Елизавета Васильева

Сахалинский дневник 4

Холмск

Нас предупредили, что дорога на Холмск сколь красивая, столь и опасная. Но нас , главным образом, прельстила дешевизна билетов – на рубль дешевле, чем на матриссе (поезд-узкоколейка). Дорога – через перевал (523 м). А как красиво! А как опасно! Какие виражи, какие спуски. Тут же пропасти, оползни… Жуть!

Вот и Холмск. Ещё далеко до города открывается море, то есть, Татарский пролив. Потом город скрывается за множеством холмов. Оттуда и название.

В основном город состоит из длиннющей центральной улицы. Дома каменные, двух-трёх этажные. Но он и разрастается. Есть свои новостройки, свои микро микрорайончики. Побережье – сплошь порт, верфь, пирс, галс, зюйд, вест… Много молодых мужчин типа Саши Антоненко. В общем, портовый город.

Два часа мы провели в этом городе. С кем намечали – не пообщались. Здесь я опускаю некоторые подробности.

Вдруг мы разом решили поспеть на четырёхчасовой обратный автобус с тем, чтобы сегодня же уехать в Александровск. Тот же автобус, тот же водитель, те же места. Из поднятого небольшого переполоха узнаём, что автобус, ушедший ранее вернулся, так как не сделал какоё-то вираж-подъём, ибо что-то у него испортилось. Но мы за «свой» автобус спокойны.

Обратная дорога хоть и красива также, но уже не щекочет нервы. Под конец пути мы даже задремали.

В Южном тут же сходу купили билеты в Александровск, самые дешёвые, сидячие (а ехать всю ночь…). Кстати, поезд идёт не в Александровск, а в Тымовск, а в Александровск нам ещё на автобусе.

Мы не спешим. Зашли на почту. Эля написала деловое письмо. Заглянули в ювелирный магазин, полюбовались всем. В булочной купили белый хлеб. Пошли на Хабаровскую, да вот беда: Клара работает, а Лёни нет дома. Эля пошла к Кларе за ключами.

Быстро собрались и на поезд. Пришли минут за двадцать-двадцать пять до отхода. Вагон уже полон. Еле отыскали места себе. Вагоны – узкоколейки, сиденьица крохотные на два места. Всё как кукольное, японское. Ноги вытянуть некуда. Никаких вторых, тем более третьих полок, а впереди ночь и пятнадцать часов поездки. Вот когда Элька раскаялась в своей прижимистости, пожадничала на места в купированном… Но она не долго мучалась, она усыпила свою совесть буквально: задрыхла сладко, как это умеет делать только Элька – в самых неудобных местах, в самых неудобных позах, спит!

17 августа, вторник

Поезд идёт очень медленно, масса всяких станций. Люди входят и выходят. А мы сидим. Элька за ночь выспалась, теперь я засыпаю в самом невероятном положении.

Крупные станции: Долинск, Поронайск, Победино. Наконец, Тымовск.

Ночью ничего не было видно, а с утра мы могли обозревать окрестности. Погода чудесная, солнечная, тёплая. Возле Поронайска виден был залив Терпения Охотского моря.

Тымовск – конечная, пересадка на автобус. Попали на какой-то частный автобус, вёз каких-то членов какой-то экспедиции. С поезда в него набилась посторонняя публика вроде нас. Мы с Элькой на заднем сиденье, и нас так трясло, как в жизни меня не трясло. С рюкзаком я взлетела к потолку, обратно старалась опуститься на ноги, так как сиденье жёсткое… Из-за этого дорогой не насладились, а она – красивая.

Мы – в Александровске

Вот и Александровск. Выходим из автобуса. Эля сразу начинает узнавать места, улицы, дома. Идём искать гостиницу – мест нет. Нашли Мартынова дядю Гошу – никого нет дома. Оставили рюкзаки соседям и пошли шляться.

Эля разыскала дом на улице Кирова, где они жили. Зашли в их квартиру. Двое, старичок и старушка, ей признали, всех помнят, всё помнят.

Пошли на сопки к проливу. Там всё в воспоминаниях. Посидели, поахали и пошли к Мартыновым. Идём, не зная, что нас ждёт, где будем ночевать.

Приходим и оказались на торжестве – полна комната гостей. Они были на сенокосе ( или копнили), собирались родные все: тётя Маша, дядя Гоша, их сыновья, Лёня и Миша. Лёня – шофёр, Миша – студент. Ещё сын, Шура, работает в Калуге.

Нас оставляют ночевать, стелют постели. Так нам не удаётся нигде свои спальные мешки прелестные использовать.

18 августа, среда

Погода неплохая, ветер. Утром нас тётя Маша накормила, и мы ушли шляться по Александровску.

Если кто за нами наблюдал, то мог подумать, что мы собираем старинные деревянные дома, так как фотографировали дома только старые, которые Элька «узнавала». Так сняли её школу, переполошив воспитательниц. Сняли какой-то чужой дом, который Элька перепутала с маминой конторой. Сняли дома, где жили бабушка с дедушкой, тётя Мариша, тётя Аня, тётя Катя, тётя Зина, дядя Петя, сняли старый кинотеатр, потом дома, где Элька жила понемногу и многое другое.

Погрузившись в воспоминания Элька не теряла связи с настоящим. Так она поминутно пила воду во всех киосках, купила себе простынь и чуть не купила себе материю на куртку, а вот я просила её выдать мне девяносто копеек на салфеточку – не дала!

Город Александровск-Сахалинский

Город мне очень понравился. Кругом сопки, не далеко, не близко, они обрамляют город и очень рельефно вырисовываются на горизонте. Сам город живописно раскинулся на невысоких холмах. Много кривых улиц, подъёмов, спусков.

Город небольшой. В нём резко различаются старинные деревянные дома, довоенные, и последней застройки, оштукатуренные. И сейчас всё строится, строится.

Народу – двадцать тысяч. Есть кинотеатры, универмаги, кафе и пр. Есть рыбокомбинат, хлебозавод, автобазы. Но всё же жизнь не бьёт ключом, как в Южном. Как только город перестал быть столицей, жизнь замерла в нём.

Город спокойный, уютный, хотелось бы в нём жить, но кому нужен в Александровске юрист?

Побережье Татарского пролива чище, чем Анивского залива. Слева видны знаменитые «Три брата» – три скалы одинакового очертания, но каждая меньше другой. Это достопримечательность города. И ещё одна: дом с треугольными окнами. Это дом дяди Пети Черникова. Теперь в нём живут другие люди, и они хотели перестроить окна, к счастью, одумались. Окна эти прелесть! Возле дома сад роскошный, посаженный ещё дядей Петей.

Как мы решили худеть…

Мы ещё в Южном решили покончить со жратвой и в Александровске питаться только кефиром и морской капустой. В первый день (вчера) так и сделали. Сожрав ещё в автобусе все бутерброды из Южного, мы только поздно вечером зашли в кафе, взяли морскую капусту и для незаметного перехода – оладьи, одну порцию на двоих, ещё пива. Но когда пришли к Мартыновым, нас тут же накормили сверх всякой меры. Куда в нас только влезло? Плюс пиво, чай, простокваша. Отказываться было неудобно и невозможно.

Решили голодать с завтрашнего дня. Умеренно позавтракав, мы целый день ничего не ели, только мороженое. Уже поздно зашли в кафе, взяли морской капусты и к ней по рагу с гречневой кашей.

Но когда пришли к Мартыновым, выяснилось, что они не садились ужинать – ждут нас. Мы так смутились, что от смущения съели: картошку с тушенкой, сваренную красную рыбу, сыр, икру, по полной тарелки молочной лапши, по две чашки простокваши. Видимо голодать будем в Москве, до получки…

19 августа, четверг

Погода так себе – и ветер, и солнышко, и мелкий дождичек. Проснулись в восемь часов. Завтрак и идём на сенокос вчетвером: тётя Маша, её сын, студент Миша, Эля и я. Перевернули сено и обратно. Элька рубит дерево. Она рубила ещё с утра. Тётя Маша слегка беспокоится. Я её успокаиваю и говорю, что это у Эльки пунктик – рубить дрова, всё будет в порядке.

После сенокоса обильная трапеза. Элька пошла в баню, а я легла спать. Элька из бани тут же уселась чай пить (перед баней тоже пила…), пьёт чай и приговаривает: «Ни-ни-ни, больше мы есть не будем и не готовьте, никаких ужинов, у меня уже шестьдесят три кеге, а сама уплетает варенье и наливает вторую чашку. Вот я выпила одну и отошла от стола. Нет, всё-таки я быстрее на морскую капусту перешла бы, а из-за Эльки во мне теперь уже все семьдесят кеге…

«Домик-музей» А.П. Чехова

В среду мы искали дом-музей Чехова. Известно всем, что Антон Павлович Чехов побывал на Сахалине. Мы привыкли, что всё, связанное с жизнью выдающихся людей, находится под охраной государства.

Раньше я не могла бы себе представить, что на Сахалине за все долгие годы, прошедшие после этой исторической поездки, никто не удосужился до сих пор создать музей, собрать и сохранить всё, относящееся к Чехову.

На одном домике висела мемориальная доска, и улица была названа именем писателя. Был создан народный краеведческий музей и «музей» Чехова, и всё в одном домике, где висела мемориальная доска.

Создатель, хранитель, директор и пр. и пр. музея – Илья Григорьевич (или Георгиевич) Мироманов, учитель-пенсионер, сорок лет проживший на Сахалине. Он активно собирал экспонаты, но так это всё кустарно! Всё это называется «на общественных началах», и означает, что Мироманову приходится выпрашивать у государственных музеев Чехова (Таганрогский, Московский, Мелиховский, Ялтинский) разные экспонаты и передача их зависит от доброй воли и желания соответствующего директора.

Мироманов познакомился с племянником Чехова – Сергеем Михайловичем. Он – старый человек, страдает астмой, живёт в Москва. Сергей Михайлович помогает Александровскому музею советами, книгами, экспонатами. Он подарил музею много книг со своею надписью. Это или старинные издания Чехова, или его отца, Михаила Павловича Чехова.

Южно-Сахалинский краеведческий музей прислал лишь фотографии некоторые. Какой-то здешний орнитолог дал интересные вещи: птичьи гнёзда с яйцами.

А о Чехове у них экспонатов – почти ничего нет, уникального ничего. Надо разыскивать, всё упущено.

До недавнего времени были ещё живы те люди, которые говорили с Чеховым. Теперь их нет в живых. Снесены в городе ценнейшие дома, где Чехов-то и жил. А тот домик, где висит мемориальная доска – это случайный дом. Илья Григорьевич нам сказал, что Чехов сюда только вошёл и «выпил чашку чая». Его тут же пригласила местная интеллигенция, и он жил-гостил в других домах.

В экспозициях есть статья журналиста Марка Поляновского в местной газете. Очень хвастливая статья. Марк Поляновский три четверти этой статьи посвящает себе, как он якобы первый на Сахалине отыскивал «чеховские места» и пр. Помолчал бы уж.

Вот такая грустная история.

Отдых

20 августа, пятница

Погода отличная.

Отправили Алёне поздравительную телеграмму. Позвонили в Южный, но Эля говорила не с Кларой, а с её сотрудницей.

С утра ходили с тётей Машей и Мишей на сенокос и ворошили сено, а потом сгребали его для копнения. Целый день на сенокосе вчетвером.

Вечером подошёл дядя Денис и ещё позже дядя Гоша.

21 августа, суббота

Погода хорошая. С утра ушли бродить по городу.

Сначала Эля купила мне салфетку за девяносто копеек и за это хотела купить себе перочинный ножичек за два рубля двадцать пять копеек… Я, конечно, воспротивилась.

Мы сделали как бы прощальный визит по городу: засняли ещё несколько домов, навестили Элин старый дом, заходили к их бывшим соседям. Очень приветливая Анна Михайловна и её муж, фанатично преданный Сталину. Все стены увешаны портретами Иосифа Виссарионовича, но заодно и Ленина, и Карла Маркса, и других вождей.

Пошли на сопки и на побережье. Долго там сидели, любуясь Татарским проливом.

Медленно пошли домой. По дороге съели по пирожку.

Вечером было торжество по случаю привоза сена. Я, Эля, Лёня разошлись последними. Долго сидели сначала на улице, потом на кухне. Пили водку, пиво, простоквашу. Хорошо-то как!

22 августа, воскресенье

Погода хорошая.

Я уже писала, что мы с Элькой любим принимать самые неожиданные решения. Мы вчера обещали не уезжать до вторника и в понедельник за билетами не идти. Но когда сегодня утром мы проснулись, решили: сегодня же идти за билетами ( на автобус в Тымовск), а уехать завтра. Никому ничего не сказав, мы быстренько оделись и воспользовавшись тем, что тётя Маша ушла куда-то, выскочили из дома без завтрака (не считая простокваши). Мы пешком дошли ло Морского порта и там узнали, что билеты на автобус можем купить сегодня в два часа.

После этого пошли к «Трём братьям». Эти знаменитые «Три брата» стоят поодаль от города, в проливе недалеко от берега. Это три скалы одна меньше другой, удивительно похожие одна на другую. Скорее всего это три утёса. Так они выглядят:

Три брата.

Чтобы ближе к ним подойти мы шли по побережью к югу от города.

Полоса берега всё сужалась, осталась узкая полоса. Берег вздымался крутой стеной. Эта стена осыпающаяся, недоступная.

Постепенно эта стена перешла в каменистую сопку, не такую же крутую. Потом сопка сделала крутой поворот к берегу и нависла над ним неприступной громадой. Люди продолбили туннель, сверху снаружи скала раскололась на части, и огромные каменные осколки усыпали берег. И каменная стена, и скалы, и каменные куски – всё чёрного цвета. Хаотично, мрачно. Миллион лет тому назад? Или при последнем землетрясении? Кажется, что вчера.

Вначале было жутковато там лазить, карабкаться, спускаться. Думалось: вот начнётся сейчас… Но люди есть люди. Страшно, а мы всё-таки полезли на скалы и заглядывали в пропасть. Там внизу бился  прибой о чёрные отвесные стены. Вода среди камней чистая, манящая. Но мне чудились спруты и какие-то страшные подводные ловушки. Мы только омыли лицо и руки водой Татарского пролива. А вот один пожилой местный интеллигент купался и нырял с этих камней.

Мы с Элей много фотографировали. Уходить не хотелось. Красота дикая, потрясающая, совершенно неожиданная. Эля в детстве здесь не была. Я приготовилась любоваться только «Тремя братьями» и вдруг это чудо.

Пора уходить. Мы пошли снова на автобусную станцию. Купили билеты, завтра едем. Настроение хорошее.

Зашли на рынок, купили себе ягод. Элька ест их так, немытыми, а я, как более культурный человек, терпеливо дошла до первой колонки, тщательно вымыла в кружке, а потом с наслаждением съела. Потом мы ещё долго стояли в очереди за мороженым. Рано ушли домой. Завтра уезжаем, и хотелось побыть дома.

Уезжаем из Александровска

23 августа, понедельник

Погода хорошая. Встали. Тётя Маша собрала нас в дорогу, накормила и проводила. На автобусе мы доехали до Морского порта. Там сели в другой автобус и на нём – в Тымовск.

Сидели мы нормально, поэтому могли обозревать дорогу. Дорога через сопки, но не такая крутая, как в Холмске. Кругом густые леса и в них-то и водятся медведи. А волки не водятся. Нам рассказали, что на Сахалин завезли волков «для равновесия», но они зимой все сбежали по льду Татарского пролива. А в краеведческом музее Южного есть чучело здоровенного матёрого волка, который случайно зимой забежал как-то на Сахалин.

Сахалинские ягоды

Итак, мы ехали и любовались медвежьими лесами. Ещё мы знаем – в них много ягод: голубика, клоповка и др. На остановках часто продают да и на рынке много клоповки. Она цветом похожа на бруснику, но гораздо крупнее. Вкус своеобразный: средний между брусникой и земляникой, а запах – среднее между земляникой и лесным клопом… И запах долго держится во рту. У Клары мы пробовали варенье из клоповки, так вкусно и запах сохранился натуральный. Очень нам понравилось, особенно Эльке-лакомке.

И ещё мы видели и пробовали сахалинскую вишню, она такая мелкая, чуть больше брусники. Но цвет и вкус почти такой же, как и у материковой.

Тымовск

Доехали мы до Тымовска и не переставали ругать этот паршивый городишко. Казалось, здесь невозможно жить совершенно: пыльный до предела, без зелени, за исключением жалких редких серых деревцев и кустиков. Голые дома на голой земле. Всё пропитано светлой пылью. Сопки от города далеко.

Движение транспорта здесь большое, так как Тымовск – конечная железнодорожная станция, а, может быть, и перекрёсток какой-нибудь. Грузовое движение здесь очень большое, и все эти движущиеся предметы подымают не желающую опускаться пыль. У меня осталось ощущение, что до сих пор (пишу сутки спустя) в моих лёгких сидит тымовская пыль…

В Тымовске мы взяли билеты в купейный вагон. До сих пор страшно вспомнить как мы мучились на кукольных сиденьицах пятнадцать часов.

До отхода поезда более трёх часов. Мы решили углубиться в лес и там провести последние часы на северном Сахалине. Лес не лес, а пристанционный лесок. Сначала мы долго шли вглубь, пока не стали попадаться зелёные деревья и кусты, а то всё шла полоса пропылённой листвы. Нашли поляну и плюхнулись на неё, не принюхавшись, а когда принюхались, то собрали монатки и ещё глубже ушли. А там на нас напали комары и гнус. Нельзя сказать, что их было очень много, сотни, но и несколько десятков хватило на то, что мы быстро смотались из леса. Лучше пыль, чем быть искусанными. Я первый раз видела гнус (может быть, это и не гнус?0. Маленькая крошечная мошка, еле видна на руке, а кусается как собака. Нашли изображение комара, похожего на то существо, которое я называю «гнусом»:

Гнус.

Мы расположились за станционным зданием на солнышке. От клубов пыли нас защищали кустики. Элька, конечно, ухитрилась подрыхнуть. Мы были сытые, так как в лесу успели пожрать – тётя Маша навернула нам целую авоську. Чего там только не было: хлеб, сало, яйца, огурцы, колбаса, морковь, фасоль, конфеты… 

Поездка в поезде 

Время прошло быстро. Посадка. Чувствуем себя немного неловко – переплатили за купе, вернее за лежачие места двенадцать рублей! Лезем в вагон. Вот смехота! И здесь всё кукольное: узенький коридорчик, двоим не разойтись, низенькое окошечко (мне в него смотреть – нагибаться в три погибели), купе крохотное, полочки узенькие. Туалет тоже крохотный, но удобный: две уборных, умывальники отдельно, тоже два, с зеркалами.

Наши попутчики – супружеская пара. Приехали с материка. Он – шофёр, она – бухгалтер. Двое детей. Живут давно на Сахалине и преданы ему. Они много нам рассказывали о себе, о заработках, о жизни сахалинской, по сравнению с московской, например. Меня приятно удивило их отношение друг к другу: такое ровное, ласковое, спокойное, в смысле отсутствия раздражения. А они много лет женаты. До того у них всё было дружно и согласовано, и к другим они добрые, приветливые. Разве в Москве встретишь такие пары? У нас обязательно кто-то командует, кто-то капризничает, кто-то болен и на особом положении… Патриархат, матриархат. А у них давно уже коммунизм.

У дяди Гоши с тётей Машей тоже давно коммунизм…

Легли спать полвосьмого вечера.

24 августа, вторник

В три часа ночи проводили наших попутчиков, они сошли на какой-то маленькой станции в кромешной тьме.

Мы опять заснули по моему настоянию. Элька вдруг заявила, что я дрыхну и ночью по-сахалински, и днём по-московски, что я много сплю! А сама забыла как она может всегда моментально засыпать в самых неудобных местах…

Прощание с Южно-Сахалинском

Приехали в Южный и зашли к Кларе. Дверь оказалась открытой. Дома Клара, Лёня дежурит. Узнали, что сегодня ночевал Валерочка, кормилец наш. Вчера он пришёл, ходил в кино. С кем? Пока неизвестно…

Лёня и Эля уехали на мотоцикле за билетами. Я получила письма от Борюшки: одно ждало меня, а другое пришло сегодня. От Миши ничего нет.

Эля звонила Лиле Шустовой.

Приехали Эля и Лёня. Билеты достали с трудом на завтра, на семь часов утра. Итак, последние часы в Южном.

Прежде всего мы встретились с Геннадием Алексеевичем (на улице). Поблагодарили его за всё, распрощались и вручили ему наш скромный подарок – набор коньяка в штофиках.

Потом мы отправились с визитами, написав Валерке записку и воткнув в дверь потому, что мы можем задержаться, а он придёт и растеряется. Эля утром заезжала к нему с Лёней. Он, в смысле Валерка, строит сарай, в смысле склад, объедается сметаной и молоком, в смысле, что он работает на молокозаводе.

Зашли к Коле Соловскому. Он уже сделал ремонт в квартире, убрался. Красиво, чисто, поджидает жену из отпуска. У них много книг, стеллажи во всю стену, как и у Лили Шустовой. Это меня очень радует.

Коле мы тоже вручили скромный подарок: бутылку столичной (для него) и коробку конфет (для Нины, его жены).

От Коли пошли к Лиле Шустовой. Она нас ждала, угостила ужином, выпили по рюмочке, разговорились, стали пить чай. Является Валерочка, розовый, мордастенький. Он прочёл записку, половину в ней не понял, но хоть догодался придти сюда.

Втроём мы к Лиле приехали, втроём и распрощались. Пошли на Хабаровскую собираться. А там свет не горит. При свечке и керосиновой лампе мы собирали свои вещи и распределяли, что кому везти. Были эмоции. Трудность заключалась в том, что Валерка не летел с нами, а оставался со своим строительным отрядом. Потом они с Элькой шушукались о чём-то, а мне было неинтересно. Я читала книгу, подаренную Лидой из Озёрского.

Легли спать поздно.

Прощай, остров Сахалин!

25 августа, среда

Встали в пять часов. Собрались окончательно.

С утра погода отличная, потом тучки, но дождя нет.

За нами приехало такси. Валерка побежал на свою гору Российскую, ему потом на работу. А нас Клара проводила на аэродром. Посадку отложили на четыре часа.

Вот мы и улетаем с Сахалина, этого чудесного острова с такими гостеприимными милыми людьми.

Очень далёк от наших домов этот остров. Очень. Придётся ли нам ещё побывать здесь? Даже посёлок Озёрский вспоминается мне солнечным, а об Александровске сжимается сердце, как о родном доме.

Как хорошо, что мы поехали, решились на такие затраты. Рисковали многим. Пошли работать в безобразном вонючем цеху, всё там вынесли. Наплевали на малые заработки. Разве сравнить наше положение со строительными отрядами: их везут, их устраивают, их кормят, им хорошо платят.

Конечно, нам многое дали знакомые сахалинцы: кров, гостеприимство, заботу и многое другое, но от нас тоже многое зависело, от нашей решимости, от нашей инициативы, от нашей работоспособности.

Увидим ли мы ещё сахалинские сопки? Увидим ли мы ещё скалы «Трёх братьев»? Озеро в Озёрском? Сможем ли мы за короткое время увидеть и Тихий океан в лице пролива Лаперуза и Анивской бухты. Охотское и Японское моря в лице Татарского пролива? А наша речка-спасительница…

На ИЛ-18 летим в Хабаровск. Внизу Амур с удивительным разливом, даже очень непонятным.

В Хабаровске пересадка на ТУ. Сидели там около двух часов. Весь аэропорт в Хабаровске забит народом. Все рейсы откладываются. Нас же пропустили довольно быстро.

Мы благополучно прилетели в Москву, и начался уже другой этап жизни, другая история.

*  *  *

Наконец я закончила печатать свой сахалинский дневник. Ценность его в том, что в нём непосредственно записаны все наши действия, события, происшедшие с момента отъезда до возвращения, всё, что с нами было, что нас окружало, с кем мы общались. Это – не воспоминания, как у мемуаристов, а скорее – документ.

При перепечатке я не изменила ни одного слова дневника. Моя редакция дневника выразилась только в том, что я исключила, совсем немного, некоторые шуточки, которые потеряли смысл, и разбила текст на главки.

Мы много шутили друг над другом, но вообще-то были очень дружны. Из дневника может показаться, что от меня и Эльки много доставалось Валерке, которого мы шутливо звали «отец», «кормилец». Но в действительности мы его любили, заботились о нём, он для нас был как младший братишка.

С горечью должна написать, что Валерий Крытов трагически погиб 17 марта 1973 года. Жаль его очень. Он был замечательный парень, одарённый, очень порядочный человек, чистый и наивный.

Кому, кроме меня и Эли, интересен этот дневник? Тому, кого интересуют наши приключения, кому захочется узнать о Сахалине с восприятия трёх москвичей.

Лиля Васильева

Октябрь 2005 года