Блюсти царскую тайну хорошо, а открывать и проповѣдывать дѣла Божіи славно (Тов. 12, 7), — такъ сказалъ архангелъ Рафаилъ Товиту, когда совершилось дивное исцѣленіе его слѣпоты. Дѣйствительно, не хранить царской тайны страшно и гибельно, а умалчивать о преславныхъ дѣлахъ Божіихъ — большая потеря для души. И я, — говоритъ святый Софроній [1], написавшій житіе преподобной Маріи Египетской, — боюсь молчаніемъ утаить Божественныя дѣла и, вспоминая о грозящемъ несчастіи рабу (Матѳ. 29, 18. 25), закопавшему въ землю данный отъ Бога талантъ, не могу не разсказать святой повѣсти, дошедшей до меня. И да никто не подумаетъ — продолжаетъ святый Софроній, — что я осмѣлился писать неправду, когда у кого явится сомнѣніе въ этомъ дивномъ событіи: не подобаетъ мнѣ лгать на святое. Если же найдутся такіе люди, которые, прочитавъ это писаніе и пораженные преславнымъ событіемъ, не повѣрятъ, то къ нимъ да будетъ милостивъ Господь, потому что они, размышляя о немощи человѣческаго естества, считаютъ невозможными тѣ чудесныя дѣла, которыя совершаются со святыми людьми. Однако надо уже начать разсказъ о славномъ событіи, происшедшемъ въ нашемъ родѣ.

Въ одномъ изъ Палестинскихъ монастырей жилъ старецъ, украшенный благочестіемъ жизни и разумностью рѣчи, и съ ранней юности доблестно подвизавшійся въ иноческомъ подвигѣ. Имя старцу было Зосима. — (Пусть никто не думаетъ, что это Зосима еретикъ, хотя у нихъ и одно имя: одинъ заслужилъ худую славу и былъ чуждъ Церкви, другой — праведный и былъ прославленъ). Зосима прошелъ всѣ степени постническихъ подвиговъ и соблюдалъ всѣ правила, преподанныя величайшими иноками. Исполняя все это, онъ никогда не переставалъ поучаться Божественными словами: и ложась, и вставая, и за работой, и вкушая пищу (если только можно назвать пищей то, что онъ вкушалъ въ очень маломъ количествѣ), онъ неумолчно и постоянно исполнялъ одно дѣло, — онъ пѣлъ Божественныя пѣснопѣнія и искалъ поученій въ Божественныхъ книгахъ. Еще въ младенчествѣ онъ былъ отданъ въ монастырь, гдѣ доблестно подвизался въ постничествѣ до 53-хъ лѣтъ. Но потомъ его стала смущать мысль, что онъ достигъ полнаго совершенства и болѣе не нуждается ни въ какихъ наставленіяхъ.

— «Есть ли, — думалъ онъ, — на землѣ инокъ, могущій меня наставить и показать примѣръ такого постничества, какого я еще не прошелъ? Найдется ли въ пустынѣ человѣкъ, превзошедшій меня?»

Когда старецъ такъ размышлялъ, ему явился ангелъ и сказалъ:

— «Зосима! Ты усердно подвизался, насколько это въ силахъ человѣка, и доблестно прошелъ постническій подвигъ. Однако нѣтъ человѣка, который бы могъ сказать о себѣ, что онъ достигъ совершенства. Есть подвиги, невѣдомые тебѣ, и труднѣе пройденныхъ тобою. Чтобы познать, сколько иныхъ путей ведутъ ко спасенію, покинь страну свою, какъ славнѣйшій изъ патріарховъ Авраамъ (Быт. 12, 1), и иди въ монастырь, лежащій при рѣкѣ Іорданѣ».

Слѣдуя такому наставленію, Зосима вышелъ изъ монастыря, въ которомъ подвизался съ младенчества, отправился къ Іордану и достигъ того монастыря, куда его направилъ голосъ Божій.

Толкнувъ рукою монастырскія врата, Зосима нашелъ инока-привратника, и сказалъ ему про себя. Тотъ извѣстилъ игумена, который приказалъ позвать пришедшаго старца къ себѣ. Зосима пришелъ къ игумену и исполнилъ обычный иноческій поклонъ и молитву.

— «Откуда ты, братъ, — спросилъ его игуменъ, — и для чего пришелъ къ намъ, нищимъ старцамъ?»

Зосима отвѣчалъ:

— «Откуда я пришелъ, объ этомъ нѣтъ нужды говорить; пришелъ же я, отецъ, ища себѣ душевной пользы, такъ какъ слышалъ о васъ много великаго и достохвальнаго, могущаго привести душу къ Богу».

— «Братъ, — сказалъ ему на это игуменъ, — одинъ Богъ можетъ исцѣлить немощи душевныя; да наставитъ Онъ и тебя и насъ путямъ Своимъ на пользу души, а человѣкъ исправлять человѣка не можетъ, если онъ постоянно не вникаетъ въ себя и неусыпно, съ Божіею помощью, не совершаетъ подвиговъ. Но такъ какъ любовь Христова побудила тебя посѣтить насъ, убогихъ старцевъ, то оставайся съ нами, если для этого пришелъ. Пастырь добрый, отдавшій душу Свою для нашего спасенія, да ниспошлетъ на всѣхъ насъ благодать Святаго Духа».

Послѣ такихъ словъ, Зосима поклонился игумену, просилъ его молитвъ и благословенія и остался въ монастырѣ. Здѣсь онъ видѣлъ старцевъ, сіявшихъ добрыми дѣлами и благочестіемъ, съ пламеннымъ сердцемъ служившихъ Господу непрестаннымъ пѣніемъ, всенощной молитвой, постояннымъ трудомъ. На устахъ ихъ всегда были псалмы, никогда не слышно было празднаго слова, ничего не знали они о пріобрѣтеніи временныхъ благъ и о житейскихъ заботахъ. Одно у нихъ было постоянное стремленіе, это — умертвить свою плоть. Главная и постоянная пища ихъ была слово Божіе, а тѣло они питали хлѣбомъ и водою, насколько каждому позволяла любовь къ Богу. Видя это, Зосима поучался и готовился къ предстоящему подвигу.

Прошло много времени, наступили дни святаго великаго поста, монастырскія ворота были заперты и открывались только въ томъ случаѣ, если кого посылали по дѣламъ монастыря. Пустынная была та мѣстность; міряне не только не приходили, но даже не знали объ этой обители.

Былъ въ монастырѣ томъ обычай, ради коего Богъ привелъ туда Зосиму. Въ первую недѣлю Великаго поста за литургіей всѣ причащались Пречистаго Тѣла и Крови Господней и вкушали немного постной пищи; потомъ всѣ собирались въ церкви, и послѣ прилежной, колѣнопреклоненной молитвы старцы прощались другъ съ другомъ; и каждый съ поклономъ просилъ у игумена благословенія на предлежащій подвигъ путешествующимъ. Послѣ этого открывались монастырскія ворота, и съ пѣніемъ псалма Господь просвѣщеніе мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь защититель живота моего, отъ кого устрашуся? (Псал. 26, 1), — иноки выходили въ пустыню и переходили черезъ рѣку Іорданъ. Въ монастырѣ оставались только одинъ или двое старцевъ, не для охраны имущества — украсть тамъ было нечего, — но чтобы не оставить церковь безъ богослуженія. Каждый бралъ съ собою немного пищи, сколько могъ и хотѣлъ по своимъ тѣлеснымъ потребностямъ: одинъ немного хлѣба, другой — смоквы, кто — финики или моченую въ водѣ пшеницу. Нѣкоторые ничего съ собой не брали, кромѣ рубища на своемъ тѣлѣ, и питались, когда принуждалъ ихъ къ тому голодъ, растущими въ пустынѣ травами.

Перешедши черезъ Іорданъ, всѣ расходились далеко въ разныя стороны и не знали другъ о другѣ, какъ кто постится и подвизается. Если кто видѣлъ, что другой идетъ къ нему на встрѣчу, то уходилъ въ другую сторону и продолжалъ свою жизнь въ одиночествѣ въ постоянной молитвѣ, вкушая въ опредѣленное время очень мало пищи. Такъ иноки проводили весь Великій постъ и возвращались въ монастырь за недѣлю до Воскресенія Христова, когда церковь съ ваіями [2] торжественно празднуетъ праздникъ Ваій. Придя въ монастырь, никто изъ братій не спрашивалъ другъ друга, какъ онъ провелъ время въ пустынѣ и чѣмъ занимался, имѣя свидѣтелемъ одну только свою совѣсть. Таковъ былъ монастырскій уставъ при-Іорданскаго монастыря.

Зосима, по обычаю того монастыря, также перешелъ черезъ Іорданъ, взявъ съ собой ради немощи тѣлесной немного пищи и ту одежду, которую носилъ постоянно. Блуждая по пустынѣ, онъ совершалъ свой молитвенный подвигъ и по-возможности воздерживался отъ пищи. Спалъ онъ мало; гдѣ застанетъ его ночь, тамъ уснетъ немного, сидя на землѣ, а рано утромъ пробуждается и продолжаетъ свой подвигъ. Ему все больше и больше хотѣлось пройти вглубь пустыни и тамъ найти одного изъ подвижниковъ, который могъ бы его наставить.

Послѣ двадцати дней пути, онъ однажды пріостановился и, обратившись на востокъ, сталъ пѣть шестой часъ [3], исполняя обычныя молитвы: во время своего подвига онъ, пріостанавливаясь, пѣлъ каждый часъ и молился. Когда онъ такъ пѣлъ, то увидалъ съ правой стороны какъ будто тѣнь человѣческаго тѣла. Испугавшись и думая, что это бѣсовское навожденіе, онъ сталъ креститься. Когда страхъ прошелъ, и молитва была окончена, онъ обернулся къ югу и увидѣлъ человѣка нагого, опаленнаго до черна солнцемъ, съ бѣлыми, какъ шерсть волосами, спускавшимися только до шеи. Зосима побѣжалъ въ ту сторону съ большою радостью: въ послѣдніе дни онъ не видалъ не только человѣка, но и животнаго. Когда этотъ человѣкъ издали увидалъ, что Зосима приближается къ нему, то поспѣшно побѣжалъ вглубь пустыни. Но Зосима какъ будто забылъ и свою старость, и утомленіе отъ пути и бросился догонять бѣглеца. Тотъ поспѣшно удалялся, но Зосима бѣжалъ быстрѣе и когда нагналъ его настолько, что можно имъ было услышать другъ друга, то возопилъ со слезами:

— «Зачѣмъ ты, рабъ Бога Истиннаго, ради Коего поселился въ пустынѣ, убѣгаешь отъ меня грѣшнаго старца? Подожди меня, недостойнаго и немощнаго, надежды ради воздаянія за твой подвигъ! Остановись, помолись за меня и ради Господа Бога, Который никѣмъ не гнушается, преподай мнѣ благословеніе».

Такъ восклицалъ Зосима со слезами. Между тѣмъ они достигли ложбины, какъ-бы русла высохшей рѣки. Бѣглецъ устремился на другую сторону, а Зосима, утомленный и не имѣвшій силъ бѣжать дальше, усилилъ слезныя мольбы свои, и остановился. Тогда бѣжавшій отъ Зосимы наконецъ остановился и сказалъ такъ:

— «Авва [4] Зосима! прости меня ради Бога, что не могу предстать передъ тобой: женщина я, какъ видишь, нагая, ничѣмъ не прикрытая въ своей наготѣ. Но если ты хочешь преподать мнѣ, грѣшной, свою молитву и благословеніе, то брось мнѣ что-нибудь изъ своей одежды прикрыться, и тогда я обращусь къ тебѣ за молитвой».

Страхъ и ужасъ объялъ Зосиму, когда онъ услышалъ свое имя изъ устъ той, которая никогда его не видала и о немъ ничего не слыхала.

— «Если-бы она не была прозорливой, — подумалъ онъ, — то не назвала бы меня по имени».

Быстро исполнилъ онъ ея желаніе, снялъ съ себя ветхую, разорванную одежду и, отворотившись, бросилъ ей. Взявъ одежду, она препоясалась и, насколько было возможно, прикрыла свою наготу. Потомъ она обратилась къ Зосимѣ съ такими словами:

— «Зачѣмъ ты, авва Зосима, пожелалъ увидѣть меня, грѣшную жену? Хочешь что-либо услышать или научиться отъ меня и потому не полѣнился на трудный путь?»

Но Зосима бросился на землю и просилъ у нея благословенія. Она также склонилась на землю, и такъ оба лежали, прося другъ у друга благословенія; слышно было только одно слово: «благослови!» Послѣ долгаго времени она сказала старцу:

— «Авва Зосима! Ты долженъ благословить и сотворить молитву, потому что ты облеченъ саномъ іерея и уже много лѣтъ предстоишь святому алтарю, совершая Божественныя таинства».

Эти слова повергли старца еще въ бóльшій страхъ. Обливаясь слезами, онъ сказалъ ей, съ трудомъ переводя дыханіе отъ трепета:

— «О духовная матерь! Ты приблизилась къ Богу, умертвивъ тѣлесныя немощи. Божій даръ на тебѣ проявляется бóльше, чѣмъ на другихъ: ты никогда не видала меня, но называешь меня по имени и знаешь мой санъ іерея. Посему лучше ты меня благослови ради Бога и преподай свою святую молитву».

Тронутая настойчивостью старца, она благословила его съ такими словами:

— «Благословенъ Богъ, хотящій спасенія душамъ человѣческимъ!»

Зосима отвѣтствовалъ: «аминь», и оба поднялись съ земли. Тогда она спросила старца:

— «Человѣкъ Божій! Зачѣмъ ты пожелалъ посѣтить меня нагую, не украшенную никакими добродѣтелями? Но благодать Святаго Духа привела тебя, чтобы, когда нужно, сообщить мнѣ и о земной жизни. Скажи же мнѣ, отецъ, какъ теперь живутъ христіане, царь и святыя церкви?»

— «Вашими святыми молитвами, — отвѣчалъ Зосима, — Богъ даровалъ церкви прочный миръ [5]. Но склонись къ мольбамъ недостойнаго старца и помолись Господу за весь міръ и за меня грѣшнаго, чтобы мое скитаніе по пустынѣ не прошло безплоднымъ».

— «Скорѣе тебѣ, авва Зосима, — сказала она, — какъ имѣющему священный санъ, подобаегь помолиться за меня и за всѣхъ; ибо ты къ сему и предназначенъ. Но изъ долга послушанія я исполню твою волю».

Съ этими словами она обратилась на востокъ; возведши очи кверху и поднявъ руки, она начала молиться, но такъ тихо, что Зосима не слышалъ и не понималъ словъ молитвы. Въ трепетѣ, молча стоялъ онъ, поникнувъ головой. «Призываю Бога во свидѣтели, — разсказывалъ онъ, — что черезъ нѣкоторое время я приподнялъ глаза и увидалъ ее поднявшеюся на локоть [6] отъ земли; такъ она стояла на воздухѣ и молилась». Увидѣвъ это, Зосима затрепеталъ отъ страха, со слезами повергнулся на землю и только произносилъ:

— «Господи, помилуй!»

Но тутъ его смутила мысль, не духъ ли это и не привидѣніе ли, какъ-бы молящееся Богу. Но святая, поднявъ старца съ земли, сказала:

— «Зачѣмъ, Зосима, тебя смущаетъ мысль о привидѣніи, зачѣмъ думаешь, что я духъ, совершающій молитву? Умоляю тебя, блаженный отецъ, увѣрься, что я жена грѣшница, очищенная только святымъ крещеніемъ; нѣтъ, я не духъ, а земля, прахъ и пепелъ, я плоть, не помышляющая быть духомъ».

Съ этими словами она осѣнила крестнымъ знаменіемъ свое чело, очи, уста, грудь и продолжала:

— «Да избавитъ насъ Богъ отъ лукаваго и отъ сѣтей его, потому что велика брань [7] его на насъ».

Слыша такія слова, старецъ припалъ къ ногамъ ея и со слезами воскликнулъ:

— «Именемъ Господа нашего Іисуса Христа, Бога истиннаго, рожденнаго отъ Дѣвы, ради Коего ты, нагая, такъ умертвила свою плоть, заклинаю тебя, не скрывай отъ меня, но все разскажи о твоей жизни, и я прославлю величіе Божіе. Ради Бога, скажи все, — и не для похвальбы, а чтобы дать наставленіе мнѣ грѣшному и недостойному. Я вѣрю въ Бога моего, для Коего ты живешь, что я направился въ эту пустыню именно для того, чтобы Богъ прославилъ твои дѣла: путямъ Божіимъ мы не въ силахъ противостоять. Если бы Богу не было угодно, чтобы ты и твои подвиги сдѣлались извѣстны, Онъ не открылъ бы тебя мнѣ и меня не укрѣпилъ бы на такой далекій путь по пустынѣ».

Много убѣждалъ Зосима ее и другими словами, а она, поднявъ его, сказала:

— «Прости меня, святый отецъ, я стыжусь разсказать о позорной жизни моей. Но ты видѣлъ мое нагое тѣло, такъ я обнажу и душу мою, и ты узнаешь, сколько въ ней стыда и позора. Я откроюсь тебѣ, не хвалясь, какъ ты говорилъ: о чемъ хвалиться мнѣ, избранному сосуду дьявольскому! Но если начну разсказъ о своей жизни, ты убѣжишь отъ меня, какъ отъ змѣи; твой слухъ не выдержитъ повѣсти о моемъ безпутствѣ. Однако я разскажу, ничего не умолчавъ; только прошу тебя, когда узнаешь жизнь мою, не забывай молиться за меня, чтобы мнѣ получить какую-либо милость въ день судный».

Старецъ съ неудержимыми слезами просилъ ее повѣдать о своей жизни, и она такъ начала разсказывать о себѣ:

— «Я, святый отецъ, родилась въ Египтѣ, но будучи 12-ти лѣтъ отъ роду, когда были живы еще мои родители, я отвергла ихъ любовь и отправилась въ Александрію[8]. Какъ я потеряла свою дѣвическую чистоту и стала неудержимо, ненасытно предаваться любодѣянію, — объ этомъ безъ стыда я не могу даже помыслить, не только пространно разсказывать; скажу только кратко, чтобы ты узналъ о неудержимой моей похоти. Семнадцать лѣтъ, и даже больше, я совершала блудъ со всѣми, не ради подарка или платы, такъ какъ ничего ни отъ кого я не хотѣла брать, но я такъ разсудила, что даромъ больше будутъ приходить ко мнѣ и удовлетворять мою похоть. Не думай, что я была богата и оттого не брала, — нѣтъ, я жила въ нищетѣ, часто голодная пряла охлопья, но всегда была одержима желаніемъ еще болѣе погрязнуть въ тинѣ блуда: я видѣла жизнь въ постоянномъ безчестіи. Однажды, во время жатвы, я увидѣла, что много мужей — и Египтянъ, и Ливійцевъ [9] идутъ къ морю. Я спросила одного встрѣчнаго, куда спѣшатъ эти люди? Тотъ отвѣтилъ, что они идутъ въ Іерусалимъ на предстоящій въ скоромъ времени праздникъ Воздвиженія Честнаго и Животворящаго Креста. На мой вопросъ, возьмутъ ли они и меня съ собой, онъ сказалъ, что если у меня есть деньги и пища, то никто не будетъ препятствовать. Я сказала ему: «Нѣтъ, братъ, у меня ни денегъ, ни пищи, но все-таки я пойду и сяду съ ними въ одинъ корабль, а они меня пропитаютъ: я отдамъ имъ свое тѣло за плату. — Я хотѣла пойти для того, чтобы, — прости меня, мой отецъ, — около меня было много людей, готовыхъ къ похоти. Говорила тебѣ я, отецъ Зосима, чтобы ты не принуждалъ меня разсказывать про мой позоръ. Богъ свидѣтель, я боюсь, что своими словами я оскверняю самый воздухъ».

Орошая землю слезами, Зосима воскликнулъ:

— «Говори, мать моя, говори! Продолжай свою поучительную повѣсть!»

— «Встрѣтившійся юноша, — продолжала она, — услышавъ мою безстыдную рѣчь, засмѣялся и отошелъ прочь. А я, бросивъ случившуюся при мнѣ пряслицу, поспѣшила къ морю. Оглядѣвъ путешественниковъ, я замѣтила среди нихъ человѣкъ десять или больше, стоявшихъ на берегу; они были молоды и, казалось, подходили къ моему вожделѣнію. Другіе уже вошли въ корабль. Безстыдно, по обыкновенію, я подбѣжала къ стоявшимъ и сказала: «возьмите и меня съ собою, я вамъ буду угождать». Они засмѣялись на эти и подобныя слова, и видя мое безстыдство, взяли съ собой на корабль, и мы отплыли. Какъ тебѣ, человѣкъ Божій, сказать, что было дальше? Какой языкъ, какой слухъ вынесетъ разсказъ о позорныхъ дѣлахъ, совершенныхъ мною на кораблѣ во время пути: я увлекала на грѣхъ даже противъ воли, и не было постыдныхъ дѣлъ, какимъ бы я не научала. Повѣрь, отецъ, я ужасаюсь, какъ море перенесло такой развратъ, какъ не разверзлась земля и не погрузила меня живою въ адъ послѣ совращенія столь многихъ людей! Но я думаю, что Богъ ожидалъ моего покаянія, не желая смерти грѣшника, но съ долготерпѣніемъ ожидая обращенія.

Съ такими чувствами прибыла я въ Іерусалимъ и всѣ дни до праздника поступала по прежнему, и даже хуже. Я не только не довольствовалась юношами, бывшими со мной на кораблѣ, но еще собирала на блудъ мѣстныхъ жителей и странниковъ. Наконецъ, наступилъ праздникъ Воздвиженія Честнаго Креста, и я какъ и прежде, пошла совращать юношей. Увидѣвъ, что рано утромъ всѣ, одинъ за другимъ, идутъ въ церковь, отправилась и я, вошла со всѣми въ притворъ и, когда наступилъ часъ святаго Воздвиженія Честнаго Креста Господня, попыталась съ народомъ проникнуть въ церковь. Какъ я ни старалась протѣсниться, но народъ меня отстранялъ. Наконецъ, съ большимъ трудомъ приблизилась къ дверямъ церкви и я, окаянная. Но всѣ невозбранно входили въ церковь, а меня не допускала какая-то Божественная сила. Я снова попыталась войти, и снова была отстранена, осталась одна въ притворѣ, думая, что это происходитъ отъ моей женской слабости, я вмѣшалась въ новую толпу, но стараніе мое оказалось тщетнымъ; моя грѣшная нога уже касалась порога, всѣхъ невозбранно церковь принимала, меня одну окаянную она не допускала; какъ будто нарочно приставленная, многочисленная, воинская стража, невѣдомая сила задерживала меня — и вотъ я опять оказалась въ притворѣ. Такъ три, четыре раза я напрягала силы, но не имѣла успѣха. Отъ изнеможенія я не могла болѣе вмѣшиваться въ толпу входящихъ, все тѣло мое болѣло отъ тѣсноты и давки. Отчаявшись, я со стыдомъ отступила и встала въ углу притвора. Очнувшись, я подумала, какая вина не дозволяетъ мнѣ видѣть животворящее древо Креста Господня. Свѣтъ спасительнаго разума, правда Божія, освѣщающая душевныя очи, коснулась сердца моего и указала, что мерзость дѣлъ моихъ возбраняетъ мнѣ войти въ церковь. Тогда я стала горько плакать, съ рыданіями бить себя въ грудь и вздыхать отъ глубины сердца.

Такъ я плакала, стоя въ притворѣ. Поднявъ глаза, я увидала на стѣнѣ икону Пресвятой Богородицы и, обративъ къ ней тѣлесныя и душевныя очи, воскликнула:

— «О Владычица, Дѣва, рождшая Бога плотію! Я знаю, глубоко знаю, что нѣтъ чести Тебѣ и хвалы, когда я, нечистая и скверная, взираю на Твой ликъ Приснодѣвы, чистой тѣломъ и душей. Праведно, если Твоя дѣвственная чистота погнушается и возненавидитъ меня блудницу. Но я слышала, что рожденный Тобою Богъ для того и воплотился, чтобы призвать грѣшниковъ къ покаянію. Приди же ко мнѣ, оставленной всѣми, на помощь! Повели, чтобы мнѣ не возбраненъ былъ входъ въ церковь, дай мнѣ узрѣть Честное древо, на которомъ плотію былъ распятъ рожденный Тобой, пролившій святую кровь Свою за избавленіе грѣшниковъ и за мое. Повели, Владычица, чтобы и для меня, недостойной, открылись двери церкви для поклоненія Божественному Кресту! Будь моей вѣрной поручительницей передъ Сыномъ Твоимъ, что я болѣе не оскверню своего тѣла нечистотою блуда, но, воззрѣвъ на крестное древо, отрекусь отъ міра и его соблазновъ и пойду туда, куда поведешь меня Ты, поручительница моего спасенія».

Такъ я сказала. Подбодренная вѣрою и убѣжденная въ милосердіи Богородицы, я какъ будто по чьему-то побужденію, двинулась съ того мѣста, гдѣ молилась, и смѣшалась съ толпой входящихъ въ церковь. Теперь никто меня не отталкивалъ и не мѣшалъ дойти до дверей церкви. Страхъ и ужасъ напалъ на меня, я вся трепетала. Достигнувъ дверей, прежде для меня затворенныхъ, я безъ труда вошла внутрь святой церкви и сподобилась видѣть Животворящее древо, постигла тайны Божіи, поняла, что Богъ не отринетъ кающагося. Падши на землю, я поклонилась Честному Кресту и облобызала его съ трепетомъ. Потомъ я вышла изъ церкви къ образу моей поручительницы — Богородицы и, преклонивъ колѣна передъ Ея святой иконой, такъ молилась:

— «О присноблаженная Дѣва, Владычица Богородица, не погнушавшись моей молитвы, Ты на мнѣ показала Свое великое человѣколюбіе. Я видѣла славу Господню, блудная и недостойная зрѣть ея! Слава Богу, ради Тебя принимающему покаяніе грѣшныхъ! Вотъ все, что я грѣшная могу помыслить и сказать словами. Теперь, Владычица, пора исполнить то, что я обѣщалась, призывая Тебя поручительницей: наставь меня, какъ будетъ Твоя воля, и научи, какъ довершить спасеніе на пути покаянія».

Послѣ этихъ словъ я услыхала, какъ будто издалека, голосъ:

— «Если перейдешь черезъ Іорданъ, то найдешь себѣ полное успокоеніе».

Выслушавъ эти слова съ вѣрою, что они обращены ко мнѣ, я со слезами воскликнула, взирая на икону Богородицы [10]:

— «Владычица, Владычица Богородица, не оставь меня!»

Съ этими словами я вышла изъ церковнаго притвора и быстро пошла впередъ. На дорогѣ кто-то далъ мнѣ три монеты съ словами:

— «Возьми это, мать».

Я приняла монеты, купила три хлѣба и спросила продавца, гдѣ путь къ Іордану. Узнавъ, какія ворота ведутъ въ ту сторону, я быстро пошла, проливая слезы. Такъ я провела весь день въ пути, спрашивая дорогу у встрѣчныхъ и къ третьему часу того дня, когда сподобилась узрѣть святый Кресть Христовъ, уже на закатѣ солнца, я дошла до церкви святаго Іоанна Крестителя у рѣки Іордана. Помолившись въ церкви, я сошла къ Іордану и омыла себѣ водой этой святой рѣки руки и лице. Возвратившись въ церковь, я причастилась Пречистыхъ и Животворящихъ Таинъ Христовыхъ. Потомъ я съѣла половину одного хлѣба, выпила воды изъ Іордана и уснула на землѣ. Рано утромъ, нашедши небольшую лодку, я переправилась на другой берегъ и снова обратилась къ своей руководительницѣ-Богородицѣ съ молитвой, какъ Ей будетъ благоугодно наставить меня. Такъ я удалилась въ пустыню, гдѣ и скитаюсь до сего дня, ожидая спасенія, какое подастъ мнѣ Богъ отъ душевныхъ и тѣлесныхъ страданій».

Зосима спросилъ:

— «Сколько же лѣтъ, госпожа, прошло, какъ ты водворилась въ этой пустыни?»

— «Я думаю, — отвѣчала она, — протекло 47 лѣтъ, какъ я оставила святый городъ».

— «Что же, — спросилъ Зосима, — ты находишь себѣ на пищу?»

— «Перешедши Іорданъ, — сказала святая, — я имѣла два съ половиной хлѣба; они понемногу высохли, какъ-бы окаменѣли, и ихъ я вкушала понемногу нѣсколько лѣтъ».

— «Какъ ты могла благополучно прожить столько времени, и никакой соблазнъ не смутилъ тебя?»

— «Я боюсь отвѣчать на твой вопросъ, отецъ Зосима: когда я буду вспоминать о тѣхъ бѣдахъ, какія я претерпѣла отъ мучившихъ меня мыслей, я боюсь, что онѣ снова овладѣютъ мною».

— «Ничего, госпожа, — сказалъ Зосима, — не опускай въ своемъ разсказѣ, — я потому и спросилъ тебя, чтобы знать всѣ подробности твоей жизни».

Тогда она сказала:

— «Повѣрь мнѣ, отецъ Зосима, что 17 лѣтъ прожила я въ этой пустыни, борясь съ своими безумными страстями, какъ съ лютыми звѣрями. Когда я принималась за пищу, я мечтала о мясѣ и винѣ, какія ѣла въ Египтѣ; мнѣ хотѣлось выпить любимаго мною вина. Будучи въ міру, много пила я вина, а здѣсь не имѣла и воды; я изнывала отъ жажды и страшно мучилась. Иногда у меня являлось очень смущавшее меня желаніе пѣть блудныя пѣсни, къ которымъ я привыкла. Тогда я проливала слезы, била себя въ грудь и вспоминала обѣты, данные мною при удаленіи въ пустыню. Тогда я мысленно становилась передъ иконою поручительницы моей, Пречистой Богородицы и съ плачемъ умоляла отогнать отъ меня мысли, смущавшія мою душу. Долго я такъ плакала, крѣпко ударяя себя въ грудь, и наконецъ какъ-бы свѣтъ разливался вокругъ меня, и я успокоивалась отъ волненій. Какъ признаться мнѣ, отецъ, въ блудныхъ вожделѣніяхъ, овладѣвавшихъ мною? Прости, отецъ. Огонь страсти загорался во мнѣ и опалялъ меня, понуждая къ похоти. Когда на меня находилъ такой соблазнъ, то я повергалась на землю и обливалась слезами, представляя себѣ, что передъ мною стоитъ Сама моя Поручительница, осуждаетъ мое преступленіе и грозитъ за него тяжелыми мученіями. Поверженная на землю я не вставала день и ночь, пока тотъ свѣтъ не озарялъ меня и не отгонялъ смущавшія меня мысли. Тогда я возводила очи къ Поручительницѣ своей, горячо прося помощи моимъ страданіямъ въ пустынѣ — и дѣйствительно, Она мнѣ давала помощь и руководство въ покаяніи. Такъ провела я 17 лѣтъ въ постоянныхъ мученіяхъ. А послѣ, и до сего времени, Богородица во всемъ — моя помощница и руководительница».

Тогда Зосима спросилъ:

— «Не было ли тебѣ нужды въ пищѣ и въ одеждѣ?»

Святая отвѣчала:

— «Окончивъ хлѣбы, черезъ семнадцать лѣтъ, я питалась растеніями; одежда, какая была на мнѣ при переходѣ черезъ Іорданъ, истлѣла отъ ветхости, и я много страдала, изнемогая лѣтомъ отъ зноя, трясясь зимой отъ холода; такъ что много разъ я, какъ бездыханная, падала на землю и такъ долго лежала, претерпѣвая многочисленныя тѣлесныя и душевныя невзгоды. Но съ того времени и до сего дня, сила Божія во всемъ преобразила мою грѣшную душу и мое смиренное тѣло, и я только вспоминаю о прежнихъ лишеніяхъ, находя для себя неистощимую пищу въ надеждѣ на спасеніе: питаюсь и покрываюсь я всесильнымъ словомъ Божіимъ, ибо нео хлѣбѣ единомъ живъ будетъ человѣкъ (Матѳ. 4, 4)! И совлекшіеся грѣховнаго одѣянія не имѣютъ убѣжища, укрываясь среди каменныхъ разсѣлинъ (ср. Іов.24, 8; Евр. 11, 38).

Услыхавъ, что святая вспоминаетъ слова Священнаго Писанія изъ Моисея, пророковъ и псалтири, Зосима спросилъ, не изучала ли она псалмы и другія книги.

— «Не думай, — отвѣчала она съ улыбкой, — что я со времени моего перехода черезъ Іорданъ видѣла какого-либо человѣка, кромѣ тебя: даже звѣря и животнаго я не видала ни одного. И по книгамъ я никогда не училасъ, не слыхала никогда изъ чьихъ либо устъ чтенія или пѣнія, но слово Божіе вездѣ и всегда просвѣщаетъ разумъ и проникаетъ даже до меня, неизвѣстной міру. Но заклинаю тебя воплощеніемъ Слова Божія: молись за меня, блудницу».

Такъ она сказала. Старецъ бросился къ ея ногамъ со слезами и воскликнулъ:

— «Благословенъ Богъ, творящій великія и страшныя, дивныя и славныя дѣла, коимъ нѣтъ числа! Благословенъ Богъ, показавшій мнѣ, какъ Онъ награждаетъ боящихся Его! Воистинну, Ты, Господи, не оставляешь стремящихся къ Тебѣ!»

Святая не допустила старца поклониться ей и сказала:

— «Заклинаю тебя, святый отецъ, Іисусомъ Христомъ, Богомъ Спасителемъ нашимъ, никому не разсказывай, что ты слышалъ отъ меня, пока Богъ не возьметъ меня отъ земли, а теперь иди съ миромъ; черезъ годъ ты снова увидишь меня, если насъ сохранитъ благодать Божія. Но сдѣлай ради Бога то, о чемъ тебя я попрошу: постомъ на будущій годъ не переходи черезъ Іорданъ, какъ вы обыкновенно дѣлаете въ монастырѣ».

Подивился Зосима, что она говоритъ и о монастырскомъ уставѣ, и ничего не могъ промолвить, какъ только:

— «Слава Богу, награждающему любящихъ Его!»

— «Такъ ты, святый отецъ, — продолжала она, — останься въ монастырѣ, какъ я говорю тебѣ, потому что тебѣ невозможно будетъ уйти, если и захочешь; во святый и великій четвергъ, въ день тайной Христовой вечери, возьми въ святой подобающій сему сосудъ животворящаго Тѣла и Крови, принеси къ мірскому селенію на томъ берегу Іордана и подожди меня, чтобы мнѣ причаститься Животворящихъ Даровъ: вѣдь съ тѣхъ поръ, какъ я причастилась передъ переходомъ черезъ Іорданъ въ церкви Іоанна Предтечи, до сего дня, я не вкусила святыхъ Даровъ. Теперь я къ сему стремлюсь всѣмъ сердцемъ, и ты не оставь моей мольбы, но непремѣнно принеси мнѣ Животворящія и Божественныя Тайны въ тотъ часъ, когда Господь Своихъ учениковъ сдѣлалъ участниками Своей Божественной вечери. Іоанну, игумену монастыря, гдѣ ты живешь, скажи: — смотри за собой и своей братіей, во многомъ надо вамъ исправиться, — но скажи это не теперь, а когда Богъ наставитъ тебя».

Послѣ этихъ словъ она снова попросила старца молиться за нее и удалилась вглубь пустыни. Зосима, поклонившись до земли и поцѣловавъ во славу Божію мѣсто, гдѣ стояли ея стопы, пошелъ въ обратный путь, хваля и благословляя Христа, Бога нашего. Пройдя пустыню, онъ достигъ монастыря въ тоть день, когда обыкновенно возвращались жившіе тамъ братія. О томъ, что видѣлъ, онъ умолчалъ, не смѣя разсказать, но въ душѣ молилъ Бога дать ему еще случай увидѣть дорогое лице подвижницы. Со скорбію онъ думалъ, какъ долго тянется годъ и хотѣлъ, чтобы это время промелькнуло, какъ одинъ день.

Когда наступила первая недѣля великаго поста, то всѣ братія по обычаю и уставу монастырскому, помолившись, съ пѣніемъ, вышли въ пустыню. Только Зосима, страдавшій тяжелымъ недугомъ принужденъ былъ остаться въ обители. Тогда вспомнилъ онъ слова святой: «тебѣ невозможно будетъ уйти, если и захочеть!» Скоро оправившись отъ болѣзни, Зосима остался въ монастырѣ. Когда же возвратились братія и приблизился день Тайной вечери, старецъ сдѣлалъ все, указанное ему: положилъ въ малую чашу Пречистаго Тѣла и Крови Христа Бога нашего, и потомъ взявъ въ корзинку нѣсколько сушеныхъ смоквъ и финиковъ и немного вымоченной въ водѣ пшеницы, позднимъ вечеромъ вышелъ изъ обители и сѣлъ на берегу Іордана, ожидая прихода преподобной. Святая долго не приходила, но Зосима, не смыкая глазъ, неустанно всматривался по направленію къ пустынѣ, ожидая увидѣть то, чего такъ сильно желалъ. Можетъ быть, — думалъ старецъ, — я недостоинъ, чтобы она пришла ко мнѣ или она уже приходила раньше и, не нашедши меня, возвратилась обратно. Отъ такихъ мыслей онъ прослезился, вздохнулъ и, возведши очи къ небу, сталъ молиться:

— «Не лиши, Владыко, снова узрѣть то лицо, которое сподобилъ меня увидѣть! Не дай мнѣ уйти отсюда не успокоеннымъ, подъ бременемъ грѣховъ, обличающихъ меня!»

Тутъ ему на умъ пришла другая мысль:

— «Если она и подойдетъ къ Іордану, а лодки нѣтъ, какъ она переправится и придетъ ко мнѣ, недостойному? Увы мнѣ грѣшному, увы! Кто лишилъ меня счастія видѣть ее?»

Такъ думалъ старецъ, а преподобная уже подошла къ рѣкѣ. Увидѣвъ ее, Зосима съ радостью всталъ и возблагодарилъ Бога. Его еще мучила мысль, что она не можетъ перейти Іорданъ, когда онъ увидѣлъ, что святая, озаряемая блескомъ луны, перекрестила крестнымъ знаменіемъ рѣку, спустилась съ берега на воду и пошла къ нему по водѣ, какъ по твердой землѣ. Видя это, удивленный Зосима хотѣлъ ей поклониться, но святая, еще шествуя по водѣ, воспротивилась этому и воскликнула:

— «Что ты дѣлаешь? Вѣдь ты священникъ и несешь Божественныя Тайны!»

Старецъ послушался ея словъ, а святая вышедши на берегъ, попросила у него благословенія. Объятый ужасомъ отъ дивнаго видѣнія, онъ воскликнулъ:

— «Воистину Богъ исполняетъ Свое обѣщаніе уподобить Себѣ спасающихся по мѣрѣ силъ своихъ! Слава Тебѣ, Христу Богу нашему, показавшему мнѣ черезъ рабу Свою, какъ я еще далекъ отъ совершенства!»

Потомъ святая попросила прочитать Символъ вѣры и молитву Господню. По окончаніи молитвы, она причастилась Пречистыхъ и Животворящихъ Христовыхъ Таинъ и по обычаю иноческому поцѣловала старца, послѣ чего вздохнула и со слезами воскликнула:

— Нынѣ отпущаеши рабу Твою, Владыко, по глаголу Твоему съ миромъ, яко видѣста очи мои спасеніе Твое (Лук. 2, 29-30).

Потомъ, обратясь къ Зосимѣ, святая сказала:

— «Умоляю тебя, отче, — не откажи исполнить еще одно мое желаніе: теперь иди въ свой монастырь, а на слѣдующій годъ приходи къ тому же ручью, гдѣ ты прежде бесѣдовалъ со мной; приходи ради Бога, и снова увидишь меня: такъ хочетъ Богъ».

— «Если бы было можно, — отвѣчалъ ей святый старецъ, — я хотѣлъ бы всегда слѣдовать за тобой и видѣть твое свѣтлое лице. Но прошу тебя, исполни мое, старца, желаніе: вкуси немного пищи, принесенной мною».

Тутъ онъ показалъ, что принесъ въ корзинѣ. Святая притронулась концами пальцевъ къ пшеницѣ, взяла три зерна и поднесши ихъ къ устамъ, сказала:

— «Этого довольно: благодать пищи духовной, сохраняющей душу неоскверненной, насытитъ меня. Снова прошу тебя, святый отецъ, молись за меня Господу, поминая мое окаянство».

Старецъ поклонился ей до земли и просилъ ея молитвъ за церковь, за царей и за него самого. Послѣ этой слезной просьбы онъ простился съ нею съ рыданіями, не смѣя дальше удерживать ее. Если бы и хотѣлъ, онъ не имѣлъ силы остановить ее. Святая снова осѣнила крестнымъ знаменіемъ Іорданъ и, какъ прежде, перешла какъ по суху черезъ рѣку. А старецъ возвратился въ обитель, волнуемый и радостію и страхомъ; онъ укорялъ себя въ томъ, что не узналъ имени преподобной, но надѣялся узнать это въ будущемъ году.

Прошелъ еще годъ. Зосима опять пошелъ въ пустыню, исполняя монастырскій обычай, и направился къ тому мѣсту, гдѣ имѣлъ дивное видѣніе. Онъ прошелъ всю пустыню, по нѣкоторымъ признакамъ узналъ искомое мѣсто и сталъ внимательно вглядываться по сторонамъ, какъ опытный охотникъ, ищущій богатой добычи. Однако онъ не увидалъ никого, кто бы приближался къ нему. Обливаясь слезами, онъ возвелъ очи къ небу и сталъ молиться:

— «Господи, покажи мнѣ Свое сокровище, никѣмъ не похищаемое, скрытое Тобою въ пустыни, покажи мнѣ святую праведницу, этого ангела во плоти, съ коей не достоинъ сравниться весь міръ!»

Произнося такую молитву, старецъ достигъ мѣста, гдѣ протекалъ ручей и, ставъ на берегу, увидалъ къ востоку преподобную, лежащую мертвой; руки у нея были сложены, какъ подобаетъ у лежащихъ во гробу, лице обращено на востокъ. Быстро онъ приблизился къ ней и припавъ къ ногамъ ея, благоговѣйно облобызалъ и оросилъ ихъ своими слезами. Долго онъ плакалъ; потомъ прочитавъ положенные на погребеніе псалмы и молитвы, онъ сталъ думать, можно ли погребать тѣло преподобной, будетъ ли ей это угодно. Тутъ онъ увидѣлъ у головы блаженной такую надпись, начертанную на землѣ:

— «Погреби, авва Зосима, на этомъ мѣстѣ тѣло смиренной Маріи, отдай прахъ праху. Моли Бога за меня скончавшуюся въ мѣсяцѣ, по египетски Фармуѳій, по римски апрѣлѣ, въ первый день, въ ночь спасительныхъ Страстей Христовыхъ, по причащеніи Божественныхъ Таинъ» [11].

Прочитавъ надпись, старецъ прежде всего подумалъ, кто могъ это начертать: святая, — какъ она сама говорила, — не умѣла писать. Но онъ очень былъ обрадованъ, что узналъ имя преподобной. Кромѣ того онъ узналъ, что святая, причастившись на берегу Іордана, въ одинъ часъ достигла мѣста своей кончины, куда онъ прошелъ послѣ двадцати дней труднаго пути, и тотчасъ предала душу Богу.

— «Теперь, — подумалъ Зосима, — надо исполнить повелѣніе святой, но какъ мнѣ, окаянному, выкопать яму безъ всякаго орудія въ рукахъ?»

Тутъ онъ увидѣлъ около себя брошенный въ пустынѣ сукъ дерева, взялъ его и началъ копать. Однако сухая земля не поддавалась усиліямъ старца, онъ обливался пóтомъ, но не могъ ничего сдѣлать. Горько вздохнулъ онъ изъ глубины души. Внезапно, поднявъ глаза, онъ увидѣлъ огромнаго льва, стоявшаго у тѣла преподобной и лизавшаго ея ноги. Ужаснулся старецъ при видѣ звѣря, тѣмъ болѣе, что онъ вспомнилъ слова святой, что она никогда не видѣла звѣрей. Онъ ознаменовалъ себя крестнымъ знаменіемъ въ увѣренности, что сила почившей святой охранитъ его. Левъ сталъ тихо приближаться къ старцу, ласково, какъ-бы съ любовію, глядя на него. Тогда Зосима сказалъ звѣрю:

— «Великая подвижница повелѣла мнѣ погребсти ея тѣло, но я старъ и не могу выкопать могилы; нѣтъ у меня и орудія для копанія, а обитель далеко, не могу скоро принести его оттуда. Выкопай же ты когтями своими могилу, и я погребу тѣло преподобной».

Левъ какъ будто понялъ эти слова и передними лапами выкопалъ яму, достаточную для погребенія. Старецъ снова омочилъ слезами ноги преподобной, прося ея молитвъ за весь міръ и покрылъ ея тѣло землей. Святая была почти нагая, — старая, изорванная одежда, которую ей бросилъ Зосима при первой встрѣчѣ, едва прикрывала ея тѣло. Потомъ оба удалились: левъ, тихій, какъ ягненокъ, вглубь пустыни, а Зосима въ свою обитель, благословляя и прославляя Христа, Бога нашего.

Пришедши въ монастырь, онъ, ничего не скрывая, что видѣлъ и слышалъ, разсказалъ всѣмъ инокамъ о преподобной Маріи. Всѣ удивлялись величію Божію и рѣшили со страхомъ, вѣрою и любовію почитать память преподобной и праздновать день ея преставленія.

Игуменъ Іоаннъ, какъ о томъ передавала еще преподобная Марія аввѣ Зосимѣ, нашелъ нѣкоторыя неисправности въ монастырѣ и устранилъ ихъ съ Божіею помощію. А святый Зосима послѣ долгой, почти во сто лѣтъ, жизни покончилъ свое земное существованіе и перешелъ къ вѣчной жизни, къ Богу [12]. Разсказъ его о преподобной Маріи иноки того монастыря устно передавали на общее поученіе одинъ другому, но письменно не излагали о подвигахъ святой.

— «А я, — прибавляетъ святый Софроній, — услышавъ разсказъ, записалъ его. Не знаю, можетъ быть, кто-либо другой, лучше освѣдомленный, уже написалъ житіе преподобной, но и я, насколько могъ, записалъ все, излагая одну истину. Богъ, творящій дивныя чудеса и щедро одаряющій обращающихся къ Нему съ вѣрою, да наградитъ ищущихъ себѣ наставленія въ этой повѣсти, слушающихъ, читающихъ и поусердствовавшихъ записать ее, и да подастъ имъ участь блаженной Маріи вмѣстѣ со всѣми, когда-либо угодившими Богу своими благочестивыми мыслями и трудами».

Воздадимъ же и мы славу Богу, Царю вѣчному, и да подастъ Онъ намъ Свою милость въ день судный ради Іисуса Христа, Господа нашего, Коему подобаетъ всякая слава, честь, держава и поклоненіе со Отцемъ и Пресвятымъ и Животворящимъ Духомъ нынѣ, и всегда, и во всѣ вѣки. Аминь [13]. 

Примѣчанія: 
[1] Святый Софроній, патріархъ Іерусалимcкій, жилъ въ VII вѣкѣ. Святый Софроній былъ свѣтильникомъ не только для Палестинской, но и для всей Восточной Церкви. Именно за свою святость Софроній и былъ избранъ во Іерусалимскаго патріарха (въ 634 г.). Онъ управлялъ Церковію 10 лѣтъ, ревностно защищая православное ученіе отъ еретиковъ-моноѳелитовъ. Нынѣ извѣстныя сочиненія св. Софронія содержать въ себѣ, иныя — догматическое ученіе, другія писаны для назиданія въ благочестіи, то въ видѣ словъ и повѣстей, то въ видѣ пѣсней. Святый Іоаннъ Дамаскинъ съ похвалою отзывался о Софроніевомъ описаніи житія святой Маріи Египетской. Не менѣе важны и другія сочиненія св. Софронія, какъ то: объясненіе на литургію, стихиры въ предпразднство Рождества Христова, стихиры на водоосвященіе въ день Богоявленія съ молитвою и друг. — Память св. Софронія празднуется Церковію 11 марта. 
[2] Ваія — вѣтви пальмовыя (Іоан. 12, 13; Марк. 11, 8). Недѣля ваій — иначе цвѣтоносная или цвѣтная — вербное воскресенье. 
[3] Часы — такъ называются молитвословія, состоящія изъ трехъ псалмовъ, нѣсколькихъ стиховъ и молитвъ, принаровленныхъ къ каждой четверти дня и къ особеннымъ обстоятельствамъ страданій Спасителя. — На шестомъ часѣ воспоминаются: шествіе Спасителя на пропятіе, самое пропятіе и крестныя страданія. 
[4] Авва — отецъ, наставникъ. 
[5] Это было въ началѣ VI вѣка, когда уже прекратились гоненія и утихли ереси, и Церковь христіанская пользовалась миромъ и спокойствіемъ. 
[6] Локоть или лакоть — мѣра длины отъ локтя до конца средняго пальца, равная 10,5 вершкамъ или 45 см. 
[7] Брань — нападеніе, козни. 
[8] Александрія — знаменитый городъ, основанный Александромъ Македонскимъ на берегу Средиземнаго моря, при устьѣ рѣки Нила. Александрія послѣ Рима была первымъ городомъ въ мірѣ и служила центромъ торговли, промышленности и особенно языческой образованности, а въ первые вѣка христіанства — разсадникомъ христіанскаго просвѣщенія. 
[9] Ливійцы — жители Ливіи, провинціи въ сѣверной Африкѣ. 
[10] Эта икона, по сказанію русскихъ лѣтописей, впослѣдствіи перенесена была въ Константинопольскій храмъ Софіи. 
[11] Преподобная Марія скончалась въ 522 году. 
[12] Преподобный Зосима преставился въ первой половинѣ VI-го вѣка. Память его празднуется 4 апрѣля. 
[13] Св. православная Церковь установила въ Великій постъ воспоминать житіе преподобной Маріи Египетской. Въ четвергъ пятой седмицы Великаго поста, на утрени, читается весь покаянный Великій канонъ св. Андрея Критскаго и 18 тропарей этого канона обращены къ преподобной Маріи (Мáріино стояніе). 
       Вмѣстѣ съ Великимъ канономъ для ободренія духоно-труждающихся, Церковь постановила произносить житіе преподобной Маріи Египетской, указывая въ ней образецъ истиннаго покаянія и примѣромъ ея назидая вѣрующихъ, «цѣломудренны паки быти творитъ, и къ Богу воздвижетъ, и не ниспадати, ниже отчаятися, если иногда нѣкими прегрѣшеньми уловлены будемъ». Повѣствованіе о преподобной Маріи Египетской показываетъ образецъ истиннаго покаянія и неизреченнаго человѣколюбія Божія къ искренно хотящимъ обратиться отъ прегрѣшеній своихъ (Синаксарь въ четвертокъ 5-й седм. Великаго поста).