На местном телевидении в дневное время она вела передачу «Мои друзья растения». Приходило много писем на ее сайт от любителей растений;  казалось, весь мир интересуется только растениями, что жизнь состоит только из трав и деревьев, цветов и семян, и людей заботят только сроки всходов и условия произрастания своих любимцев. Многие ее корреспонденты указывали на присутствие в  растениях целебных свойств почти от всех болезней, а некоторые обнаруживали даже  приворотные свойства. Она вела с ними оживленную переписку;  эта работа занимала много времени и отвлекала  от  неустроенности личной жизни.

Но однажды ей пришло письмо от какого-то мужчины, и оно было необычно тем, что   в нем он писал о себе, о своих впечатлениях и чувствах, которые она навеяла на него с экрана телевизора. И хотя он не был поклонником ни кактусов, ни орхидей, но сама ведущая привлекла его внимание, как ботаника -  редкое растение. Этому впечатлению и было посвящено его письмо.

Ей было приятно его внимание. Она задумалась и оглядела себя со всех сторон; к этому моменту ее жизни она представляла собой  стройную, следящую за собой, разборчивую в еде и одежде, придирчивую к манерам и поведению молодую  женщину 48 лет;  её  трудно было склонить к поступкам, которым  давно, еще в ранней юности была дана строгая оценка;  она все еще ждала своего принца в образе достойного, порядочного, надежного мужчины. Ожидая его прихода, она отказывала себе в мимолетных увлечениях и ни к чему не обязывающих отношениях.

Она была один раз замужем; ее муж - первый принц еще со школы, - очень любил её, хорошо одевался, был  приветливым  с другими людьми и никого не судил; его привлекала в жизни романтика и приключения, у него было много друзей; ему недоставало знаний, он не увлекался ни поэзией, ни искусством, мало читал, но был надежным, честным  и справедливым. К тому же он был страстным альпинистом.

И она была такой же принцессой, которая ему соответствовала; любила элегантно одеваться, с удовольствием принимала участие во встречах друзей, любила романтику, обожала  книги про любовь и приключения. Они были словно  созданы друг для друга.

Пять лет назад он и два его  друга погибли  в Гималаях,  в какой- то пропасти. И она осталась одна, принцессой в опустевшем королевстве.

Письмо  ее тронуло, даже сама не ожидала, что оно ее заденет, заставит остановиться, призадуматься, оглядеть себя с ног до головы,  почувствовать себя не предметом на пути где-то между работой и домом, не специалистом по растениям, не сотрудницей на телевидении, а в огромном мире одиноких, тревожных, неспокойных душ крошечной точкой, слабым, мерцающим огоньком, который так легко погасить  легким дуновением ветра. Так хочется, нет, просто необходимо, чтобы кто-то  подошел и прикрыл от ветра огонек своими широкими  ладонями, чтобы огонек окреп,  стал пылать, и однажды превратился в красивый огонь со всеми переливами красок и горячих язычков, которыми он жадно охватывает и пожирает поленья жизни... «Хочу теплые, крепкие руки, простертые ко мне!»,- сказала она себе, улыбнулась, и ответила незнакомому поклоннику. 

Завязалась  оживленная переписка, в которой чувствовалось, что он принимает её за     тонкую, чувствительную  натуру, образованную женщину, умного  и сложного человека...

Постепенно у нее сложился его образ благородной возвышенной натуры и сильной личности, и в этот далекий немного туманный образ она незаметно влюбилась, ждала его письма, отвечала невпопад... Этот образ сохранился  еще из юности, он там зародился и она его, как маску, мысленно одевала на всех мужчин, встречавшихся на ее пути, в надежде, что кому-то она будет впору, кто - то будет ей соответствовать. В этих примерках и несоответствиях проходили ее годы. И теперь, когда появился этот незнакомый мужчина в ее жизни, замечательный, таинственный,  прекрасный образ принца возник снова перед ней. Это дало ей новые надежды, и она расправила крылья своих светлых мечтаний.

Но постепенно его страстные письма стали ее почему-то беспокоить, и вскоре она пришла к ужасной мысли, а соответствует ли она вообще его представлениям, достаточно ли она тонкая, образованная, возвышенная? А в его письмах уже стало встречаться слово «божественная»!! 

Что делать?

Человек складывается со временем в какую- то причудливую смесь из  характера, привычек,  наклонностей, вкусов, интересов, представлений так прочно, что кажется порой, будто это не человек, а кирпич, который можно только сломать, раскрошить, истереть в порошок, но невозможно изменить, сделать другим. И таким он предстает каждый день перед собой и другими людьми. А в данном случае требовалось себя изменить, перестать быть кирпичом, снова превратиться в гончарную глину, пройти через лепку творческими  руками и вылепиться в удивительную женщину, чуткую и сложную, тонкую и чувствительную... 

Любовь обязывала...

Она пошла в библиотеку, взяла  «Фауста»  Гете и впервые прочитала его до конца. После этого она почувствовала себя немного увереннее; если зайдет речь о величайшем творении человеческого гения, то она сможет сказать что-нибудь вразумительное. Но, конечно, до заметных изменений было еще очень далеко. И она записалась на курсы английского языка, чтобы читать Вильяма Шекспира в подлиннике. У нее не было другого выбора, ее любовь толкала ее все дальше.  А ведь в каждом письме он говорил о ее глубине и тонкости, и ей, конечно, очень хотелось соответствовать этому удивительному, загадочному образу  тонкой, глубокой женщины, чтобы не разочаровать этого  начитанного, образованного мужчину. Один только его презрительный взгляд, если бы он обнаружил ее невежество, приводил ее в трепет. Выглядеть в его умных глазах невеждой? Никогда!..  

Вскоре в его письмах появились новые нотки, и она снова встревожилась, он стал намекать на встречу. Каждый  намек на  желание встретиться ее пугал, и она в панике отказывалась, находила поводы  избежать встречи. Она не была готова. Кем она предстанет перед ним? Глупой гусыней? Нет, она еще не соответствовала этой встрече. И она принесла из библиотеки гору книг и читала ночи напролет Иоганна Гете, Фридриха Шиллера, Серена Кьеркегора, Данте Алигьери, Франца Кафку, Германа Гессе, Генриха Белля, Жан Поль Сартра, Фридриха Новалиса, Фернандо Пессоа. Любовь обязывала. Его разочарования она бы не пережила. Выглядеть дурой в его умных глазах? Никогда! Хорошо бы отсрочить встречу на год, лучше на два, может быть, она бы успела привести в порядок этот образ и поднять его на должную высоту, углубить,  добавить загадочности, приглушить свою простоту, развернуть вширь...

Но он начинал проявлять нетерпение и  даже недоумевать  по поводу ее упорных, ловких ускользаний. Встреча назревала. Она начинала нервничать и в панике изучила психологию и биохимию. Единственное, что утешало - макияж. Это была хорошо продуманная система и здесь она чувствовала себя увереннее всего; было отработано с юности. С макияжем было просто, он имел начало и конец. Пудра, тени, лак, тушь, духи. От 15 минут до полутора часов. Но вот эта духовность! Это было что-то неопределенное, бездонное, не имевшее ни конца, ни края. Здесь можно быть знатоком в одном и полным невеждой в другом. Что делать? Отсрочить встречу еще на год - другой, чтобы изучить генетику, философию, историю средних веков, португальскую поэзию, производство солнечных батарей, виноделие, строительство мостов, жизнь муравьев, рождение звезд, альтернативные источники энергии.  А если за этот срок он разлюбит? Тогда все было напрасно. Тогда больше не надо соответствовать. Можно не читать и не изучать. Выспаться. Перевести дух. Отложить книжки. Оставить только макияж. Для растений и быта.

Он  стал настолько нетерпелив, что уже  требовал встречи. И она, наконец, согласилась, все еще не до конца уверенная в том, что сделала все, к чему любовь обязывала. В ночь перед свиданием она освежила в памяти «Похвалу глупости»  великого Эразма Роттердамского и основные технические данные к новинке «Windows 8». На четыре тома бессмертного труда Артура Шопенгауэра «Die Welt als Wille und Vorstellung» уже не оставалось времени, близился рассвет. Вечером, к своей наработанной за последнее время духовности она набросала в течение часа макияж, оделась во все лучшее, что нашлось в гардеробе, и с замирающим сердцем поплелась на свидание.

В кафе почти не было народу, за столиком у окна сидел пожилой мужчина в серой рубашке с закатанными рукавами, перед ним стоял  пустой бокал пива и лежал цветок розы на длинном стебле. Это был он. Её нетерпеливый поклонник. Он поднял лицо, чтобы поглядеть на вошедшую, и она... похолодела. Это лицо было... некрасивым. Оно было даже безобразным; в этом лице не было ни капли обаяния, никакой особенности, которое делает некрасивое лицо своеобразным, даже приятным, отличным от других, к которому быстро привыкаешь, принимаешь, и, уже спустя время, находишь даже симпатичным.

Он слегка улыбнулся, поднялся ей навстречу и отодвинул  стул, чтобы она села.

- Спасибо!- пролепетала она и упала  на стул, чувствуя дрожь в коленках. Да. Он не был готов. Его любовь ни к чему не обязывала. Почему? Неужели трудно было сходить к хирургу и сделать пластическую операцию? Убрать лишнее, прибавить недостающее. Даже хотя бы побриться, а не являться на свидание с трехдневной щетиной.

- Вы, на самом деле, еще красивее, чем на экране телевизора!- заговорил он высоким голосом и она вздрогнула. За долгое время до этой встречи мог бы поупражняться, чтобы понизить высоту звука, упорными упражнениями перейти на лирический баритон, а то и на бас. Говорят, хорошо помогают сырые яйца. Не подготовился. Любовь не обязывала. Только речь его  текла плавно, как бывает, скользит лодка по гладкой воде, видно давно отработанная, наверное, с юности, как у нее макияж.

Подошел официант, он заказал себе еще кружку пива, а она чашечку экспрессо, и стала потихоньку приходить в себя от потрясения.

- Нет, в самом деле,- продолжил он тем же высоким невыносимым голосом, - я сделал столько ваших фотографий с экрана телевизора! Могу открыть у себя в квартире филиал Лувра! Но в жизни вы выглядите потрясающе! Вы мне напоминаете Софи Лорен...

- Издалека!- натянуто улыбнулась она и отхлебнула от своей чашечки кофе, стараясь, чтобы он не заметил, как дрожит ее рука. Понятно, ничего общего с Софи Лорен она не имела, это были только комплименты и попытки быть галантным. Но на галантность  у нее не было времени

- Скажите, как вы относитесь к  Генриху Новалису?! – спросила она и улыбнулась уже открыто  и это  улыбка, кто ее знал, означала, что она стала противной самой себе и приготовилась это впечатление изменить.

Вспомнив о Новалисе, этом юном немецком бароне 18 века, она оживилась, откинула белокурый локон с лица и невольно расслабилась. Теперь она была в своей бездонной и бескрайной стихии духовности и расправила крылья.

 - Этот юноша был чудесным поэтом. Вам не кажется? Его «Гимны к ночи» просто потрясают необычностью...

Он даже не наморщил лоб, как бы силясь вспомнить давно прочитанное.

 - Не знаю. Не читал.- Спокойно ответил он, беря кружку своими крупными, мохнатыми, как у паука, пальцами.  Она  в ужасе уставилась на них. - Чем вы занимаетесь в свободное от телевидения время?

- Э..! Многим... К примеру, изучаю биохимию, генетику и физиологию растений! Хочу не только видеть растения снаружи, их цвет и контуры, хочу понимать, как они живут, чем дышат, а без  физиологии тут не обойтись. Завидую Грегору Менделю! - вдохновилась она, подхватывая новую тему для разговора. Может быть, он в генетике силен, ибо на тему таинственного наследования свойств и признаков живых существ она могла  говорить  весь вечер. Впрочем, она чувствовала сейчас, наконец, вдохновение и готова была говорить на любую тему!

- А кто это?- поднял брови ее собеседник.

- Чешский монах 19 века, изучал растения в монастырском саду и занимался выведением роз и их опылением. Отец нынешней генетики.

Он откинулся на спинку стула, смотрел на нее удивленно, и в глазах его отчетливо читалась  откровенная растерянность. До этой встречи он видел с экрана телевизора красивую женщину и наделил ее красивыми воздушными свойствами, но сейчас перед ним была умная, образованная, тонко чувствующая, возвышенная женщина, и к этой женщине он не был готов.

- Неужели интересно быть такой занудой? – слегка поморщился он, досадуя, вероятно, на себя,  и припал к своей кружке  пива, словно его мучила жажда. Она откинулась на спинку стула, прищурила глаза и широко, свободно  улыбнулась.

- Все наоборот! До того, пока  вас не знала, я была занудой,- ответила она.- Но ваши письма изменили меня, я стала интересной для себя самой, я смотрю сейчас на мир, словно никогда его прежде не видела и теперь понимаю, как плохо его знала; я  могу  рассматривать его сверху,- будто с облаков, и снизу - как бы со дна океана,  он открывается  мне в своей  глубине и загадочности; меня стало все интересовать...

Зазвонил его мобильный телефон, он выхватил его из кармана и взглянул на номер.

- Извините,- сказал он, поднялся и отошел в сторону. Она кивнула и улыбнулась; кажется, этот звонок был спасательным кругом, он вытащил ее поклонника  из неловкой ситуации.

- Мне надо срочно отойти,- сказал он приглушенным голосом, вскоре вернувшись и кладя деньги за пиво на стол. – Извините. Эта розочка вам! Вы потрясающе красивая женщина!

Она осталась одна и долго сидела, задумчиво глядя через большое окно кафе на улицу, но, не видя того, что там происходило.

- Почему он не подготовился?- задавалась она вопросом. - Или это были только слова? Слова, призванные служить тому же, чему служит макияж - создать таинственный образ, приукрасить действительность, создать  впечатление; через эти слова создать о себе впечатление  умного, образованного, заботливого. Как человек хвастливый  он хотел только казаться, но не быть,  набрасывая на себя макияж слов; он меня возвышал, чтобы возвысить себя, он меня воспевал, чтобы пели о нем. Он казался, и  остался кажущимся. А я  стала, я вылепила себя вновь...

Она поднялась, заплатила за экспрессо, пошла к выходу и опустила розочку в мусорный контейнер. Теперь она знала. Ей нужен тот, кого любовь обязывает, кого любовь поднимает, развивает, дает ему крылья, обогащает и возносит, кого делает интересным и любознательным, кому она раскрывает глаза, делает сердечным и внимательным к миру...

автор - Лукас фон Шелль

http://lukasvonschell.ru/