Плакат и эмблема «Индустриальных рабочих мира». Международная рабочая организация. Основана в 1905 г, в США.

* * *

В 1935 году Степан Семенович Дыбец был начальником Главного управления советской автомобильной и тракторной промышленности.

                                           Степан Семенович Дыбец

Представившись, я достал бумажку, адресованную этому плотному, моложавому, под пятьдесят лет человеку.

В бумажке говорилось о задачах серии сборников «Люди двух пятилеток» и содержалось обращение к Дыбецу:

«Редакция убедительно просит Вас, уважаемый Степан Семенович, поведать свою жизнь, рассказать обо всем, что Вы пережили и повидали».

- Богатая идея! - произнес Дыбец. - Широко размахнулись.

- Говорят, что вы, Степан Семенович, несколько раз встречались с Лениным.

- Да, было дело.

* * *

Эта тема записана мной в видео, текст ниже:

Ссылка на видео: https://youtu.be/rxXO41MFprs

* * *

- Ну вот… Грех не записать это для истории. Степан Семенович, а не сохранилось ли у вас каких-нибудь памяток о встречах с Ильичем, каких-нибудь его записок?

- Сохранилось.

Из нижнего ящика письменного стола Дыбец достал большой, перевязанный бечевкой конверт, развязал, высыпал содержимое на стол. Я увидел не очень объемистую книгу в потрепанном, даже захватанном, картонном переплете. Заглавный лист был наклеен на этот картон. Я прочел название: «Основы счетоводства, коммерческой арифметики и исчисления себестоимости». Вместе с книгой в конверте хранилась некая толика бумаг.

Я взглянул на голубоватый билет делегата на съезд профессиональных союзов в 1917 году. Чернилами было вписано «Дыбец» и строчкой ниже: «анархо-синдикалист».

- Степан Семенович, вы были анархо-синдикалистом?

- А как же? Записано пером.

- Когда же вы…

- Когда успел? Еще в Америке… По молодости лет, а отчасти и по другим обстоятельствам была каша в голове… Первостатейная каша, как сказал мне однажды Владимир Ильич.

- Вы жили в Америке?

- Да, поскитался там десяток лет. Удалось после всяких мытарств обосноваться слесарем-сборщиком на фабрике киноаппаратов. А в 1911 году стал одним из основателей «Голоса труда», газеты русских анархо-синдикалистов в Америке. Потом все мы, участники «Голоса труда», стали членами Ай-Даблъю-Даблъю.

Держа записную книжку, я не подал и виду, что мне известно это произнесенное Дыбецом загадочное наименование. Хотелось услышать объяснение от него. На чистом листке Дыбец вывел три буквы по-английски.

                           Эмблема Индустриальных рабочих мира

- Ай-Даблъю-Даблъю, - повторил он. - Индустриальные Рабочие Мира. Свою красную книжечку, членский билет, я получил из рук в руки от Билла Хейвуда.

                                Уильям Дадли "Большой Билл" Хейвуд

- От Хейвуда? Того, который похоронен в Кремлевской стене?

Дыбец ответил, что в Кремлевской стене замурована лишь половина пепла, оставшегося после кремации Хейвуда. Хейвуд завещал перевезти в Америку другую половину, захоронить рядом с могилами казненных чикагских анархистов.

- В прошлом году, - продолжал Дыбец, - когда я ездил в Америку заключать договор с Фордом, выкроил денек, съездил на чикагское кладбище, посидел около Билла. От Ай-Даблъю-Даблъю теперь ничего не осталось… Лишь воспоминания.

* * *

Да, не зря, видно, ему вверили целую отрасль промышленности, и еще какую - автомобильную и тракторную. Не зря посылали заключать договор с Генри Фордом.

«Советский Форд» - так называли Дыбеца американские газеты.

Нет, это не Форд. Это один из тех, кого мы именуем людьми двух пятилеток. Мне, посланцу «Кабинета мемуаров», он сам расскажет о себе.

Так произошло наше знакомство, так начались встречи, во время которых Дыбец повествовал, а я слушал.

* * *

Несколько слов о «Кабинете мемуаров».

Мы, несколько молодых литераторов, были привлечены туда в качестве беседчиков - этим неуклюжим наименованием обозначалась наша профессия. Увлеченные делами своего времени, мы умели увлеченно слушать, допытываться, поощрять собеседника, что как бы дарил нам, современникам, - да и потомству - устную повесть своей жизни, нередко изумительную.

Так мы ходили по людям - творцам революции, творцам пятилеток, - приносили записи.

Постепенно в сейфах «Кабинета» набралось несколько сот стенограмм. Помнится, это собрание называли стенотекой.

К сожалению, после смерти Горького многие предпринятые им начинания сошли как-то на нет.

Прекратилась работа и редакции «Люди двух пятилеток», готовившей выпуск ряда сборников к 1937 году, к двадцатой годовщине Октября.

Обидно погибли и материалы «Кабинета мемуаров» - их не поберегли. Доселе не вполне ясно, как, где они утрачены. Думается, следовало бы изучить обстоятельства этой пропажи - может быть, что-нибудь еще отыщется.

Немногие записи, к тому же и не в полном виде, сохранились у меня.

К ним принадлежит как бы вырванная из некой книги стопка воспоминаний Степана Семеновича Дыбеца.

Привожу эти уцелевшие страницы.

* * *

РАССКАЗЫВАЕТ ДЫБЕЦ

(Уцелевшая часть стенографической записи)

Найдя приют в Бердянске, я работал ради хлеба насущного на кооперативном заводике, переехавшем из Америки в Россию. Он так и назывался: Русско-Американский инструментальный завод, или сокращенно РАИЗ.

Но чем бы я ни занимался - стоял ли у тисочков, орудуя напильником, или исчислял кредит и дебет в бухгалтерии, которая была более укромным уголком, - своей чередой в голове шли размышления.

Вновь и вновь я себя пытал: чему же научила меня в Кронштадте и в Колюше моя деятельность анархо-синдикалиста?

Каждое столкновение с большевиками отбрасывало меня в контрреволюционный блок, то есть к сторонникам такого социального устройства, которое всей душой я отвергал.

Но опять я терзался необходимостью признавать государство.

И лишь книга Ленина «Государство и революция»,

попавшая какими-то путями в Бердянск вот в этой безобидной обложке «Основы счетоводства», книга, которую товарищи сунули и мне, покончила с последними моими колебаниями.

Примерно к осени 1918 года я пришел к выводу: революция есть революция, идеализировать рабочих и крестьян нельзя, революционными делами надо руководить и при этом придется применять силу, чтобы преодолеть всякие препятствия.

А ежели сила - значит, государство.

Пришлось уразуметь, что самое мощное орудие в общественной борьбе - это, конечно, государство, которое я по своему невежеству дотоле отрицал. И больше я к этому не возвращался. Я могу болеть долго, но, выздоравливая, излечиваюсь уж до конца.

В октябре я сказал некоторым моим товарищам большевикам, тоже работавшим на этом Русско-Американском заводе:

- Я, ребята, фактически сдал позиции. Расписываюсь в несостоятельности анархо-синдикализма. Готов перейти к большевикам.

Товарищи меня знали еще по Америке, знали, что я не случайный революционер, приняли мою протянутую руку.

Однако в Бердянске, который в 1918 году был захвачен немцами, передавшими затем власть русским белогвардейцам, водворилась тогда такая реакция, что мы некоторое время ничего не предпринимали.

Примерно в январе или в первых числах февраля 1919 года у белогвардейцев в Бердянске началась паника. Они принялись грузиться на пароходы. Пулеметы трещат по всему городу, а они срочно грузятся с имуществом и лошадьми. И уходят в неизвестном направлении, оставив город совершенно без власти.

На сцену выплыла бывшая городская дума. Обсудив положение, мы, горстка большевиков - в эту горстку уже был включен и я, - решили так: к чему пренебрегать властью, если она плохо лежит? Надо ее поднять. И украситься хотя бы красным флагом, а там будет видно.

Пока пулеметы трещали, мы собрали за городом фракцию, то есть главным образом рабочих, о которых мы знали, что они, как говорится, большевистски настроены. На собрании постановили, что, как только последний пароход отойдет, нужно хватать власть и создать ревком.

* * *

Примерно через неделю после того, как мы провозгласили власть ревкома, к городу подошли махновские отряды.

                                                   Нестор Махно

Нестор Махно тогда был в такой ипостаси: командир третьей советской крымской бригады имени батько Махно. Эта бригада входила составной частью в регулярную армию наркомвоенмора и командующего Крымским фронтом товарища Дыбенко.

Комбриг Нестор Махно и командир Заднепровской дивизии П.Е. Дыбенко. 1919 год. Мариуполь.

Махно таким образом явился в качестве командира бригады Красной Армии. Нам ничего другого не оставалось, как его приветствовать: всё же советские войска.

Каков он был из себя? Ну, что сказать? Был среднего роста. Носил длинные волосы, какую-то военную фуражку. Владел прекрасно всеми видами оружия. Хорошо знал винтовку, отлично владел саблей. Метко стрелял из маузера и нагана. Из пушки мог стрелять. Это импонировало всем его приближенным - сам батько Махно стреляет из пушки.

Тут надо упомянуть, что в 1905 году моя Роза (то есть в ту пору ещё не моя, так как познакомились мы только в Америке) сидела в одесской тюрьме, и тогда же в той же тюрьме сидел и Махно.

Анархисты слыхали, что меня занесло в Бердянск, что я стал большевиком, членом коммунистической партии. А Роза ещё оставалась анархисткой. Встреча её с Нестором - это встреча старых бойцов.

Затем Махно подходит ко мне.

- Здравствуй, Дыбец. Значит, ты ренегат теперь?

- Здравствуй. Значит, ренегат.

(Ренегат - лицо, перешедшее из одного вероисповедания в другое; в переносном смысле - человек, изменивший своим убеждениям и перешедший в лагерь противников; отступник, изменник)

- Выходит, совсем большевик?

- Выходит, совсем.

- Да, многие продаются большевикам. Ничего не поделаешь.

- Значит, продаются. И я продался.

- Но гляди не пожалей.

- Гляжу.

Такой примерно разговор. не в дружеских, как видите, тонах, но и не на высоких нотах, у нас произошел. Я держался с ним спокойно. Мы друг другу не подчинены. Хожу я тут с достаточным авторитетом.

Здесь надобно сказать, что Бердянск отличался от других городишек тем, что там подвалы были полны вина.

Махновская бригада вошла к вечеру, а наутро мы увидели, что если армия постоит в городе еще два-три дня, то никакой армии не останется - просто перепьются.

Наутро. когда мы в ревкоме получили сведения о том, что делается в городе, я связался с махновцами и сказал, что мне нужно поговорить с Махно. Махно явился. Другие большевики, члены ревкома, как-то меньше с ним имели дело, а мне по наследству, как бывшему анархисту, главным образом и приходилось вести с ним переговоры.

Я ему сказал:

— Ты войсками город занял зря. Если хочешь спасти свои войска, надо их немедленно выводить на фронт. А город будет вас снабжать обмундированием, продовольствием. В пределах возможности поможем. Судя по сводке, которую я имею, твоя армия перепилась вдребезги. А присосавшись к вину, она не уйдет, пока всё не высосет. Однако вина здесь столько, что твоя бригада будет пить целые месяцы.

Махно мне ответил, что в таких советах не нуждается.

* * *

Махно был из тех анархистов, которые принципиально отрицали всякую организованность. Такие люди или, верней, лучшие из них идеализировали движение масс и в особенности крестьянский бунт. Они не понимали, что среди крестьянства есть кулак, середняк, бедняк, рассуждали о крестьянстве вообще, будто оно являло собой что-то сплошное.

Махно запутался в своих политических воззрениях. Не раз доводилось мне спорить с ним на эти темы. Спрашиваю:

- Какая же у тебя программа?

- А вот свергнуть сначала белых, потом большевиков.

- Ну, а дальше?

- Дальше народ сам будет управлять собой.

- Как управлять? Дай ты себе отчет.

В ответ он туманно излагает анархические идеи о безначалии, о крестьянских коммунах, не подчиненных никакому государству, никакому организующему центру.

- Наша же деятельность, - говорит он, - только агитация и пропаганда. Народ сделает всё сам. Этого мы придерживаемся и в военном деле. Сама армия собою управляет.

- Чепуха. Полнейшая чепуха.

Но Махно твердит:

- Вот посмотришь. Разделаемся сначала с белыми, потом с большевиками.

В его ближайшем окружении находилась разная шантрапа, представители анархо-бандитизма. К нему слетелись разоруженные анархисты из Москвы и Петрограда, некоторые вырвались из тюрем, ушли от чекистских пуль. Были и попросту уголовники-грабители, всякие дегенераты - Никифорова Маруся, Черводымский и другие.

Предотвратить грабежи, которыми то и дело занималась его армия, тем самым отталкивая от него крестьянство, он был не в силах. Иногда он карал грабителей, расстреливал десяток-другой своих приближенных, но затем опять давал волю стихии, поднявшей его на гребень, и грабежи возобновлялись.

Он не мог систематически с этим бороться, будучи противником организованности.

Около него группировалась ещё и кучка его родственников и земляков по Гуляй-Полю, которые снабжали его выпивкой, шёлковым бельем и тому подобным.

Пил он несусветно. Пьянствовал день и ночь. Развратничал. Ему, отрицателю власти, досталась почти неограниченная бесконтрольная власть. И туманила, кружила голову.

Свою военную деятельность Махно начал как батько-атаман небольшого партизанского отряда. Совершил несколько лихих набегов в тылы белых. Проявил в этом дерзкую изобретательность.

И постепенно в селах распространилась слава о нём.

Может быть, тут была вина и молодой советской власти, когда ему создавали популярность как герою. И пошли даже на то, чтобы его войско, уже многотысячное, звалось бригадой имени батько Махно.

А он плыл по течению, которое несло его неведомо куда.

* * *

Надо сказать, что вся бригада Махно имела весьма своеобразное строение. Ни полков, ни батальонов в ней не имелось. Были отряды. Отряд такого-то, отряд такого-то. При этом численность отрядов всё время менялась.

Если, скажем, в отряде Щуся насчитывалось, по его словам, две тысячи человек, то, когда мы с Озеровым (начальником штаба Махно, Озеров был военным по профессии, родом из кубанских казаков, некогда командовал конной сотней) пошли проверять, оказалось, что сегодня в отряде налицо триста бойцов, завтра - пятьсот.

Спрашиваем:

- Откуда появились двести человек, которых вчера не было?

- Подошли из деревни.

- А куда девались остальные? Ведь у вас числится две тысячи.

- Ушли в деревню.

Более или менее постоянное ядро в этих отрядах состояло из командира и его штаба, а все остальное - текучий состав.

Как набиралась эта армия?

Объезжая уезд, я однажды в каком-то селе стал свидетелем следующей сцены. Пожилая крестьянка срамит парня, своего сына:

- Ты же ни черта не делаешь, да и делать сейчас по хозяйству нечего. Шел бы к Махно. Посмотри на ребят из нашего села. Вот Николай, вот Иван Федорович пробыли у Махно три месяца, привезли по три шубы, пригнали по паре лошадей.

Так крестьяне и шли к Махно. Вступив в отряд, можно было пограбить. Потом вернуться восвояси. А через некоторое время снова пойти на войну. Из-за этого в отрядах происходила непрестанная текучка.

Были исключения.

Крепко сколоченным являлся отряд села Новоспасовка. Там подобралось несколько требовательных, твердых военных людей. И завели настоящую воинскую дисциплину. Но почти всё остальное представляло собой некие таборы, то разраставшиеся, то внезапно тающие.

В Новоспасовке мы обнаружили интересный порядок.

Во-первых, мы познакомились со всеми лидерами села. Настроения махновские, однако народ организован. И даже отряд, который они выслали на фронт, назван батальоном. В батальоне четкие подразделения: роты, взводы.

В селе - штаб тыла. Штаб этот регулярно изо дня в день снабжает своих фронтовиков продовольствием, ежесуточно получает сводку о наличии бойцов в ротах, не сбежал ли кто. Если сбежал, никуда дальше не уйдет, как к себе домой. Секут за самовольную отлучку. Двадцать пять - пятьдесят нагаек - это норма, если парень ушел без разрешения командира.

Побыли мы и в новоспасовском батальоне на фронте. Увидели настоящий военный порядок: окопы, сторожевое охранение, часовые, связь.

Командиром батальона был двадцатитрехлетний парень Куриленко, военная косточка, лихой кавалерист. Он, крестьянин из середняков, не очень развитой, тоже разделял махновские воззрения. Но управлял твердо.

В батальоне имелась кавалерия. Для неё были взяты лучшие кони из села. Обзавелись и пулеметами.

- Кто вам дает оружие?

- Да вот разживаемся у белых. Сколько отберем - всё наше!

Новоспасовцы заранее разведывали через крестьян, где и какие обозы находятся у белых, затем совершали налет, захватывали пулеметы, патроны и таким способом довооружались. И хороший запас держали. И в продовольствии не нуждались: снабжались из села.

Новоспасовка мобилизовала и соседние селения. Оттуда тоже шло подспорье. Сапоги, например, были новыми у всех бойцов. Но уж если какой-нибудь боец отнял лошадь у крестьянина - получай пятьдесят - сто нагаек.

- Стрелять не буду, - объяснял Куриленко, - а шкуру спущу.

На другом отрезке фронта, ближе к Мариуполю, мы нашли греческий отряд.

В греческих селах офицеры-каратели учинили беспощадную расправу за революционные дела. Греки возненавидели белых. Так возненавидели, что только прикажи - пойдут в бой. Железная дисциплина была в греческом отряде.

Таким образом, на всём фронте дисциплинированными, боеспособными были только эти два формирования.

Во всех остальных - ералаш, если не употреблять более крепких выражений.

* * *

Пробыв на фронте три-четыре дня, я вернулся в Бердянск и опять взялся за свои обязанности председателя ревкома. Обозначим, кстати, дату: подходил к концу март 1919 года.

Фронт оставался неустойчивым. Белые большими силами перешли в наступление от Мариуполя, махновские части отступали. Мы сумели быстро мобилизовать сотни три-четыре крестьянских подвод и вывезти из Бердянска наши главные богатства - немалые запасы кожи и другое имущество. Потянулся наш обоз на Мелитополь.

* * *

Без каких-либо происшествий вся наша колонна прибыла в Ногайск. Тут мы развернули свои боевые силы, которые заняли береговую линию и окопались под Ногайском. У нас уже насчитывалось больше тысячи бойцов. Войска Махно расположились левей.

Так постояли два-три дня. Неожиданно ко мне является крестьянская делегация - с рыжей по пояс бородой крестьянин Голиков и другие представители ближайших сел.

Поздоровались. Спрашиваю:

- В чем дело?

- Разрешите, товарищ Дыбец, от вашего имени сформировать полк.

- Гм… Надо обдумать.

- Да нет, нечего думать. Вы только дайте ваше согласие. Мы же ничего не просим. Винтовки есть.

- Откуда'?

- В земле были схоронены. И кони есть. Все сёла дают коней. Даже по секрету скажу: найдутся пулеметы. Поняли?

- Хорошо. Соберем исполком, вы подождите.

- Да нет. Зачем собирать? Вы только дайте согласие. А уж остальное мы сделаем. Будет полк в шесть тысяч бойцов.

Это предложение мы обсудили на фракции. Не к чему, разумеется, называть полк именем Дыбеца. Не станем подражать в этом Махно и другим батькам. Однако надо ли формировать полк? А почему нет? Обзаведемся серьезной военной силой. Тогда и Махно не очень разнуздается. И белым по зубам дадим.

Я предложил назвать полк Бердянским. Фракция поддержала. Совещание длилось недолго. Я вышел к крестьянским делегатам и объявил решение:

- Можете формировать от моего имени: вот Дыбец призывает крестьян организовать полк. Называться полк будет Бердянским. Красиво. Все будут знать наш Бердянский полк. Только, товарищи, я никогда не командовал.

- Если не скажем, кто командир, - ничего не выйдет. Тебя крестьяне знают. Ты только дай разрешение твоим именем пользоваться. Без тебя скомандуем.

- Ладно, пользуйтесь. Согласен.

Действительно, крестьяне сформировали полк: четыре батальона, по четыре роты в каждом, все как следует.

И свою полковую конницу. Сёла дали отличных кавалерийских лошадей. И седла и сабли откуда-то взялись.

Мы, уездный исполком и уком, принимали первый парад этого полка. Конечно, не очень стройными рядами он прошел походным маршем.

Все шесть тысяч бойцов были вооружены винтовками и патронами.

Тут, правда, выявилась одна беда: винтовки были неоднородными. Попадались и французские, и австрийские, и японские, и старинные русские берданки, и обычные наши трехлинейки. Мы решили, что будем постепенно вооружать полк одинаковыми винтовками.

Но, так или иначе, силенок у нас стало больше.

В эти же дни выяснилось, что новоспасовцы, отступившие с махновской армией - их батальон уже вырос в полк, - находятся близко от нас.

Ко мне приехал командир Новоспасовского полка Куриленко и намекнул, что, зная нас как солидных людей, он охотнее бы работал с нами, чем с Махно.

Это были отрывки из начала книги - Такова должность.

Советская проза.

Автор Александр Бек.

ИСТОЧНИК

* * *

За успешное строительство автозавода в Нижнем Новгороде (нынешний ГАЗ - Горьковский Автомобильный Завод) Дыбец был награжден орденом Ленина. (Он был и первым директором завода). Затем назначен начальником Главного управления автотракторной промышленности.

В октябре 1937 года Степан Семёнович Дыбец был репрессирован и расстрелян. Реабилитирован посмертно 10 марта 1956 года.

ИСТОЧНИК

* * *

С форума сайта Махно точка ru следующая информация:

Степан Семенович Дыбец (1887-1938) после поражения Революции 1905-1907 эмигрировал в США, где около 1911 присоединился к анархистам-синдикалистам, работал в организациях «Союз русских рабочих» и «Индустриальные рабочие мира», участвовал в создании газеты «Голос труда» (1911-1917).

В 1917-1918 был активным участником анархо-синдикалистских групп в Петроградской губернии и Бердянске, работал в подполье против германо-австрийских интервентов и гетмана П.П. Скоропадского.

ИСТОЧНИК

http://www.makhno.ru - сайт Махно точка ru, кому интересно.

Н.И. Махно в лагере для перемещенных лиц. Румыния. 1921 год.

Все фотографии Махно взяты с сайта Махно точка ру.

* * *

Хотелось бы уточнить, что в теме небольшой объём информации - выбранные мной отрывки из текста, в книге всё гораздо подробнее.

На этом всё, всего хорошего, читайте книги - с ними интересней жить!

Канал Веб Рассказ, Юрий Николаевич Шатохин, Новосибирск.

До свидания.