Безо всяких сомнений или исключений ВСЕ ценности человека можно разделить на три группы. Это:

1) Память предков
2) Текущий комфорт
3) Перспективы развития.

Как ни крутись, но любая ценность, за исключением маниакальных идей (не имеющих ни оснований, ни связности, ни продолжения) непременно попадёт в одну из трёх групп.

Или это реликвия, которой дорожат, или это бытовое удобство, которым тоже дорожат, или это перспективная разработка, которую ценят.

Триединство ценностного блока очень проблемно, что не раз доказывала история. Сделанное священным наследие прошлого не раз вступало в конфликт с бытовыми удобствами в настоящем времени, равно как и с перспективами научно-технического прогресса. 

Ставка на прогресс, «повёрнутость» на светлом будущем – не раз болезненно сказывалась на текущем уровне материального достатка и/или болезненно била по сакралиям из прошлого.

Гармонизация наследия, комфорта и перспектив – задача очень сложная, требующая от властей ювелирного мастерства и аптекарской точности. Как сделать так, чтобы мягкость сегодняшнего дня не размягчила завещанных отцами и дедами принципов? И не превратилась в тухлую гниль разлагающегося будущего? А если чересчур закрутить гайки по поводу прошлого и будущего, то не окажется ли жизнь сегодня и сейчас слишком жёсткой и скудной?

Неожиданным образом проблему гармонизации трёх групп ценностей решил современный либеральный Запад: он отменил их СРАЗУ ВСЕ ТРИ.

Создавая такие конструкты гиперагрессивного маразма, как Украина («благодаря» Украине мы узнали, что маразм может быть гиперагрессивным, что раньше казалось оксюмороном), западная либеральная идеология призывает ОДНОВРЕМЕННО предать и проклясть предков, «выйти из зоны комфорта» в холод с голодом, и смирится, что впереди – только чёрная мгла без просвета.

Никто, не сойдя с ума, не может понять – как и зачем всё это делать ОДНОВРЕМЕННО, и в чём утешительный приз пост-человека, одновременно нас**вшего на своё прошлое, настоящее и будущее.

Раньше ведь как было? 

Одни идут на лишения – ради светлого будущего, которому отдают всё. 
Другие предают будущее – чтобы красиво пожить сегодня, сейчас.
 Третьим ни того, ни другого не нужно – но они жёсткие фундаменталисты, традиционалисты, для них бытовые удобства – растление, а прогресс – кощунство. 

Эта драма человечества выглядела очень и очень печально, но не превращалась в грязную комедию абсурда!

Потому что, жертвуя одной, или даже двумя группами ценностей, человек удваивал или утраивал усилия по сбережению третьей.

Если мне не хватает денег на три покупки – то я делаю две или одну, выбирая самое для меня ценное, раз на всё недостаточно средств. Но как назвать того, кто деньги просто выбросил или сжёг?

+++

Современные либералы-западники в очень тяжёлом положении. Хозяева загнали их в цугцванг, положение, при котором любой ход проигрышный. Если либерал признаёт, что Запад – прогрессивная модель жизни, то должен будет признать и всю эту содомию, трансгендерность, радужность вперемешку с неприкрытыми геноцидами и глобальным криминальным беспределом нормой жизни и счастливым будущим.

Либерал, может, и не прочь – но на чью поддержку и кого может он после такого «каминг-аута» рассчитывать? Политик о таком должен молчать – иначе шансы на поддержку исчезнут.

Но если либерал признает, что Запад со своими трансгендерами и содомскими «браками» зашёл в тупик, то отсюда последует отрицание прогрессивной роли Запада, признание Запада ненормальным, помешанным, «сумасшедшим с бритвою в руке».

Так США – норма или аномалия? Да или нет? Отвечаешь, что норма - и непопулярен. Отвечаешь, что аномалия - и не западник... 

+++

Понятие «зомби» придумано в Америке, раскручено в Америке до уровня одного из самых известных и узнаваемых глобальных «брендов», составляет едва ли не самую весомую часть американского вклада в мировое культурное наследие. Кто влияет на подрастающие поколения больше – Марк Твен, Эйнштейн – или фильмы про зомби? Не отрицая того, что все мы в детстве читали книги Марка Твена (те, кто помоложе, уже ничего не читают) – честно признаемся, что первое место в нашем представлении об Америке занимает именно образ зомби.

Марк Твен или Рей Брэдбери, как ни велики – а всё ж не «круче» гениев русской или европейской литературы, «одни из». А вот сопоставимых по масштабу влияния на мозг образов зомби нет ни в одной стране мира.

Болезненное, я бы даже сказал, патологическое влечение американской культуры к образам зомби – отнюдь не случайно (и очень устойчиво). Равно как и к образам маньяков, серийных убийц – по которым Америке тоже равных нет, ни по количеству, ни по качеству отображений в литературе и киноискусстве.

Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя – давно и прочно известная истина. В частности, деятели культуры не работают в вакууме: они обречены писать и снимать то, что встречает массовый отклик, неподдельный интерес, вращаться на орбите тех идей, которыми живёт окружающее общество. Иначе их просто не поймут и не воспримут, а они ведь публичные люди, им без публики нельзя!

+++

Навязчивый образ зомби преследует и американскую ЭКОНОМИЧЕСКУЮ мысль, а это, пожалуй, даже серьёзнее, чем кино и романы! Именно в США сперва появились, потом окрепли, и, наконец, стали основным каркасом экономики т.н. «зомби-компании».

Ни жив ни мертв — типичное описание зомби, то есть существ, которые не приносят никакой пользы, но вполне могут навредить окружающим.

Компания-зомби — это публичный бизнес, который существует больше 10 лет, при этом его процентные платежи по долгам превышают прибыль до уплаты процентов и налогов (EBITDA).

То есть такие компании имеют крайне слабые финансовые показатели, у них много кредитов, а любые доходы идут на их погашение и покрывают накладные расходы, например, аренду помещений или выдачу зарплаты. Такой бизнес не может развиваться и двигаться вперед, поскольку у него нет лишнего капитала, который можно было бы направить в рост.

Чтобы не дать нежити умереть - банки выдавют им кредиты под все более низкие проценты. Реального вклада в экономику такие компании не делают.

Почему же банки, а главным образом государство (впрочем, приватизированное банками) продолжают их поддерживать?

Дело в том, что их долговые обязательства слишком огромны, и в случае ликвидации таких компаний убытки понесут в первую очередь банки. Разросшиеся западные «зомби» — это огромные компании, которые создают большое количество рабочих мест.

В сущности, зомби-корпоративизм отражает главный принцип Запада. По нему Запад и противопоставил себя социализму и христианской цивилизации: «кто не работает, тот ест»[1]. Бесполезные, но прожорливые зомби-корпорации сидят на искусственном откроме. Для этого приходится постоянно конфисковать самым грубым образом средства со всего мира и у «третьих лиц», не включённых масонерией в число привилегированных номенклатур. Проще говоря, чтобы переплачивать одному за то, чего он не сделал – приходится недоплачивать другому за то, что он сделал.

+++

Зомби-культура и зомби-экономика показывают нам основной вектор надежд и устремлений американской стратегии.

Именно зомби-технологии являются универсальным ответом на вопрос – как у человека отнять его прошлое, настоящее и будущее, и при этом не превратить его в своего смертельного врага?

Кратко говоря: если из человека сделать зомби, то будет уже не в состоянии ни ценить, ни просто понять, чего лишён.

Ведь автомобиль не даст тебе сдачи, сколько бы ты не крушил его кирпичом и ломом. Сдачи тебе может навалять хозяин автомобиля – будучи субъектом мысли. А машина – кротка и безответна. Она лишь объект мысли, предмет. И зомби, как особая биомашина, тоже.

+++

Вот у меня, допустим, рубль. И я его поменял на коробок спичек. Теперь у меня есть коробок спичек – но нет рубля. Допустим, я по этому поводу загрустил, и обменял обратно. И теперь у меня нет спичек, но есть рубль.

В этом процессе, нормальном для истории, культуры и экономики – у меня всё время что-то есть: или рубль, или спички.

А как сделать, чтобы у меня не было ни рубля, ни спичек? Очевидно, ввести меня в транс, загипнотизировать, напустить морок – так, чтобы я рубль отдал, а про спички спросить «забыл». Или искренне, в состоянии морока, считал «спичками» вложенную мне в руки какашку… А почему бы нет – считают же украинцы фашизм «демократией»!

Зомбирование даёт тому, кто научился зомбировать – ВСЁ, и не требует от него взамен НИЧЕГО. Такая сверхвыгодная форма реквизиции материальных благ – не имеет аналогов в истории. Вы скажете – а как же грабители? Они же тоже брали всё, и не давали взамен ничего? Да, но взамен они оставляли ненависть к себе, понимаете?

Если бы украинцы не находились в состоянии дегенеративно-психопатической невменяемости, они бы ненавидели американцев гораздо сильнее нашего, просто по той причине, что американцы их обделили и ограбили куда больше нашего (хотя и у нас порезвились – мама-не-горюй!).

Но, если человек зомбирован, то он живёт в иррационально-воображаемых мирах-представлениях, он вообще не понимает, кто, что и для чего с ним на самом деле делает. Так возникает никем уже не скрываемый и очень популярный на Западе лозунг «диктатура без слёз», «мягкая сила», «прекрасный новый мир по Хаксли[2]» и т.п.

+++

Теперь вопрос: чего можно добиться от зомби в долгосрочной перспективе? Ответ понятен каждому: ни-че-го! Зомби (ярчайший пример – украинство) – это одноразовый инструмент. На долгую жизнь и сложные действия он в принципе, изначально не рассчитан.

В политике зомби – это одноразовый солдат, которого сжигают в чужих интересах. И который не понимает своей смерти – потому что он ведь уже и не живой, когда введён в зомби-состояние.

В экономике зомби – одноразовый сдатчик, он имеет ценность, пока ему есть что отдавать (он отдаёт это бесплатно, или в обмен на козьи какашки). Пока он это отдаёт (принимая к себе токсины и мусор) – он полезен получателю. А потом – всё. Кто видел гетто наркоманов в США или Сомали – поймёт, о чём я говорю…

Когда рухнул СССР (а рушился он долго, с 1953 года) – на его руинах, в качестве базовой альтернативы Запад предложил НЕКРОФАГИЮ паразитов, в одноразовом режиме высасывающих все возможности живой планеты.

-А потом не страшно?

-А потом мы умрём…

НЕКРОФАГИЯ вытеснила все иные формы хозяйствования, она оказалась самой выгодной в краткосрочном режиме. Но для таких «сделок» (всё в обмен на ничего) – требовалось лишить человека памяти, самосознания и прогресса. У зомби (смотрите на украинцев) – нет ни предков, ни их самих, ни потомков. Робот-пылесос, посаженный на единственную функцию, никак не связан с предыдущими моделями пылесосов и не производит новых пылесосов. Связан с ними может быть его конструктор, который делает модельные ряды, но не сам робот!

Робот ничего не думает ни о своих предшественниках, ни о себе, ни о тех, кто придёт ему на смену. Но современные модели умеют (правда, в очень ограниченном объёме) даже разговаривать с хозяином, обладают сложной навигацией в рамках своей функции, умеют сами возвращаться в гнездо, где получают подпитку. По сути, украинство уже не сложнее робота-пылесоса: то ли роботы так поднялись, то ли укры так опустились, решайте сами!

+++

Если самосознающее человеческое существо управляется внутренними ценностями, то биоробот управляется кликами. При манипуляциях с сознанием можно сыграть на противоречиях между наследием, комфортом и развитием личности – но это очень сложно, и, разумеется, ограничено довольно скромными результатами.

В биороботе зомби-типа противоречий нет: зомби-укр равнодушен к вере предков столь же, сколь и к превращению своей жены во вдову, сиротству своих детей и ликвидацией в Бандерштате науки, культуры, систем образования, промышленности и вообще любых перспектив на будущее.

Зомби-укр – продукт планов Римского Клуба о радикальном (на несколько миллиардов) сокращении населения планеты для снижения нагрузки на биосферу.

Поскольку он всё равно уже труп, его все так оценивают, и сам себя он так оценивает – его напоследок можно с выгодой попользовать. Гитлеровцы делали из трупов абажуры и мыло. Американцы решили, что использовать зомби как ходячего мертвеца, раба и солдата – выгоднее, чем мыло и абажуры (с трупа мыла много не наваришь).

В целом, на всей планете некрофагия богатейших банкиров строит свои сверхприбыли на угасании и смерти как отдельных людей, так и народов, стран, континентов. По принципу «у нас станет больше денег, а у них будет больше смертей и разрухи».

+++

Нет ничего удивительного в том, что тип питания системы обуславливает её эстетические пристрастия и чувственные симпатии. Некрофагия экономики США породила некрофилию, как их культуру. Тут всё просто: если смерть тебя кормит – надо любить смерть. Хороший профессионал любит своё дело, а некрофаг – если он профессиональный «экономический убийца» - любит все проявления смерти, и сопутствующего ей распада, гниения, декаданса.

Так и возникает «культурная элита», обслуга дельцов-некрофагов, которой Россию вытошнило в 2022-23 годах в больших объёмах.

Почему все эти Меладзе и Лободы, Галкины и Слепаковы, Макаревичи и Гребенщиковы до такой степени ненавидят порыв своего народа к жизни, инстинкт самосохранения нации?

Ответ очень прост: они изначально были «некролюцией мобилизованы и призваны», чтобы насаждать некрофилию в головах окучиваемой ими публики, их «паствы». Они только за то и получали от некрофагов свои немалые деньги – что сеяли некрофилию в головах и вкусах, учили народ наслаждаться угасанием, отупением, смертью, продвигали моду на смерть, эстетику некрофилии. Они несли это во благо Ельцина и ельцинистов (а до них – мерзавцев-предателей в верхушке КПСС) как всем своим творчеством, так и своим образом жизни.

Чтобы юноша, обдумывающий житьё, равнялся на кумиров, и становился бы педерастом, как Галкин. Тупым озабоченным мастурбатором, как Лобода и Брежнева. Психом с явными (и подчёркиваемыми) отклонениями, как Слепаков. Сумасшедшим шизиком, как Гребенщиков, алкашом, как Юра Шевчук, базарной хабалкой, как Алка Пугачёва, и т.п.

Эта задача ставилась перед работниками культурного фронта ельцинизмом, пост-советизмом, а больше никакой. Они должны были сыграть «красиво на понижение»: сыграли как смогли, не очень красиво – но насчёт понижения очень старались. Как и писатели, вроде Быкова или Сорокина: задайте простой вопрос, кому нужно было бы их полоумное блеяние, если бы не стояло задачи «научить народ любить собственную смерть»?

Константин Леонтьев ещё в XIX веке видел разрушительный процесс разложения либералами народного сознания, как тем самым они закладывают «мину замедленного действия». Леонтьев писал, что «…разрушительный яд либерализма действует во всех сферах государственной и общественной жизни России, в том числе и в литературе». «Литераторы! – язвительно призывал он, — пишите, пишите, пишите больше… и все в том же духе! Продолжайте, русские граждане, ваш труд «легального, постепенного и мирного разрушения»…».

То есть эти традиции предательства и толкания под поезд своего доверчивого читателя или зрителя, своего наивного обожателя – не с людоеда Макаревича начались! Их ещё Леонтьев вполне связно диагностировал, как и Ф.М. Достоевский…

+++

Жажда халявы порождает некрофагию, как тип питания. Некрофагия, как тип питания, как образ жизни «на смерти» – порождает некрофилию, как любовь к своему образу жизни. Некрофилия порождает либеральствующих «творцов и художников», которых даже Хрущев (хоть сам изрядный подонок) – назвал всенародно «педерастами».

-Вы же тут все педерасты! – орал Хрущёв на художников-авангардистов, что по отношению к их пачкотне вполне оправданно.

+++

Что будет за некрофагией и некрофилией Запада, соответственно пользующей и создающей зомби украинского типа? Ответ очевиден: ничего, только смерть и мгла. Зомби кончатся – их съедят, да они и сами, помешавшись от некрофилии из каждого утюга, убьют, если с поеданием некрофаги замешкаются.

Творческая сверхзадача таких подонков, как например, тесть Чубайса режиссёр А.Смирнов – каждым фильмом воспитывать из русского народа КОРМ ДЛЯ ЛЮДОЕДОВ.

А чтобы было удобнее людоедам – корм должен думать, как корм. Он должен преклоняться перед теми, кто его кушает, вставать в удобное для них место в указанное ими время, восхищаться ими, и в то же время давать им поводы себя презирать (а то, без презрения, вдруг жалко жрать станет?), не убегать и хранится в фасованном для людоедов виде.

И все культ-паскудники, предатели, которые сегодня свалили (все ли?!) – никогда и ничем не занимались, кроме подготовки из русских корма для людоедов. Ну, и гужевого транспорта для чёрных работ – если нужда у хозяев возникнет. Русский в их фантазии должен быть услужлив, как рикша, молчалив, как рикша, старателен, как рикша и регулироваться по численности, как отара овец.

На примере укрозомби мы наглядно видим, что бывает с теми, с кем эти программы зомбирования и прививания некрофилии успешно довели до конца.

А. Леонидов, команда ЭиМ

----------------------------------------------------------

[1] Впервые выражение с обратным смыслом встречается в Новом Завете во Втором послании к Фессалоникийцам апостола Павла: «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (3:10). Для христианской цивилизации, включая даже и извращённые протестантские её формы, это одна из базовых истин.

Например, весной 1609 года этот афоризм высказал первым британским колонистам на территории современных США капитан Джон Смит, один из основателей и лидеров Джеймстауна: «Вы должны руководствоваться законом, что тот, кто не работает, тот не ест (за исключением неспособных трудиться из-за болезни). Труд тридцати или сорока честных и трудолюбивых человек не должен расходоваться на поддержание ста пятидесяти праздных бездельников».

В работах В. И. Ленина фраза в разных вариантах встречается неоднократно. В работе «Государство и революция» Ленин выводит принцип «Кто не работает, тот не ест» из работ К. Маркса. В статье «Удержат ли большевики государственную власть?» этот афоризм Ленин называет «главнейшим правилом».

В своей статье «Как организовать соревнование?» Ленин назвал этот афоризм уже «заповедью социализма». В статье «О голоде» эта фраза названа уже «коренным началом социализма». В Конституции РСФСР 1918 года содержалась статья, обязывающая всех граждан Республики к труду: Статья 18. Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика признает труд обязанностью всех граждан Республики и провозглашает лозунг: «Не трудящийся, да не ест!» Она же вошла в текст 12-й статьи Конституции СССР 1936 года.

[2] Олдос Хаксли, автор романа “Дивный новый мир” на конференции в Калифорнийской медицинской школе в Сан Франциско сказал:

“В следующем поколении или позднее будет изобретён фармакологический метод, который побудит людей возлюбить неволю и породит “диктаторство без слёз”. Иначе говоря, появится нечто вроде безболезненного концентрационного лагеря для всего человечества, в котором у людей фактически отберут их свободы, но они будут только рады этому…”

Хаксли не ошибался – эксперименты с LSD были успешными и заложили основу для контр культуры 60-х годов прошлого века и студенческой революции, на организацию которой ЦРУ потратило 25 миллионов долларов. Тысячи студентов высших учебных заведений были использованы ЦРУ в качестве подопытных кроликов, даже не подозревая об этом.