Елизавета Васильева

Сахалинский дневник 2

Начало работы

31 июля, суббота

Будильника у нас нет, но мы встали полседьмого, как и нужно было. Валера поставил чайник на выпрошенную плитку. Мы попили чай с хлебом и колбасой и отправились на работу.

Нам выдали спецодежду, всё новенькое: огромные, до живота, резиновые сапоги, брезентовые фартуки, нарукавники и резиновые перчатки. Сапоги мы тут же подвернули по примеру бывалых рыбообработчиков. Правда, позже, когда вода лилась на нас отовсюду, мы натянули их до предела.

Судьба Валерки определилась так: его поставили сначала бочки катать, а вскоре определили на сейнер, и он, добытчик наш, отец наш, уплыл от нас на пять дней! Правда, его сейнер болтается перед нашими глазами недалеко от берега.

Нас с Элькой определили мыть рыбу после засола. Огромный чан, наполненный солёной водой. Сверху накинута сеть. В неё ссыпают просоленную рыбу. Солёная вода тоже не простая. Это морская вода, в которую добавили поваренную соль. Называется эта смесь «тузлук». В этом чане мы моем рыбу. Надо смыть с неё соль и остатки кишок. Особенно следить, чтобы не осталось сердечка, иначе рыба загниёт.

С нами мыли рыбу несколько женщин, конторских служащих, брошенных на прорыв, как они говорили. Мыли они быстро, споро и так же быстро трещали языками, говорили непрерывно.

К концу рабочего дня мы с Элькой подытожили: работа нетрудная физически, но нудная и не очень приятная… Работа «подённая», платят за день. Сколько? Мы ещё не знаем.

После обеда женщины, работавшие с нами, угостили нас винцом и красной икрой. Сразу сложились поэтические строки:

Ну что нас понесло на Сахалин?

Большие здесь наценки на продукты…

Зато икру мы ложками едим,

А балыки у нас заместо фруктов.

Элька изъявила желание остаться на вторую смену. Я одна ушла домой. Я не очень устала и смогла сделать кучу дел. Сходила на речку, вымылась и прополоскала бельё, рубашку – всё было солёное. Попила чай. Сходила в магазин (полтора километра). Сходила на речку за свежей водой и вскипятила чайник. Села читать «Литературку», попутно выбирая и вырезая интересный материал. Эту работу для себя я привезла из Москвы.

Сделала Эле кофе из сгущёнки, бутерброды, захватила ей курточку и пошла в рыбцех. Напоила Элю кофием, она же без ужина.

Эля работала на мойке свежей рыбы. Резчица режет брюхо рыбы, кишки сбрасывает, а икру – в специальный ящик. Тушку бросает мойщицам. У мойщиц – маленький шланг. Струя воды выходит из небольшого скребка. Нутро и жабры очищаются от остатков внутренностей, сгустков крови, плёнок. После этого рыба взвешивается. Работа очень мокрая. Элька вымокла насквозь. Перекусив, она убежала в цех, а я пошла домой. Снова читала, спать совершенно не хотелось. В Москве-то был день!

 Общежитие в посёлке Озёрском

Мы живём в мужском общежитии. Кроме нас с Элькой рядом в соседней комнате ещё одна женщина, но с мужем. Остальные обитатели – ребята, местные в основном. Подобных нам, приехавших издалёка, нет никого.

С моей точки зрения в общежитии тоскливо, грязно, неуютно. В комнатах простая побелка, облупленные полы, узкие железные коечки. В коридоре, на лестнице грязно, хотя утром всегда моют. На площадке стоит ведро для мусора, которое к вечеру скрывается под грудой отбросов. Умывальники деревенские, под ними баки, которые быстро наполняются. Воду приходится брать из ржавого крана, откуда течёт ржавая вода, пахнущая ржавчиной. В умывальнике вечно налито.

В раздевалке стоят шкафчики. Каждый должен вешать там свою робу. От неё несёт, и запах там бывает как в рыбцехе.

Ни электроплиток, ни кипятка. В комнатах есть электропечки, но на них ничего не вскипятишь.

В такой неустроенности, конечно, радость только пить. И пьют, и матершинят – всё вовсю.

В дождь на лестнице протекает, всё мокро.

Дверь внизу на пружине, хлопает как пушка; когда ночью приходит ночная смена, начинается канонада.

Мы нетребовательны, быстро освоились, самое тяжёлое – сушить мокрую одежду негде.

1 августа, воскресенье

В два часа ночи пришла Эля. Кончилась рыба и их отпустили. Объявили выходной, и мы проспали долго.

Встали, пошли гулять, прошлись по берегу.

Поговорили с рыбаком Виктором, здесь живёт 18 лет. Из армии сюда. Сам родом из Белоруссии.

Заходили на почту, в столовую.

Потом полил сильный дождь. Мы пришли домой мокрые. С сушкой плохо. Дождь лил очень долго. Легли спать. Я долго не могла уснуть: соседи за стеной оставили радио.

Рабочие будни

2 августа, понедельник

Утром на работу. Сначала мыли солёную рыбу. Потом нас поставили мыть свежую. Моем морской водой без примеси. Это утешает, так как обливаемся зверски. У меня залито всё лицо, руки. Эльке пришлось снять очки. Напор воды сильный, а мы стоим на худших местах.

Резчица Лида – поганая бабёнка. Режет очень быстро, но много оставляет того, что сама должна сбрасывать. Когда она закончила резать, то помогла нам мыть, но она моет чуть-чуть, а мы с Элькой моем каждую рыбину так тщательно, будто для себя, для семейного обеда. Лида всё время кричала: «Скорее, девчонки, скорее!» Но к концу смены всё равно скопилась груда немытой рыбы. Мы с Элькой остались домывать, хотя нас уговаривали бросить – домоет вторая смена.

Самое главное: приходил Валерочка, такой небритый, родной, весёлый.

Я по-настоящему устала: спина, руки. Больше всего я боюсь работы в холодной хоть и морской воде. Это тебе не купанье на Черноморском побережье, но отступать поздно! Даёшь путину!

После работы мы дотащились до речки, обмылись от соли, дома выпили перцовочки, чтобы не простудиться, и – спать. Завтра, к счастью, мы выходим в ночную смену, значит, утром не вскакивать и не насиловать свой московский организм, не желающий перестраиваться.

Рыбцех

Рыбцех – мрачный огромный сарай, вонючий, мокрый, тёмный, неуютный. Сначала страшно в него войти, потом ничего. Гигантская территория этого сарая разделена на две части. С одной стороны установлены бетонные чаны, где хранится засоленная рыба. Другая половина – помещение для обработки рыбы. Холодильные камеры в другом месте.

Свежая рыба поступает по транспортёру, рабочие подталкивают её резчицам. Резчицы режут брюшко, вынимают внутренности, сбрасывают в ящик, который быстро наполняется, икру кладут отдельно.

Резчицы все в крови, во внутренностях, воды у них нет. Рыбу они бросают мойщицам. Две мойщицы, как правило не могут обслужить одну резчицу. Рыба скапливается на специальных столах с перегородками. Полежав,она начинает издавать запах, главным образом, запах крови. Мойщицы скоблят нутро от сгустков крови, остатков кишок и вымывают всё текучей морской водой. Рыбу бросают в носилки. Носилки взвешиваются, и рыбу отвозят к бригаде, которая её засаливает, вручную тоже.

В цехе отовсюду льётся вода, везде стоки, все в резиновых сапогах. Текут кровяные потоки, кишки. Недалеко моют солёную рыбу. Огромный чан, вокруг него мойщицы.

В цехе непрерывный шум. Шумит транспортёр, орут резчицы: «Подбрось рыбу!», «Забирай икру!», «Сколько носилок?». Орут на мойщиц: «Считайте носилки!», «Проверяйте вес!», «Быстрее мойте!»

Резчицы получают много и сдельно – за резку и за икру.

Мойщицы тоже всё время орут: «Сбавь напор!», «Сильнее напор!», «Засорилась трубка!», «Берите носилки!». Для мойщиц главное – отрегулировать напор воды из шланга, которым они орудуют, моя рыбу. Слабый напор – не вымоешь рыбу, сильный напор – сама обольёшься и всех соседок обольёшь.

Местные женщины все задорные, крикливые, за словом в карман не лезут и матершинят здорово. Резка, мойка – женский труд. Подноска, холодильник – мужчины. Засолка – и те, и другие.

Рыбу тащат все – и свежую, и солёную. Редко кто уйдёт, не прихватив одну, две рыбины, почти в открытую, причём тщательно отбирая какую получше…

3 августа, вторник

Встали поздно, всё ломит. Сонно.

Эля разговорилась с парнем-рыбаком. Они ловят сельдь. По четыре месяца в плавании. Получают 2,5 тысячи рублей. После плавания основная забота – пьянство и женщины, «невесты», как они называют.

Ходили в столовую и заодно позвонили Геннадию Алексеевичу. Ему звонила Олимпиада из Москвы, расспрашивала о нас, а он ничего не знал. Поэтому он сейчас заботливо обо всём расспросил. К Поляковым не дозвонились.

Дома поспали два часа и на работу. Сегодня мы у другой резчицы – Кати. Она спокойная. А Лидка уже везде натрещала, что мы – плохие мойщицы: «Давайте мне хороших мойщиц!» А мы к ней и сами не встали. А работаем мы с Элей быстро. Когда у нас было десять носилок, у соседок – восемь. Всего за шесть часов мы сделали почти тонну. Потом убирали цех от кишок и крови.

4 августа, среда

Домой нас отпустили в первом часу. Мы пошли на речку мыться. Светил месяц, а то ведь темень. Речка всё-таки далеко, а рядом кладбище…

Я долго не могла уснуть, мёрзла и думала. И Элька что-то хмурится и задумывается. Мы вчера встретили нормировщицу Олю и узнали от неё, что зарабатываем не больше пяти рублей в день, а то и меньше. Труд тяжёлый и опасный для здоровья (простуда – ведь всё время в холодной воде, окатываемся с ног до головы). Условий никаких: столовая далеко, чай греем контрабандой. Сварить себе ничего не можем – нет кастрюль, да и не положено в общежитии.

Стащили сегодня свежую рыбину, присолили её, будем жарить. Надо же попробовать эту горбушу. Сковородку добыли чуть ли не на помойке. Пожарили, вкусно, но пересолили, перестраховались. Да ещё Элька купила по совету продавца вместо подсолнечного масла какой-то жир, тоже подпортивший рыбу…

После этого почитали и уснули вместо гулянья.

Проснулись от стука в дверь: «Девочки, уберите брюки с окна и закройте окна. Не положено!» А где же сушиться? Сидеть в духоте?

Сходили с Элькой на речку и пошли вверх по берегу, посмотреть откуда она течёт. Там глушь, тайга, заросли, дичь. Какой-то заброшенный домик с механизмами. Запустение.

Времени у нас мало, надо ещё отдохнуть перед ночной. Элька набрала красивейших цветов: лиловые ирисы, оранжевые лилии и ещё какие-то оранжевые цветы.

На работе опять с Катькой-резчицей моем рыбу.

Эля ведёт с Виктором разговоры о нарядах. Тот обещает «посмотреть»…

Посёлок Озёрский

Посёлок Озёрский Корсаковского района растянут по побережью Анивского залива. У него две улицы – Центральная и Набережная. Дома все деревянные, некоторые оштукатуренные. У каждого огородик. Впечатление, что всё временное, люди живут временно. Хотя у некоторых цветы, но всё так неуютно, серо, а, главное, пыльно, ужасно пыльно. Эта Центральная улица, по которой всё время проезжают машины, очень пыльная. И дома пыльные, и зелень пыльная.

Этот посёлок будет городского типа. Здесь уже есть больница, музыкальная школа, продовольственные магазины, промтоварный магазин, библиотека, книжный магазин, пивная, баня. Баня мужская и женская по разным дням.

Есть военный городок – пограничный. Раз видели как проехала амфибия.

Есть, конечно, власть: поссовет, правление колхоза, правление потребкооператива, участковый уполномоченный, милиция. Как я поняла, квартиры принадлежат колхозу, а некоторые, может быть, поссовету или кооперативу.

Рядом с посёлком бежит к заливу ручей по камням. Бежит, говорит, говорит. Где-то есть озёра. Мы ходили вверх по ручью, там заросли, ну прямо тайга.

Здесь наценки на некоторые продукты, идут по третьему поясу. В магазинах ничего хорошего: колбасы нет, сыр очень засохший. Молочные продукты такие, что продавцы не советуют их брать. Хлеб мягкий, тёплый, но кисловатый. Хорошего подсолнечного масла нет, а плохого – продавцы не советуют брать.

В столовой: щи, харчо, вторые блюда тоже мясные. Рыбу не делают. Овощей мало и очень дорого. Салат из капусты – 24 копейки, помидор – 30 копеек. Помидоры стоят 3 рубля 20 копеек, да паршивые: зелёные, жёлтые и порченые.

Мы едим: сначала ходили в столовую, теперь, раздобыв кастрюлю, варим уху из горбуши, икру с маслом на хлеб. В субботу пошла я на базарчик. Там торгуют корейцы, местные стяжатели, которые заменяют наших грузин. Капуста – 1 рубль килограмм! Картофель молодой – 1 рубль килограмм! Морковь, жидкий пучок, 30 копеек. Лука не было. Я купила только морковки, а зелени нам так не хватает. У местных есть огородики.

В промтоварном магазине есть все вещи первой необходимости. Привозят и японские товары, их распределяют. В колхозном магазине продавали красную икру по 6 рублей 50 копеек.

5 августа, четверг

Работали часов до двух. Домывать рыбу нам помогала Катя.

Я решила сделать икру. Для этого собирала икринки, застрявшие в рыбе. Иногда удавалось собрать даже горсточку. Потом Элька нашла где-то сразу вязочку. Рыбу мы побоялись взять. Катя сказала, что пустили слух: будет проверка. Проверки не было, но сторожиха толкалась возле нас, пока мы одевались. Правда, мы видели днём, как она тащила из цеха две рыбины. Вообще, здесь тащат все, кто сколько может, а мы не решаемся.

Дома, несмотря на поздний час, опять пошли на речку, вымылись, отполоскались. Потом делали икру: протёрли её сквозь авоську, залили водой и круто посолили, оставили так до утра. Утром слили в марлю и подвесили. Когда стекло – икра была готова. Мы завтракали бутербродами с густо наложенной красной икрой. Было очень чудно есть икру в таком количестве. Икра получилась немного солоноватая, но всё равно очень вкусная.

После завтрака Эля пошла в рыбцех выяснить про наряды. Она говорила по этому поводу и с Жолтяком – начальником производства. Поскольку не только мы, но и другие рабочие были недовольны расценками, начальство решило совещаться… Все поехали в правление на совещание по поводу нарядов. Мы решили так: если платить будут по 4 рубля 82 копейки, то мы уезжаем.

Хотели идти гулять, пошёл дождь.

В окно я увидела Геннадия Алексеевича. Он выходил из газика. Приехал в Озёрский по служебным делам и к нам. Он и его шофёр тоже сказали, что расценки низкие. Геннадий Алексеевич предлагал отвезти нас сегодня в Южный, но мы решили дождаться конца совещания.

Геннадий Алексеевич подвёз нас до столовой – она была закрыта. Тогда мы купили творога, пельменей, приехали обратно в общежитие. Отдали Геннадию Алексеевичу письма: Саньке Носкову, Томке Хрусталёвой (без адреса, с её домашним телефоном) и Татьяне Абрамовне (с указанием только её улицы).

По дороге на работу поговорили с МГУшниками, они бетонировали набережную.

Увидели Валерку – худющий! Шагал домой.

На работе снова мойка рыбы у Кати. Приходил нас навестить Валерка. Снова собираем икру. И взяли рыбину, пузатую, с икрой. Завтрак обеспечен!

6 августа, пятница

Закончили рано, рыбы мало. Катя помогла домыть. Помыли потом цех от кишок и крови (как и всегда).

Дома Валерочка, помытый в баньке и под-шафе. Привёз балыки, а про икру хвалился, что мог бы бочку, но забыл банку. Хотелось ужасно его стукнуть.

Долго возились с икрой, которую мы набрали в цехе и из брюха вспоротой рыбы. Валерка страшно мешался, хвалился, что он умеет делать икру, лез, указывал, в результате икра вышла слабая, малосольная, невкусная. Из-за него, отца, мы в комнате здорово шумели, в основном, он топал, двигал, всё ронял, хлопал дверью и ссыпался с лестницы. Пошёл со мной в умывальную комнату мыть рыбу и руки и так налил на пол, плескал из ковша, а потом свалил на меня. Оченно обидно… Насилулу мы угомонились.

Утром ему надо было к девяти часам в правление. Он вскочил без четверти и понёсся. За ним Эля, ей тоже надо было всё узнать. В итоге выяснилось следующее: Валера за пять дней тяжёлой работы на траулере получил 50 рублей всего, а мы с Элей за то же время, я – 40 рублей, Эля – 50 рублей (10 рублей ей за ночную смену, в которой я не была). Это мало. Но Эле дали совет: устроиться бы нам на «икрянку», то есть, в цех, где делают икру. Там платят хорошо. Эля побежала к Виктору. Он сказал, что это трудно. Мы решили, что, если не устроят, мы уедем.

Всё время шёл дождь. Объявили, что будет тайфун, сильный ветер. Нам передали, что надо позвонить по телефону Геннадию Алексеевичу. Эля побежала звонить. Он тоже предупредил о тайфуне и предлагал выехать из Озёрска, так как дорога может закрыться. Но мы решили ещё испытать судьбу и остаться.

Икорный цех

Пошли на работу в ночную. Валерка – в холодильную камеру, мы – в «икрянку», об этом сказал Виктор. И вот мы с Элей в святая святых. Входим с трепетом. Видим – несметное количество икры. Это же золотой фонд, валюта. Но, Боже, сколько смывается, сколько издержек производства, а сколько раздаётся!

Там царит Тамара Васильевна, сорокатрёхлетняя женщина, считающая себя «старухой», уже бабка. Но она очень энергичная, бодрая, здоровая.

Наше знакомство началось с того, что она открыла бутылку вина в честь рождения очередного внука. Угощает нас и двух молодых женщин, которых мы сменяем. Они из конторских. Конечно, на столе икра. Едим чайными ложками.

Сегодня рыбы очень мало, и мы рано кончили.

Наша работа: промываем икру в холодной воде, потом помещаем её в огромное сито и трём. Икра проскальзывает в ячейки, а плёнка остаётся. Икру спускаем в солёную воду и тщательно промываем, она становится просоленной. Раскладываем в корзинки.

Трудности в том, что моем икру в ледяной воде и трём в сетках охлаждённую икру. У меня руки заходят от холода, у Эли стало болеть горло.

Когда закончили с икрой, долго мыли помещение: морской водой из шланга всё обливали, тёрли щётками, выбивали икринки и плёнки из сеток палкой. Вода с плёнками и икрой по желобу стекала в океан, а я с грустью смотрела – ск5олько же икры пропадает! Мороки с уборкой было много, особенно с удалением плёнок (ястык), которые никак не хотели отделяться от стенок. Уборка закончилась, когда ни одной икринки и ни одной плёночки на стенках, тазах и ситах не осталось.

Дальнейшее движение икры мы не видели. Тамара Васильевна говорила, что дальше её укладывают в баночки и запаивают. Но кто и где – не знаем.

Уходя, мы попросили икры «к завтраку». Тамара Васильевна равнодушно сказала: «Берите» и дала бумагу. Я рукой зачерпнула две горсти из корзиночки.

Икру брали все, кто заходил. Нина Васильевна, мастер цеха, Виктор попросил «двести грамм», большой пакет был передан для студентов. Нина Васильевна и Тамара Васильевна тут же потрошили рыбу для дома.

Мы ушли часов в одиннадцать. Дома я просолила икру. Доели уху (днём варили в выпрошенной в соседнем доме кастрюле), пили чай. Спать легли поздно. Дождь, ветер. Объявили два выходных – субботу и воскресенье. Досадно!

Вынужденные выходные

7 августа, суббота

Проснулись поздно. Мы с Элей вскочили, спешно собрались в баню. Сегодня мужской день, но если придти пораньше, можно вымыться. Об этом нам сказала вчера Тамара Васильевна. Она в Озёрске всего два года. Недолго нам с ней пришлось поработать, к сожалению…

Дождь с утра. Вымылись в бане, постирали, не без трудностей.

На обратном пути зашли в магазин, купили масло и конфеток. Зашли в книжный магазин, купили Эле «Ветку Сакуры». Там были ещё стихи Петрарки, но денег не было.

Дома позавтракали и устроили генеральную уборку. Вымыли пол, стирка, полоскание.

За окном хлещет дождь. Наша милая речка-спасительница так изменилась, понесла мутные воды, так что к ней ходить нет смысла, да и дождь льёт.

Я варю уху. Валерка пошёл пить пиво. Сказал, что на минуточку, а сам шлялся долго-долго. Уха готова. Едим, отдыхаем, пьём чай. Поиграли в карты, почитали вслух и про себя. Поспали, опять поиграли в карты, почитали. Вот и день прошёл.

Ночью дождь угомонился. Ветер. На море днём были большие волны. Волнуемся: уйдёт рыба! Валерка много курит. Ужинали икрой.

Немного о погоде: мы приехали, была здесь неплохая погода, солнечная, только очень быстро менялась – то солнце, то нахмурится, то туман. И так раз десять на дню. И когда на автобусе ехали, тоже самое. То едем – прямо Сочи, жара, солнце печёт, то въезжаем в непогоду – туман, мрак. После приезда в Озёрский, дня через полтора-два, стал появляться дождичек и всё чаще и чаще, а потом начались сплошные дожди. А, примерно, 5 августа объявили, что идёт тайфун и ожидается подъём воды на четыре метра. Но это не в Озёрске, а в других местах. У нас же в Озёрске будут ветры и дождь. И действительно: 5, 6, 7 августа дождь льёт! Особенно 7 августа льёт непрерывно и сильно. Я первый раз вижу, чтобы дождь лил так долго и непрерывно. Правда к ночи он затихает, но утром снова дождь, дождь. И стало холоднее. Конечно, сыро, ничего не сохнет.

8 августа, воскресенье

Встали поздно, около десяти, а зря: погода чудесная, дождя нет, проглядывает солнышко. Ветер уже не с океана, а наоборот, от нас к океану. Ветер сильный, даже окна раскрыть нельзя, хлопают. По небу несутся дождевые облака, но пока мимо нас.

Умываться с Элей мы пошли на речку. Она здорово поднялась, но вода чистая, умыться, полоскать можно. Эля моет раковины.

Валера ходил в магазин за хлебом, кофием, сахаром.
Чинит репродуктор, сходил за чистой водой (колонка далеко). Ждём чайника, на плитке, не на газе.

Вспомнили, что забыли поздравить с днём рождения Людку Ведерникову, хотели отбить телеграмму, но нового её адреса у нас не оказалось.

Завтрак: кофе, бутерброды с икрой. Я помыла посуду, Эля убралась в комнате. Валерка портит репродуктор.

Потом отправились гулять. Погода солнечная, но дождевые облака тоже есть, поэтому мы берём плащи и брезент. Ветер холодный, мы в свитерах. И, конечно, на всех резиновые сапоги и шерстяные носки.

Идём вдоль посёлка. Опускаем письмо Веерке. Повернули в сторону и выходим к огромнейшему озеру. Его окаймляют сопки. Красота, неожиданность. По берегам уютные леса, тянет туда, колеблемся, но так как мы вышли на заболоченный берег, а, чтобы попасть в уютные леса, надо далеко обходить, решаем идти на океанское побережье. Идём до конца посёлка. По дороге какоё-то парень, Валеркин знакомый, советует всё-таки идти в лес: там ягод и грибов много. Но мы не нашли прохода к лесу, тянуться сплошь дома, огороженные участки, а потом сразу колючая проволока на много километров – аэродром, откуда поднимаются вертолёты.

Мы сворачиваем к океану. Идём по побережью на восток. Идём долго. Собираем раковины. Погода всё лучше и лучше. Ветер ещё холодный, но солнце жарче, а облаков меньше.

Океан величественный, и прибой своим вечным шумом навевает философские мысли. Сильно пахнет йодом. Песок прибрежный какой-то серый, много водорослей, выброшенных на берег. Ещё больше разных вещей, выкинутых океаном за ненадобностью. Здесь от корпусов каких-то судов и частей механизмов до крышек от банок, детских галош, куколок и пр. Чего тут только нет: и верёвки, и посуда, и одежда. Всё разбросано в самом жалком виде по всему побережью.

Погода всё лучше, холодный ветер утихает. Дождевых облаков всё меньше, солнце жарче. Делаем два привала. Сначала просто загораем, а потом и в воду лезем, плескаем себе на лицо, руки, ноги, тут же выскакиваем, так как вода очень холодная, ноги сразу застывают. Греемся на солнце. Позже мы видели, как преспокойно купаются, плещутся, плавают в этой холодной воде местные жители. Но это возле посёлка, на его территории. А пока мы одни.

Мы ушли километра на три-четыре по берегу, если не больше, и – одни. Целый день пробыли на берегу и нагруженные раковинами и одеждой (которую мы постепенно снимали под жаркими лучами солнца) потащились назад.

Ужасно хочется есть. Вспоминаем, что нас ждёт уха. По дороге заходим в магазин и приятно удивляемся: в воскресенье магазин работает до восьми часов вечера, как и в будни. Купили: конфет, печенья, творога, чаю, сигарет, джем.

Дома едим уху из горбуши, пьём чай с конфетами и джемом. Эля немного соснула. Валера пошёл стирать свою робу и мелочь. Я отмываю кастрюлю. Позже пьём чай, едим творог. Я читаю своим юным друзьям отрывки из «Ветки Сакуры». Обмениваемся мнениями. Потом они задрыхивают, я читаю про себя.

Сегодня дождя не было. Это что? Тайфун прекратился? Ура! Как здесь здорово в хорошую погоду. Но ненастье мы выдержали достойно, бежать из-за этого не собирались. Но всё-таки лучше солнце, чем дождь, а, главное, всё сухое. И мы с Элькой обгорели здорово.