ПЕРЕПИСКА ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ (2)

Первое полугодие 1942 года

3

     Здравствуй, дорогая подруга Женя и все остальные: тётя Маня, Таня, Юрик. Шлю вам свой сердечный привет. Вы, конечно, удивитесь, получив моё письмо, так как я давно вам ничего не писала, и вы, может быть, уже забыли обо мне. Наверное, вас удивит и мой адрес. Дорогая Женя, не обижайся, я всё время помнила о тебе и хотела написать, но столько происходило событий, что я никак не могла найти возможность это сделать. Живу я сейчас без родителей, папа, мама и Галя остались в Москве. А меня судьба забросила в Казахстан. В начале войны я с тётей выехала в город Молотов с её учреждением, надеясь получить хорошую работу. Потом к нам приехала другая моя тётя с ребёнком, моя бабушка и моя двоюродная сестра Нина. Но вскоре тётю перевели на работу в Караганду. А для меня работы так и не нашлось. Вернуться в Москву разрешения мне не дали. Так что мы все вместе поехали в Караганду. Обе тёти работают, а мне пока не удалось устроится на работу. От своих получаю письма из Москвы, пишут, что пока живы и здоровы, только в домах холодно, продуктов по карточкам мало, а на рынках очень высокие цены. Женя, мне очень интересно знать хоть что-нибудь о вас. Ведь совсем рядом с вами проходила линия фронта. Напиши мне обязательно. Я вас всегда помню, люблю и крепко целую. Шура. 8 января 1942 года. Письмо вернулось обратно «за выбытием адресата». Сверху была приписка: «Адресат умер. Почтальон Туманова». Письмо было адресовано Рябчиковой Жене на станцию Поворово Октябрьской ж.д.

4а

     Добрый день, милая дочка Шура! Мама, Галя и я шлём тебе привет и крепко целуем. Мы пока все живы и здоровы. Живём пока сравнительно покойно, врага наши доблестные лётчики к Москве не допускают, только с питанием стало совсем плохо. На рынке всё очень дорого, а по карточкам мало чего есть. Милая дочка, ты пишешь, что вы там все очень скучаете и хотели бы поскорей вернуться в Москву. Я бы посоветовал вам не торопиться. У вас там не дорогие продукты, по сравнению с Москвой в шесть раз, а то и больше, дешевле. Пока что я работаю, здоровье моё остаётся всё таким же, не лучше, не хуже. Сегодня мама ходила на почту и послала тебе 200 рублей. Постараемся высылать тебе такую же сумму ежемесячно, если, конечно, ничего не случится. Ты пишешь, что никак не можешь устроиться на работу, и это тебя очень огорчает. Не расстраивайся! Успеешь ещё наработаться. А сейчас как-нибудь проживём. Пока до свидания. Обнимаю и крепко тебя целую. Твой папа. 14 января 1942 года.

4б

     Добрый день, дорогая Пана! Шлю свой горячий привет тебе, а также маме, Нине, Нюре и большому человеку. Мы пока все живы и здоровы, и в настоящее время спим спокойно потому, что наши доблестные соколы не дают прорваться к Москве кровавым гитлеровским коршунам. 7 января к нам приезжал Лёша. Он будет работать на том же своём заводе. 11 января получили письмо от Маруси. Пишет, что у Юры воспаление лёгких, а у Эдика болят уши. Она поехала с ними за восемнадцать километров к доктору, по дороге встретила волков и, конечно, очень перепугалась. На днях из Куйбышева в Москву вернулся Сеня. Я его ещё не видел, но говорил по телефону. Недавно были у тебя на квартире. Пока там всё в порядке. У Анны Семёновны мужа взяли в армию. Жизнь у нас в Москве стала очень дорогой. Я Шуре написал о сравнении цен у вас и у нас. Дорогая Пана, я узнал из письма Нины к матери, что тебя сократили. Напиши поподробнее – что случилось. Но вообще, не надо об этом сильно волноваться, как-нибудь всё устроится и наладится. До свидания. Обнимаю и крепко всех целую. Матвей. 14 января 1942 года.

5а

     Здравствуй, дорогая дочка Шура! Шлю тебе свой привет, крепко тебя целую и поздравляю с днём твоего рождения. Очень жалею, что этот день ты проводишь далеко от нас. Папа и Галина тоже тебя поздравляют и целуют. Передавай привет маме, Пане, Нине, Нюре и Славика поцелуй. Шура, что-то вы давно не пишете. Последнюю открытку от 3-его числа получили, и всё. Я очень беспокоюсь – не случилось ли чего, не болен ли кто? Пиши чаще. Получила ли ты деньги? Я послала тебе 200 рублей 14 января. Как чувствует себя бабушка? Как у Паны дела с работой? Так много вопросов, на которые очень хотелось бы получить ответы. Напиши поподробнее обо всём. Как на счёт продовольствия? Не стало ли хуже? У нас плохо. Шура, ты там слушайся тётю Пану, не волнуй её, ей и так, бедной, со всеми вами трудно, столько заботы досталось. Ну, ещё раз поздравляю и целую. До свидания. Любящая тебя мама. 4 февраля 1942 года.

5б

     Добрый день, милая дочка Шура! Шлю привет, крепко целую и поздравляю с днём твоего рождения. Желаю в дальнейшей твоей жизни здоровья и счастья. Передавай от меня привет бабушке, тёте Пане, Нине, Нюре и Славику. Я пока жив, а о здоровье моём ты сама знаешь. Потихоньку пока работаю. Не позднее 10-ого вышлем тебе 200 рублей. Пока до свидания. Целую. Твой папа. 4 февраля 1942 года.

5в

     Дорогая сестра Нюра! Поздравляю тебя с днём твоего Ангела и крепко тебя целую! Поздравляют тебя также Матвей и Галя. Желаем тебе всего хорошего и поскорее вернуться домой, в родную Москву. Привет всем! Сейчас у нас здесь неприветливо, холодно, и на счёт питания плоховато. В некоторых домах тепло, но у нас плохо топят, я в данную минуту пишу, одевшись и в перчатках. Стоят морозы от 30 до 40 градусов. Как у вас прошёл январь? Теперь уж немного до тепла осталось: сретенские ещё поморозят, а там и масленица. Не скучайте! Как-нибудь переживём это тяжёлое время и будем снова вместе. Я очень по всем соскучилась. Пишите чаще. Ну, ещё раз поздравляю тебя и крепко всех целую. До свидания. Сестра Шура. 4 февраля 1942 года.

5г

     Шура! Вчера вечером написала тебе письмо, а сегодня, не успела опустить, как получила от тебя письмо с карточкой от 10-ого января. Ты пишешь, что бабушка жалуется – холодно при такой температуре, какая у вас в комнате. Да у вас – как в бане! У нас руки мёрзнут от холода. Вот я поотморозила их, не так уж сильно, а всё-таки порядочно. А уж бабушка здесь совсем пропала бы, у нас в комнате 5-8 градусов, а на кухне ещё холодней, вода замерзает, когда наддаст холод. Да! Ещё получили от тебя письмо, не помню, от какого числа, ещё перед открыткой от 3-его января. Письмо обрывается на словах: «Сегодня получила письмо от Зины, оказывается она». И всё. Очевидно, был ещё листок, но мы получили только один. Не то забыли положить при проверке, не то решили почему-то не класть. Интересно, что ты хотела сообщить про Зину? Я её не вижу, и она не заходит. У Жени мама больна, лежит в больнице. Вот адрес Нади Закурдаевой: Новосибирская область, город Томск, улица Равенства, дом 3, кв. 1. Вовка прислал Гале открытку, больше они ничего нам не писали. Ну, пока, целую, твоя мама. 4 февраля 1942 года.

6

     Шура! Поздравляю с днём твоего рождения! Не знаю, вовремя ли придёт эта открытка, но поздравляю с твоим девятнадцатилетием. Тебе хочется, чтобы была оттепель? Мне хочется потому, что это ближе к весне, а весна близко к тому времени, когда погонят немцев, и мы все будем вместе. Галя. Февраль 1942 года.

Открытка - картина художника Фёдора Васильева "Оттепель".

7

     Здравствуй, дорогая Шура! Шлём тебе сердечный привет и крепко целуем. Передай от нас привет всем нашим. Письмо твоё от 10 февраля получила 20 февраля. Большое спасибо, милая, что пишешь нам. Неужели вы от меня ничего не получали? Я писала и на Пану, и на Нюру два письма и две открытки. Очень жалею, что уехала из Москвы. Очень здесь трудно, не знаешь, куда деваться. Иногда необходимо куда-то пойти, приходиться оставлять ребят одних. Как оставишь – обязательно чего-нибудь натворят. Вот сегодня, ходила за два километра в другую деревню получить деньги и купить продукты. Прихожу, они разбили окно, Эдик весь порезался. Кроме того, открыли печку и всю золу разбросали по полу. Я стою и не знаю, за что приниматься: Эдика надо зелёнкой мазать, окно надо чем-то закрывать, дует сильно, золу надо собирать, полы мыть… Так расстроилась, что целый день плакала. Написала письмо Сене, чтобы он нас домой взял. У нас многие уезжают в Москву. Эдик начал говорить, как услышит – кто чего говорит, так повторяет. Юра с Алей очень хулиганистые, никого не слушаются, совсем меня замучили. Сейчас ещё и кашляют сильно, а лечить нечем. Сеня мне не писал месяц, а 15-ого получила письмо, где он пишет, что многие учреждения и жители возвращаются в Москву, а для тебя ещё рановато, надо дождаться тепла, а там видно будет, лишь бы живы все были. Сеня живёт на службе, а в комнате у нас холодно. Рая и мать живут у сестры, иногда и он у них ночует. Осенью Тоню на Смоленской площади во время тревоги сшибла машина. Она пролежала в больнице три дня и умерла. Сени в Москве не было в это время. Костя нам пишет. Вчера прислал 250 рублей. Вот какой заботливый стал. Пишет: ещё вышлю, только живи, не скучай и ребят береги. На счёт волков было так. Ездила я с Эдиком в Долматово, в больницу, у него болело ушко. А когда ехали обратно, было уже темно. На середине дороги моя проводница, девочка лет пятнадцати, вдруг вскричала: «Маруся! Волки!» Я так испугалась, кричу: «Нюра! Что делать?!» Она вдруг повернула сани вправо, и понесло нас по полю. Я только плачу и держу Эдика, а сани так и скачут… Приехали все в снегу, перемёрзли, думала, мы с Эдиком заболеем, но – ничего. До сих пор не могу забыть этого страха, и как только я не потеряла Эдика. Вот уже второй день холодно, а то было тепло, как весной. Здоровье моё – так себе, очень мучают зубы, а лечить негде. Шура, прошу тебя и всех остальных писать мне, не забывать, хоть письма будут радовать, а то здесь и поговорить не с кем. Вот пишу, а глаза застилают слёзы. Сейчас опять, как лягу спать, так плакать… Я, наверное, так и зрение потеряю, глаза проплачу. Особенно вечером так скучно, так всё противно, так бы и убежала пешком в Москву. Скорей бы домой! Ну, ладно, до свидания. Шура, обязательно пиши. Маруся. 23 февраля 1942 года.

8а

     Здравствуйте, дорогие папа, мама и Галя! Шлю сердечный привет и крепко целую. Привет ото всех остальных. Мама, вчера получила твою открытку от 16 марта. Когда же, наконец, у вас будет теплее?! Ведь уже кончился март, уже весна! Скоро ли, наконец, я вернусь к вам?! Письмо Гали от 6 марта мы получили. Она пишет, что все дни похожи один на другой, как две капли воды. Но и у нас дни не очень-то один от другого отличаются. Да и с каждым днём становится всё хуже. Продукты все кончились, а лошадей не дают, заняты все. Берём в столовой первое, а если достанется, то и второе. На базаре – капусту, делаем солянку. Позавчера, правда, на работе смилостивились: выдали 10 килограмм картошки, да полтора литра подсолнечного масла. Коку (тётю Пану) перевели сейчас на другую шахту. Квартиры там сейчас нет, и ей приходится далеко ездить. Сначала надо на поезд вовремя поспеть, да там ещё пешком минут десять. Что до меня, так я сейчас ничего не хочу, как только быть в Москве. Хорошо ли там, плохо – всё равно. Неужели никак нельзя оформить выезд? Может быть, можно как-то похлопотать? Ведь есть же те, которые возвращаются. Говорят, нужно обращаться в экопункт того города, откуда выехал. Если получить оттуда разрешение, можно вернуться. Что мне здесь делать? Люди хоть знают, для чего уезжали, а я полетела, сама не знаю зачем. Не нужно мне ничего, только бы вернуться, пусть будет плохо, пусть будет хуже мне, всё равно… Я хочу быть с вами, уже скоро год, как я уехала. Я вам послала 10 марта заказное письмо, в нём фотокарточка. Получили ли вы её? Мама, вы тоже сфотографируйтесь все и пришлите мне фотокарточку. У Славика был грипп, но сейчас он поправился, опять смеётся, весёленький стал, минуты по три стоит один. Мы все поём: «Ай, дыбок, дыбок, дыбок, скоро Славику годок!» А ведь правда, уже три месяца до года осталось. Как время летит! Лето пронеслось, зима пролетела, скоро опять лето… Мама, хотела уже закончить письмо, а наши говорят, что хлопотать надо не только за меня, а и за всех. Ведь Наркомат в Москве. Нюра написала Мише, чтоб прислал вызов, а он пишет: «Сиди там!» А она не хочет сидеть здесь, а хочет сидеть там, где вы сидите, сейчас везде одинаково тяжело. Поговори с Глазуновой.  Ну, пока до свидания. Крепко целую много-много раз. Остаюсь ваша Шура. 4 апреля 1942 года.

8б

     Галюша! Твоё письмо от 6-ого марта мы получили. Да, в ночь под шестое вы, наверное, здорово перепугались! Или вы уже привыкли? Мы, конечно, этого здесь не видим, но с питанием становится всё хуже. И скучаю я по всем вам и по родному городу! Я сейчас только кончила стирать, белья было много, устала. Уже 11 часов ночи, но я решила всё-таки написать. Думаю завтра сходить в Старый город, оттуда, с главного почтамта, немного быстрее отправляются письма. Видела фильмы «Свинарка и пастух», «Трактористы», «Армейский концерт» (?). Сейчас почаще можно ходить в кино, а скоро можно будет и в театр ходить, стало теплее и темнеет не рано. Мы встаём часов в семь. Кроме Коки, с тех пор, как её перевели, ей приходится вставать раньше. Нюра в полвосьмого уходит на работу. Нина тоже скоро уходит. Я убираюсь в комнате, затапливаю печь, набираю воды, ставлю чайник кипятить. Потом приходит Нина, пьёт чай. Потом я варю Славику кашу. Себе варить не из чего. Убираем посуду и идём с Ниной в столовую, где иногда приходится сидеть часа полтора, ждать, пока сварится. Дают обычно только первое, лапшу, или щи-водичку, заправленные капусткой и огурцами, иногда только второе тоже достаётся. Приходим, обедаем, у Нюры перерыв с часу до двух. Потом я мою посуду. А дальше – когда в город сходишь, когда в гости к знакомым девочкам, когда читаешь. Пока есть что почитать, тётя Клава прислала Нине книги, а вчера ещё дядя Миша прислал. Желаю тебе, Галюша, успехов в сдаче экзаменов, а если ты уже сдашь их, когда получишь письмо, то поздравляю с их окончанием, надеюсь, успешным. Не будь вялой. Хоть ты и пишешь, что стала вялой, а мне кажется, ты всегда плохо раскачивалась, не очень-то бодрой была. Так ведь? Ну, до свидания. Хорошо бы – до скорого. Целую крепко-крепко без конца. Ещё раз желаю успеха. Любящая тебя Шура. 4 апреля 1942 года.

9

     Здравствуй, моя милая Мурочка! Шлю горячий привет и крепко-крепко целую тебя, Юрочку, Аличку и Эдика. Привет вам от всех остальных. Большое спасибо, что ты пишешь мне. Ведь у тебя так мало свободного времени, а ты всё-таки выкраиваешь минутки, чтобы написать. Ты всё скучаешь? Конечно, я понимаю – как тебе тяжело. Но что же сделаешь? Мы тоже очень хотим уехать, но – как? У тебя есть надежда: скоро станет тепло и Сеня, наверное, сумеет тебя выписать. Скорее бы уж это тепло наступало! Теперь уж недолго, месяц-полтора осталось потерпеть. Что это с Костей стало? Одумался, видно. У нас новости в худшую сторону. Коку перевели на другую шахту. Квартиры сейчас там нет. Ей приходится каждый день ездить на поезде, да ещё минут 40 ходьбы. С питанием стало плохо. Первое берём в столовой. Обычно дают щи, если их можно назвать щами. На второе, если достанем на базаре капусту, делаем солянку. Славику молока пока достаём, носит уборщица общежития по пол-литра за 3рубля 50 копеек. Литр – 7 рублей. А больше ничего нет. Хлеба мало. Погода у нас переменная, то холодно, то тепло, но всё-таки уже чувствуется весна, лужи кругом. Я сейчас закончила стирать, устала. 11 часов уже, но решила написать сегодня потому, что завтра думаю сходить в Старый город, посмотреть – может, на базаре чего найду. Там и письма опущу, с почтамта письма быстрее доходят. В Москве у нас всё по-прежнему. Галя написала письмо от 6 марта. Пишет, что возле Колизея упала фугаска. Наш дом здорово качнуло. А папа в это время проезжал мимо на трамвае, видал, как во всех домах вокруг стёкла повылетали. Но больше повреждений не было. Фугаска попала в мостовую. И даже рельсы не повредила. Получила от мамы бандероль. И Нинушка получила бандеролью книги от тёти Клавы и от дяди Миши. Он был в Москве. Славик уже стоять начал, ему уже 9 месяцев. Недавно дня четыре болел, но сейчас опять весёленький. Пиши, Марусенька о себе, о ребятах. Здоровы ли вы, как с питанием? Всё-всё пиши. Ах, если бы можно было не писать, а разговаривать! Ну, ладно, зима прошла, скоро лето! Посылаю тебе свою фотокарточку, напиши, как получишь. Пока до свидания. Целую и обнимаю всех миллион раз. Шура. 4 апреля 1942 года.

Кинотеатр "Колизей" находился на Чистопрудном бульваре. В начале 70-ых кинотеатр был закрыт, реконструирован, а в 1974 году в здание переехал театр "Современник".

10

     Здравствуй, дорогая Шура! Шлём тебе и всем остальным свой горячий привет с наилучшими пожеланиями в вашей жизни и крепко целуем. Шура, вчера получила твоё письмо с карточкой, за что тебе, милая, большое спасибо. Получила письмо как раз, когда у нас было собрание. Всем очень понравилась твоя карточка. Мы пока живём ничего, хотя бывают моменты, что и плохо. Но главное, меня совсем закружили ребята. Бывает, что так с ними расстроишься, что себе не рада. Вот сейчас пишу, а Эдик ревёт: лезет везде, где не надо, вот ему и попало. А старшие стали такие неслушники! Вчера ходила за продуктами. Яиц десяток – 40 рублей, сметана – 20 рублей стакан, картошка – 60 рублей пуд, молоко – 5 рублей, да все хотят на что-нибудь поменять, а у меня ничего нет на мену, а на деньги трудно достать. Пришла домой – о, ужас! Ребята достали все карточки, где были и новые карточки отца. Два вида, вышло замечательно, недавно снялся и прислал нам. Так вот они все карточки зачиркали карандашами! Хорошо хоть, карандаши простые, карточки не испортились, я всё стёрла, а их отлупила. Когда надо уйти, их приходиться оставлять одних, так они обязательно чего-нибудь набедокурят. А не ходить – так сиди голодный. И с собой не возьмешь, они устанут, много надо ходить: то нету, то откажут продать на деньги, то пошлют к кому-нибудь, кто продаст, а далеко. Костя стал часто нам писать и просит, чтобы и я ему почаще писала. Пишет, что любит нас, как и брата, что не оставит, если с Сеней что случится. Будем надеется, что ничего с Сеней не случится. К маю обещали прислать нам посылки. Сеня написал, что кое-что уже приготовил, будем ждать. Шура, передай Нине: совсем она меня и ребят забыла, ничего не пишет, скажи, что я обижаюсь. Эдик много говорит, уже даже фразами, и очень понятно. «Мама, открой двей (дверь)! Мама, Эдя съел! Мама, бобо!» А как всё понимает! Если я чуть расплачусь, он подходит ко мне, протягивает ручонки, выпячивает губки, за шею обнимет, и давай целовать. Курице кричит: «кура!», петуху – «петя!», и знает, как петух поёт. А за ребят я переживаю, они до сип пор не говорят, как следует. И к врачам некуда сходить. За 20 километров есть больница, да нужного врача там, говорят, тоже нет. Сеня прислал нам бандеролью книжки, и Рая присылает то книжки, то цветные карточки ребятам, но они как-то без особого интереса к ним. Рая мне не пишет ничего. Вот гордая! А я тоже ей ничего не пишу. Вот Эдик подошёл с игрушкой, говорит: «Мама, коза-а-а, бе-бе!» Погода у нас плохая, до сих пор идёт снег, да не тает. У нас прохладно, печка плохо топится, дымит, а печника нигде нет, здесь мужчин всех забрали. Прямо беда! Скорей бы тепло! Нам сказали, что дадут землю, чтоб мы посадили себе овощи, а как я буду этим заниматься, сама не знаю. С кем оставить ребят, чтобы работать в огороде? Прямо голову потеряла. Шура, пишет ли вам тётя Наташа? Я что-то давно от неё ничего не получала. Ну, пока всё. Передавай всем привет и скажи, чтобы писали мне. Буду ждать писем. Всех целую. Маруся. 18 апреля 1942 года.

11

     Дорогие папа, мама и Галя! Поздравляю вас с праздником 1-ого мая, крепко целую и желаю всего наилучшего. Как ни велико было моё, ваше и всех наших родных желание встретить праздник всем вместе, всё же его не удалось осуществить. Что же делать? Приходится надеяться на скорую кончину несчастий и мириться с невзгодами. Живём всё так же. 1 мая ждём с нетерпением потому, что с ним придёт тепло и будет сухо. А сейчас, вот уже больше месяца стоит грязь. День-два постоит хорошая погода, а потом опять ветер, дождь, опять всё развезёт. С питанием так же плохо, но ведь и везде не лучше. Получили письмо от Маруси, ей нечем кормить ребят, хлеба выдают шесть килограмм на человека в месяц, только картошка есть. Ну вот, одну зиму здесь прожили, но и вторую чтоб здесь прожить… я и в мыслях не держу! Скорей бы вернуться! Видела «Разгром немецких войск под Москвой». Хоть в кино Москву посмотрела! Ну, всего хорошего! Целую без конца. Ваша Аля. 20 апреля 1942 года.

12

     Здравствуйте, дорогие Мурочка, Аличка, Юрочка и Эдик! Мы все шлём вам привет и крепко всех целуем. Поздравляем вас с наступающим праздником 1-ого мая. Как ни велико было наше желание встретить праздник всем вместе, всё же его не удалось осуществить. Не весело нам встречать праздник в этой засранной Караганде, извини за грубость. Но ведь действительно, Караганда такая грязная! На каждом шагу навозные кучи. А сейчас особенно, всё тает, грязищи по колено. Дня два постоит хорошая погода, подсохнет, а потом опять дожди, снова всё развезёт. С питанием плохо, на рынке купить нечего. Если чего появляется – с боем ухватишь чего попало. Свёкла – 3 рубля штука, капуста – 5 рублей несколько листочков, хлеба не хватает. Я тебе писала, что Коку перевели на другую шахту, ей приходится далеко ездить, а в связи с переводом ей теперь выдают хлеба 400 грамм, вместо 800 грамм. Славику молока теперь доставать негде, манка кончается. Получаем на него 200 грамм манной каши и 200 грамм компоту. Ты, Марусенька, прислала нам очень хороший рецепт нового блюда, большое спасибо за него. Но, к сожалению, мы можем только мечтать приготовить блюдо по этому рецепту. Если бы у нас было хоть немного картошки, мы с удовольствием поели бы её просто в мундире. Вот уже с января месяца мы картошки не видали. На рынке картошка иногда бывает, но за деньги её не продают. Спрашиваешь – почём? Отвечают: махорка, табак, мыло! У нас, конечно, ничего этого нет. Видишь, милая Марусенька, как мы живём!? Теперь я ещё хочу посоветоваться с тобой вот о чём. У нас в общежитии к одному жильцу приехала жена из колхоза, и говорит, что в колхозах с питанием дело обстоит гораздо лучше. Вот мы решили разузнать, как обстоит дело в вашем колхозе. Что можно купить, какие цены на продукты, как с жильём, нужно ли разрешение на въезд. В общем, если можно у вас прилично устроиться, с наступлением тепла мы, бабушка, Нинушка, Славик и я, могли бы приехать в ваш колхоз. Как ты думаешь? Ведь и тебе легче было бы, и нам не хуже. Если, конечно, это можно было бы устроить. Мы все пытались попасть в Москву, писали нашим, чтоб вызвали, но туда, ты сама знаешь, попасть почти невозможно. Да притом, Миша всё время пишет Нюре, что ей там делать нечего, сам он дома не живёт, всё время на службе. Тут даже телеграмму прислал: «Домой не приезжай». Я писала своим, чтоб меня вызвали, но на это письмо ответа ещё не получила. А раньше получила письмо от мамы, что в Москве очень плохо с питанием, всё очень дорого, холодно, топить нечем и до сих пор стоят морозы. Ничего нельзя делать, руки и ноги зябнут, сидят одетые. Две недели у них в доме совсем не было света. Она ездила в Раменки, привезла 30 килограмм картошки на обмен, шла пешком двенадцать километров. Как потеплеет, хочет поехать в Гришино, но не знаю, удастся ли ей, так как проехать без пропуска трудно. Алексей и Лёля дома не живут потому, что у них совсем не топят. Их пустила к себе Лёлина подруга. Сеня прислал нам письмо, пишет, что живёт хорошо, но не дома, а на работе. Вчера получили письмо из Иркутской области от тёти Лиды, там тоже плохо. Когда она туда приехала, было хорошо, а теперь там тоже ничего нет. Она жалеет, что уехала, и очень хотела бы вернуться во Владимир. Она уехала, надеясь на лучшие условия, а вышло наоборот. Шура работает учительницей в школе, Маня в Черемхове пионервожатой, Валя учится в 10-ом классе. У Миши ещё сын народился. При первой возможности хотят уехать. Когда же будет эта первая возможность для них и для всех?! Ну, пока до свидания. Крепко целую и желаю всего наилучшего. Шура. 20 апреля 1942 года.

13

     Здравствуй, дорогая дочка Шурочка! Папа, Галя и я шлём тебе свой привет и крепко целуем. Передавай привет всем: маме, Пане, Нине, Нюре и Славику. Шура, прости, что долго не писала. У нас всё ещё холодно. Сегодня 7 мая, а ночью был мороз, утром лужи были замёрзшие, вчера был дождь со снегом, а вечером даже снег не таял. Правда, с неделю было тепло, мы, было, обрадовались, а теперь опять надели зимние пальто. Может, разогреется, сейчас солнышко сияет, хорошо. Твоё письмо от 17 апреля, телеграмму и открытку от 20 апреля, Панину открытку, всё получили. Ты пишешь, что с питанием плохо. У нас тоже. На карточки всего очень мало, а на рынке ни к чему не подступишься, стало ещё дороже. Молоко – 50 рублей литр, десяток яиц – 150 рублей, морковь – 70 рублей килограмм, кислая капуста – 80 рублей, картофель – 60-70, редька – 50, мясо – 220. Можно было бы съездить в Гришино, чего-нибудь привезти, но проезда нет, только по специальным пропускам. А у меня всё вышло, что было, и теперь не знаю – из чего варить. Варю пока с грибами. Получила килограмм лапши, да осталось раза на три риса, а потом – не знаю, что будем делать. Ты пишешь, что соскучилась. Мы тоже, конечно, но как тебя вызвать, не знаю. К коменданту едва ли дадут пропуск. Вызывают только с работы. А у тебя даже справки эвакуационной не было. Шура, что ты не напишешь никогда – как чувствует себя бабушка. Передай ей, что у меня недавно была тётя Саша. В прошлом году, 10 июня, они схоронили дядю Федю. Она сейчас живёт у Зины, здесь, в Москве. От Лиды получила письмо. Там тоже плохо стало, она жалеет, что поехала. Вчера послала тебе 200 рублей, сообщи, когда получишь. Ну, пока до свидания. Целую. Мама. 7 мая 1942 года.