В Центральном доме работников искусств чествовали поэта Николая Доризо. Крючков любил и его стихи, и его самого — за веселый нрав, за искренность и компанейство — и пообещал прийти поздравить. Уже выступили все записавшиеся, а Николая Афанасьевича все не было. Наконец дверь распахнулась, и Крючков быстро прошел к сцене. Его встретили аплодисментами, председательствующий жестом пригласил к трибуне: "Скажи несколько слов, Николай Афанасьевич".
— А чего ж не сказать... Скажу. Он вручил юбиляру гвоздики, расцеловал его, потом встал за трибуну и развел руками.
— До чего мы дожили, дорогие товарищи! Подвез меня приятель до ЦДРИ, пока мы ходили за цветами, какая-то сволочь отломила с радиатора оленя. На кой черт этому стервецу олень? Он что, на грудь его повесит? На цепочку? Как хотите, а если б я его поймал, руки бы обломал.
— А что Доризо? — пискнул кто-то в президиуме, но Крючков как и не слышал. — Сволочь! У него что, руки чешутся? Так надо дать ему в руки тачку, и пусть он возит на стройке кирпичи, цемент или раствор — не знаю... Олень-то причем?
— Николай Афанасьевич! — приподнялся над столом председатель. — Вы о Доризо скажите. — А что Доризо? — запнулся Крючков. — О Доризо я как раз ничего плохого сказать не могу. Спасибо за внимание... И под оглушительные аплодисменты он сошел в зал.
Вступите в группу, и вы сможете просматривать изображения в полном размере
Это интересно
+1
|
|||
Последние откомментированные темы: