Глава 18. гулаг. френкель Анатолий Гончаров 10-16 октября 2012 г.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ

Глава восемнадцатая

А на острове Соловецком -власть соловецкая. Есть там гора высотой 107 метров. С ее вершины хорошо видна Онежская губа, виден Анзерский остров, на котором укрылись потайные скиты. Чуть дальше - Большой и Малый Заяцкие острова и весь ансамбль монастыря - крепостные стены с башнями, Успенский и Преображенский соборы, церковь Благовещения.

Гора называется Голгофа. Если рядом с нею поставить первородную иерусалимскую Голгофу - та, библейская, холмиком смотреться будет. Однако гора с горой не сходятся, и суть, конечно, не в том, чья гора выше. Она заключается в том, что красный флаг, свергнувший крест, утвердился на горнем месте сожженного купола храма Преображения, и обратился монастырь в острог.

На Руси все опыты исторические. Все впервой, все по целине, звериными тропами, и кругом белеют кости первопроходцев. Лишь два опыта здесь не опыты, а традиция: острожный и страннический. О втором мало что известно - к чему он и почем у него фунт лиха.

Что же до первого, то жить в России и не иметь лагерного опыта невозможно. Одни выходили на волю, если выходили, другие садились на обогретые нары, третьи - свой срок искали на бескрайних просторах отчизны. Так и шли друг за дружкой, размечая жизненный путь условно-досрочными ударными пятилетками. Достоевскому такая каторга и в страшном сне вряд ли привиделась бы.

Начитавшиеся Солженицына скажут: так то ж при Сталине, генералиссимусе кандальном!..

Что при нем - верно, да только ГУЛАГ зря Сталину приписан. Не  его заслуга. У ГУЛАГа есть свой родитель и не надо ему генералиссимуса. Даже Берию не стоит сюда подряжать - он на готовое пришел. Разве что Еноха Гиршевича Иегуду, именовавшего себя на приличный манер Генрихом Ягодой, можно считать посаженным отцом, но и только.

Кровный же отец имя носил другое и званием был пониже всех, часто упоминаемых ныне: генерал-лейтенант госбезопасности Натан Ааронович Френкель, Герой Социалистического Труда.

Соловки всегда были неким микрокосмом, формировавшим и упорядочивавшим в своей миниатюре все процессы жизнедеятельности советского общества, проецируя их, вероятно, посредством Северного сияния - на материк. Соловки самостоятельно пережили свой период военного коммунизма, свой нэп, первыми миновали начальную фазу эпохи развитого социализма.

Повторного вхождения в нэп здесь не было. Ничего больше не было. Все замерло, все ушло в глухую заповедь, и Северное сияние беззаботно резвилось само по себе...


Комментарий к несущественному


Русская баня - это понятно с точки зрения психоанализа, однако странно и дико для любого западного человека, привыкшего в одиночестве наслаждаться теплой ванной или освежающими струями душа. Так считает профессор Калифорнийского университета Даниэл Ранкур-Лаферьер, посетивший русский национальный «институт боли». Русская баня не расслабляет и не освежает, утверждает психоаналитик, скорее наоборот - она травмирует. А русские в бане - не просто намыливаются и смывают пену, они там испытывают дополнительные страдания.

Вот цитата из псевдонаучных рассуждений круглого дурака от психоаналитики: «Вода или квас, которые плескают на верхние камни или кирпичи специальной банной печи, называемой в сельской местности «каменка», дают настолько горячий пар, что все, кто моется, покрываются потом. Глаза и ноздри щиплет от жары. Более того, моющиеся хлещут себя березовыми вениками. Это стегание, от которого краснеет кожа, может быть названо кожным мазохизмом неэротогенического типа. Иногда после такого истязания горячей процедурой русские валяются в снегу, ныряют в ближайшую речку или озеро, обливаются холодной водой. Потом процедура повторяется. Конечно, любому клиницисту нетрудно увидеть во всем этом уникальный образец, скажем так, особый вывих русского мазохизма, нисходящего по этой кривой к русским идеям судьбы и рока. И далее - к темным силам рабской души России...»

Примечание: глуп был профессор до гадости.

Век свободы не видать

«Социалистическим героем» Натан Френкель стал много позже того августовского дня 1926 года, когда причалил пароход «Глеб Бокий» к стенам древнего русского монастыря, над которыми высился усеченный купол колокольни с мокро обвисшим красным флагом. Пребывая без приличествующих удобств в затхлом трюме ржавого, грохочущего всеми больными суставами парохода, Натан Ааронович не испытывал светлых библейских чувств Ноя, с какими тот причаливал к благословенному Арарату, и это было объяснимо. Молитвенный русский мат, вырвавшийся из его уст при взгляде на печальную обитель соловецких святых, также был объясним и понятен.

Самый богатый из всех богатых евреев юга России, знаменитый одесский контрабандист Натан Френкель имел теперь за плечами это богатое прошлое, вшивую лагерную котомку, а в глаза катил нераспечатанный червонец каторжной жизни в Соловецком лагере особого назначения -СЛОН, если попросту. Уперев крепкие пьяные ноги в земную твердь, стоял на берегу «гражданин начальник»: «Здорово, грачи!»

Прилетели, значит. Чтоб он так жил, несчастный Натан, точнее, чтоб так жил его папа Аарон - ветхозаветный и лапсердачный осколок Иудеи со своей муравьиной бородой, чтоб так жили раввины Одессы, сдавшие его со всеми потрохами в ЧК, как он сюда залетел - блестящий пасынок внеисторического российского опыта трудовой перековки масс. Он, кажется, приехал. Или приплыл? Это неважно. Важно знать истину в принципе.

- Надо вам знать, грачи, что у нас здесь власть не советская, а соловецкая!..

Эту формулу жизни изумленный реб Френкель, еще не постигший благодати преображения в з/к Френкеля, запомнил сразу, накрепко усвоил и впоследствии распространил на всю беломоробалтийскую систему, о которой к моменту его высадки на сушу не помышляли даже и в Московском Кремле. Не помышлял, верно, и сам Френкель. Не до того было. И уж, конечно, ни сном, ни духом не ведал, что дата прибытия ржавого ковчега с именем на борту одного из самых кровавых упырей революции станет днем его второго рождения.

Солагерник Френкеля, располагавший в этой жизни такой же котомкой и тем же червонцем, Борис Ширяев вспоминал потом парадоксальное и долго еще удивлялся этому парадоксальному - не в России, разумеется, удивлялся, ибо в России все невероятное закономерно и очевидно - в Италии запечатлел он свое удивление: «Большинство коммунистических карьер начинается быстрым взлетом - к звездам и очень нередко заканчивается еще более стремительным падением и пулей в подвале всемирно известного учреждения. Карьера Натана Аароновича Френкеля развернулась в обратном порядке: от более чем вероятной пули в подвале - к звездам, в системе которых он и поныне блистает в составе того созвездия, которое чуть было не прервало не только его карьеру, но и жизненный путь».

Не мог слышать з/к Френкель слов, сказанных Ширяеву русским художником Михаилом Нестеровым: «Не бойтесь Соловков. Там Бог близко». Но если бы даже и слышал, то здраво рассудил бы себе, что Бог не возьмет от него ни половины отмеренной десятки, и как его ни моли, не пристроит придурком в штат нарядчиков. Не в его власти это. А потому - какой Бог?.. Своей головой жить надо. Он, благодаря тому Богу, уже насмотрелся, как бессильно и почти беззвучно отлетали к земле светлые головы бывших полковников генштаба, бывших митрополитов, бывших фрейлин, бывших кронштадтских мичманов, бывших тамбовских крестьян, бывших русских людей...

Такого своей голове он не желал и желать не мог, поскольку никогда не смешивал и никоим образом не отождествлял себя с бывшими русскими. Френкель был настоящим евреем. И если уж родовой закваски хватило ему на то, чтобы буквально в последний час переиграть смертный приговор на соловецкий червонец, то уловить чутким косматым ухом желанный момент, извлечь из дикого монастырского пространства необходимую для себя выгоду и позаботиться о дне завтрашнем - не потребовало от него стоических усилий святых подвижников. Даже на Соловках. Тем более на Соловках.

Голова на плечах имелась у многих, а не только у одного Френкеля, но что с того, когда в душе им было не отыскать ни сил, ни желания сопротивляться постылой судьбе? Когда все воспринималось в обреченной, традиционно покаянной тональности? Бог дал жизнь, Бог и взял ее, неудавшуюся: и выстрела не услышал, и Бога не узрел, хотя он и близко тут, и напрасно остывающие глаза в небо смотрели. Красный флаг там полоскался под серым дождем.

Век свободы не видать. Под эту лагерную скрижаль собирались все мысли временно существующих.


Русская баня


Расцвет нэпа в Одессе был особенно пышен. Город, помнивший блаженную для дельцов эпоху порто-франко, насчитывавший даже в царские времена более десяти тысяч зарегистрированных уголовников всех мастей и специализаций, ожил и возродился в родной для него стихии. Шиберство, спекуляция, мошенничество и контрабанда развернулись в Одессе в невиданных для России масштабах.

Еще молодой в то время коммерсант, коренной одессит и гешефтмахер Натан Френкель... А что Френкель? Чуть что - сразу Френкель. Он был сыном своего народа, человеком своей эпохи и коммерсантом своего стиля. Натанчик не торговал воздухом, как некоторые, если не было в этом крайней необходимости. У него имелся товар, какого не имелось у государства. Зря говорили, что вся контрабанда делалась в Одессе на Малой Арнаутской. Френкель до таких низостей не опускался. Его фелюжный флот и биндюжники с Молдаванки доставляли товар из Констанцы и Стамбула, неважно откуда. Товар был ходовой, и молодой Натан Ааронович не видел никакого резона делиться прибылями с государством и вообще с кем бы то ни было. Не считая нужных людей, конечно.

Нужные люди у Френкеля имелись не только в Одесской ЧК, но и в самой коллегии ОГПУ, не говоря уже о пограничной охране, уголовном розыске и городском суде. Нужных для себя людей самонадеянный глава контрабандистского треста не видел только в одесских синагогах. Раввинам он не давал ни копейки. Это была не оплошность, не ошибка и даже не преступление. Это было кощунственным злодеянием, наглым попранием Завета, в результате чего еврей, будь он хоть трижды одесситом, переставал быть евреем.

А уж коль ты через такую свою наглость перестал быть евреем, то изволь отвечать за подпольную деятельность по всей строгости советских законов. Бог Саваоф умывает руки и удаляется в гневе. Словом, раввины сдали Натанчика. Вместе с ним специальная группа московских чекистов арестовала всю верхушку Одесской ЧК и всех исполнительных директоров френкелевского предприятия, канувших без права переписки. Не удержаться бы и голове Френкеля на согбенных плечах, не будь Генриха Ягоды. Окольные связи чудом сработали, и смертный приговор заменили на соловецкий червонец.

А дальше был «Глеб Бокий», были «грачи», которые прилетели, и был начальник лагеря особого назначения, скомандовавший:

- Которые тут есть порядочные - выходи!..

Возможно, Натан Ааронович впервые в жизни усомнился в своей порядочности. Возможно, что и нет. Но из строя он не вышел. И правильно сделал. Порядочными здесь считались священники, офицеры, статские советники и прочая контра, угрюмо взиравшая на купола храмов, лишенных крестов. Поразительно, однако критерий порядочности по отношению к лагерным изгоям, осужденным по политической статье, не выглядел на Соловках насмешкой. Порядочные оставались порядочными.

Френкель из строя не вышел. Френкель размышлял и действовал. В первые дни по прибытии он сумел сделать главное - дал взятку тому, кому ее дать следовало, чтобы устроиться в штат нарядчиков. Затем начался процесс внимательного изучения жизни, труда и быта соловецкого муравейника. Коммерческий практицизм нарядчика Френкеля очень быстро констатировал бесцельность и всяческую бесполезность труда двадцати тысяч каторжников. Машина работала вхолостую, быт отсутствовал, жизнь угасала напрасно.

Положение резко усугубила сыпнотифозная вошь, доставленная на остров тем же ковчегом. Вспыхнувшая эпидемия валила людей в кремле, в скитах, на ближнем острове Анзер, в Секирском изоляторе и на дальних командировках. Френкель видел, что населению островов, уже отрезанных от материка прекращением навигации, грозит к весне полное вымирание. Начальство тоже видело это и ясно сознавало, с кого будет спрос.

Чтобы остановить эпидемию, нужна была элементарная баня. Ее надо строить, и строить быстро. Через месяц-другой строить будет уже некому. Если начать сейчас, через два месяца некому будет мыться. Собранные на совет инженеры разработали подходящий проект и смету, рассчитанные примерно на две недели строительства. С устранением неизбежных недоделок уйдет три недели. Плохо, конечно, но это был хоть какой-то выход. И вот тут Френкель первый раз вышел из строя. Не как порядочный, скажем, а как предприимчивый.

- Дадите пятьдесят человек по моему выбору, построю за двадцать четыре часа.
 Начальство не поверило, однако вызвало з/к Френкеля на дополнительную беседу. -Знаешь, чем рискуешь, если обманешь?

Спрашивать об этом было глупо. Френкель знал. В штрафном изоляторе Секирка мало кто выдерживал более пяти дней.

|-Если дадите все, что скажу, построю.

- А что надо?

- Горячую мясную пищу и по стакану спирта из расчета на пятьдесят одного человека. Хлеб – без веса, сколько съедят. Чтоб я так жил, как вы...

|-Сгною!..-рявкнуло начальство, умевшее держать слово.

-Чтоб я так жил, как вы будете париться через двадцать четыре часа, - пояснил з/к Френкель.

Ему дали все, что он запросил. И Натан Ааронович за одни сутки построил вместительную, жаркую, спасительную русскую баню. Он ничего не придумал нового из того, чего бы не существовало на Руси от веку. Аккордное, всем миром, с Божьей помощью, с невероятным напряжением сил – возведение по православному обету церквей- однодневок. Всякое бытие на Руси с этого начиналось. Даже в остроге. Тем более - в остроге.

Откуда он это знал - иудей, коммерсант, контрабандист, только вчера ставший каторжником и никогда не имевший тяготения ни к какой религии? Непостижимо, но Френкель знал, что этот обет у русского человека в крови. Надо только расшевелить его в сознании, оживить и освежить. Хотя бы спиртом. И непознаваемая русская душа развернется в сторону жизни.

Френкель выбрал тридцать самых крепких и толковых кронштадтских матросов и еще двадцать доходяг - из попов, генералов и статских. Этих-то зачем? А это уже вопрос к психологам. «Статские», кутавшиеся на морозе в старческие свои лохмотья, смотрели на матросов слезящимися глазами, в которых флажным семафором читалась близкая гибель. Она была вместо Бога рядом со всеми и ровно через сутки вступала в свои права.

Сиятельные старики сгинут быстро и безмолвно, а молодым матросам вместе с нарядчиком Френкелем предстояло бы еще испить на Секирке всю чашу страданий и мук, какие не снились творцам евангельских сюжетов, прежде чем превратиться в таких же доходяг, как эти «порядочные».

- Не успеем к сроку - хана, -  сказал Френкель. - Всем!   - Полундра, начальник! Держи флотский порядок. Начинаем!..

Через определенные, точно угадываемые промежутки времени, когда, быть может, всего на одно лишнее движение сбивался  бешеный ритм работы, генералы подносили матросам разведенный спирт, а священники осеняли их спины крестным знамением.

Машина, получив дозаправку, продолжала крутиться бесперебойно.

Обет был дан. Обет был выполнен. Спустя двадцать часов уже топились печи. Матросы навесили в предбаннике вторую дверь и поддали пару. Блаженный Френкель лежал на дивно пахнущем, свежеоструганном полке, смотрел на сомлевших от тепла сиятельных
стариков и думал о своей жизни.

Он думал о том, что за всю свою богатую радостями и риском беспокойную жизнь не испытывал еще подобного наслаждения: «Да воскреснет Бог и да расточатся врази его!..»

Расточились. И Френкель родился во второй раз.


Комментарий к несущественному

Апостол Павел хотел высокой цели. Следовательно, хотел и средств ее достижения. Во что не верил сам, в то верили идиоты, среди которых он сеял свое учение. Его потребностью была власть. Ему нужны были только те понятия и символы, с помощью которых управляются безропотные и безвольные массы.

Начальник воспитательно-трудовой части управления СЛОН Н А. Френкель хотел высокой цели.  Следовательно, хотел и средств ее достижения. Ему не нужны были никакие понятия и символы. Во что не верил он сам, в то не верили и двадцать тысяч каторжников, среди которых он сеял свои новшества из области трудовой перековки масс. Его потребностью была власть. Хлеб без веса, спирт и аккордный подряд были его средствами.

СЛОН быстро перерос самого себя. Управление было реорганизовано коренным образом. Работа кипела. Единственный самолетик, обслуживавший Соловки, едва успевал перебрасывать на материк кипы отчетов, проектов, смет и планов. Френкель творил систему.

Всемогущий на Севере начальник Беломорлага Лазарь Коган выразил неудовольствие беспокойной ретивостью бывшего зэка. Выразил раз, выразил два. Френкель не стал ждать третьего наезда и сковырнул Когана в никуда. Начальник Главного управления лагерей Берман и его первый зам Раппопорт видели, как далеко за пределы маленького острова в Белом море простираются дерзновенные планы Натана Аароновича.

Тот ничего не просил - только людей. По возможности - специалистов, техников.

Присылали священников, георгиевских кавалеров и библиотекарей. Присылали крестьян.

Френкель не спорил. Спорить он мог только с равными себе. С ним тоже старались не спорить - ни товарищ Берман, ни товарищ Раппопорт, ни другие ответственные товарищи ГЛПАГа: Биксон, Финкельштейн, Погребинский, Файволович, Залегман, Шкляр, Котляр, а также Яков Моисеевич Мороз, отвечавшие за организацию исправительно-трудовых лагерей на всей территории СССР.

К 1930 году Френкель возглавил Беломорлаг вместо Лазаря Когана, консервативное мышление которого стремительно направляло его революционную карьеру к заждавшейся в чекистском подвале пуле. Натан Ааронович не любил рожденных для рабства, и плевать, что среди них попадались евреи. Тем более, если евреи. Он помнил свой счет к вероломным одесским раввинам. Не покаянием соловецкому богу выжил и возвысился он. И не благодатью сомнительного праведника Ноя окрылилась мудрость бывшего контрабандиста. Русская баня отогрела и выправила судьбу, развернув ее к генеральским звездам - баня и православный обет, что, к счастью, жил еще в сердцах последних матросов императорского Российского флота.

Острожный опыт на Руси великая вещь. А Ной и его сыновья даже не каторжники - так, лагерная пыль. На ковчеге было по семь пар чистых и нечистых животных - горы можно свернуть с такой фермой. Тут же, смешно сказать, даже не грачи прилетели. «Глеб Бокий» выпустил на сушу всего лишь крохотную тифозную вошь...

Умер генерал-лейтенант Френкель в 1961 году в возрасте 71 года. Советское правительство устроило неофициальному «министру экономики ГЛЛАГа» пышные государственные похороны на кладбище Донского монастыря.

28-30 сентября 2012 года

Продолжение в следующем номере.

© Copyright: Анатолий Гончаров, 2013
Свидетельство о публикации №213123001489