Думаю, что многие согласятся с тем, что "Марш, который потряс весь мир" в 1999 г., совершенный российскими десантниками "Углевической" бригады SFOR, можно считать точкой отсчета перемен происходящих ныне в России. Даже несмотря на то, что политики и дипломаты не сумели воспользоваться должным образом плодами этой блестяще проведенной операции.

Вот как видел эти события их непосредственный участник, десантник Александр Л., служивший в российской бригаде SFOR в Боснии.



Марш



11 июня 1999 г., в девять часов утра из Биелины мы двинулись на Приштину. Маршрут наш лежал через Нове-Сад, Белград, Ниш. Проехали значительную часть Белграда, но никаких разрушений не увидели — город очень на Москву похож, приятно было ехать, как будто дома. И вдруг смотрим: обугленный остов большого многоэтажного здания, разрушенного ракетой или авиабомбой. Сразу стало очень грустно — прокопченные руины среди цветущего города. Сербская полиция хорошо организовала наше движение, нам давали ”зеленую улицу”, мы шли на большой скорости, практически без остановок.

В Нове-Саде и в Белграде, население почти не реагировало на нас. Но по мере приближения к Косово, картина серьезно менялась. В Нише нас уже встречали толпы, забрасывали БТРы цветами, тащили нам сигареты, ракию, минеральную воду, фрукты. Казалось, что вышло нас встречать все население города, от мала до велика. В Приштине толпы были еще большими. Люди видели в нас силу, способную их защитить. Такой встречи, такой радости, мы не ожидали, и, думаю, что память о ней сохраню на всю жизнь. Люди, видя нас, плакали от радости, видимо, считая нас авангардом русского экспедиционного корпуса. Весь участок пути от Белграда до Косова нам попадались навстречу югославские войска выходящие из края, множество бронетехники. Они реагировали на нас по-разному, одни кричали ”Руссы! Братушки!”, другие же осыпали нас ругательствами, и показывали неприличные жесты: мол, раньше надо было приезжать. Мы не обижались, понимали, что сербы ждали от России большего. Но такая реакция была скорее исключением.

Перед въездом в Косово нам приказали приготовить оружие к бою.

Слатина



В пять утра вошли в Слатину. Бронетехника сразу же заняла позиции по всему периметру аэродрома, и мы приготовились к самым различным вариантам развития ситуации. Нам нарезали сектора ответственности, и приказали в случае провокаций открывать огонь на поражение.

Мы все были настроены очень серьезно. Конечно, воевать с натовцами имевшимся у нас оружием, довольно сложно, но у нас была уверенность, что они не рискнут пойти на открытый конфликт. А вот нападение боевиков ОАК, или УЧК, как это звучит по-албански, было более, чем вероятно.

В 11 часов над Слатиной появились американские вертолеты. Они сделали круг над аэродромом и ушли в направлении Македонии. После обеда, где-то в 15-16 часов,то есть через 10 – 11 часов после нашего появления в Слатине, мы увидели первые группы британских десантников. Они приехали на джипах, и им очень хотелось попасть на аэродром. Чуть позже они предпринимали попытку высадиться с вертолетов на летное поле. Но лишь только ”вертушка” шла на посадку, к ней устремлялся российский БТР, демонстрируя намерение таранить. И англичане улетели, не солоно хлебавши, в Македонию.

К нашему счастью, натовцы были настроены не слишком воинственно. Как я говорил, средства ПВО у нас отсутствовали. Можно было бы предположить, что заварись какая-нибудь каша, мы смогли бы сбить один-два вертолета. Но что бы было потом? Ходили слухи, что американцы собирались обстрелять нас ”Тамогавками” — дескать, они думали, что в Слатине сербы. А на оставшихся в живых натравить албанцев.

Вскоре после начала переговоров с британским представителем, наше руководство позволило приземлиться нескольким вертолетам. Однако «полазить» англичанам по аэродрому и нашему лагерю не пришлось — мы выставили оцепление. Через некоторое время вертолеты улетели, ушла и группа на джипах.

Мы обживаемся



Для взаимодействия и консультаций, в Слатине остался их представитель и несколько переводчиков. Все контакты носили исключительно официальный характер и осуществлялись руководством. Не потому, что нам возбранялось общение с британцами, а потому, что особого желания брататься с натовцами ни у кого не было.

Между тем сербы продолжили вывод своей бронетехники — танков, БМПэшек, САУ. Каждую ночь мы слышали интенсивную стрельбу к югу от аэродрома. А днем сербы взрывали свои артсклады. Мы несколько раз открывали огонь по грабителям и мародерам. Но, не на поражение, а так, чтоб пугануть. Большая часть сербского населения ушла с войсками, и нас окружало преимущественно албанское, или, как они себя называли, шиптары, которые ни слова по-сербски не знали. То есть они пришли из Албании и никогда ранее в Косово не жили.

Первый инцидент

На пятый день наш БТР был передан в разведгруппу, приходилось довольно много ездить, и была возможность кое-что увидеть и услышать. Например, объезжали наши посты. Один из них, самый отдаленный, был расположен прямо напротив деревни и потому был усиленный — больше взвода бойцов и два БТРа. Офицер, старший поста рассказал нам о инциденте, происшедшем прошлой ночью, и этот рассказ произвел на меня столь тягостное впечатление, что я не мог избавиться от него за все время моего пребывания в Косово.

Поздно вечером на этот пост прибежали сербы, умоляя о помощи. На их дома напали шиптары, они уже изнасиловали и убили одну сербскую старуху, подожгли дом, начали грабить остальные дома. Сербы кричали: ”Спасите, русские, нас режут, убивают!” Ребята попрыгали на БТР, но перед выездом командир взвода все же связался с оперативным дежурным. Тот сказал, что своей властью не может санкционировать выезд группы для пресечения беспорядков, и соединил с командованием. Вышестоящее начальство приказало сидеть на месте и не дергаться, поскольку это зона ответственности англичан. Пусть, дескать, они и разбираются.

Но, одно дело отдавать приказ ”не вмешиваться”, сидя в штабе, и совсем другое дело, ссылаться на данный приказ в личном разговоре с сербами, у которых только что сожгли дом и убили близких. Они так надеялись на нашу помощь, на нашу защиту! А нам так хотелось им помочь... В конце концов, мы даже не пытались объяснять, что нас мало, что у нас приказ не вмешиваться... Просто отворачивались и молча уходили. А что еще можно было им сказать? Сербы встречали нас как силу, способную их защитить, а мы, на деле защищали лишь себя. И то — непонятно от кого.

Албанцы

Между тем, шиптары повадились грабить оставленные сербами, и не использованные нами склады. Нам приказали их гонять. Албанцы приезжали на тракторах, и грузили все, что попадалось под руку. Честно говоря, я видел албанцев обычно именно в этом состоянии, — когда они что-то тащат. Из развалин, из сербских домов, даже со свалок. Зачастую вид их был весьма живописен. Можно было встретить шиптара, одетого в свитер, трусы и сандалии. При этом он вел себя так, будто одет по-человечески.

Мы их отгоняли от складов, они уходили, потом опять возвращались. Нас поражало то, как гражданские албанцы подчинялись боевикам, одетым в форму с эмблемами ”УЧК”. Они попадали в наше поле зрения без оружия, в противном случае мы бы их арестовывали. По любому их приказу гражданские албанцы ”подрывались” так, как будто иначе немедленно получили бы пулю. Мы, глядя на это, только сокрушались, что в российском обществе отношение к военным несколько иное.

Сломанное крыло

В одной из поездок, когда мы сопровождали генерала Попова, произошел забавный эпизод. Шиптары устроили что-то вроде манифестации на проезжей части. БТР сопровождения стал выходить вперед, чтобы прикрыть своим корпусом генеральский УАЗик, и слегка зацепил стоящий неподалеку американский ”Хаммер”. Пластмассовое крыло машины треснуло. Американский водитель стал требовать с нашего деньги за испорченное крыло. Наш ”водила” поначалу опешил, а когда понял, что требует от него ”пендос” (так называют американцев бойцы российского контингента в Югославии), то послал его со всей пролетарской прямотой. Переводчик, офицер немецкой армии, наблюдавший разыгравшуюся сцену с брезгливой гримасой на лице, отвел в сторону нашего водителя, и стал говорить ему, как ненавидит американцев. ”Это самая мерзкая нация на свете. Они самые богатые, но за каждый доллар готовы унижаться. Ты, русский, не волнуйся, если будет какое-нибудь разбирательство, я скажу, что виноват американец”, — сказал немец.

Между тем ”пендос” пошел жаловаться на водителя нашему генералу. Но Попов не пожелав войти в положение пострадавшего, через переводчика ответствовал: ”Иди отсюда, сынок, жизнь командира гораздо важнее всяких там крыльев!”. Несчастный американец все же записал бортовой номер БТР и фамилию нашего водителя. А спустя еще некоторое время, решил на всякий случай помириться с русским. Подошел к нашему и стал угощать его сигаретами (для тех, кто знаком с фантастическою скупостью американцев, понятно, что это был с его стороны широчайший жест, граничащий с безрассудным расточительством). Но ”водила” американца ”в упор не видел”, полностью проигнорировав ”жест доброй воли”. Собственно этим инцидент и был исчерпан.



Был еще один показательный эпизод, характеризующий на этот раз британцев. Однажды мы охраняли госпиталь в Приштине, и вдруг увидели четверых английских морпехов: троих солдат и капрала. Они выглядели более чем странно — приплясывали, истошно орали, закатывались в хохоте, приставали к прохожим, делали непристойные жесты. Причем, на пьяных они не были похожи. Чуть позже мы узнали подлинную причину веселости "томми". Местные албанцы рассказали нам, что англичане зашли в один из дворов, присели на корточки, и все четверо… "ширнулись". Подобные случаи имели место и у американцев, чему мы были свидетелями в Боснии.

Смена



Прилетели подразделения туляков, ивановцев, псковских десантников. Последнюю неделю наш БТР стоял на блокпосту рядом с ребятами из Иванова. В это же время подошла колонна колесной бронетехники из Греции, и гусеничная, в том числе САУ ”Ноны”, из Боснии. Не знаю в связи ли с этим, или с чем-то другим, но после подхода подкреплений, наступило некоторое затишье. Активность шиптар заметно снизилась, погромы прекратились. Но прошла неделя, и по ночам вновь загрохотали выстрелы, запылали дома сербов.

Грабили и убивали не только сербов, жертвами шиптар становились и цыгане. Однажды на российский пост прибежал целый цыганский табор, на который напали албанцы. Наши взяли их под защиту, женщин и детей разместили в бункере отдыхать, а мужчин разместили на территории поста под открытым небом. И удивительное дело — командир взвода принявший это решение, получил на следующий день взыскание от вышестоящего начальства. Этого понять мы не могли. Ну ладно, первоначально нас действительно было немного, лишь бы аэродром удержать. Но ведь и позже не делалось ничего. Пусть даже не для братской помощи сербам, хотя бы для обеспечения выполнения соглашений, для предотвращения геноцида мирных жителей.



После того, как из России стали регулярно прибывать борта, нас поспешили вернуть назад в Боснию. Несмотря на высокий профессионализм "босняков", на прекрасное знание нами местных условий и обстановки, мы, похоже, создавали руководству определенные проблемы своей независимостью. Во всяком случае "чужих", вновь прибывающих начальников, мы вообще не воспринимали.

В Углевике всех участников броска на Приштину, наградили медалями. Уверен, заслуженными. Что до российской политики на Балканах, это разговор особый, для которого у меня нет ни знаний, ни особого желания. Скажу одно: в самом сердце Европы мы все показали, что русская армия жива, что способна решить такие задачи, какие другим и не снились. Вот если бы и политики делали бы свое дело так же, как мы свое!

Записал Борис ДЖЕРЕЛИЕВСКИЙ
Журнал «Офицеры»