(Начало здесь) Своего отношения к Эмилии Праховой Михаил Врубель не скрывал. И потому вовсе не удивился, когда однажды ее муж, зайдя в Кирилловский храм и увидев, что со всех сторон на него смотрят глаза его собственной жены, вежливо предупредил молодого человека, что это компрометирует его жену, а кроме того, в православной иконописи существуют определенные каноны, исключающие подобное сходство с конкретным лицом.
Отстранение молодого художника от реставрации Кирилловского храма было сделано вполне изящно: Михаилу Врубелю оплатили поездку в Венецию под предлогом знакомства с техникой мозаики, необходимой для реализации проекта убранства строящегося Владимирского собора.
Венеция обогатила технику и колорит Врубеля, привнеся в нее особенности живописи Ренессанса. Под ее впечатлением Врубель написал четыре образа для иконостаса Кирилловского монастыря: святых отцов церкви Кирилла и Афанасия Александрийских, в честь которых и была построена обитель, а также иконы «Богоматерь с Младенцем» и «Спаситель».
У святых отцов Кирилла и Афанасия взгляд грозный, выполненный вполне в духе византийской иконографии, а лики Спасителя и Богоматери, по контрасту, кроткие и теплые - в духе древнерусской иконописи. В кирилловских росписях художнику во многом пришлось преодолевать свои академические навыки, приобщаясь к древнерусской традиции, и потому в них еще присутствует конфликт стилей.
Но уже в эскизах для Владимирского собора ситуация поменялась: произошла переработка и трансформация в едином оригинальном стиле трех разновременных техник: академической, иконописной и ренессансной. Художник наконец-то нашел стиль, созвучный новому времени и новой эпохе, сохранив при этом всё лучшее из прошлого.
На эскизах следует остановиться подробней, т.к. с них начинается новый Врубель. Встреча с древнерусской живописью и византийской мозаикой помогла ему понять символику цвета, света, найти свой колорит: сумеречные густые тона со сдвигом к холодным.
Изучение старинной византийской мозаики в Киеве, а потом - в Венеции, укрепило его в технике, привитой ему еще в Академии П.П.Чистяковым. Суть ее сводилась к расщеплению материала на отдельные мелкие атомы с их последующей огранкой, что создавало эффект разрушения формы и нейтрализации разнообразия материалов.
Кроме того, художник понял, что сияние фона византийской мозаики происходит не от внешнего источника, а от света, отражаемого поверхностью самой мозаики. Цвет в этом случае являлся всего лишь окрашенным светом и Михаил Врубель научился использовать этот эффект в своей живописи, превращая лист в светоотражающий экран.
Таким образом, в своих кристалллоподобных полотнах он соединил в единое целое цвет, свет, предмет, пространство и материал. Работа в храмах научила его и пониманию глубокого символизма древнерусской иконописи, в которой всё символично, начиная от цвета и света, и кончая конкретным сюжетом.
Икона – это место встречи двух миров и двух языков – земного и небесного и это - не предмет эстетического наслаждения, а символическая структура, которую надо уметь читать. И это тоже было взято художником на вооружение. Картины Врубеля потому и сложны для понимания, что они указывают различными символами и знаками на иную, невидимую глазу, реальность.
Так в изображении Пятидесятницы Михаила Врубеля присутствует не только сюжет, имевший реальное место в истории апостолов, но и то, как он изображен. Всё пространство здесь разделено на низ, середину и верх, что олицетворяет, соответственно, ад, земной мир и небесный. И совершенно не случайно Космос, который находится в аду, изображен художником гораздо крупнее обычного.
Это он, владыка Вселенной, противостоит Святому Духу и является прообразом Демона. Он низвергнут в ад, но также готов принять Святой Дух, на что указывают его открытые ладони. Эскизы к Владимирскому собору - синтез находок: символики, цвета, света, пространства, времени, воплотившиеся в таких шедеврах, как варианты «Надгробного плача», «Воскресения» и "Ангела с кадилом и свечой", подводящих итог киевским размышлениям и поискам.
Когда командировка закончилась, и художник вернулся в Киев, о возобновлении заказов на работу в монастыре и, как было обещано, на участие в росписях Владимирского собора, речь уже не шла. Михаил Врубель еще какое-то время боролся, показывая свои эскизы комиссии по строительству собора, но вердикт был однозначным и окончательным: эскизы не соответствуют православным канонам.
Правда, в 1887 году его все-таки решили использовать на мелких работах, но эскизы так и остались только на бумаге. Трагическое по мироощущению и сложное по структуре творчество Михаила Врубеля оказалось созвучным нарождающемуся искусству модерна, авангарда, экспрессионизма и символизма,
но, осложненное разными техниками, многозначностью и символизмом оно не воспринималось современниками. Его картины называли то бездарной мазнёй, то мерзостью и редко кто – дивной симфонией гения. Только новое поколение художников (Петров-Водкин, Борисов-Мусатов и др.) отнеслось к поискам Врубеля с пониманием. Настоящая слава к художнику пришла после смерти.
Так тихо-долго шла жизнь на убыль
В душе, исканьем обворованной...
Так странно-тихо растаял Врубель,
Так безнадежно очарованный...Ему фиалки струили дымки
Лица, трагически безликого...
Душа впитала все невидимки,
Дрожа в преддверии великого...Но дерзновенье слепило кисти,
А кисть дразнила дерзновенное...
Он тихо таял,- он золотистей
Пылал душою вдохновенною...Цветов побольше на крышку гроба:
В гробу - венчанье!.. Отныне оба -
Мечта и кисть - в немой гармонии,
Как лейтмотив больной симфонии.
(Игорь-Северянин. Врубелю. Апрель 1910)
Отставленный от дома Прахова и от работы, Михаил Врубель пытался найти хоть какие-то источники заработка: учительствовал, репетиторствовал, делал случайные заказы, но все это было нелегально, т.к. никаких договоров с ним никто подписывать не хотел. И когда в 1886 году к сыну приехал отец, он удивился нищете, в которой жил его Миша.
Уехал отец расстроенным. Потом, вернувшись в Казань, сильно заболел и слёг. Михаила вызвали телеграммой, но дома его всё раздражало. Порадовали только подарки - теплые вещи и деньги на обратную дорогу. Но денег хватило только до Москвы. Так, случайно попав в Москву, в которой и не думал оставаться, Михаил Врубель остался здесь навсегда.
Московский период для Михаила Александровича стал закреплением и расширением уже найденных в Киеве идей, техник, приемов и тем, но, в отличие от Киева, где его считали неудачником и отщепенцем, Москва приняла художника, хоть и не сразу. Помог случай.
Сначала он встретил на улице давнего приятеля Константина Коровина, у которого и поселился, а потом судьба свела его с магнатом Саввой Мамонтовым, обеспечившим ему жилье и питание. Савва Иванович не был в восторге от живописи Михаила Врубеля, но интуитивно чувствовал, что это гениально.
(Продолжение здесь)
Это интересно
+1
|
|||
Последние откомментированные темы: