Андрей ФЕФЕЛОВ. Первый мой вопрос, Андрей Ильич, к вам, как к историку современности. Речь идёт о некоем ультиматуме, который был поставлен Западом российским олигархам. Мы знаем, что этот ультиматум завершается в феврале, в день святого Валентина. За этим ультиматумом что вы видите? – борьбу международных элит, глобальных элит с региональными?

Андрей ФУРСОВ. Здесь прослеживается несколько тенденций, которые идут внахлёст. С одной стороны, это борьба глобальных элит, верхушек с национально-региональными, с национально-государственными, с другой стороны – это усиливающееся давление на Россию, точнее, на существующий в ней властно-экономический режим, со стороны определенной части правящих кругов Запада, как формальных, так и неформальных – так называемой «глубинной власти», которая на Западе не только глубже, но также шире и мощнее формализованных государственных структур. Здесь важно говорить именно о тенденциях, а не об отдельных событиях и фактах, потому что, как в свое время верно заметил шеф ЦРУ Аллен Даллес, человека можно запутать фактами, но если он понимает тенденции, то его уже не запутаешь.

Одна из тенденций ушедшего 2017 года – это усиливающееся давление глобальных элит на элиты национально-государственного уровня. Процесс этот идет давно, но четко его озвучила, по сути дела, объявив войну 12-13 октября 2012 года, Кристин Лагард в Токио на совместной встрече Всемирного банка и Международного Валютного Фонда. Тогда она сказала, что нужно подводить юридическую и моральную базу под изъятие, т.е. экспроприацию нечестно нажитых «молодых денег». «Молодые деньги» – это как раз деньги олигархов России, Китая, Бразилии и др. и связанных с ними высокопоставленных чиновников, нажитые, как сказала Кристин Лагард, на торговле сырьем.

Иммануил Валлерстайн возразил бы ей здесь очень просто. На одном из заседаний Московского экономического форума Валлерстайн сказал следующее. Да, конечно, в развивающемся мире, в том числе, у вас в России – коррупция, но посудите сами, коррупции больше всего там, где больше всего денег, а больше всего денег в Америке, просто там коррупция обернута в «упаковку» лоббизма.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Конечно, существует глобальный кошелек, куда регионалы кладут свои деньги, и глобократам грех этим кошельком не воспользоваться.

Андрей ФУРСОВ. Поле чудес в стране дураков. Тем более, что когда-то, в годы «тучных финансовых коров», можно было класть в этот кошелёк, и им говорили – несите ваши денежки. А потом, когда уже всерьез развернулась борьба за будущее, суть которой – кто отсечет кого от общественного пирога – здесь уже, как говорил герой одного советского фильма – не до юбочной чести, здесь большие рыбы пожирают малых. И начинается отъем собственности. Обосновывается по-разному: кого-то обвиняют в том, что они олигархи, связанные с неким большим начальником, кто-то просто коррумпирован, кто-то занимает не ту позицию, которая нужна хозяевам мировой игры. В основе же лежит простой факт: в посткапиталистическом будущем на всех общественного пирога не хватит, самого этого будущего не хватит. И касается это не только низов и «мидлов», но и верхов. А то, что это посткапиталистическое будущее приближается, точнее, определенная часть мировой верхушки его приближала и приближает как могла и может, сомнений нет. Символично, что в год столетия Великой Октябрьской социалистической (т.е. антикапиталистической) революции Римский клуб обнародовал доклад, в котором постулируется необходимость и неизбежность смены существующего в мире способа производства и потребления и оформляющей его (нео)либеральной идеологии. Конец капитализма и грядущий левый поворот – это повестка, становящаяся мейнстримом, никак не доходит до россиянской илитки, которая, по-видимому, полагает, что ананасы и рябчики – это навсегда.

Здесь возникает серьезное, причем двойное, внешне-внутреннее противоречие. Демонтаж капитализма требует левого поворота, и мы уже слышим шаги этого Глобального Командора, но российские элиты – эти «дети» 1990-х, криминального передела и ельцинского предательства – не хотят слышать эти шаги, им страшно. Они даже не осмелились достойно отметить столетие Октябрьской революции (а вот французская, например, буржуазия не побоялась отметить и столетний, и двухсотлетний юбилей кровавой французской революции, чем, помимо прочего, продемонстрировала свою историческую зрелость). Это – вне страны. Но левые настроения растут и ширятся внутри страны – особенно среди молодежи. Это видно и по опросам отношения к Сталину (более 70% положительных ответов в когорте 18–24 лет), и по опросам, кого поддержали бы в революции и гражданской войне – большевиков или их противников (более 90% за большевиков). Похоже, власть и население, народ, разъезжаются в разные стороны не только социально-экономически, но и идеологически, и это очень опасно.

В сухом остатке: значительная часть российской верхушки все больше оказывается одновременно и под внешним прессом в краткосрочной перспективе – правым (санкции и т.п.), в среднесрочной – левым, и под внутренним, причем давление с обеих сторон будет нарастать по мере обострения геополитической ситуации («партнёры» постараются) и по мере ухудшения ситуации экономической. В принципе, левый поворот должен был бы стать основой новой программы власти. Как говорил в канун своего «левого» поворота, т.е. отмены крепостного состояния Александр II, лучше отменить это сверху, чем это произойдет снизу. Аналогичным образом обстоит дело и сейчас. «Сверху» – действительно предпочтительнее. Очень не хочется потрясений, в которые власть в России уже трижды ввергала страну – в начале XVII века, в начале ХХ и в конце ХХ века. Верующие люди говорят, бог любит троицу, а вот про четвертый раз ничего неизвестно. В конце концов, хотя бы инстинкт сохранения должен быть и «опыт, сын ошибок трудных» должен что-то подсказать, а то ведь опять придется надеяться, что произойдет «случай, Бог-изобретатель», только вот его «открытия чудные» могут оказаться очень неприятными и кое-кого огорчат до невозможности.

Необходимо отметить еще один момент, усугубляющий проблемы РФ. С одной стороны, у российских олигархов те самые «молодые деньги», о которых говорила Лагард. В то же время, Россия – это единственная страна с такой правящей верхушкой, у которой есть ядерное оружие. Это и делает Россию главной мишенью, причем тем в большей степени, чем больше нервничают американцы по поводу утраты своей гегемонии. Когда США объявляют РФ, Китай и Иран «ревизионистскими государствами», т.е. государствами, ориентированными на ревизию, пересмотр американоцентричного монополярного мира, они тем самым фиксируют свою слабость – никто не станет ревизовать мир, за которым сила. Китай подвигает США в экономической сфере, РФ – в некоторых регионах – в военно-геополитической, имея при этом слабую экономическую базу. Иными словами, постсоветскую Россию парадоксальным образом делает мишенью сочетание силы и слабости. Слабость России, по сравнению с тем же Китаем и Индией, заключается в огромном разрыве между богатыми и бедными. Конечно, в Индии и в Китае он тоже есть.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Он больше, наверное, всё-таки в этих странах, Андрей Ильич?

Андрей ФУРСОВ. Смотря по каким показателям. Показатель концентрации богатства в руках 1% населения России дает 1:71, следом за нами идет Индия – 1:49, среднемировой – 1:46.

Андрей ФЕФЕЛОВ. То есть, у нас всё-таки нет среднего слоя?

Андрей ФУРСОВ. Впрочем, и средний слой в Китае и Индии – вопрос довольно непростой. Посвященная Индии редакционная статья одного из последних (13–19 января 2018 г.) номеров лондонского журнала Economist так и называется «Отсутствующий средний класс» («The missing middle class»). А ведь специалисты, в том числе индологи, много лет убеждали нас в том, какой в Индии мощный и постоянно растущий средний класс. В статье четко фиксируется простая мысль: растущее в Индии неравенство препятствует развитию среднего класса. С 1980 по 2014 г. 1% индийцев положили в свои карманы почти треть всех дополнительных доходов, связанных с экономическим ростом. Индия перешла от уровня зарплаты 2 доллара в день к 3 долларам, но не сделала следующего шага – к 10 или хотя бы к 5 долларам, говорится в статье. Только 3% индийцев летали когда-либо на самолете, только чуть больше 2% имеют автомобиль или грузовик; из тех 300 млн индийцев, которые HSBC («Гонконгская и шанхайская банковская корпорация») причисляет к среднему классу, многие живут именно на 3 доллара в день. И это называется средний класс? Во всем мире идет снижение численности среднего класса и ухудшение его экономического положения. Иного в криминально-финансиализированном капитализме быть не может: он не принципиально не вознаграждает тех, кто работает. Весьма показателен подзаголовок вышедшей в 2017 г. книги Г. Стэндинга «Коррупция капитализма»: «Почему рантье процветают, а работа не окупается» («Why rentiers thrive and work does not pay»). Мы в России эту ситуацию наблюдаем с начала 1990-х годов. И «средний класс», который нам обещали жулики-реформаторы, напоминающие Короля и Герцога из «Приключений Гекльберри Финна», оказался очагом, нарисованным на холсте из другого известного произведения.

Если в постсоветской России среднего класса не было (и, очевидно, не будет), то на Западе последние 30 лет он все больше скукоживается – его счастливая жизнь оказалась очень короткой. По сути уход этого класса подрывает капитализм как систему. Ведущий специалист по вопросам мирового экономического неравенства, автор бестселлера «Капитализм в XXI веке» Т. Пикетти объясняет это просто: именно наличие среднего класса обеспечивает массовое потребление, массовый спрос и массовые инвестиции в строительство.

В отличие от 1950–1970-х годов, в последние 20–30 лет семьи, формально относящиеся к среднему классу, не могут позволить себе покупку жилья. Они вынуждены его арендовать, что ещё более ухудшает их положение: например, в Великобритании в 2013 г. плата за жилье росла в 5 раз быстрее зарплат. По оценке экономистов, семьи, всю жизнь снимающие жилье в Великобритании, теряют на 561 тыс. фунтов больше, чем семьи-собственники; в Лондоне эта цифра еще больше – 1 млн 360 тыс.! Однако несмотря на это собственность оказывается не по карману. Утрата собственности средним классом – разве это не закамуфлированная косвенная экспроприация, спрошу я? Иными словами, исчезновение среднего класса оставляет огромную дыру, в которую и проваливается капитализм.

Что касается России, то мы до сих пор живет достижениями и наследием социалистической эпохи. Поэтому та бедность, которая типична для Индии, стран Юго-Восточной Азии, Африки и Латинской Америки, а также для многих районов Нью-Йорка, Парижа, Лондона непредставима не только в России, но даже нынешних центральноазиатских «странах», бывших среднеазиатских республиках СССР, которые Советский Союз втащил в цивилизацию и государственность и лидеры которых, сумевшие из своих аулов и кишлаков добраться до советских городов и своей карьерой обязанные СССР, КПСС и русским, поливают сегодня грязью и Российскую империю, и СССР. Достаточно сравнить Душанбе, Ташкент и Астану, с одной стороны, и Мумбаи, Калькутту и Дакку, с другой.

Достаточно сказать, что у 732 миллиона индийцев – 54% населения, это официальная индийская статистика – нет доступа к туалетам, ни к общественным, ни к частным. В Китае эта цифра 25%, то есть – 340 миллионов. Ну, в таких странах, как Эфиопия – там 93%.

Разумеется, у России совсем другое положение. Достаточно проехать по крупному российскому городу, условно говоря, Тольятти или Иркутску и по городу Мумбаи и сравнить, где цивилизация, а где нет. В то же время, в различных странах в зависимости от их исторического прошлого и характерных для культуры представлений о социальной справедливости разнятся «морально-экономические» представления о допустимой бедности, о том, где заканчивается бедность и начинаются нищета, отверженность и депривация.

В одном из недавних докладов Высшей Школы Экономики говорится о том, что 8% населения России не имеют доступа к лекарствам, 17% не доедают. Думаю, что эти 8% входят в 17, но мы в любом случае получаем 20% людей, которых, в общем, социальная реальность толкает, если называть вещи своими именами – в могилу. Нет лекарств, нет еды, ослабленный организм – весь букет болезней, связанных с недоеданием и этими несчастьями. То есть, в этом отношении Россия уязвима. И совершенно ясно, что если экономическая ситуация в России будет ухудшаться, как говорят экономисты, причем и либеральные, и нелиберальные – этот разрыв будет увеличиваться.

А с другой стороны, у РФ есть ядерное оружие и с ней нельзя разговаривать так, как можно разговаривать с Бразилией или ЮАР. Поэтому Запад в давлении на Россию идет по пути не обычной войны, а эрзац-войны, гибридной войны, фронты которой – везде. Например, в сфере спорта высших достижений, который давно превратился в смесь бизнеса, криминала и политики. Серьезный удар РФ получила на таком фронте новой холодной войны как Олимпиада, удар весьма чувствительный. Логика здесь простая: для вас важен спорт?! вы вложились в спорт?! – тогда мы заставим вас приехать под белым капитулянтским флагом, каяться и вдобавок ко всему, заплатить репарации –15 миллионов долларов.

Андрей ФЕФЕЛОВ. С Олимпиадой всё, кстати, таинственно: то, что это акт военный– об этом не могут не догадываться те, кто принимал решение, чтобы спортсменам всё-таки ехать под белым флагом. Сразу было ясно, что их там будут чморить.

Андрей ФУРСОВ. Мне не понятно только одно – как могли чиновники, которые за это отвечают, так долго, тупо и безответственно раскачиваться? Ясно было, что РФ после долгих унижений на Олимпиаду не пустят, и отвечать надо было стазу и жестко. Например: у них есть «список Магницкого», надо было сразу же выкатить им «список» -условно – Баха или ещё кого-то, а не жевать сопли и кланяться. К сожалению, по поводу Олимпиады наше высшее чиновничество, как и по многим другим вопросам, лишь утирается, а плевков становится все больше, потому что на Западе привыкли – утрутся. А как не утереться? Дети в Англии, деньги в Штатах, яхты в Монако.

Теперь российские спортсмены едут на Олимпиаду, не представляя страну, и все разговоры о том, что мы-то знаем, что они наши – это слабое утешение для идиотов и нерадивых чиновников. Мы можем знать что угодно, но это не является ни международно-правовым, ни международно-государственным фактом. Трусливая и бездарная чиновная сволочь профукала ситуацию и стремится спасти свою шкуру отправкой спортсменов под любым флагом, под любым соусом, чтобы в случае их победы паскудно примазаться к ней.

Возможно, правильным, но жестким решением было бы такое: Россия не едет как государство, спортсменам говорится: ребята, вы можете ехать, мы не можем вам запретить, но вы едете за свой счет, потому что вы не представляете в данном случае государство РФ. Но тогда получается, что спортсменов, которые ни в чем не виноваты, наказывают из-за чиновников. А почему не наказывают с треском и позором чиновников от спорта? Повторю: я не виню спортсменов – виноваты чиновники. И очень странно, что эти чиновники до сих пор занимают свои должности, нужно было вышибить их с этих должностей с позором, потому что именно они виноваты... С Запада спрос какой? – это враг, он так и должен действовать, но зачем же подставляться под эти удары? Значит, вы плохо воюете, вы проиграли сражение на этом фронте. Опасаюсь, что не за горами аналогичная акция по поводу чемпионата мира по футболу. На Западе понятливые люди. И если бы с самого начала со стороны России была жесткая реакция, то и Запад вел бы себя по-другому. Запад очень хорошо понимает силу. Сила и воля не были проявлены. Проявлено было безволие и готовность подставить обидчику щеку или другую часть тела.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Вернемся к глобальной тенденции социального расслоения. Мы затронули РФ и Индию. А Китай?

Андрей ФУРСОВ. В Китае – разумеется, с китайской спецификой, – происходит то же, что и во всем мире. Рост неравенства в КНР достиг такого уровня, что это уже нашло отражение даже в научно-фантастических романах. Недавно в Китае вышел научно-фантастический роман Хао Цзинфана «Складной Пекин», получивший премию Хьюго – престижную международную премию в области научной фантастики. В романе ближайшее будущее Пекина показано таким образом. В Китае три группы населения: верхушка, средний класс и низы, их численность в Пекине соответственно 5 млн, 25 млн и несколько десятков млн. Различия между группами носят не только имущественный характер, но значительно более глубокий, затрагивая социобиологию – право на жизненное функционирование в виде бодрствования. Представители верхушки в романе бодрствуют сутки, 24 часа – с 6 утра одного дня до 6 утра другого. Потом они принимают лекарство и засыпают. И тогда просыпается средний класс, бодрствующий с 6 часов утра до 10 вечера одного и того же дня, т.е. меньше. Затем просыпаются низы, у них только 8 часов – с 10 вечера до 6 утра.

Здесь в научно-фантастической форме показан социальный процесс, который касается самой жизни. В связи с этим я вспоминаю фильм «Время», где социальные различия тоже связаны со временем, то есть с жизнью, с отведенным на нее временем. Но ведь по сути классовые различия уже трансформировались в социобиологические или, если угодно, в антропологические. Достаточно посмотреть – средняя продолжительность жизни, скажем, в том же Риме была 22–25 лет. Но римляне из высших групп жили по 75–80 лет. Также долго жила английская аристократия, при средней продолжительности жизни в 45 лет в Англии в конце XIX века. То есть, богатые и знатные уже последние 2-3 тысячи лет живут 80-85 лет. Это означает, что их социально-экономическое положение транслируется на время жизни; это значит, что, помимо прочего, эксплуатация есть присвоение не только чужого экономического продукта, но и – посредством времени – чужой жизни. И если в «счастливое тридцатилетие» (1945–1975) этот процесс пошел вспять, то ныне, особенно после исчезновения системного антикапитализма в лице СССР, все возвращается на круги своя. Капитализм обретает привычные очертания «железной пяты», пожирателя чужого времени. Немцы говорили о Lebensraum – пространстве для жизни, ныне впору говорить о Lebenszeit – времени для жизни, времени-как-жизни, пожирая которое умирающий капитализм пытается продлить свою жизнь.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Это очень интересно. Пожалуй, временную категорию мы как раз часто не учитываем, хотя, как оказывается, она очень красноречива.

Современная китайская футурология на таком высоком уровне свидетельствует о том, что общество устремлено в будущее. В данном случае мы ведем речь об антиутопии, в которой царит общество социального и, наверное, цифрового контроля над населением.

Андрей ФУРСОВ. И это еще одна тенденция – усиление социального контроля с помощью цифры (обратная сторона – рост цифрового слабоумия населения). Кто-то говорит о чипизации, кто-то говорит об отмене денег и введении карточек – это, действительно, усиление социального контроля. Наш российский оптимизм заключается в том, что в России социальный контроль выстроить не получится. Кто-то что-то обязательно украдёт или сломает.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Ещё в период президентства Дмитрия Анатольевича Медведева была попытка ввести универсальную электронную карту УЭК. Этот проект православные называли предтечей Антихриста, стараясь противостоять ему. Через несколько лет выяснилось, что наши чиновники умудрились полностью «распилить» Антихриста.

Андрей ФУРСОВ. В этом отношении российский чиновник – это наша опора и надёжа. Как говорил Некрасов, правда, имея ввиду нечто иное, – «вынесет всё».

Что же касается Китая, то это довольно организованное общество и там жёсткий социальный контроль – норма. На Западе возможности социального контроля, который за последние полвека успешно превратился в социальную дрессуру, множатся благодаря техническим возможностям. Там послушное, комформное население, которому что скажут – то оно и будет выполнять. А вот в России до сих пор ситуация иная как в социальном, так и в техническом плане. К тому же у нас есть замечательная вещь – такая ценность как социальная справедливость. Она, во-первых, исходно существует в русской культуре, во-вторых, мощно подпитана социализмом.

Андрей ФЕФЕЛОВ. То есть, несправедливость не является нормой?

Андрей ФУРСОВ. Несправедливость у нас не норма. Если индиец воспринимает социальную несправедливость нормально – причиной тому кастовая система; если, скажем, бразилец ее нормально воспринимает, потому что он живет в периферийной капиталистической стране, то для русского это не норма. Кроме того, в России были традиционно специфические отношения между господствующими группами и угнетенными. В 1649 году Соборным уложением было закрепощено население, причем, не только крестьяне, которые служили дворянам, но и дворяне, которые служили государству, и посадские люди. При Петре III этот договор был расторгнут. Дворяне получили право не служить, хотя большая часть всё равно продолжала служить, потому что дворяне были материально бедным сословием. Поэтому у Сухова-Кобылина гордая эпитафия: «Никогда не служил».

Андрей ФЕФЕЛОВ. А я думал, что это уже при узурпировавшей власть Екатерине.

Андрей ФУРСОВ. Нет, этот указ издал Петр III буквально за несколько месяцев до смерти – в 1762 году. Самозванка на троне Екатерина заплатила другим – указом о вольности дворянской 1785 года. Но это одна линия. После того, как стало ясно, что дворяне могут не служить, крестьяне решили, что их освободят на следующий день. Их освободили, действительно, на следующий день, но через 99 лет. Указ Петра III был от 18 февраля 1762 года, а 19 февраля 1861 года крестьян отпустили. Однако с 1760-х годов крестьяне воспринимали свои отношения с барами как несправедливые: если дворяне могут не служить государству, то почему крестьяне должны служить дворянам. На классовую неприязнь накладывалась социокультурная – дворяне и крестьяне персонифицировали два различных социокультурных уклада. А вот европейской знати, особенно английской, удалось навязать низам свои ценности как общенациональные. Отсюда – принципиально разные отношения верхов и низов в Западной Европе и в России: Пушкин написал об этом так: «Русский мужик не уважает своего барина, а вот англичанин своего барина уважает».

В1861 году была проведена реформа, освободившая крестьян, но при этом лишавшая их трети земли – опять несправедливость. Поэтому то, что называют повседневным русским хамством – обратная сторона описанной реальности. Кто-то, не помню кто, из наших богатеньких путешественников сказал, что в России, к сожалению, даже в дорогом ресторане, если у официантки плохое настроение, она обязательно даст это почувствовать, а вот во Франции или Германии это невозможно. Да, это одна сторона дела, потому что там люди абсолютно вышколенные. А у нас система не укатала человека, не сузила его, как сказал бы герой Достоевского.

В конечном счете, наличие социальной справедливости как ценности обусловливает то, что население никогда не примет результаты 1991 года, и это создает постоянную проблему в отношениях населения и прихватизаторов. Отношение к богатым и знатным в той же Индии или в том же Китае совершенно другое. И социализм китайский лег на совершенно другую традицию, чем социализм советский.

Андрей ФЕФЕЛОВ. И, соответственно, социальное расслоение и экономическое неравенство тоже ложится на разные традиции в разных странах.

Андрей ФУРСОВ. Более того, неравномерное развитие различных регионов внутри одной и той же страны, включающее в глобальные процессы одни регионы и исключающие другие, еще более усиливает неравенство, окончательно лишая неудачников когда-либо поменять судьбу.

В той же Индии, например, есть суперразвитые сектора в электронике. Но это такие точки роста, которые имеют минимальное отношение к Индии. Они связаны с такими же точками в Китае, в Соединенных Штатах, в Европе. Более того, индийский капитал вложился в британскую промышленность куда больше, чем Евросоюз: учитывая давние связи Великобритании и Индии, британцы спокойнее контактируют с индийцами, чем с соседями-европейцами. Великобритания и Индия очень разные страны, но у них есть одна общая черта: пожалуй, ни в одной стране мира верхи не относятся так жестоко и высокомерно к низам, как в Европе – в Великобритании, а в Азии – в Индии. И вот эти две традиции наложились друг на друга. Во многих полицейских участках в Индии, например, до сих пор висят портреты начальников этих участков с колониальных времен. Хотя Индия в 1947 году стала независимой, но традиция британского раджа сохраняется, тем более, что именно британцы объединили княжества и политии субконтинента в единое целое. До британцев Индии в нынешнем ее виде не было, были Великие моголы, были маратхи, были сикхи, были государства юга, и они между собой воевали. А англичане пришли, всех сдавили властным обручем и объединили. Символично, что одна из претензий деятелей национально-освободительного движения Индии к британцам заключалась в том, что те перестали соблюдать свои же правила, в том, что белые сахибы ведут себя не так, как они объявили правильным.

Психологически был ряд очень интересных моментов в развитии колониальной Индии. Например, социопсихологи обращают внимание на то, как изменилось отношение индийцев к белым женщинам во время Второй мировой войны. До этого на белую женщину смотрели снизу вверх как на особое существо. А во время войны в Индии стали распространяться американские комиксы и пин-ап картинки, где женщины были слегка полураздеты. Это убедило индийцев: белая женщина –такая же, как и индийская, со всеми вытекающими последствиями. Вообще война сильно изменила отношение к белым вообще и британцам в частности – они потерпели поражение от японцев, т.е. азиатов. А потом национально-освободительное движение, с одной стороны, и пришедшее к Западу понимание, что в новых условиях можно эффективно экономически эксплуатировать страны Азии и Африки без политических затрат привели к демонтажу колониальной системы, главным выгодополучателем чего стали США и американские ТНК. Эйфория обретения свободы в бывших колониях афро-азиатского мира очень быстро сменилась апатией и осознанием того, что разрыв между Западом и бывшими колониями растёт, но теперь метрополии не несут никакой моральной и политической ответственности за тех, кого приручили. В то же время, пока Запад занимался Советским Союзом, поднялся Китай, который совершил экономический рывок. Последний, однако, не стоит переоценивать: Китай, при всей его чисто количественной экономической мощи – это мастерская. Конструкторское бюро находится в другом месте. И в этом отношении китайцы прекрасно понимают свою ситуацию — и военную, и экономическую.

Кроме того, Россия, русские для Запада – это в известном смысле социокультурно менее приемлемые персонажи, чем те же китайцы или арабы. Например, нацисты объявили в свое время японцев почетными арийцами. Точно так же американцам легче будет объявить почетными американцами китайцев, чем русских. От русских исходит постоянная угроза нестандартности мысли и поведения, а следовательно, –победы.

Лет 20 назад в один из наших академических институтов приехала немка с диссертацией на специфическую тему – она исследовала структуры русской повседневности и анализировала те ситуации, когда русские используют некие предметы не по назначению. Ну, например, вы приходите в бухгалтерию. В чём там цветы держат? Разрезается бутылка пластиковая, туда земля – и вот он цветочек. Или, скажем, замок на сарае, чтобы туда не лила вода, отрезается пластиковая бутылка, прибивается гвоздем, и она его закрывает. Немка называла это явление варварством, потому что цивилизация, по ее мнению, это когда вещь четко используется по своему назначению, функция жестко привязана к субстанции. У нас же – «назови хоть горшком, только в печку не суй». По нашему ТВ в рамках передачи «Пока все дома» была даже такая рубрика – «Очумелые ручки». Это игра слов: очумелые и очень умелые. Рубрика демонстрировала исключительную смекалку, приспосабливающую под разнообразные функции те предметы, которые исходно предназначались для совсем другого. Именно русская смекалка помогала нам побеждать во многих войнах, включая Великую Отечественную. Нестандартность мысли и поведения обусловлена суровыми природными условиями, сменой времен года, коротким сельскохозяйственным сезоном, особыми историческими условиями, постоянно заставлявшими искать способы выживания – и побед над обстоятельствами и превосходящим противником: богатые и сытые европейцы с подобными проблемами в подобном масштабе не сталкивались. Отсюда возведенный в норму конформизм.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Это немецкая цивилизация.

Андрей ФУРСОВ. Нет, западноевропейская в целом. Наша цивилизационная нестандартность, умение выживать в разных условиях и создает им проблемы. Андрей Платонов об этом очень хорошо сказал: «Русский человек может жить в одну сторону, и в другую сторону, и в обоих случаях останется цел».

Андрей ФЕФЕЛОВ. Когда мы говорили про социальный контроль, я вспомнил, как над Кабулом каждое утро поднимался аэростат. Это оккупированный Кабул, 2010 год, и этот аэростат осуществлял оптическое слежение. И вечером его на лебедках НАТОвцы подтягивали опять к земле. По Кабулу двигались огромные американские патрульные машины, там сидели здоровенные негры, которые несли бремя белого человека в Афганистане. И эти картины многое символизировали... Сейчас вы осуществили очень крупную поездку по Индии – какие картины, какие образы у вас возникают после путешествия?

Андрей ФУРСОВ. Ну, во-первых, конечно, это колоссальные контрасты. Они видны в значительно большей степени в южной Индии, чем в северной. Например, Дели – город контрастов, но Мумбаи – бывший Бомбей – это еще более контрастный город, где, когда ты выходишь из шикарного отеля, то попадаешь не на шикарную же улицу, как в Дели в центре, а в зону трущоб. Более того, в Мумбаи как такового нет центра города, это несколько городов, но, тем не менее, в самом городе, и вовсе не на окраине его, есть район Дхарави – площадью два квадратных километра, то есть это два миллиона квадратных метров, где живёт два миллиона человек: один человек на один квадратный метр. Это высотой1,5–1,6 метров каморка, и это даже не домик Кума Тыквы из «Приключений Чиполлино», потому что домик Кума Тыквы был всё же из кирпичей, а это тонкая фанера, толстый картон, куски от холодильника и т.п.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Это как в романе Кобо Абэ «Человек-ящик».

Андрей ФУРСОВ. Почти. Второй этаж, третий этаж. Но самое интересное, что это одна из достопримечательностей Мумбаи, туда водят богатых туристов, показывают им, как люди живут. По сути, это ведь нечеловеческое существование. В то же время, есть 10–15% богатых и сверхбогатых индийцев, которые живут совершенно в другом мире. Миры эти практически не соприкасаются, что еще и кастово оформлено. Конечно, это не сравнить с расслоением в Соединенных Штатах, потому что там больше социального жирка, но процесс идет везде. Естественно, хуже всего ситуация там, где социального жирка мало. Когда-то Маркс употребил фразу: «Язычник, чахнущий от язв христианства». Вот от язв капитализма больше всего чахнут и страдают не в ядре, которое грабило периферию, а на периферии, потому что она теперь не нужна. Она когда-то была нужна, а теперь не нужна, теперь ее выбрасывают.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Выжатый лимон, шкурка.

Андрей ФУРСОВ. Да, совершенно верно. И нынешняя периферия капиталистической системы напоминает то, что произошло с северо-востоком Бразилии в начале XIX века. В XVIII веке этот район активно эксплуатировался, потом из него всё выжали и его вышвырнули. Большая часть афро-азиатского и латиноамериканского мира не нужна в посткапиталистическом цифровом мире. И возникает проблема – что делать с этим населением? Проблема эта в рамках капсистемы, на мой взгляд, неразрешима. Огромные массы населения, которые волна технико-экономического прогресса подталкивает в пропасть. Полвека назад американский социолог Б. Мур заметил, что революции рождаются не из победного крика восходящего класса, а из предсмертного рёва того класса, над которым вот-вот сомкнутся волны прогресса. Сегодня в мире накопилось очень много такого люда, которым прогресс нынешних хозяев мировой игры не оставляет практически никаких шансов. Я уверен: они дадут бой хозяевам, причем на «их поле» – я имею в виду афро-азиатских мигрантов в Западной Европе и латиноамериканских – в США. Они не смогут создать новый мир – скорее темновековье, но старый уничтожат. А постстарый мир будет миром неопределенности, миром функций, гуляющих сами по себе, независимо от субстанций – привычный для нас, русских, мир. И игра в том мире потребует изощренности.

Андрей ФЕФЕЛОВ. И мобилизованности.

Андрей ФУРСОВ. Конечно. Самое главное, необходимое условие победы – элита должна ассоциировать себя обществом, частью которой является. Элита, которая ассоциирует себя с «Барвиха Luxury Village» и которая за эту «Барвиху Luxury Village», безусловно, сдаст всё, всё и проиграет. Её зачистят.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Другой базы, кроме России, у этих элитных групп не существует. Они думают, что их кто-то где-то примет за их деньги, но этого не произойдет.

Андрей ФУРСОВ. Это всё мечты Остапа Бендера – того самого, которого приняли и полностью обчистили на румынской границе. Так что, в этом отношении выиграет тот, кто будет – и это парадоксальная ситуация! –с народом.

Андрей ФЕФЕЛОВ. И второй момент, как мне кажется, очень важный, единственный способ выжить – это победить.

Андрей ФУРСОВ. Действительно, победа – это условие выживания. Как говорил Конфуций: «Кто отпрыгнул дальше всех, будет прыгать еще раз». Мы это перефразируем: тот, кто победит – будет жить. Это жёсткое условие, это императив того большого кризиса XXI века, в который мы вступаем. Бродель называл время между феодализмом и капитализмом социальным адом. И теперь мы живем в эпоху, всё больше начинающую напоминать социальный ад. И тот же Бродель в своей фундаментальной работе «Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV–XVIII вв.» ставил вопрос: можно ли вырваться из социального ада? Можно. Но не в одиночку. В одиночку никто не вырвется. Вырваться можно только коллективно. В посткапиталистический (посткатастрофический?) мир попадут только те правящие элиты, у которых будет мощное волшебное оружие – единство со своим народом. Билет в будущее в условиях надвигающегося кризиса, войны всех против всех получат только те элиты, которые идентифицируют себя со своими странами, которые укоренены в своей культуре и разделяют со своим народом одни и те же ценности, интересы и цели. Оргоружием элиты РФ в условиях кризиса XXI века может быть только одно – единство с народом. Это необходимое условие победы, достаточное – воля к победе, которая куется в соответствии с принципом «не верь, не бойся, не проси».

Андрей Фурсов

Источник: pravdoryb.info