Под солнцем февраля как выполняют свою задачу сотрудники компаний, обеспечивающих защиту наших интересов на африканской земле

•  Константин Кант

Над головой прогрохотал вертолёт. Взметнулась из-за деревьев на горизонте стая испуганных птиц. Мы с Борисом находились в тени насыпного габиона - быстровозводимого сооружения, огромного армированного мешка, который заполнялся песком. На двух пустых пачках от сигарет располагался смартфон Бориса, в смартфоне играл офлайн ролик по тактической медицине, который мы заслушивали.

Слева от нас, также в тени, сидел Рыба, сняв каску и мокрый подшлемник. Рыбе лекция была совершенно неинтересна, он наслаждался двадцатью минутами блаженного ничегонеделания в тени. Жара стояла около сорока градусов, был февраль. Небо было серого цвета, под небом рыжел песок пустыни.

Огромная вытоптанная площадка, двести на пятьсот метров, на которой располагался наш лагерь, напоминала арену гигантского цирка, с той лишь разницей, что арена круглая, а наш лагерь, если смотреть сверху, напоминал прямоугольник.

Песок под нами был рыжий, габионы, заполненные этим песком, окружавшие ровной стеной наш лагерь, были такого же цвета. Над стенами укреплений вилась спираль Бруно, бликовавшая металлом на солнце. По углам лагеря, возвышались габионные башни, увенчанные двутавровыми балками, над которыми располагалась плоская крыша. В башню вели ступеньки, сделанные из мешков с песком. На плоскости крыш тоже были навалены мешки с песком. Цвет мешков был тоже песочно-рыжеватый.

Внутри сторожевых башен в амбразурах из мешков с песком притаились «Утёсы» на треногах, приборы наблюдения, типа ЛПР-1, тоже выставленные на штативы. Вахту в башнях несли втроём, двое караулят, третий отдыхает в палатке без тента. Стандартная одноместная палатка – полусфера выставлялась на двух дугах, после чего на дуги накидывалась внутренняя часть, состоящая из армированного дна и москитной сетки, с двумя входами на молнии. На пол стелили раскладной каримат. В тени крыши можно было относительно спокойно пережидать дневной зной. Ночи тут были холодные, и температура сильно падала, поэтому ночью приходилось укутываться в спальник. Восход солнца не заставал нас в постелях, таким образом, поучение Владимира Мономаха детям выполнялось нами неукоснительно.

Внутри лагеря царил заведённый раз и навсегда порядок: стройными рядами стояли морские контейнеры; словно огромные плоские дирижабли, лежали на песке исполинские ёмкости с водой. На деревянный поддонах располагались необходимые в быту вещи. Ровными рядами стояли грузовики и бронетехника.

Между четырёх синих контейнеров, в тени, выстроилось отделение Бориса. Сегодня они должны были перед обедом позаниматься тактической медициной. Мы с Бурятом настояли на том, чтобы проводить занятия в полном обвесе и со своим оружием, иначе не было смысла. Борис согласился и как-то смог уговорить своих бойцов. Считалось, что на
территории лагеря относительно безопасно, и на хозработы, а также в столовку, бойцы ходили налегке. После интенсивных занятий по такмеду, в СИБЗ, и с разряженным оружием, личному составу требовалось время, чтобы прийти в себя и почистить оружие, но тренироваться в таком формате требовалось хотя бы раз в неделю, иначе возникали проблемы. Ролики по теме можно было смотреть только в офлайн–режиме, так как местного интернета не было. В крупных городах он присутствовал, и по местной симке можно было воспользоваться Сетью, но очень неторопливо.

Здесь вообще никто никуда не торопился, даже интернет был очень медленный. Суть проблемы была всегда одна и та же: при тренировке налегке, бойцы в своих тройках, уверенно коммуницировали голосом, уверенно работали турникетами, оказывая самопомощь, уверенно эвакуировали товарища стропой. Однако, как только в тренировку вклинивался регламент «по–боевому», обнаруживались недочёты: то оказывающий самопомощь не контролировал своё оружие, и направлял его, снятым с предохранителя в сторону товарищей или себе в ногу, то разматывая эвакуационную стропу, спасатель путался в снаряжении. Руководство вошло в положение, и мы стали тренировать личный состав «по–боевому».

Снаружи, за стеной лагеря, насколько хватало глаз, росли кривые африканские деревца. Где-то, за пределами видимости, на востоке от нашего лагеря располагался город. Мне очень хотелось побывать в городе и посмотреть, как там живут местные.

Бурят напялил колпак, и пошёл проводить вводную часть занятия по такмеду. Радиостанция у Рыбы затрещала, и он получил задание, подготовить свой внедорожник к выезду на местность. Рыба сообщил мне всё, что он думает по поводу жары и местного февраля, после чего отбыл заряжать свою машину БК, горючим, сухпаем и водой. Для того, чтобы
заправить машину, экипажу требовалось проехать в одну часть лагеря, за БК, надо было пылить в середину лагеря, за сухпаем можно было послать кого-нибудь из экипажа. Батареи радиостанций, подписанные белилами, стояли на зарядке в палатке, о них тоже надо было позаботиться. Также, доброй традицией было оборудовать рабочее место под тентом, где после миссии можно будет почистить оружие, попивая тёплую водичку.

Но самой сложной задачей было охладить воду, чтобы к возвращению попить холодненького: холодильников было мало, и пользовались ими по расписанию, как и единственной стиральной машинкой. Над головой раздался гул и рокот лопастей. На импровизированную ВПП на территории нашего лагеря, взметая тучи песка совершил посадку Ми-8. Я встал с песка, забрал смартфон, оставив две пустых пачки из-под сигарет, отряхнулся от песка и направился к синим контейнерам.

Мне традиционно выпало вести ту часть занятия по такмеду, которая связана с работой турникетом. Сначала я продемонстрировал, как выглядит турникет, потом разъяснил, как называются его детали - «рога», «брашпиль», «пряжка». Продемонстрировал, как укладывать турникет в конфигурацию «петля». Из двух троек только у одного бойца турникет лежал в целлофане, да ещё и внутри аптечки. Видно было, что получив его, парень совершенно не интересовался, как турникет работает. Пришлось в скором порядке исправлять ошибку. Поработали, накидывая турникет в положении «с колена», сначала сильной рукой на слабую, потом слабой рукой на сильную. Закрепили десятью повторениями, в положении «лёжа». Бурят ходил вокруг курсантов, валяющихся на пятачке между контейнерами, и смотрел, куда направлен срез ствола.

Настал черёд продемонстрировать, как останавливать кровотечение из нижних конечностей. Я показал, как скручивать турникет в «улитку» и как его размещать в подсумке. Выяснилось, что два турникета для некоторых бойцов это роскошь, хотя мы заранее оговаривали с начальством, что турникетов должно быть не меньше двух. Поработали сначала стоя, потом лёжа. Мотать турникет в броне, на сорокаградусной жаре было тяжеловато даже мне, хотя я постоянно этим занимался. В этот раз мой турникет перекрутился, и пришлось свести этот казус на то, что я демонстрирую «как не надо». Я встал на ноги, и стал расправлять и разглаживать перекрученный турникет. После работы с турникетом, мы проводили занятия по работе с эвакуационной стропой. Для нас для всех было критически важно поддерживать навык быстрого доставания сложенной «змейкой» стропы из подсумка на боку, разматывания её (пока твой товарищ ведёт огонь по противнику) и бросания раненому товарищу, после того, как он окажет себе самопомощь. Для отработки ситуации с ранением, мы брали самый неприятный случай - «ранение в ногу, двигаться не может». Требовалось, пока один наваливает по противнику, установить коммуникацию, подбодрить раненого, чтобы он быстрее оказал самопомощь, выяснить, может он двигаться или нет, после чего дождаться от него команды «готов» и метнуть стропу, и опять ждать от раненого команды «готов».

В процессе тренировки выяснилось, что почти все бойцы в состоянии накинуть на себя стропу, проведя её под мышками, и застегнув на груди. Тащить в одно лицо, за укрытие, раненого в обвесе и с БК, на стропе, возможно было только если он помогал спасателю, подгребая руками и здоровой ногой. Либо тройка соседей плотно «наваливала» по противнику, а «трёхсотого» тащили двое.

Радиостанция у командира ожила, и нам сообщили, что через пару часов, в составе колонны, мы выдвигаемся в один из населённых пунктов, чтобы провести занятие по такмеду с местными военнослужащими. Мы пошли по своим жилищам, чтобы собраться. Примерно через час о нашем выезде сообщили и Буряту. Мы растянули между нашими палатками эвакуационную стропу, на которой развесили сушиться насквозь мокрые от пота боевые рубахи, штаны и подшлемники. Обычно, если работать без подшлемника, то под каской запотевают очки, по крайней мере у меня.

Палатки у нас были хорошие, несколько напоминающие те, в которых мы обитали в РУСе, с белым интерьером. Палатки стояли в ряд, по четыре. Территория вокруг палаток была обложена мешками с песком, с таким расчётом, чтобы укрыть стоящего на колене человека. В тени между оттяжками палаток, на неизвестно как попавшем в лагерь деревянном стуле, сидел Гарсиа, наш третий товарищ. Он переливал местную воду из бутылки в свой гидратор.

Наши вещи высохли моментально. На горелке мы быстро закипятили в котелке воду, кинули туда пару пакетиков зелёного чая и совершили чаепитие растаявшими с шоколадками из сухпая, после чего растянулись на ортопедических раскладушках, раздевшись до трусов.

Строчки книги, которую я читал, стали расплываться, и я готовился погрузиться в сон, но под полог нашей палатки вбежал радостный Рыба, и сообщил, что отправляемся мы через двадцать минут.

На соревнованиях по армейской стрельбе есть такое ночное упражнение: снимаешь с себя колпак, разряжаешь оружие, снимаешь броню, пояс, укладываешь на специальный поддон, и ложишься на каремат. По команде таймера, подскакиваешь и начинаешь с спешке снаряжаться, чтобы отразить атаку мишеней. Если кто-то из соревнующихся решил считтерить, и застегнул не полностью броню, или напялил варбелт свесив вниз плечевые лямки, - он сам себя накажет, так как ситуация на соревнованиях требует от боевой четвёрки бежать, ползти, менять позиции, и любая небрежность может привести к плачевным результатам.

Не спеша мы собрались, проверили наши медицинские ранцы. Оба ранца были наполнены примерно одинаково - на панели «велкро» крепились промаркированные несессеры, в которых располагались, в одном турникеты и жгуты, а также кинезиотэйп, в другом - набор ППИ, в третьем – назофарингеальные воздуховоды, кингтьюбы, окклюзионные пластыри и
иглы для декомпрессии. В отдельном кармане ранцев располагались шины, и устройства для иммобилизации таза. Снаружи ранца были пришвартованы эвакуационные стропы и сложенные носилки – ролл.

Бронированную «Тойоту», командиром и повелителем которой был Рыба, закрепили за нами, поэтому мы сделали в кабине небольшой апгрейд: закрепили на подголовниках водительского и штурманского сидений отрывные аптечки. В багажнике внедорожника мы разместили жёсткую волокушу. Обычно ранцы мы транспортировали на коленях, чтобы иметь возможность выскочить из машины уже с медпринадлежностями, экономя время.

Группа БПЛА запулила в небо пару дронов, которые должны были наблюдать за маршрутом нашего следования. Ходили слухи, что Олег со своими ребятами, переодевшись в местных, прокатятся по дороге на мотоциклах, давным–давно, то ли купленных, то ли конфискованных у местных же. Прокатятся поглядеть - нет ли каких странностей.

Перед КПП лагеря выстроилась наша колонна. Спереди стоял головной внедорожник, потом джип с ДШК, на котором следовали саперы, потом два песочных «Тигра» с различным вооружением, дальше «Урал» с бойцами, потом командирский «Тигр», в котором ехал Борис. За борисовской машиной стояла наша белая «Тойота», потом ремонтный «Урал», или как его называли «Гастроном». Замыкал колонну зелёный «Тигр», со следами белых тактических знаков, он был получен недавно, и его ещё не успели перекрасить.

Бойцы на КПП открыли бронированные ворота с бойницами, распахнули их наружу, после чего подняли полосатый красно – белый шлагбаум. Но двигаться было ещё рано. Щёлкнул тумблер, и стоящий под углом сорок пять градусов поддон, препятствующий въезду техники, опустился на песок. Теперь можно было выруливать по лабиринту – змейке. Лабиринт–змейка находился здесь для того, чтобы террористы на заминированных машинах не смогли разогнаться и протаранить ворота на скорости.

«Погнали!» – произнёс радостный Рыба, вставляя в импровизированный планшет перед собою, бумажную карточку с зашифрованными названиями ключевых населённых пунктов, которые располагались на нитке нашего маршрута. При прохождении того или иного пункта, или любого другого площадного ориентира (например, моста) командир докладывал на базу шифрованное название точки, которую прошла колонна. Для каждого члена нашего экипажа было критичным понимать, где находится шпаргалка, и не потерять её. В случае нападения на колонну, при серьёзном замесе, если водитель ранен, необходимо было как можно быстрее заменить его и следовать в ту точку, куда скажет командир, или которая была намечена заранее как основная, или запасная точка сбора. В нашем случае Рыба был спокоен, - мы сотни раз проводили тренировки, где я выволакивал раненого повелителя колесницы на заднее сиденье и мотал ему конечности турникетами, а Бурят перепрыгивал за руль. Рыбе сначала не нравилось, потом он втянулся, и на маршах орал «Ранен, рука!» после чего накидывал на себя турникет, не останавливая ход колесницы. Я думаю, у Бурята в бороде прибавилось седых волос.

До города мы доехали достаточно быстро, потому что дорога была пустая, если не считать парочки любопытных мотоциклистов.

Головная машина и «Тигр» вырвались вперёд, для того чтобы максимально освободить колонне дорогу. Я видел, как стоят на обочине многотонные грузовики с красными номерами. Кабины оклеены наклейками, прицеп задрапирован залатанным выцветшим брезентом. Перед нами с дороги съехал какой–то джип зелёного цвета, в кузове которого сидели, чёрные детишки, замотанные в разноцветные платки, чтобы защититься от пыли.

Песок был тут везде, скрипел на зубах как абразив, набивалась в кабину и в подсумки. О том, чтобы снять очки не могло быть и речи. У меня были обычные прозрачные очки со сменными стёклами, Бурят предпочитал противосолнечные «чёрные». Рыбе достались армейские нашлемные «лупоглазики», зато в чехле.

Через пять километров колонна застопорилась, нам сообщили, что работают сапёры. Стояли мы минут двадцать, и за это время ничего особенного не случилось. Прожужжал, заходя на посадку БПЛА самолётного типа, и всё. Ветер гнал по обочине дороги мусор, обрывки газет, пустые пакеты.

Остановка закончилась, и колонна двинулась дальше. Деревья по обочинам были такие же кривоватые, но листва имела зелёно–песочный цвет, зелёный сверху, песочный снизу.

Несколько столбов едкого чёрного дыма поднимались над горизонтом, Борис объяснил, что так местные аннигилируют мусор, который стал попадаться всё чаще, - это значит, что населённый пункт был уже близко. Мы проезжали окраину города, между кривыми деревьями с зелёной листвой и кривыми песчаными заборами лежал истлевающий пластиковый мусор, высились горы пустой тары, а ветерок колыхал разноцветные пакеты. Строения в городе были тоже песочного цвета, с вкраплениями металла и дерева. Чёрные пустые глазницы окон и дверных проёмов ничего нам не говорили, потому что и в разрушенных строениях местные ухитряются жить. Иногда в периметр забора вписывались обводы полусферической палатки, из различных кусков ткани. Под самодельными навесами из одеял, каркасом для которых служили кривые жерди, на корточках сидели местные, облачённые в просторные длиннополые джелябы и яркие платки, и вели торг. Запестрели толпы праздного люда на улицах населённого пункта. Женщины в ярко–красных платьях, мужчины в спортивной или национальной одежде, яркие трёхколёсные мотоциклы, машины, словно чудовища доктора Франкенштейна, собранные из запчастей разного цвета. На тротуарах торговались, ссорились, справляли нужду. Велосипеды и мотоциклы соседствовали на улицах с крупным рогатым скотом и верблюдами.

На выезде из города нас провожал КПП, в котором сидел сонный местный дядька в зелёной куфии и с АК-47 без магазина. Один единственный магазин торчал у него из нагрудного кармана зелёной рубашки.

Местные военнослужащие встретили нас на традиционных в этой местности белых внедорожниках с пулемётами, и сопроводили до своего расположения, однако по пути нам пришлось сделать ещё одну остановку. У одного из внедорожников на крыше была наварена импровизированная сетка, в которой располагались канистры с водой и какие-то коробки. Во время маневра, когда джип начал резко разворачиваться на обочине, чтобы пропустить нашу колонну и, по всей видимости, встать в тыл, замыкающим, сетка отвалилась, и канистры, вместе с коробками вывалились на песок. В окно я видел, как внедорожник остановился, и двое бойцов оставив в машине водителя и стрелка, вылезли и побежали по следам автомобиля, подбирая выпавшее по пути. Однако восстановить сетку на крыше у экипажа не получилось, и ребятам пришлось запихивать выпавшие канистры в нутро своего автомобиля. Места не хватало, и скоро к пострадавшему внедорожнику присоединились коллеги, чтобы помочь распределить выпавшее. На небольшом удалении от машин появились местные мальчишки, кто пешком, кто на велике, и стали клянчить вкусненькое. Однако местные бойцы явно не были расположены делиться сухпайком, и детям пришлось отвалить несолоно хлебавши. Закончив распределение выпавших припасов, экипажи машин расселись по своим местам, и колонна возобновила движение без остановок до базы местных военных. Их база тоже имела насыпные габионы, однако установленны они были весьма хаотично. Вместо крыши местные использовали, в лучшем случае, подобие тентов, которые был придавлены покрышками, в худшем какие–то детали непонятного назначения, которые, скорее ухудшали сооружение, нежели обеспечивали должную защиту. Зная, что местным ребятам лучше всё разжёвывать досконально, мы привезли для такого случая кучу Эсмархов, с целью одарить местных. Местные были добродушными увальнями, однако их тактическая и стрелковая подготовка оставляла желать лучшего, а про медицинскую составляющую и говорить особо нечего. Особый интерес у местных вызывали наши шлемы, - почти все бойцы таскали покрашенные в песочный «опскоры» российского или китайского производства, а наушники устанавливали отдельно на откидные кронштейны, которые крепились к рельсам по бокам шлема. Местные, либо шлемов не носили совсем, либо использовали старые натовские ПСГТ.

Группа, которую предстояло обучить, оказалась совсем небольшая: сначала было пятнадцать человек, но к середине занятия осталось девять, во главе со своим командиром. Он всячески пытался показать нам, что облечён властью. То в разгар занятий отправит солдата за водой, то начнёт перебивать переводчика. В конце концов, Борис отвёл его в сторонку, где они и пребывали, куря сигарету за сигаретой. Вечерело, стало заметно прохладнее. Мы начали наше занятие с того, что продемонстрировали местным возможности работы со жгутом. Переводчик из наших переводил на французский. Местные, облачённые в камуфляж различных расцветок, встали, образовав полукруг, и внимали, открыв рты. Мотать Эсмарх на руку лёжа, научились примерно за час. Получалось не у всех, да и старались тоже через раз. С ногами получилось ещё сложнее - перехватывать жгут правильно научился только один человек, остальные путались в хвостах жгута, и поэтому начали проявлять признаки нетерпения.

Борис вышел из–под навеса и посоветовал нам заканчивать наши занятия. Мы оставили местным девять жгутов, откланялись и расселись по машинам.

- Слышишь? – спросил меня стрелок. – Звенит как будто.

Никакого звона я не слышал, так как во время занятий на нашей базе, я сунул стропу как попало в сбросник, и теперь решил её расправить, сложить галсером, и засунуть в то место, где она должна находиться, - в подсумок для стропы, карабином наружу.

- Не, не слышу. – ответил я, сматывая стропу.

- Песок звенит. – повторил стрелок.

Небо сменило свой цвет с серого на тёмно - серый, и некоторое время я любовался этим гардиентом. Потом резко потемнело, и на всех нас накатило предчувствие, что надвигается что-то большое. Рыбы за рулём не было, он, пользуясь случаем отправился в уборную, а за руль мы посадили Бурята (так было оговорено заранее, машина не должна была оставаться без водителя и стрелка, и экипаж должен быть взаимозаменяемым).

- Глядите! – крикнул Бурят со своего места. – Цунами на три часа!

Справа от нас, с восточной стороны на нас катил исполинский вал песка. Словно огромная серая волна, клубилась на горизонте, под тёмно-синей грозовой тучей, то нарастая, то спадая, приближаясь к нам. На фоне серой стены суетились люди, пытаясь укрыться, кто в машинах, а кто в строениях.

- Он в уборной будет пережидать или к нам присоединится? – спросил Бурят, ни к кому не обращаясь, но одновременно обращаясь ко всем. Я вышел из машины и замер, держась за дверь. Мне очень нравилось это чувство, когда накануне бури или грозы, ты выходишь из палатки, и осматриваешь бивак, не забыл ли кто-нибудь своё снаряжение.

На месте нашей стоянки мела небольшая позёмка песка.

- Вот он! – крикнул я, увидев справа бегущего к нашей машине Рыбу.

Рыба что-то кричал, указывая рукой на наш внедорожник. В ста метрах от нас местные, борясь с порывами песчаного ветра, натягивали на ДШК своего ган-трака непослушный тент почему-то ярко-синего цвета. Тент трепетал на ветру, выгибался дугой, и норовил вырваться из рук.

- Да понятно, понятно! – ворчал Бурят, вылезая с водительского сиденья и садясь на заднее сиденье слева. Окна были задраены, и с первым порывом песчаной бури в машину ввалился блаженно улыбающийся Рыба, и закрыл дверь. Пока за бортом бушевала стихия, мы играли в «слова» и трапезничали, вскрыв запасной сухпай.

- Рыбонька, ну скушай шоколадку, радость моя!- гримасничал Бурят.

- Не хочу, не буду, аааааааааа! – юродствовал Рыба.

- А вот я тебе ремня сейчас дам! – перекрикивал я рёв бури.

- Ну хорошо, уговорил, чорт языкастый! – соглашался Рыба, разворачиваясь к нам на своём троне, и отламывая здоровенный кусок шоколадки «Георгиевская».

Через некоторое время буря стихла, перекрасив окружающий мир в красный цвет.