном. Доведя мое изложение войны 1806–1807 годов до самого окончания военных действий, мне следовало бы возобновить в памяти читателей ошибки, сделанные с обеих сторон, и указать причины тех поражений, которые уничтожили прусскую армию, почти разрушили прусскую монархию и едва не повлекли за собою впоследствии самые плачевные последствия для русской империи. Но простое изложение событий само указывает эти причины совершенно ясно. Достаточно припомнить колебания прусского кабинета, который, этим самым опротивев всем союзникам и несколько раз упустив благоприятный случай, сам вдруг кинулся на врага более сильного, словно он имел намерение сам себя погубить. Было вполне очевидно, что война, таким образом начатая, не могла окончиться чем-либо иным, как поражениями. Политика с нашей стороны обусловливалась обстоятельствами. Величие души императора Александра увлекло его придти на помощь несчастному королю в то время, как интересы России предписывали ему сопротивляться завоеваниям Наполеона на севере Европы. В предыдущих главах было указано, что зависело не от нас, чтобы Пруссия высказалась против Наполеона в благоприятное тому время. Таким образом, не было с нашей стороны ошибки, что мы принуждены были открыть кампанию при неблагоприятных предзнаменованиях и в качестве помощников союзника, уже разбитого и уничтоженного. Но если легко оправдать политику, которая нас вовлекла в эту войну, то нельзя представить таких же извинений и похвал способу, каким эта война была ведена. Обязанные выдержать на себе одни всю тягость этой войны, мы должны бы с самого начала собрать все силы России, чтобы сокрушить неприятеля. Вместо этого мы выступили в кампанию, имея всего 53 тысячи солдат. Подкрепления, подошедшие ко мне в последующее время, никогда не доводили численность армии выше 70.000 человек, сосредоточенных в одном месте и под ружьем, не считая при этом корпус генерала Эссена 1-го, стоявший на Нареве. Правда, что было сделано распоряжение о рекрутских наборах и даже часть таковых сделана даже до начала войны для формирования новых полков всякого рода оружия, распределенных на три дивизии, из коих две были предназначены в армию, мне вверенную, а третья – в армию, действовавшую против турок. Но все эти войска подошли слишком поздно, чтобы принять участие в войне. Какая разительная была бы разница в результатах войны, если бы эти резервы, о коих я просил, простиравшиеся до 60 тысяч человек, были бы посланы ко мне для пополнения эскадронов и батальонов немедленно после сражения при Прейсиш-Эйлау. Я мог бы тогда перейти в наступление решительным образом, и неприятель принужден был бы перейти обратно за Вислу. Вместо этого, посылая мне подкрепления по частям, в небольшом числе, из войск только что вновь сформированных, меня заставляли терпеть, как читатель, без сомнения, заметил, недостаток в предметах самых необходимых для ведения войны, а именно: недостаток в людях и в продовольствии. С большим трудом поверят, что, дойдя до наших собственных границ, я не встретил ни одного провиантского склада, который в состоянии был снабдить меня продовольствием для моей армии на несколько дней. Этим парализовали мои военные действия и принуждали меня вести войну, состоявшую в маневрировании войсками, тогда как эта война должна была быть наступательной и решительной. Сам неприятель удостоверяет, что он не в состоянии был бы противиться сильному нашему нападению. Наполеон во время перемирия, говоря о сражении при Эйлау, выразился: «это было не сражение, но бойня (резня); эта война слишком убийственна, надо ей положить конец». Столько храбрости было напрасно проявлено нашими войсками, столько крови оказывалось пролитой напрасно, коль скоро мы наступали на неприятеля не с превосходными силами. Но возможность к этому была. Как я сказал, уже в тылу нашем формировались новые корпуса, которые к нам никогда не подошли, а в Петербурге держали напрасно значительный отряд войск, совершенно бесполезный в столице, но который, придя вовремя на театр войны, был бы в состоянии склонить победу решительным образом в нашу сторону. Пруссия сделала ту же самую ошибку. По прибытии моем в Тильзит, чтобы переправиться через Неман, я нашел 14 новых прусских батальонов, превосходно сформированных, и которые в состоянии были вполне действовать на поле сражения. Но было бы несравненно лучше, если, не формируя из рекрут новых батальонов, послали бы их своевременно к Лестоку для укомплектования полков его корпуса. Вообще замечу, что при современном положении европейских государств существуют две системы, в равной мере разорительные. Первая состоит в том, что в мирное время содержат армии слишком многочисленные, которые расстраивают финансы страны и останавливают развитие народонаселения, стращают соседей и порождают те нерасположения, которые могут легко приводить к коалициям. Другая система, не столько собственно система, как скорее последствие колебаний правительства, в военное время теряет голову и вместо того, чтобы направить все свои силы на одно место, где они необходимы для сокрушения врага, разбрасываетсовершенно наугад свои армии и делает их, таким образом, совершенно бесполезными. Какого можно было ожидать результата от войны, коль скоро средства для ведения ее с энергией были парализованы администрацией, которая только и делала, что ошибки и заблуждения. К счастью, еще главная существенная цель была достигнута. Каждый благоразумный человек должен нас поздравить, что нам удалось оградить пределы нашего отечества от вторжения неприятеля. Остается надеяться, что этот пример послужит уроком, и будут действовать более осмотрительно в следующую войну, которая не замедлит возникнуть, судя даже по условиям Тильзитского мира. |
| В избранное | ||
