01181

Запад создал новый тип государства, главным средством господства которого — сначала над своими гражданами, а затем и в «сферах влияния» — стала манипуляция сознанием. Это называлось переходом к демократии и свободе — от тирании «старого режима», который опирался на открытое принуждение и насилие. Сформировалась и новая политическая философия, оправдывающая такой тип господства, и его инструмент — «четвертая власть», mass media. По мере развития как этой философии, так и инструмента на самом Западе зазвучали все более встревоженные голоса. Йохан Хейзинга говорил, что учение о государстве, которое манипулирует массами, — от Макиавелли и Гоббса до теоретиков нацизма — «открытая рана на теле нашей культуры, через которую входит разрушение». По его мнению, автономия государства от морали, подтвержденная сегодня философами неолиберализма, — величайшая опасность, угрожающая западной цивилизации. За полвека до этого такую же тревогу за судьбу христианских цивилизаций в целом высказал Владимир Соловьев.

Будучи главным инструментом господства буржуазного государства, современные медиа фактически превращены в мобильные частные предприятия, служащие для государства подрядчиком. Дело в том, что значительную часть репрессивных функций государство Нового времени стало вести руками «неформалов»: оказывать на общество психологическое воздействие выгоднее посредством негосударственных служб, особенно в случае использования грязных методов пропаганды. Здесь, в частных телекомпаниях и редакциях, разрабатываются, испытываются, внедряются и используются в массовом масштабе технологии манипуляции. Во всех звеньях этой цепочки трудятся профессиональные специалисты, составляющие уже значительную часть культурного слоя современного общества. Это — «передовой отряд» интеллигенции, прежде других освоивший жизненный уклад и особую этику информационной цивилизации. Ницше писал о них еще в конце прошлого века: «Ничто не вызывает большего отвращения к так называемым интеллигентам, исповедующим «современные идеи», как отсутствие у них стыда, спокойная наглость взора и рук, с которой они все трогают, лижут и ощупывают».

С того времени корпорация работников средств массовой информации сделала огромный шаг к полному искоренению чувства стыда. Бесстыдство само стало особой технологией, которая обезоруживает «среднего» человека, делая его еще более беззащитным перед манипуляцией. Сегодня мы, тесно связанные с Западом и призванные жить в «глобальной деревне», переживаем новый качественный сдвиг в устранении моральных ограничений к превращению нас как телезрителей и/или радиослушателей в манипулируемые создания.

Французский философ Ги Дебор определил новый тип существования людей, который сложился при взаимодействии современных политических и информационных технологий, как «общество спектакля». Философ покончил с собой, когда произошла «конвергенция» правящей верхушки Запада и верхушки советской номенклатуры, благодаря которой «теневое мировое правительство устранило мощного оппонента в лице СССР».

Нынешнее же состояние мирового «общества спектакля» итальянский культуролог Дж.Агамбен предложил называть «эпохой Тимишоары» — по названию городка в Румынии, где был поставлен первый акт спектакля свержения Чаушеску.

Агамбен пишет о глобализации спектакля, т.е. объединении политических элит Запада и бывшего соцлагеря: «Тимишоара представляет кульминацию этого процесса, до такой степени, что ее имя следовало бы присвоить всему новому курсу мировой политики. Потому что там секретная полиция, организовавшая заговор против себя самой, чтобы свергнуть старый режим, и телевидение, показавшее без ложного стыда и фиговых листков реальную политическую функцию СМИ, смогли осуществить то, что нацизм даже не осмеливался вообразить: совместить в одной акции чудовищный Аушвиц и поджог Рейхстага. Впервые в истории человечества недавно похороненные трупы были спешно выкопаны, а другие собраны по моргам, а затем изуродованы, чтобы имитировать перед телекамерами геноцид, который должен был бы легитимировать новый режим. То, что весь мир видел в прямом эфире на телеэкранах как истинную правду, было абсолютной неправдой. И, несмотря на то, что временами фальсификация была очевидной, это было узаконено мировой системой СМИ как истина — чтобы всем стало ясно, что истинное отныне есть не более чем один из моментов в необходимом движении ложного. Таким образом, правда и ложь становятся неразличимыми, и спектакль легитимируется исключительно через спектакль. В этом смысле Тимишоара есть Аушвиц эпохи спектакля, и так же, как после Аушвица стало невозможно писать и думать, как раньше, после Тимишоары стало невозможно смотреть на телеэкран так же, как раньше».

Речь действительно идет о новом качестве, о пределе, за которым, возможно, кроется саморазрушение европейской культуры. Спектакль Тимишоары показал такую высокую эффективность новой технологии манипуляции, что политики уже не в состоянии преодолеть соблазн ее использования. Ведь на экранах весь мир видел, что перед телекамерами выкапывают не тела «расстрелянных КГБ» людей, а трупы со следами вскрытия — «действующие лица», доставленные из моргов. Видели, но верили комментариям дикторов. Это был колоссальный психологический эксперимент над сотнями миллионов людей: при «хорошо» сделанных кадрах, вызывающих сильнейшую эмоциональную реакцию, ложь можно не маскировать — и так поверят.

Удостоверившись в этом, сословие журналистов как бы поднялось над человечеством, приобретя статус существ «по ту сторону добра и зла». Каждая очередная ложь разоблачается с глумлением над зрителем и читателем — без слова упрека лжецам, не говоря уж о каком-то «суде чести», отставках или угрызениях совести. Во время войны в Персидском заливе ненависть к Ираку нагнетали душераздирающими кадрами: добровольцы из числа «зеленых» обмывают мылом несчастных птиц, попавших в нефтяное пятно, разлитое жестокими иракцами. Вскоре было опубликовано сообщение, что это кадры из репортажа, снятого на Аляске, где на скалы сел танкер, разливший 70 тыс. тонн нефти. То есть громогласно было заявлено, что ведущие телеканалы всего мира сознательно фальсифицировали информацию. И что? — А ничего. Ни слушаний в парламентах, ни обращений в суды, ни резолюции ООН. Это был еще один эксперимент.

Это новое качество западной культуры, которое стало в то же время и важной чертой нового «мирового порядка», в полной мере проявилось в отношении сербов в двух проведенных в Югославии войнах (в Боснии и Косово). Нас эти войны касаются непосредственно, ибо впервые объектом «сатанизации» выбрана общность людей по признаку «православные». Никаких других отличительных особенностей у сербов нет, их изобретают как вторичные, дополнительные признаки. Сербы — не коммунисты, так что дело не в их идеологии. Во всяком случае, хорват Туджман — такой же бывший коммунист, как и Милошевич. По языку и культуре различить сербов, хорватов и «мусульман» в Боснии непросто (да и маску «мусульман» для части бывшей номенклатуры в Боснии слепили наспех: они за два месяца до войны и Корана в руках не держали — это такие же «исламисты», как Назарбаев или Аскар Акаев).В 1998 году по 14 ведущим странам мира с успехом прошел и собрал кучу премий (восемь только международных) английский документальный фильм «Стыковка» — о наркодельцах Колумбии и маршруте доставки героина в Лондон. Блестящая работа смелых журналистов. В логово наркобаронов в джунглях их везли с завязанными глазами, под дулами автоматов. Но логово это было оборудовано в отеле, а на роль страшного «барона» нанят пенсионер, бывший банковский служащий. Фильм, разоблачавший «угрозу цивилизации», снятый одной из ведущих телекомпаний, был фальсификацией. Но разве убавило это влияние «четвертой власти»? Нет, обман стал узаконенным, обласканным и награжденным и доверия телезрителей отнюдь не подорвал. Сама проблема правды и лжи устранена из культуры. «Среднему» человеку теперь просто сообщается, кого он должен считать «плохим», а картинка, которой сопровождается сигнал, является пустой условностью.

Ясно, что такой взгляд означает полный разрыв со всеми философскими принципами Просвещения, на которых, в общем-то, строились идеологии Запада и их основные понятия — демократии, прав человека, гражданского общества. Это важное событие, которое всем нам еще предстоит осознать.

Кампания 1993-95 гг. по «сатанизации» сербов в западной прессе была исключительным по масштабам и последствиям экспериментом над сознанием обывателя. Согласится он с отходом в «неосредневековье» или нет? В общем, примерно половина согласилась, другая половина — в растерянности. Осмысление началось на Западе быстро. Появились важные статьи, посвященные «сатанизации» сербов как технологии. Главная мысль: если непрерывно и долго помещать слово «серб» в отрицательный контекст (просто включать в описание страшных событий и в окружение неприятных эпитетов), то у телезрителей независимо от их позиции возникает устойчивая неприязнь к сербам. Кроме того, надо, разумеется, перекрыть доступ к телекамерам самим сербам: любая разумная человеческая речь (даже на постороннюю тему) снимает наваждение. Ах, так у сербов нет рогов? Какой сюрприз! Значит, и на них распространяются права человека?

Как показатель того, что неприязнь к сербам была-таки сформирована, приводились два события и реакция на них общественного мнения (хотя подобных событий было немало). Первое — обнаружение войсками ООН на территории, занятой хорватами, массовых захоронений мирных сербских жителей, убитых боевиками. Похожие и даже гораздо меньшие преступления сербов вызывали в то время на Западе бурную реакцию и часто служили поводом для бомбардировок. В данном случае реакции не было никакой. Вообще никакой. Социологи зафиксировали наличие в общественном сознании устойчивого двойного стандарта.

Второе событие — обнародование в начале 1996 г. факта переправки США боснийским мусульманам оружия на 300 млн. долларов, которые предоставила Саудовская Аравия. В нарушение эмбарго ООН, которое именно американцы должны были охранять. Тайные поставки оружия начались еще при Буше — для подготовки войны в Боснии, но всерьез развернулись при Клинтоне. Велись они через Хорватию, которая в награду за соучастие получала половину оружия. Иногда при необходимости совершались и секретные ночные авиарейсы с оружием в Туслу, к Изетбеговичу. Если бы вскрылся факт столь массированного нарушения эмбарго в пользу сербов, это повлекло бы громкий международный скандал и репрессии против сербов — с одобрения всей западной публики. В данном же случае — ничего.

Скорее всего сербы, давно завоевавшие симпатии Запада за разрыв с СССР, и в страшном сне не могли предположить, что США выберут их объектом для показательного уничтожения. Пути Господни неисповедимы. СССР давно нет, а с его друзьями и противниками начинаются новые счеты. Нет смысла гадать, почему было решено придушить именно сербов. Важно, что решение принято и никакой дилеммы, никакого компромисса собственно сербам не предлагали. Мы здесь затрагиваем маленький вопрос — роль mass media в акции «мирового правительства». Эта роль была настолько явной, что дает еще один хороший урок тому, кто хочет учиться.

Известна история появления в западной прессе обошедшей в 1992 г. весь мир фотографии «сербского лагеря смерти». Это фото — пущенный в эфир кадр английских журналистов телекомпании ITN. Правдивость снимку придавала точность данных: изможденное лицо за колючей проволокой принадлежит боснийскому мусульманину Фикрету Аличу, он беседовал с журналистами, протягивая руки через колючую проволоку.

Телекадр стал формальным поводом и оправданием для США, чтобы занять открытую антисербскую позицию во время войны в Боснии. В феврале 1997 г. в английском журнале «Живой марксизм» вышла статья, в которой изложены обстоятельства получения этого кадра. Изображен на нем не «лагерь смерти», а пункт сбора беженцев, расположенный в здании школы. Забор из колючей проволоки отделял школьный двор от шоссе и был установлен еще до войны, чтобы дети не выбегали на дорогу.

Журналисты снимали «узников-мусульман» через проволоку — а могли обойти ее и снимать просто как отдыхающих на свежем воздухе («узники» обнажены по пояс). Вход и выход за проволоку был свободным, и на других кадрах, не пошедших в эфир, видно, как «заключенные» перелезают через забор или обходят его. Эти кадры добыты сотрудниками журнала «Живой марксизм» и помещены в Internet. Автор материала обвинил телекомпанию в манипуляции. А та подала на журнал в суд «за клевету».

Что особенно важно в этой истории? То, что тележурналисты и телекомпании не видят за собой абсолютно никакой профессиональной и моральной вины. Да, они запустили на весь мир фотографию, которую политики затем использовали в своих целях, а западный обыватель в массе своей поверил интерпретации политиков. Но сами журналисты в комментариях к кадру не употребляли слов «лагерь смерти» и не утверждали, что из-за колючей проволоки нельзя выходить. Поэтому «Живой марксизм» привлечен к суду за клевету.

Этот искренний и полный отход от принципов права и честности в отношении тех, кого правящая верхушка решила наказать, — новое явление в культуре. Оно отражает новое состояние интеллигенции, еще более страшное и опасное для простого человека, нежели тоталитарное морализаторство интеллигентов-революционеров. Это — политический постмодерн, к которому мы духовно и интеллектуально не готовы. А готовиться надо быстро.

Во время войны в Чечне (1994-96 гг.) ТВ России вело явную антиармейскую кампанию с одновременной информационной поддержкой боевиков Дудаева. Оно поэтизировало Басаева, нарочито показывая его мужественную улыбку, спрятанную в суровой бороде, пускало лживую слезу («ах, у него при бомбежке погибла вся семья») и умилялось («ах, он подарил русским детям-сиротам в Грозном телевизор»). Но главное — ему предоставляли эфир, что абсолютно неприемлемо, если с терроризмом хотят бороться, а не «сотрудничать».

Начало второй кавказской войны (1999 года) было практически таким же: телевидение предоставляло эфир боевикам, активно и целенаправленно стравливало русских и чеченцев в попытке сделать разрыв необратимым. Что видели на экране русские и 90% чеченцев, не желающих ни войны, ни терроризма? — Только три образа, но по несколько раз в день, так что только они и впечатывались в подсознание: впавшие в средневековье, пляшущие с палками старики в папахах; бандиты, отрубающие головы пленникам; подозреваемые в преступлениях чеченцы в Москве, которых «шмонает» ОМОН.

К кому же в Чечне может обратиться русский человек как к возможному союзнику в борьбе против общей беды — терроризма? Ни к кому. Телевидение, играющее на самых темных инстинктах, с утра до вечера давало понять, что «лицо кавказской национальности» — явный или скрытый враг. Настойчиво и неустанно твердя, что против России воюют «исламисты», «религиозные экстремисты» — что речь идет о войне религиозной. Неважно, что мусульманские духовные лица выразили протест. Неважно, что арабские ученые не раз объясняли: «исламизм» — недавно и наспех состряпанная политическая маска. Неважно, что руководители «мусульманских» субъектов РФ, члены верхней палаты возмущены такой постановкой вопроса. Неважно! Ничего этого телевидение не сообщало. Оно вело себя как солдат диверсионной группы, в задачу которой входило нанести России смертельный удар, стравив русских с мусульманским миром. (Правда, по мере развертывания военной кампании на Кавказе, тон был сменен: неизвестно почему, но российское ТВ вдруг стало играть на стороне федеральных властей.)

Эти приемы — не новость. Они не подействовали бы на нас, если бы мы хладнокровно анализировали действия российского телевидения в аналогичных ситуациях. Вспомним, как оно вело себя во время бомбардировок Сербии. Видимо, в какой-то момент где-то в аппарате Бильдербергского клуба нажали кнопку, и российское телевидение сменило свою вначале нейтральную картинку, перейдя к «сатанизации» сербов в мягком варианте. Пошли в ход небритые плачущие албанцы, которым сербы в масках якобы велели убираться из их домов. Зазвучал припев «этнические чистки, этнические чистки». Участились репортажи из боевых порядков «армии освобождения», крупным планом — мужественные лица «партизан», раненый командир и т.п. Уже не нейтралитет, а симпатии. Ежедневно на экране — Клинтон, Олбрайт, Холбрук и прочие «миротворцы», и никогда — спокойное, связное выступление сербского политика или писателя. Было очевидно, что большая часть средств телевидения в России воевала на стороне НАТО против сербов. Воевала, находясь на нашей земле, в нашем эфире и даже на наши деньги. Специалисты по СМИ могли бы доказать это на любом слушании — просто через структурный анализ видеорядов, текстов и той рекламы, которая подверстывалась к зрелищу взрывов и пожаров.

Главной своей цели телевидение добилось. При этом оно вызывало сильнейшее раздражение, но это — несущественная издержка, а может быть, даже полезный побочный эффект. Раздражение отвлекает от усилий по осмыслению происходящего. Важным успехом манипуляторов стала способность стирать из исторической памяти людей недавнее прошлое — почти таким же чудесным способом, как стирается текст из магнитной памяти. И в 1993 году, и с весны этого года одна из постоянных тем прессы (да и «кухонных» дебатов) — война в Югославии. Но поразительным образом все сводилось к обсуждению событий 2-3-дневной, максимум недельной давности. Абсолютно никого не интересовало — как будто на это наложили запрет, — почему вообще началась эта война. У демократической прессы на все был готов простой ответ: с падением коммунизма, с воцарением свободы высвободилась копившаяся под гнетом этническая ненависть — и, естественно, началась война на взаимное уничтожение. Как будто ничего другого никто и не ожидал.

В общем, ни у кого не возникло желания разобраться, каким же образом пятьдесят лет югославы уживались в мире и масса людей переженилась смешанными браками? Каким образом все-таки тоталитарный (это в Югославии-то...) коммунистический режим «подавлял» межэтническую ненависть? Может, следовало бы чему-то и поучиться? Куда там! Мирного прошлого будто и не существовало — ибо не должно было существовать. Это была аномалия, а мышление либеральной интеллигенции игнорирует аномалии. На одном собрании западных экспертов по Югославии я попробовал «деидеологизиpовать» вопрос и предложил разобраться в структуре двух систем: Югославия мирная и Югославия воюющая. Каким образом в первой действовала отрицательная обратная связь по отношению к конфликтам (они гасились) — и как сформировалась положительная обратная связь (разжигающая конфликты). Ведь сказать, что демократизация лишь «освободила» естественное стремление разных народов убивать друг друга — это все равно, что сказать: деревянный дом должен сгореть, ибо дерево горит. Поджигатель лишь «освобождает» естественное свойство дерева. Каково же было мое изумление, когда оказалось, что публика буквально поняла метафору, а один «эксперт» глубокомысленно заметил: «Да, это так. Все деревянные дома должны сгореть». И мое замечание, что в «деревянных домах» живет 80% населения Земли, вызвало лишь усмешку. Вот тебе и «наш общий европейский дом»...

Нам же, наконец, пора понять, что мы тоже «живем в деревянном доме».

Сергей Кара-Мурза

«ОК», №6 
ноябрь-декабрь 1999 г. 
Из сборника «Россия в зеркале Балканского кризиса» 
(Москва, 1999 / Редакторы-составители: С.Градировский, А.Фетисов)

Источник: ok.archipelag.ru