Сегодня так получилось, что, ожидая исповеди, простоял в притворе всю службу. А пришёл в храм заранее. Но очень много исповедников, да и батюшка молодой, старательный, подолгу наставляет. Да и сам я виноват. Утром у паперти остановила девушка: ‘Можно вас спросить? Вот я иду первый раз на исповедь, что мне говорить?’ — ‘В чём грешны, что тяготит, в том кайтесь’. — ‘Но я же первый раз’. Я улыбнулся и пошутил: ‘Тогда начинайте с самого начала. Вот скажите батюшке, была я маленькой и маме ночью спать не давала, каюсь. В школе двойки получала:’ ‘Нет, я хорошо училась’. — ‘И с уроков в кино не убегала?’ — ‘Все же убегали’. — ‘За всех не кайся — кайся за себя. Ну и так далее. Ухаживал за мной бедный хороший Петя, а я его за нос водила, всё надеялась, что богатый Жора сделает предложение’. Думаю, она поняла, что я шучу, но и в самом деле эта девушка стояла у священника целую вечность. Зря я пошутил, советуя ей рассказывать свою греховную биографию.
Но видывал я и, так сказать, профессиональных исповедников. Особенно в Троице-Сергиевой лавре в незабвенные годы преподавания в Духовной академии. Обычно ходил к ранней Литургии в Троицком храме. А до этого — на исповедь в надвратную Предтеченскую церковь. Там, на втором этаже, читается вначале общая исповедь, а потом монахи расходятся по своим местам, и к каждому из них выстраивается очередь. Монахи очень терпеливы и доброжелательны. Но иногда бывало их даже жалко, когда видел, сколько им приходится терпеть от пришедших.
Исповедь — тайна. И что там говорит исповедник, и что ему советует монах — это только их дело. Но один раз так сошлось, что я был свидетелем двух исповедей. Я совсем и не хотел подслушивать, но сами исповедники так громко говорили, что их все слышали. Одна — женщина, другой — мужчина. Женщина после общей исповеди встала впереди всех, вынула из пакета школьную тетрадь и, помахав ею, объявила: ‘За мной не занимать!’ За ней стоял мужчина в брезентовой куртке, с рюкзаком и в сапогах, а за ним — я. Мы уже не стали никуда переходить. И вот женщина стала зачитывать перечень своих грехов. Она сообщила монаху, что записала их по разделам, ‘чтоб вам легче было понять меня’. И стала читать:
— Грехи против плоти: Питание. Объедение. Одевание. Пересыпание. Леность. Косметика.
— Грехи против духа: Осуждение. Пристрастие к зрелищам. Сплетни. Недержание языка. Нежелание покаяния:
Монах, седой старик, терпеливо слушал. Он только попросил её говорить потише, но она возразила:
— А как же в ранние века христианства? Публичная исповедь была, все вслух каялись. Да вот и при Иоанне Кронштадтском прямо кричали. Сказано же нам: не убойтесь и не усрамитесь. Мне скрывать нечего, я каюсь!
Монах смиренно замолчал. Может, он подумал, что это перечисление и есть исповедь. Но нет. Это всё было только оглавление разделов. Чтение продолжалось:
— Питание: соблазнялась в пост шоколадными конфетами, соблазнялась сдобой на сливочном масле, соблазнялась круассанами и мороженым:
Монах смиренно спросил:
— Соблазнялись или вкушали?
Женщина посмотрела на него, как на непонимающего:
— Ну, ясно же, если соблазнялась — значит, и вкушала: Перевернула страницу. — Дальше: Грехи в одежде: носила короткое платье, носила обтягивающее платье, носила голые плечи, носила нескромные вырезы. Грехи против духа: обсуждала и пересуждала сотрудников и соседей, а также слушала и передавала сплетни:
Да, она была весьма самокритична. Мужчина впереди меня был не так терпелив, как монах. Он, я видел, медленно накаливался и, наконец, перебил исповедницу:
— Скажи: ты каешься или нет? Каешься? Скажи и иди.
— А зачем я сюда пришла? — возразила женщина, но стала всё-таки сокращать свои откровения. Заглянула в тетрадку и вдруг спросила монаха:
— А вы женаты?
Опять же смиренно монах сообщил, что нет, не женат.
— Тогда я вам это место не буду зачитывать. — Ещё перевернула страницы: — Смотрела сериалы, смотрела ‘Поле чудес’, смотрела неприличные виды, возмущалась политиками и обозревателями, в воскресенье долго спала:
Долго ли, коротко ли монах, тяжко вздохнув, накрыл её епитрахилью, и она, победно помахав тетрадкой, ушла.
Подошёл к монаху мужчина и с ходу заявил:
— Благословляй меня на причастие к Сергию!
— А вы читали молитвы ко причастию, Каноны? Готовились?
— Я всегда готов!
— Читали Правило?
— Не буду я это читать, люди грешные писали. Я к святому Сергию пришёл.
— Но есть же Правила святых отцов.
— Каких святых? Един Бог без греха. Правила люди грешные писали. У вас тут трехразовое питание, постель чистая, а я по вокзалам живу, слово Божие несу людям. У меня сплошной великий пост. Хлеб да вода, да когда что. За одно это меня надо похвалить. Я вообще с ходу могу причащаться.
Монах помолчал:
— А откуда вы узнали, что преподобный Сергий святой?
— Как откуда? Житиё читал!
— А кто же Житие написал? Люди грешные?
Тут мужчина за-пнулся. Монах смиренно сказал, что не может его благословить к принятию Причастия.
— Прочитайте молитвы к Причастию, приходите. Вот на это я Вас благословляю.
Мужчина сердито закинул рюкзак за спину и пошёл к выходу, бормоча что-то сердитое, вроде того, что тебя, мол, не спросил.
На Литургии в Троицком храме и он, и та женщина стояли в первых рядах. Женщина пронзительно взирала на священника, дьякона, певчих. И видно было — знает службу.
И стояла в храме, как строгая проверяющая. Первой, даже до детей, подошла к чаше. А мужчина всё-таки ко Причастию подойти не осмелился.
Владимир КРУПИН
![]()
Это интересно
+5
|
|||
Последние откомментированные темы: