ВАЛЕНТИН КАТАЕВ И ПЕРЕСТРОЙКА

Борис Ихлов

Ищу человека!

Диоген Синопский

Он бродил по городу с фонарем и восклицал: «Ищу человека!» Тем самым он говорил афинянам, что нет среди них людей. То есть – хотя бы людей, вокруг «Капричос» Гойи и чудовища Дюрера. А еще бессмысленнее искать среди афинян близкого по душе и по разуму человека.

***

 Короткая повестушка «Уже написан Вертер» была написана Валентином Катаевым задолго до перестройки, в 1979 году. Но она была именно перестроечной, она предвосхитила перестройку. В ней и элементы модерна, и плевок в сторону революции – причем в отштампованной форме, в форме либеральных обвинений большевизму в бесчеловечности и т.п.

Можно подумать, что либеральные американцы, которые всего за два месяца оккупации Северной Кореи учинили 1 миллион (один миллион) казней мирных жителей с применением пыток – человечны. Во Вьетнаме американцы применяли химическое оружие и проводили над пленными медицинские опыты, как Менгеле. Но в эпоху перестройки США казались обывателю светом в конце тоннеля, образчиком свободы и демократии.

Повестушку опубликовали опять же задолго до назначения Горбачева генсеком. Журнал снабдил ее предисловием: «В основе этой прозы не конкретные воспоминания, но память о целой эпохе. В ней, этой памяти, причудливо соединились увиденное, пережитое, перечувствованное, прочитанное и — домысленное, нафантазированное, угаданное. В годы военного коммунизма зловещая тень Троцкого порой нависала над революционными завоеваниями народа. Особенно это сказывалось на работе местных органов власти. Искривления и нарушения законности надо относить в первую очередь на счёт врагов ленинизма. Выходцы из левых эсеров не могли преодолеть своей мелкобуржуазной сущности в новых исторических условиях. Авантюризм, волюнтаризм, истеричные метания из стороны в сторону были присущи и тем из них, кто работал в ЧК. Между тем эта работа требовала неуклонного соблюдения революционного порядка, железной самодисциплины, беспредельной преданности делу — качеств, которые отсутствовали у левых эсеров. Повесть старейшего советского писателя В. Катаева, свидетеля и очевидца тех времён, самым своим остриём направлена против врагов революции. Сегодня в связи с оживлением троцкистского охвостья за рубежами нашей родины, в накале острой идеологической борьбы гневный пафос катаевских строк несомненно будет замечен. Наше короткое вступление имеет целью привлечь внимание читателя к фактам многолетней давности, незнание или забвение которых затруднит восприятие катаевской повести. Журнал «Новый мир» №6 за 1980 г.»

Редакция журнала прекрасно понимала, что это предисловие не имеет никакого отношения к повести. Но редакторы боялись даже не партии образца 1980 года, а партии образца 1937 года, когда шли антитроцкистские процессы. Представляете степень маразма?

Более современную и не менее нелепую рецензию можно найти в интернете: «Ко времени революции относится действие повести «Уже написан Вертер» (1979), озаглавленной строкой Б. Пастернака. Ее герой, чудом спасшийся от расстрела юнкер Дима, воспринимает жуткую явь как сон. В повести описаны фантомы-вещи и фантомы-люди: чернокожанные комиссары с маузерами, здание гаража, в котором происходят расстрелы, Наум Бесстрашный, утверждающий на крови мировую революцию. На крови и предательстве основана и любовь главных героев в дни, когда «и воздух пахнет смертью».

Однако в этой рецензии найден один верный момент: явь как сон, фантасмагоричная явь. Оформленная в поток сознания, когда «поезд увозит в обратном направлении». Словом, снесла курочка яичко не простое, а золотое, дед бил-бил, не разбил, баба била-била… Поток сознания – это полусонное состояния Николая Ростова накануне Аустерлицкого сражения, «Четыре дня» Гаршина, поток мыслей героини романа Джеймса Джойса Молли Блум, сказочные образы в сознании морфиниста в романе Булгакова «Мастер и Маргарита».

Тот же самый поток сознания у Катаева в рассказе «Сэр Генри и черт» (бред больного сыпным тифом), в повести «Кладбище на Скулянах» («Я умер от холеры на берегу реки Прут»). Но если у Толстого или Гаршина этот художественный прием – частность, то у Катаева это целое и общее. В том ж духе – дикое убийство матросом (почему-то русским) студента в рассказе «Осажденный город» 1920 года, где об осадивших город французах – полслова. И вполне связная, но фантасмагоричная, нелепая история ни о чем «Растратчики», якобы «разоблачающая мещанство», как двое финансистов погуляли за государственный счет и были отправлены в тюрьму. Что-то напоминающее реальность – в рассказе «Золотое перо» 1920 года об академике и занятии города красными, но снова тот же поток сознания – в рассказе «Спящий» - уже 1984 года. В виду этого однообразного художественного приема в 90-е Катаева записали в когорту «русских постмодернистов».

Сам Катаев в повести «Уже написан Вертер» делал вид, что он открыл человечеству глаза, что он борец с тоталитаризмом и боится преследований. Он не сообщает читателю, кто автор этих строк: «… в наши дни и воздух пахнет смертью, открыть окно – что жилы отворить».

Да, Пастернак был будто бы опальный, Нобелевский комитет явно по политическим соображениям присудил ему премию за «Доктора Живаго» - но в самом этот романе нет ничего особенного, ничего антисоветского, просто его опубликовали за рубежом. И ее уровень – явно не на Нобелевскую, хотя ее вполне можно был присудить Пастернаку за стихи. Но поэта вынудил отказаться от премии, в те годы в московском метро можно было услышать такие речи: «Ты что на меня орешь, я тебе Живага, что ли?» И вот это, крылатое: «Я «Доктора Живаго» не читал, но скажу…»

Однако Катаев напрасно делает вид, что он цитирует кусочек из запрещенного стихотворения:

Рояль дрожащий пену с губ оближет.
Тебя сорвет, подкосит этот бред.
Ты скажешь: — Милый! — Нет, — вскричу я, — нет!
При музыке? — Но можно ли быть ближе,

Чем в полутьме, аккорды, как дневник,
Меча в камин комплектами, погодно?
О пониманье дивное, кивни,
Кивни, и изумишься! — Ты свободна.

Я не держу. Иди, благотвори.
Ступай к другим. Уже написан Вертер,
А в наши дни и воздух пахнет смертью:
Открыть окно, что жилы отворить.

Стихотворение «Разрыв», последнюю часть которого я привел, было написано в 1919-м, в годы интервенции и Гражданской войны, когда кровь лилась рекой, когда по России свирепствовали такие изверги, как Колчак, Юденич. Булак-Балахович, Врангель и пр. И звезды на спинах красноармейцев вырезали, и пытка белоказаков под названием «рубка в капусту» широко известна, и о кровавых преступлениях Колчака ходили легенды, да он еще своих же союзников, эсеров, в декабре 1921 года утопил в Иртыше. Сейчас же упирают на то, что он был географ, знаменитый путешественник, ставят этой сволочи памятники. Когда солдаты этого географа захватили Пермь, они выволокли раненых из госпиталя, который находился в том месте, где затем построили ДК им. Ленина, в Мотовилихе, выволокли на мороз, окружили, не давали пермякам подойти. Раненые всю ночь скребли ногтями снег и замерзали.

Надо заметить, что Колчак изначально не собирался заливать кровью Сибирь и Урал, он бежал в Англию, надеясь изменить родине и поступить на военную службу. Однако англичане его завернули, снабдили деньгами и указаниями, чем он должен заниматься в России.

Никакого осуждения кровавых большевиков в стихотворении Пастернака нет, это Катаев придумал. И вообще оно о любви, как и «Страданию юного Вертера» Гёте. Стихотворение было опубликовано во множестве поэтических сборников, вышедших и до Хрущева, и после него.

Прадед Катаева – священник, отец - Пётр Васильевич - преподаватель епархиального училища в Одессе. Мать Евгения Ивановна Бачей — дочь генерала, из полтавской мелкопоместной дворянской семьи. Ученик антисоветчика Иван Бунина Есть версия что Валентин на добровольной основе служил воевал у Деникина. Или у гетмана Скоропадского. С весны 1919 года - в Красной армии.

Есть также версия, что к середине февраля 1920 года Катаев излечился от тифа. Красные к тому времени заняли Одессу, и выздоровевший Катаев якобы подключился к подпольному офицерскому заговору, целью которого была подготовка встречи вероятного десанта Врангеля из Крыма.

Однако все эти версии – плод перестройки.

Катаев «перестроился» задолго до перестройки, а до конца 70-х он был правоверным «советчиком» и отметился такой просоветской повестью, как «Время, вперед!» Впрочем, это безусловно мастер, он входит в плеяду таки советских писателей, как Пильняк, Замятин, Платонов, Шукшин, Маканин и др.

***

В годы Великой Отечественной войны Катаев - военный корреспондент, «за родину. за Сталина».

На XX съезде линия партии изменилась, и в 1966 году Катаев подписал письмо двадцати пяти деятелей культуры и науки генсеку ЦК КПСС Брежневу против реабилитации Сталина

Но линия партии снова изменилась, и в 1973 году Катаев подписал письмо группы советских писателей в осуждение Солженицына и Сахарова.

Словом, колебаний относительно линии парти у Катаева не было, колебался вместе с линией.

Роман «Алмазный мой венец» написан еще раньше, чем «Уже написан Вертер», в 1975-1977 гг. («Новый мир» №6, 1978), он тоже нес в себе мотивы перестройки. Роман посвящен литературной жизни 20-х годов, персонажи – Маяковский Есенин, Булгаков и пр., и даже Розалия Землячка.

Название романа скромное, непритязательное. Зачем-то автор зашифровал фамилии литераторов. Будто писал о чем-то тайном, запрещенном. Но единственное, чем выделяется роман – это представление в нем литераторов как обывателей: их портреты - «в туфлях и халате».

Давид Самойлов делился с Лидией Чуковской: «Прочитал я его “Алмазный венец”. Это набор низкопробных сплетен, зависти, цинизма, восторга перед славой и сладкой жизнью. А завернуто все в такие обертки, что закачаешься».

С другой стороны, почвенник Петр Проскурин, возмущался, как можно поднимать шум вокруг «ничтожных произведений, отшлифованных до алмазного блеска».

Осуждали роман и Алесь Адамович, и Вениамин Каверин, и Даниил Гранин, которые сами позже стали столпами антисталинизма.

Серафима Суок (в романе «дружочек»), прочитав произведение, плакала, ее муж Виктор Шкловский («какой-то пошляк») хотел пойти к автору «бить морду», но она его удержала. Жена Каверина Лидия Тынянова говорила: «Я удивляюсь, почему Таня и Костя Есенины, дети поэта и Зинаиды Райх, не набьют Катаеву морду». Актер Игорь Ильинский поехал в Переделкино, чтобы «врезать по мордасям» писателю. Катаев его не впустил, тогда 77-летний Игорь Владимирович помочился под дверь 81-летнему Валентину Петровичу.

Что ж такое, почему такая экзальтированная реакция собратьев по классу? Да потому, что Катаев их всех опередил, он сказал то и так, что и как они с истинно писательской честностью будут говорить лишь позже.

Наш «Союз коммунистов» не собирался перестраиваться, но было что-то похожее: мы раньше всех объявили, что элита КПСС – предатели. За это нас репрессировали как раз те, которые позже стали говорить то же, что и мы.

Это нас незаконно увольняли с работы, это нас судили. избивали, убивали. А все перестроившиеся «борцы с тоталитаризмом», ни «коммунисты», ни литераторы 80-х– всегда сытно ели, хорошо одевались и крепко спали. Власти их не трогали, они для властей были безвредны.

Запад сделал Светлану Алексиевич лауреатом Нобелевской премии за то, что 2014 году после бандеровского путча Светлана говорила, что на Украине «произошел не нацистский переворот, а народная революция. Справедливая».

Дура? Конечно, но не это главное. Главное – что перестроилась. Она до распада СССР писала следующее:

«И все вещи: письменный прибор из рабочего кабинета Феликса Эдмундовича, его телефон, книги, фотографии, письма — вдруг обрели для меня глубокий человеческий смысл. Появилось такое чувство, что тот, о чьей изумительной жизни они свидетельствуют, рядом, и слышно живое, теплое дыхание его...
Ловлю себя на мысли, что мне все время хочется цитировать самого Дзержинского. Его дневники. Его письма. И делаю я это не из желания каким-либо образом облегчить свою журналистскую задачу, а из-за влюбленности в его личность, в слово, им сказанное, в мысли, им прочувствованные. Когда у меня вырастет сын, мы обязательно приедем на эту землю вместе, чтобы поклониться неумирающему духу того, чье имя — Феликс Дзержинский — "меч и пламя" пролетарской революции… товарищ Стефан Братман-Бродовский, работавший в то время секретарем советского посольства в Германии, прислал ему из Берлина прекрасный шерстяной свитер, Дзержинский на следующий же день отдал его одному из своих помощников. У него, оказывается, был старенький, заштопанный свитер, и он не мог позволить себе иметь два свитера, когда у многих товарищей не было ни одного» (очерк "Меч и пламя революции").

Чем же занимались деятели культуры в начале Большого террора? Смотрим «Литературную газету» от 26.1.1937, 2-я стр.: «Процесс антисоветского троцкистского центра».

Далее:

Ал. Толстой. Сорванный план мировой войны.

Н. Тихонов. Ослепленные злобой.

Ю. Олеша. Фашисты перед судом народа.

А. Новиков-Прибой. Презрение наемникам фашистов.

Вс. Вишневский. К стенке!

И. Бабель. Ложь, предательство, смердяковщина.

Л. Леонов. Террарий.

С. Сергеев-Ценский. Эти люди не имеют права на жизнь.

М. Ильин, С. Маршак. Путь в Гестапо.

В. Шкловский. Эпилог.

Б. Лавренев. Их судит вся страна.

Е. Долматовский. Мастера смерти.

Р. Фраерман. Мы вытащим их из щелей на свет.

Причем все ослепленные злобой фашисты истово каялись и славословили Сталина!

15.5.1939 Бабель был арестован по липовому обвинению в «антисоветской заговорщической террористической деятельности» и шпионаже. На допросах подвергали пыткам, вынудили признать связь с троцкистами, а также их тлетворное влияние на своё творчество и факт того, что он, руководствуясь их наставлениями, «намеренно искажал действительность и умалял роль партии». Писатель также «подтвердил», что вёл «антисоветские разговоры» среди других литераторов, артистов и кинорежиссёров (Ю. Олеша, В. Катаев, С. Михоэлс, Г. Александров, С. Эйзенштейн) и «шпионил» в пользу Франции. Бабель показал, что в 1933 году через Илью Эренбурга он установил шпионские связи с французским писателем Андре Мальро, которому передавал сведения о состоянии Воздушного флота. Расстрельный список, в котором значился Бабель, Сталин подписал лично.

На самом деле единственной виной Бабеля было то, что он назвал бездарного Буденного, ближайшего подельника Сталина, «выслужившимся капралом».

В 80-е, когда власть решила поменять бантик на лацкане, все литераторы, как по команде, заговорили о чудовищности сталинизма: «Комсомольская правда» и Кургинян, «Московский комсомолец» и академик Бехтерева, «Литературная газета» и гравитационист Брагинский…

В 1984 году Михаил Алексеев за роман «Драчуны» был выдвинут на Ленинскую премию. Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Пастухов лично позвонил Алексееву с поздравлениями. "Правда" дала хвалебный отзыв. Однако в «Литературной газете» вышли две статьи Николаева и Оскоцкого, в которых утверждалось, что "Драчуны" антисоветский роман. Алексеева лишили премии.

Однако в конце 80-х Валентин Оскоцкий - постоянный автор перестроечных "Огонька" , "Столицы", активист " Апреля", 22.2.1991 с балкона гостиницы «Москва» кричал: "СССР - империя зла!", вошел в руководств "Демократического выбора России" и в октябре 1993-го подписал "Письмо 42-х" с требованием "запретить все виды коммунистических и националистических партий, ... закрыть газеты «Советская Россия», «Литературная Россия», «Правда»»… И не мучила этого афинянина совесть.

Они все всегда хорошо ели хорошо одевались и хорошо спали.

Михаил Пришвин известен каждому советскому школьнику. В 1890-х Пришвин изучал марксизм, состоял в социал-демократическом кружке. Был арестован. После года тюрьмы освобожден с запретом проживать в крупных городах. В 1917-м стал поддерживать правых эсеров и до весны 1918-го работал в газете «Воля народа», которая критиковала политику большевиков. Опубликовал статью «Убивец!». В ней Пришвин обрушивался на Ленина, дескать, действия большевиков своей жестокостью и стремлением к тотальному подчинению народа ничем не отличаются от политики царской власти. Был арестован, но через 15 дней отпущен. Потому что великий Ленин – это вам не Сталин. Он простил даже того, кто покушался на его жизнь.

Но и отсидевший в тюрьме Пришвин – с одной стороны, не благополучный Зюганов, а с другой - не Кикабидзе …

Они всегда с властью, мастера культуры. Власть за большевиков – и они тоже. Власть против – и они чернят революцию. Они все перестроятся: Марк Захаров и Мягков, Басилашвили и Смоктуновский, Никита Михалков и Евгений Жариков, Евтушенко и Гроссман, Олжас Сулейменов и Булат Окуджава.

Или с американской властью.

Представляете, их называют инженерами человеческих душ!

Сегодня они снова перестраиваются. Сегодня власть разыгрывает сталинистскую карту.

Май 2024