До революции и в годы НЭПа "кулаками" в Вятской губернии (как, впрочем, и в целом по стране) крестьяне признавали тех своих односельчан, которые систематически и в размерах, значительно превышающих обычную практику, использовали для ведения своего хозяйства наемный труд и прибегали к кабальным ростовщическим сделкам. 

Несмотря на частичную экспроприацию, которая имела место в годы Гражданской войны, у кулака оставались потенциальные возможности для быстрого расширения своих позиций.

Во-первых, часть кулаков, даже утратив излишки земли, сумела сохранить (и приумножить) средства производства, которые впоследствии явились основой для обогащения. Во-вторых, слой кулаков пополнялся за счет тех "предприимчивых" крестьян, которые в годы гражданской войны, воспользовавшись царившим в стране хаосом, сумели путем различных махинаций скопить значительные средства, которые затем в полной мере были использованы ими в условиях новой экономической политики.

Одним из главных итогов новой экономической политики стало распространение наемного труда. Многочисленные данные свидетельствуют о том, что в вятской деревне 1920-х годов со стороны работодателей-кулаков сплошь и рядом практиковалось нарушение условий найма. Среди них: 1) незаключение договора 2) назначение зарплаты ниже установленного минимума 3) несвоевременная или неполная выплата зарплаты 4) произвольное удлинение рабочего дня 5) непредоставление дней отдыха 6) непредупреждение своевременно об увольнении 7) невыдача харчей и одежды 8) увольнение в случае болезни или беременности, а также такое интересное явление, как "держание батрачек под видом супружества".

Приведем лишь некоторые факты.

В селе Пишнур (Арбажский район, Котельнический округ) по договорам устанавливался 12-часовой, а по Кожинскому сельсовету (Советский район) - даже 20-часовой рабочий день. По ряду сельсоветов батракам не выдавалось никакой спецодежды, которая не предусматривалась даже договорами. В Свечинском районе из 191 зарегистрированных трудовых договоров 51 был заключен с нарушением закона (12-часовой рабочий день даже для 12-14-летних подростков). В Советском районе имели место случаи выдачи зарплаты натурой по спекулятивной цене. В Тоншаевском, Советском, Кикнурском и Санчурском районах допускалось заключение таких договоров, по которым стоимость пищи определялась от 8 до 12 руб. (вместо установленных 6-7 руб.). В середине 1920-х годов нарушения составляли по Уржумскому уезду около 3% случаев найма, по Халтуринскому - 5%, по некоторым волостям Яранского уезда - до 8-10% случаев. Однако по отдельным местностям нарушения встречались значительно чаще. Так, Сорвижским волкомом было обследовано в июне 1928 году 67 дворов, заключивших договоры на наем рабочей силы, причем выяснилось, что из них своевременно выплачивают зарплату лишь 4 хозяйства [1]. Как видим, степень реализации трудового законодательства в вятской деревне была слабой.

Имели место факты неприкрытого произвола хозяев и их родственников по отношению к батракам. Так, у священника Пыжинской церкви Замятина (Селезеневская вол., Вятский уезд) батрак Коробов работал по 16 часов в сутки, без оплаты за сверхурочную работу. Зажиточным крестьянином деревни Монастырь (Халтуринская вол., Котельнический уезд) Василием Николаевичем Берликовым зимой была нанята няня, которую он через два месяца выгнал из дома без расчета в одном летнем платье, что привело к болезни батрачки. В дер. Савиново (Татауровская вол., Нолинский уезд) в хозяйстве предпринимателя-пряничника Потапова работала батрачка-няня, 16-летняя девушка. Однажды, по дороге в потребобщества сын кулака, Егор Потапов, подстерег и изнасиловал ее. Прасковья Ивановна Челпанова работала в качестве батрачки у Павла Михайловича Вшивцева (дер. Кокоулята, Арбажской вол., Котельнического уезда) и забеременела от хозяина. Узнав об этом, Вшивцев прогнал ее, выплатив за 6 лет работы всего 20 руб. и наотрез отказался платить алименты [2]. Подобное, поистине хамское отношение к работникам усугубляло и без того тяжелую жизнь батрачества.

В целом, однако, для вятской деревни 1920-х годов было характерно относительно слабое развитие аграрного капитализма. Суровые почвенно-климатические условия края и, соответственно, высокий уровень издержек производства в сочетании со слабым государственным финансированием делали весьма затруднительным организацию в сельском хозяйстве Вятской губернии рентабельного капиталистического сектора. В этой ситуации представители зажиточных слоев деревни искали более прибыльные сферы приложения капитала, нежели организация сельскохозяйственного производства.

Сложное материальное положение значительной части крестьянства (бедноты и маломощных середняков) создавала благодатную почву для распространения всевозможных форм кабальной эксплуатации. Среди них важную роль играл ростовщический кредит. Кулачество широко практиковало выдачу нуждающимся крестьянам хлебных ссуд и сельхозинвентаря на достаточно жестких условиях. Крестьянин дер. Богородской (Советская вол., Яранский уезд) рассказывал: "В нашей деревне у некоторых бедняков не хватило хлеба до свежего и пришлось обратиться к "добродетелю-соседу" Я.Д. Шабалину. Тот заявил: "Если жать будете у меня, то хлеб стоит 1 руб. 70 коп., а поденщина 60 коп.". И хотя хлеб на рынке тогда стоил всего 1 р. 20 коп. за пуд, беднота, не имея денег на его покупку, была вынуждена принять предложение Шабалина. Вдове Журавлевой (Пижанская вол.) также не хватало хлеба до нового урожая, и ей пришлось занять у своего соседа-кулака пять пудов ржи с условием вернуть хлеб осенью и отработать в страду 5 поденщин. В дер. Володинской (Пижанская вол., Яранский уезд) весной беднякам приходилось занимать хлеб у зажиточных под работу по цене 1 р. 75 коп. за пуд, а осенью им же продавать по 45 коп. за пуд (т.е. за взятый пуд хлеба приходилось отдавать три с половиной). Несостоятельные должники вынуждены были сдавать кулакам за бесценок в аренду пашню и покос. Бедняки Пишнурского сельсовета (Чистопольская вол., Котельничский уезд) на своем собрании жаловались: "Кулаки всеми силами стараются эксплуатировать бедноту. Они иногда дают нам семян с тем, чтобы потом собрать в двойном размере или же делают так: дают семена с условием получения кулаком половины урожая" [3]. Зажиточный крестьянин деревни Шимаренки (Кикнурская вол., Яранский уезд) Михаил Лаптев одолжил одной вдове серп (стоимостью в 50 коп.). За это она ему жала целый день, в то время как поденщины были по рублю. В деревнях Котельничской вол. и уезда кулаки, имеющие молотилки, брали с крестьянин по 5-6 рублей, а работали всего 8 часов[4].

Солидную прибыль кулакам приносила спекуляция. 

Весной 1927 года кулаки деревни Валинское Устье (Малмыжский уезд) Федор Ермилович и Федор Иванович Голевы скупили у крестьян дер. Яшкино весь урожай хлеба. Ими же скупались большие партии леса, стоимость которых доходила до 3000 руб. Когда на сельском собрании крестьян деревни Угор (Троцкая вол., Котельничский уезд) зашла речь о денежных вкладах в сберкассы, кулак Герасим Ильич Мочалов откровенно заявил: "Зачем делать денежные вклады и получать 12 копеек на рубль в год, когда можно сделать гораздо лучше и выгоднее, т. е. купить осенью хлеба, а весной его продать и нажить копейку на копейку" [5]. В с. Кстинино (Вятский уезд) обремененные большими семьями хозяйства бедняков вынуждены были заключать кабальные сделки с кулаками-торговцами. За отпускаемые им хлеб и промтовары бедняки обязывались работать по 12-15 часов в день, получая за это всего 45 коп. Крестьяне-бедняки отдаленных волостей Вятского уезда, не имеющие на руках свободных наличных средств и потому лишенные возможности приобретать облигации крестьянского займа, выражали недовольство действиями кулаков, которые скупали в большом количестве облигации и давали их затем бедноте на условиях отработок. При этом выходило так, что облигация стоимостью 3 руб. при отработке (в переводе на деньги) обходилась бедняку в 5-6 руб. [6]

Важной статьей дохода служила кулакам сдача внаем рабочего скота и конские поденщины. Формы оплаты за работу с лошадью были разнообразны. Приведем данные по 250 безлошадным хозяйствам Кикнурской волости. Наем за хлеб составлял 152 случаев (60,8%), за отработку - 25 (10,0%), за хлеб и отработку - 17 (6,8%), "помощь соседей" - 7 (2,8%), за хлеб и "помощь соседей" - 6 (2,4%), за деньги - 3 (1,2%), за деньги и хлеб - 2 (0,8%), за землю - 5 (2,0 %), прочее - 33 (13,2%) [7]. За наем лошади на весь период полевых работ безлошадные крестьяне платили от 70 до 100 пудов хлеба (то есть в переводе на деньги они выплачивали почти полную стоимость лошади) [8]. При издольщине урожай, как правило, делился пополам, хотя "лошадник" выполнял лишь те работы, которые требовали использования лошади, а семена и "людской" труд предоставлял нанимающий. Плата натурой составляла 5-10 пуд. за обработанную десятину. За одну конскую поденщину безлошадный крестьянин обычно должен был отработать у кулака 3-4 дня, тогда как людская поденщина в переводе на деньги стоила очень дешево - всего 15, а в страду - до 30 коп. [9]. В дер. Володинской (Пижанская вол.) с безлошадной семьи в 5 чел. кулаки брали за сев от 35 до 40 руб. (т. е. около 8 рублей с едока). А если учесть, что эта же семья платила 22 руб. сельхозналога, а выращенный урожай (в переводе на деньги) составлял примерно 60 руб., то выходит, что безлошадное хозяйство от своей земли не получало ничего [10].

Казалось бы, зажиточные крестьяне, как "культурные" хозяева, должны были стремиться к введению всевозможных сельскохозяйственных новаций. Однако по вопросу о переходе на многополье кулаки сплошь и рядом занимали отрицательную позицию, что порой приводило к острым социальным конфликтам. Типичным примером может служить деревня Кокорины (Халтуринская вол. и уезд). Здесь насчитывалось 26 хозяйств, в том числе 6 зажиточных, 7 середняцких и 13 бедняцких. Местная беднота давно выступала с идеей организации многопольного севооборота. Дабы воспрепятствовать этому, зажиточная часть деревни, в свою очередь, решила выйти на отруба. Предвидя захват лучшей земли кулаками, середняки решили создать сельхозартель. В итоге в общине на самой плохой земле остались лишь бедняцкие хозяйства (в том числе девять безлошадных и одно бескоровное). Правда, в результате ряда бесед, проведенных местной партийной организацией с середняками, последние отказались от создания артели и решили объединиться с бедняками, чтобы вместе противостоять кулакам и добиваться выхода деревни на многополье. В деревне Деяново (Больше-Шурминская вол.) кулак Урванцев своей агитацией сорвал переход на многополье. Аналогичные случаи имели место в дер. Лебедево и селе Вершинята (Сердежская вол.). В своем противодействии многополью богатые крестьяне не останавливались и перед самыми крайними мерами. Так, в деревне Товардыр (Лебяжская вол.) кулак совершил нападение на инициатора перехода на многополье, комсомольца, ударив его обухом топора по шее [11]. Отрицательное отношение кулаков к введению многополья объяснялось тем, что при переходе на многополье в деревне обычно производился общий передел, в результате которого кулаки могли лишиться части земли.

Сельская кооперация, как средство более эффективного приспособления мелких товаропроизводителей к условиям рынка, была призвана способствовать повышению благосостояния крестьянских масс и избавлению их от пут торгово-ростовщического капитала. Однако сплошь и рядом кулачеству удавалось обратить кооперативное движение в прямо противоположную сторону, используя его в качестве дополнительного источника дохода и средства закабаления крестьянской массы. Кооперативы и колхозы создавались кулаками для получения от государства различных льгот (земли, скидок по налогу, кредитов, машин и пр.). Так, в Островновской волости (Слободской уезд) было организовано кредитное сельскохозяйственное товарищество, которое состояло из зажиточных хозяев (среди них были и члены партии). Товарищество снабжало крестьян овсом для весеннего сева. Семенные ссуда выдавались при условии возврата их осенью, но уже не зерном, а деньгами (из расчета 1 руб. 20 коп. за пуд). Однако крестьян, взявших ссуду, ожидал неприятный сюрприз. Цена на овес понизилась до 60 коп. за пуд., и незадачливые получатели ссуд, спохватившись, "начали охать, проявляя недовольство, называли такие действия кредитного товарищества грабительскими". К лету 1924 году в Котельничском уезде насчитывалось 11 сельхозартелей с общей площадью 252 дес. пахотной земли, которые состояли "исключительно из кулацкого элемента". Члены артелей вели хозяйство индивидуально, с примитивной обработкой земли, ничем не выделяясь из массы прочих единоличных крестьянских хозяйств, и в артели вошли лишь для того, чтобы получить лучшие участки земли и различные льготы [12].

Подобные "лжекооперативы", как правило, быстро разваливались, а полученные средства использовались их бывшими руководителями в своих личных хозяйствах. В селе Коркино (Сунская вол., Нолинский уезд) богатый крестьянин Пантюхин, имеющий двухэтажный дом, много породистого скота и машин, систематически применяющий наемный труд, создал "бумажный" коллектив, куда записал двух своих братьев, а также (для привлечения необходимого количества членов) еще двух бедняков. Однако, получив из кредитного товарищества сеялку и молотилку, Пантюхин заплатил за машины из собственных средств и стал пользоваться ими индивидуально [13]. Впрочем, в ряде случаев кулаки сохраняли созданные ими кооперативы, чтобы под прикрытием их успешнее осуществлять свои операции. Примером подобного рода лжекооператива может служить кустарно-промысловая артель "Серп и Молот", созданная в марте 1928 года в дер. Крашенинники (Кикнурская вол., Яранский уезд), которую возглавляли два кулака - Дмитрий Якимович Софронов и Григорий Фролович Бахтин [14].

Вопреки официально провозглашенному классовому принципу, который предполагал приоритетную поддержку беднейших слоев крестьянства, часть кооперативов Вятской губернии занимались кредитованием преимущественно зажиточных хозяйств и не всегда следили за рациональным расходованием получателями выделяемых средств. Так, один из членов правления Пасеговского кредитного товарищества (Вятский уезд), Окунев, выступая против предоставления ссуд маломощным крестьянам, выдвигал стандартный аргумент в духе социал-дарвинизма: "Бедняков нет. Есть лодыри и пьяницы!" Руководствуясь подобного рода установками, товарищество выдавало зажиточным ссуды по 200 руб., тогда как "бедняки стояли в очереди по году" [15]. Председатель Пинюжанского сельхозкредитного товарищества (Халтуринский уезд) А.С. Федоровых отказал председателю сельхозартели "Пахарь" Пестрикову в предоставлении краткосрочной ссуды (300 руб.). И хотя под давлением местной парторганизации ссуда была все же выдана, но под большой процент - 15% годовых. При этом без особых проблем была выделена ссуда зажиточному крестьянину Е.Е. Лузянину [16]. Председатель Подгородней молочной артели (Халтуринская вол. и уезд) зажиточный крестьянин И.Н. Зубарев высказывал следующее пожелание: "Для активистов-двухкоровников и вообще многомолочных членов следует создать в нашей артели специальный капитал - фонд кредитования, чтобы члены-активисты в трудные периоды, например, осенью могли извернуться" [17]. По Яранскому уезду в 1928 году на бедняцкое хозяйство в среднем приходилось всего 47 руб. 70 коп. кредита, тогда как на кулацкое - 78 руб. [18] Как видим, кооперативные ссуды часто служили дополнительным источником обогащения зажиточных хозяйств.

Постоянно жалуясь на непомерные налоги, кулачество пыталось скрывать от обложения свои доходы. Кулак деревни Зобенской (Кикнурская вол.) Павел Миронович, бывший торговец, получал солидный доход от пчеловодства и значительную часть ульев держал тайно по разным деревням. Как выяснилось, в его руках был "весь район в радиусе 12 верст богатых деревень" [19]. Недоплаченная зажиточными хозяйствами часть налога нередко перекладывалась коррумпированными работниками местных Советов на середняков и бедняков.

Примечательно, что главную угрозу своему влиянию в деревне кулаки видели не столько в лице коммунистов и советских работников, сколько в лице основной бедняцко-середняцкой массы. Красавским волисполкомом (Котельнический уезд) в июне 1926 года был принят на должность секретаря Василий Петрович Созинов, который в 1922 году, в бытность завскладом Шабалинской заготовительной конторы, был осужден за растрату. Состоя на службе в ВИКе, Созинов был замечен в связях с местным духовенством и кулачеством. Во время совместной пьянки у Целищева (кулака и бывшего владельца мельницы), разоткровенничавшись, Созинов говорил собутыльнику: "Пока что я здесь еще не окопался, а когда почувствую под собой твердую почву, установлю связь с коммунистами, тогда мы будем знать, как нам действовать, в случае нажима на нас со стороны бедняков и средняков" [20]. Председатель Козловажского сельсовета (Котельнический уезд) имел 4 лошади и 8 коров, а председателем Запиваловского сельсовета (Ключевская вол., тот же уезд) был зажиточный крестьянин Исаков, хозяйство которого могло гордиться большим двухэтажным домом и насчитывало две лошади и три коровы. Президиум сельсовета, за исключением одного члена, также составляли зажиточные. Итоги работы такого сельсовета говорят сами за себя. К 1929 года из 321 хозяйства только были освобождены от сельхозналога только 15, а план самообложения выполнен лишь на 20%. Более чем скверно было поставлено социальное обслуживание бедноты [21]. В Спасской волости имелась инвалидная артель, организатором и руководителем которой был кулак Михаил Андреевич Евсеев. С момента революции артель завладела водяной мельницей и находящейся при ней сенокосной землей (33 дес.), которая принадлежала крестьянам трех сельских обществ (Окатьевского, Никитинского и Поповщинского). И хотя с 1917 года крестьяне исправно платили за землю все причитающиеся платежи, фактически ею пользовались лишь члены артели [22]. Неоднократные жалобы крестьян в земорганы остались без ответа, что указывает на наличие там у кулаков надежных покровителей.

В период хлебозаготовительных трудностей (1928-1929 годы), когда усилился экономический и административный нажим на кулаков, представители зажиточных слоев, ради сохранения господствующих позиций в деревне, прибегали к всевозможным методам обработки населения (от попыток задабривания его до экономического давления и даже прямого насилия). В своем стремлении заручиться поддержкой крестьянства (главным образом бедноты) зажиточными элементами практиковались откровенно популистские меры. Кулаки Шарангской вол. (Яранский уезд) раздавали хлеб беднякам "без всяких процентов, дабы этим переманить бедноту на свою сторону". В селении Старая Рудка (Юкшумская вол.) местный кулак с помощью бедноты "обмолотил описанную и сданную на хранение копну хлеба и хлеб раздал взаймы" [23].

Однако чаще кулаки прибегали к более жесткому воздействию на односельчан. Так, в деревне Колоты (Порезской вол., Нолинский уезд) кулак А.Н. Харин владел молотилкой и льномялкой. С некоторых пор Харин стал заявлять соседям: "Если вы будете доказывать властям мои доходы, то я молотить вам не буду" [24]. В дер. Колябино (Загарская вол., Вятский уезд) у бедняка Е.С. Перевощикова была на пастбище зарублена лошадь. Произошло это вскоре после того, как он резко выступил против махинаций кулаков при переделе земли. В дер. Свирепы (Даровская вол., Котельнический уезд) у сыновей кулака Торошина было изъято оружие, "которым они застращивали бедняков и активистов середняков" [25].

Одним из эффективных способов противодействия развернувшейся коллективизации являлось создание кулаками лжеколхозов. В деревне Петухово (Салобелякская вол.) кулаки с целью получения лучшей земли, предназначенной для колхоза (в который вошла главным образом беднота), организовали свой колхоз. Аналогичные случаи имели место в деревне Куршаки (Шарангская вол.), где колхоз организовали торговцы,лишенные избирательных прав, и в деревне Николаевской, в которой инициаторами создания колхоза выступили два кулака, имеющие сельхозмашины и мельницы. Несмотря на протесты волисполкома, земуправление этот колхоз зарегистрировало [26].

Таким образом, материалы по Вятской губернии дают основание подвергнуть более чем серьезной корректировке широко распространенное в перестроечной и постперестроечной литературе мнение о кулаках как о наиболее "культурных", "справных" хозяевах, ибо производственная активность сельских предпринимателей была весьма слабой. Основным источником дохода для значительной части кулаков выступала не столько организация фермерского хозяйства с применением передовой агрокультуры, агротехники и наемного труда сельского пролетариата, сколько некапиталистические, по сути, формы эксплуатации (спекуляция, сдача в аренду земли и сельхозинвентаря, ростовщический кредит и т.п.).

Дополнительным средством обогащения и эффективным рычагом давления на односельчан являлось для кулаков участие их представителей в местных Советах, партийных ячейках, кооперативных и общественных организациях. Благодаря этому часть средств, направляемая на поддержку бедняцких и середняцких хозяйств по линии земорганов и кооперации, незаконно присваивалась кулачеством и пускалась затем на непроизводственные цели, что также отрицательно сказывалось на развитии аграрного сектора. В свете сказанного перспектива модернизации сельскохозяйственного производства региона за счет укрепления зажиточных слоев крестьянства представляется весьма проблематичной. Выход из сложившейся ситуации был найден в массовой коллективизации.

И. БыстровИсточник: