Сегодня наши представления о Сталине целиком подчинены той или иной идеологии, в самом примитивном случае — либеральной, наиболее агрессивной и непримиримой. Представители данной идеологии навязали нам осмысление исторических деяний Сталина в духе присущего Геббельсу полного негативизма, и это не то что неправильно — это откровенная психическая патология. Ни единого политического деятеля нельзя рассматривать как чистого демона, который творил зло исключительно из любви к нему.

 Смотреть на Сталина глазами какого-нибудь дегенеративного американского тролля вроде Солженицына, начитавшегося речей Геббельса, без учета духа советского времени и задач, стоявших перед страной и, соответственно, ее руководством,— это еще и попросту глупо, не говоря уж о патологии. Поскольку же одной из задач руководства СССР в тридцатые годы было в буквальном смысле спасение народа из той ямы, в которой он оказался после революции, то все действия Сталина следует рассматривать именно с данной точки зрения. С данной же точки зрения следует понимать и неимоверную его популярность в народе.

Большевицкая революция 1917 г. привела в точности к тому, к чему привела либеральная 1991 – 1993 гг., а именно — к расхищению народного достояния и вывозу его за границу всеми возможными способами: «Грабь награбленное». Занималась этим не только «ленинская гвардия», но и новый правящий класс — мелкие буржуи, нэпманы, причем иной раз большевики и нэпманы действовали согласно. Уровень жизни с приходом к власти большевиков упал сильно, и более ничего не изменилось — разве что на каждом углу кричали о свободе, чем раньше занимались только в столице. Искоренение же повального этого воровства заняло свое место в построении сталинского социализма. 

Сталин, безусловно, сыграл свою роль в большевицкой революции и Гражданской войне, причем не последнюю, но главная его роль в истории была контрреволюционна по отношению к его товарищам по партии. Идея его о построении социализма в отдельно взятой стране напрочь противоречила идеям марксистов того времени о мировой революции и, соответственно, построении единого мирового царства, каковую идею, кстати, у коммунистов позаимствовали современные либералы. В связи со своими убеждениями о построении реального социализма Сталин был одним из немногих политиков в мировой истории, которые не шли на поводу у событий, а наоборот — вели события за собой и своей страной. Можно даже сказать, что Сталин, будучи, в отличие от всех прочих сторонников Ленина, творческим марксистом, изменил ход мировой истории… Безусловно, идеи его злободневны поныне, тем более в связи с очевидным кризисом современного мирового либерализма — власти полных ничтожеств, ни единое из которых не выдерживает даже поверхностного сравнения со столь мощной личностью, как Сталин.

Любопытно, что, несмотря на свою контрреволюционную роль в истории, формально Сталин всегда оставался приверженцем Ленина и даже ленинизма, каковой термин им же и был введен в обиход. Главной и, вероятно, самой любимой им работой его стали «Вопросы ленинизма», изданные в течение его жизни много раз. Он не особенно силен был в теории, в чисто теоретических вопросах философского плана, хотя как практик, безусловно, выделялся среди серого и малограмотного ленинского окружения. Впрочем, на фоне этого окружения выделялся даже Троцкий, но даже он по сравнению со Сталиным оказался всего лишь ничтожеством, причем именно как практик, как политик.

Главное обвинение Сталину от воинствующих либералов — это, конечно же, т.н. сталинские репрессии, которым подверглась ленинская гвардия, слишком костная и слишком вороватая, чтобы участвовать в социалистическом строительстве. На деле, если отвлечься от немотивированных утверждений Солженицына и ему подобных либеральных троллей, настоящим репрессиям — репрессиям за идеи, а не за преступления — при Сталине подверглась только одна социальная группа — большевицкая партийная элита, часть советского правящего класса, сложившегося в течение двадцатых годов и начала тридцатых. Разумеется, все без исключения т.н. старые большевики были яростными сторонниками Маркса, Ленина и мировой революции, а значит, просто в принципе не могли ни участвовать в построении социализма в отдельно взятой стране, ни тем более признать Сталина не только практиком, равным самому Ленину, но и теоретиком, равным самому Марксу. Увы несчастным, и как практик, и даже как теоретик Сталин очевидным образом превосходил Ленина и Маркса, взятых вместе: в отличие от того и другого, Сталин никогда не отрывался от жизни, от действительности. И это было, безусловно, одной из самых сильных его сторон как политика, хотя теоретик, вечно играющий на согласии с действительностью, выглядит бледно — особенно по сравнению с каким-нибудь беспробудным мечтателем шизофреноподобного толка вроде Энгельса.

Если рассматривать репрессии большевицкой элиты с точки зрения Солженицына и ему подобных, то придется заключить, что причиной репрессий стали какие-то неустановленные демонические наклонности Сталина, проявленные совершенно на пустом месте, даже не в борьбе за власть, которой Сталин обладал вполне. Это, разумеется, абсурд, вымыслы обиженных детей, на поприще которых первым отличился, конечно же, Иудушка Хрущев, этот первый советский представитель «волюнтаризма и субъективизма» (авторитаризма, иначе говоря), как метко заклеймил его взбалмошную деятельность ЦК КПСС, удалив его от управления страной «по его просьбе». Новому вождю партии нужны были великие теоретические идеи, но, увы, в голову Иудушки, смолоду обремененную только знаниями слесарного дела, умещалось максимум полтора Постановления ЦК… И это, конечно, было поистине ужасно: какие уж тут идеи, на столь жалком информационном фундаменте? Уровень великих идей Иудушки Хрущева закономерно соответствовал образовательному уровню слесаря шестого разряда, но не слишком ли этого мало для либералов, гордо мнящих себя интеллектуалами?

Обвинения либеральных троллей в адрес Сталина предполагают также, что у Сталина при проведении репрессий как реформы управления страной был выбор. Увы, выбора у Сталина не было: действия его были исключительно вынужденными — как обычно, продиктованными самой жизнью, самой действительностью.

Если отвлечься от вымышленных либеральными троллями во главе с Иудушкой демонических наклонностей Сталина, то у нормальных психически людей — не наших либеральных троллей с разумом на уровне даже не слесаря, а подготовительной группы детского сада — должен бы был возникнуть закономерный вопрос: в чем заключалась причина репрессий? И неужели нельзя было распорядиться иначе?

В СССР, как и в любой стране по сей день, отсутствовал легитимный механизм замены широкого числа представителей правящего класса и тем более привлечения их к ответственности за их действия, в том числе предательские и разрушительные для страны. Именно поэтому, даже если бы Сталин захотел произвести смену приверженцев «перманентной революции», троцкистов-ленинцев, на сторонников построения социализма в отдельной стране совершенно легитимным способом, он бы просто не смог этого сделать: ни единой реальной возможности для этого не было. Что же он должен был делать в условиях надвигающейся войны с фашиствующей Европой и полной неспособности ленинской гвардии решать даже простейшие вопросы государственного социалистического строительства? Нужно ли было пощадить банду дегенератов и погубить страну? Или, может быть, следовало бы провести свободные демократические выборы? Допустим. И что же Сталин выставил бы на выборах в качестве платформы своей партийной группы? Свои верные идеи против диких заблуждений Ленина и Маркса о мировой революции? И кто пошел бы за Сталиным против Ленина и Маркса? Кроме того, разве не Ленин просто панически боялся «групповщины и фракционности» в партии? Кто поддержал бы сталинскую «групповщину и фракционность», если это было практически преступлением против «революции»? Нет, никакого реального легитимного выхода у Сталина просто не было. Потому и совершил он фактически новую революцию, которая стала контрреволюцией с точки зрения марксистов-ленинцев и примкнувшего к ним Иудушки Хрущева, сумевшего осмыслить деятельность Сталина лишь на своем жалком интеллектуальном уровне…

Кроме отсутствия легитимного механизма смены недееспособных представителей правящего класса следует учесть и состояние подвергшихся репрессиям. Разве уничтожению подверглись невиновные хорошие люди, а не кровавые выродки, которые со сладострастием, достойным по меньшей мере удивления, если не презрения, более десяти лет уничтожали русскую культуру и государственность? Как с ними следовало поступить по совести, по справедливости? Может быть, отправить для поправки здоровья на рабочий курорт в Ессентуки? Да, Сталин в двадцатые годы тоже находился в их числе, но он-то одумался, а они остались на прежнем своем уровне «мировой революции», для которой Россия была только средством, уже и негодным, как многие из них, вероятно, подозревали… Увы, выбор перед Сталиным стоял предельно простой: либо выживет народ, либо банда дегенератов, которая погубит народ и себя вместе с ним. И сталинский выбор был естествен, вполне доступен даже самому глупому либералу. Помимо репрессий делать было просто нечего.

Кроме того, следует учесть, что с ленинской гвардией поступили по ее правилам. Дело в том, что в начале двадцатых годов в советском уголовном праве сложилась теория целесообразности, описал которую В.В. Шульгин в книге «Три столицы». Суть ее состояла в том, что настоящему наказанию целесообразно бы было подвергать только лиц, не готовых к новой жизни, к полноценному участию в строительстве ее, а готовых — нецелесообразно. Ну, и почему ленинской гвардии следовало отмерить наказание иной мерой, не той, которой она отмеряла уголовникам? Речь идет именно об уголовниках, уголовниках в классическом смысле, а не о «политических», некогда окопавшихся в забубенной головушке Солженицына. Шульгин даже процитировал в помянутой книге часть уголовного процесса, в котором советский прокурор изложил теорию целесообразности… Это неудобно цитировать ныне, поскольку Шульгин подчеркнул еврейство и тупую селянскую сущность советского прокурора, но следовало бы знать это всем, несмотря даже на «антисемитизм» Шульгина, бытовавший в те печальные годы не только среди интеллигенции (ничего страшного, такого, как в Германии, не было).

Увы, в тридцатых годах самое существование ленинской гвардии оказалось нецелесообразным, даже и оппозиционность ее по отношению к новой линии партии, напомним, следовало бы рассматривать как тягчайшее преступление, «групповщину и фракционность». И была это, заметим кстати, отнюдь не точка зрения Сталина, а в чистом виде т.н. «ленинские нормы и принципы», нигде не опубликованные и не произнесенные Лениным устно, но известные в их полноте почему-то всем без исключения советским руководителям (это одна из чарующих загадок советской власти).

Вскоре после репрессий, уже в начале сороковых годов, теория целесообразности была заменена на нормальное правосудие — не столь, конечно, свободное, как до революции, но вполне уже приемлемое для гражданского общества. Отмечено это было публикацией работы А.Я. Вышинского «Теория судебных доказательств в советском праве» (1941), которая против изданных в 1937 г. обвинительных речей Крыленко в духе теории целесообразности представляла собой просто фантастический рывок в построении нормальной судебной системы. Заметим, от публикации работы Крыленко до публикации работы Вышинского прошло всего-то четыре года. Разве это не очередная сталинская революция, коренной перелом большевизма? Кто препятствовал построению в стране нормального правосудия, если построить его удалось только после уничтожения ленинской элиты, причем случилось это практически немедленно после ее уничтожения?

Вторым после репрессий коньком либералов по демонизации Сталина являются депортации народов, имевшие место при Сталине во время Великой Отечественной войны, например крымских татар и чеченцев. Оценены они либеральными троллями обычным для них образом, на уровне подготовительной группы детского сада. Увы, на деле здесь опять же сталкиваемся исключительно с логикой войны на выживание, или насмерть, самой страшной войны на уничтожение целых народов, развязанной фашиствующей Европой, а не с демоническими сталинскими наклонностями неведомой природы.

Следует помнить, повторим, что депортации народов осуществлялись во время самой страшной войны в истории человечества, причем депортировали отнюдь не те народы, которые по неустановленной причине не нравились Сталину, а исключительно те, представители которых в массе сотрудничали с мировым зверем, или занимаясь геноцидом советского народа, или поддерживая его своими действиями. Кто не знает, например, что крымско-татарские «отряды самообороны» действовали на полуострове в рамках задач айнзатцгруппы «Д» — «инструмента проведения расовой политики»? Да, сотрудничали с мировым зверем далеко не все представители депортированных народов, были среди них и герои войны, но что должно было сделать Политбюро в ответ на сотрудничество части, например, тех же крымских татар с мировым зверем? Наказать только виновных? Допустим, Политбюро поступило бы исключительно по закону, и среди крымских татар повесили бы несколько десятков тысяч молодых людей призывного возраста, которые и сотрудничали с карателями Адольфа-эфенди. Неужели все прочие татары, которые в заметном своем числе тоже поддерживали Адольфа-эфенди, остались бы счастливо жить вместе с расовыми жертвами этих повешенных? И разве казнь хотя бы только двадцати тысяч молодых представителей крымских татар, перешедших на сторону мирового зверя, дезертировавших из Красной Армии, не стала бы откровенным геноцидом малочисленного народа, прекратившим самое его существование? И что могло бы стать страшнее для крымских татар, чем причисление их прочим крымским населением к мировому зверю, которое непременно бы последовало после войны вне зависимости от воли Сталина? Неужели страшнее была депортация без десятков тысяч виселиц на крымских площадях? А что сказали бы крымским татарам родные пятидесяти тысяч крымчан, угнанных в Германию при посредстве расовых татарских сторонников Адольфа-эфенди? Так что же должен был сделать с крымскими татарами Сталин в ходе смертной войны с мировым зверем? Пожалеть их и оставить на растерзание десяткам тысяч жертв десятков тысяч татарских сторонников бесноватого Адольфа-эфенди? Ну? При чем здесь вообще Сталин? Он со своим Политбюро поступил именно так, как любые правители должны были поступить с националистами для спокойствия в интернациональном государстве. Он не уничтожил тех же крымских татар, а спас их от массовой внесудебной расправы, воспрепятствовать которой у него не было решительно никакой возможности. Он управлял событиями, а не шел на поводу у них подобно либералам.

В сущности, сталинскую депортацию народов можно понимать как кровную месть — месть не именно виновным, а назначенным виновными. Да, это дикость с современной точки зрения, в том числе — с точки зрения ислама (шариата), хотя адат такой возможен (неканонический местный обычай, доисламский, языческий). Что ж, пусть это дикость с любой цивилизованной точки зрения, но ведь и время тогда было дикое — нашествие на нашу страну окончательно уже отупевших кровавых европейских варваров…

Хорошо и очень проникновенно сказал о депортации в свое время Ахмат Кадыров, что почему-то пропало из интернета: Много правильных и пронзительных слов высказано по этому поводу, много выплакано слез. Но и по сей день страдания и горе, лишения и беды, смерть и разрушения сопровождают нас по жизни, омрачают наше настоящее, делают туманным будущее. Мы не в состоянии изменить прошлое, внести в него поправки и коррективы. Но мы должны и обязаны извлечь уроки из прошлого, не повторить ошибок предыдущих поколений, руководствоваться в своих действиях не эмоциями, амбициями и национальным эгоизмом, а жить по уму, здравому смыслу, как равные среди равных.

Все это верно, особенно выражение «равные среди равных» — без комплекса насмерть обиженного народа, разжигаемого обычно мировым зверем, низменным властителем страстей человеческих. Подробнее о не состоявшейся этнической катастрофе чеченцев см. ст. «Чеченская война».

Следует еще добавить, что в первой половине двадцатого века военная депортация по национальному признаку не только военнослужащих, но и всей враждебной нации (интернирование) вовсе не считалась незаконной и тем более преступной. Например, в США во время Второй мировой войны были интернированы все без исключения японцы, помещены в концентрационные лагеря — не переселены в иные места на свободное жительство, а именно взяты под стражу. Изменилось положение дел только после войны — в связи с развитием известных представлений о правах человека. Собственно, более или менее внятный правовой миропорядок был установлен только после Второй мировой войны в связи с учреждением ООН, в чем есть непосредственная заслуга Сталина как одного из учредителей ООН.

Третьим коньком либеральных троллей по демонизации Сталина является якобы нарочно устроенный им и его окружением голод при коллективизации — разумеется, исключительно из демонических мотивов, побуждений чистого зла, ибо иных никто даже не предполагает, разве что украинские националисты, вполне искренне полагающие интернационалиста и грузина Сталина русским националистом, движимым национальной ненавистью к украинцам. Уже отсюда видно, что голословные эти обвинения выдвигают исключительно дегенеративные типы: немотивированные поступки естественны только для душевнобольных. Ну, с какой объективной целью Сталин мог бы устроить голод в сельскохозяйственных районах, подвергая опасности голода еще и все городское население СССР, а значит, лично расшатывая свою собственную власть? Увы, умственный уровень либеральных троллей катастрофически низок: они не способны сделать простейший логический вывод.

Советская историография была стыдлива и непорочна, как юная девица хорошего воспитания, потому советских работ о голоде начала тридцатых годов быть не могло просто в принципе, но в наши дни появляются любопытные исследования на данную тему, например: Прудникова Е.А., Чигирин И.И. Мифология «голодомора», М., 2013. Это весьма подробное документальное описание обстановки того времени, в том числе коллективизации, хотя и не вполне академичное. Возможно, точку в исследовании проблемы эта работа и не ставит, но она позволяет читателю осмыслить сложившееся положение на документальных основаниях, а не дегенеративных вымыслах американских троллей.

Еще одним коньком либеральных дегенератов по демонизации Сталина является расстрел польских офицеров в Катыни, с каковой целью были даже сфальсифицированы документы Политбюро — в частности, подделаны подписи Сталина и нескольких членов Политбюро.

Это до такой степени грубая и непрофессиональная подделка, в том числе текста документа, что можно уверенно констатировать психические отклонения ее автора — вероятно, Д.А. Волкогонова, который кончил свои дни от какого-то органического поражения головного мозга и, вероятно, зарабатывал себе на лечение. Как видим, дегенеративная публика не брезгует даже откровенной клеветой на Сталина, причем большинство историков предпочитает помалкивать, несмотря на полную абсурдность подделанных документов и лживых обвинений, порожденных Геббельсом.

Также фальсификацией для демонизации Сталина является т.н. секретный дополнительный протокол к пакту Молотова-Риббентропа. Не было и нет в наших государственных архивах никакого «секретного протокола» — написали его американские дегенераты, охваченные ненавистью к нашему народу. Несмотря на то, что грязная эта фальшивка по фантастической глупости американцев выполнена даже с грамматическими ошибками, историки против нее не выступают… Почему, любопытно?

Коньком дегенеративной публики по демонизации Сталина является даже смерть его, тоже оболганная с неизвестной целью Иудушкой Хрущевым да верными его последователями вроде Радзинского. Совершенно не ясно, зачем было тому же Радзинскому публиковать заведомо ложные данные о смерти Сталина (возможно, просто по глупости), но они опубликованы, и дегенеративное видение истории от Иудушки пока торжествует…

Западное дегенеративное воронье также успешно паразитирует на теме «психическое здоровье Сталина» (за эту ложь платят, наверно, как наверняка заплатили Волкогонову), что является попросту анекдотом — творчество душевнобольных на ниве психопатологии. Все эти лица — конченые дегенераты, имеющие вероятно, заметные психические проблемы, если судить по немотивированности и абсурдности их выводов. Например, нужно быть просто катастрофическим идиотом, напрочь оторванным от действительности, чтобы приписывать нарциссизм (самолюбование) человеку, который всю жизнь проходил в невзрачном военном кителе и сапогах. Что, Сталин укладку делал у кремлевского парикмахера? Маникюр? Каждый день позировал на новое фото для «Правды»? Или хотя бы чистил сапоги гуталином «от кутюр»?

В точности так же, как с «нарциссизмом» Сталина, дело в устах дегенератов обстоит и с его «параноидальностью», и с «манией преследования», и с прочими возможными вымыслами. Принципиально дело заключается в том, что дегенерат зачастую не способен понять объективных мотивов деятельности нормального психически человека, он их просто не видит, а потому ему кажется, что таковых мотивов не существует, т.е. имеет место быть некое психическое отклонение. Нет, все поступки Сталина были мотивированы объективно, т.е. на деле душевнобольными являются те лица, которые приписывают Сталину психические отклонения.

Часто при попытке приписать Сталину психические отклонения ссылаются на В.М. Бехтерева, который якобы и сделал вывод о «параноидальности» Сталина. Это наглая ложь, совершенно откровенная. Бехтерев едва ли мог не знать, что такое паранойя, как не знают этого дегенераты, а значит, Бехтерев просто в принципе не мог найти у Сталина паранойю. Паранойя — это относительно легкое психическое отклонение, которое должно сопровождаться появлением руководящей бредовой идеи, обычно не фантастической, допустимой в действительности, как, например, у Солженицына о десятках миллионов убиенных на «Архипелаге ГУЛАГ» (Солженицын — это чистый параноик, в пример можно приводить в учебниках, см. по ссылке выше ст. о нем). Некоторые западные дегенераты полагают, что такой идеей мог быть «антисемитизм» Сталина, но это показательно противоречит действительности: Сталин был интернационалистом, даже в близком окружении его было заметное число евреев, например Каганович и Мехлис. Что же касается якобы «антисемитизма» при якобы гонениях на евреев по национальному признаку после войны, то гонениям подвергались отнюдь не евреи, а «семейственность и кумовщина», устроенная отдельными евреями в государственных учреждениях,— это было страшное преступление против «ленинского принципа подбора кадров», который, разумеется, входил в знаменитые «нормы и принципы». Разумеется, в кадрах наводился порядок, и это было нормальным отнюдь не только с точки зрения «ленинских норм и принципов». Единственное исключение — дело врачей, но его устроил тот же Иудушка, который, кстати, вполне мог быть антисемитом, см. по ссылке выше ст. о репрессиях.

Помимо демонизации Сталина в силу глупости либеральных троллей и психической их неполноценности Сталину приписывают авторитарный стиль руководства — тоже благодаря Хрущеву и некоторым его холуям, например тому же Солженицыну, обласканному Хрущевым просто до неприличия. Нет, авторитарным стилем руководства обладал отнюдь не Сталин, а взбалмошный наш Иудушка Хрущев, уволенный в партийный запас, напомним, с формулировкой «волюнтаризм и субъективизм», т.е. авторитаризм. Например, и в двадцатые годы, и в тридцатые в СССР была свобода слова, практически полная (даже книги Деникина печатали, не говоря уж о книгах Шульгина и прочих «контрреволюционеров»), но в тридцатые Сталин начал бороться с антигосударственной распущенностью и серьезно работать с писателями. Следует особо подчеркнуть, что работа с писателями велась не на искоренение «контрреволюции» (например, в театрах ставили пьесы Булгакова, не вполне советского автора, по мнению того же Сталина), а именно на упрочение государственности, порушенной либеральными дегенератами. У Сталина для писателей был не дежурный матерок в ЦК, «проработка», как у воинствующего дурака Иудушки, а сам Максим Горький. Понятно, дежурный матерок в ЦК и знаменитый Максим Горький в Союзе писателей — это для любого писателя совершенно разные вещи. Впрочем, Сталин и лично общался с некоторыми писателями на литературные темы. Например, в его письме писателю-пропагандисту Билль-Белоцерковскому сохранилось мнение его о пьесах Булгакова (заступался, а слухи о либерализме отвергал, пусть, мол, слухами занимаются московские купчихи).

Сталин, безусловно, не обладал авторитарным стилем руководства. Как это ни странно для современного нашего человека, вконец уже оболваненного либеральными дегенератами, Сталин был представителем коллективного стиля руководства и, в отличие от либералов, придерживался идеи неизменной ответственности за принятые решения. Даже самые глупые либералы ныне знают и не оспаривают того факта, что безответственность представителя власти во времена Сталина была совершенно невозможна — буквально настолько же, насколько невозможна ныне ответственность либерального руководителя любого ранга. Верховная же власть в стране при Сталине принадлежала не ему лично, а группе лиц в составе Политбюро ЦК ВКП(б). Важные государственные решения, в том числе, кстати, по репрессиям, обычно принимались коллективно, за подписью нескольких лиц из состава Политбюро. Некоторые изменения системы советской власти в сторону авторитаризма произошли только с началом войны, но это вполне понятно и закономерно.

С учетом сказанного выше очевидно, что представления нынешнего среднестатистического гражданина России о Сталине непременно включают ту или иную патологическую идею, недействительную, даже, вероятно, не одну во многих случаях. Что среднестатистический наш гражданин знает о Сталине достоверно? Если отбросить патологические вымыслы, то выйдет, что многие почти ничего и не знают… Это и есть главный итог многолетней работы дегенератов.

Между тем, со Сталиным связано самое величие нашей страны в двадцатом веке, и даже нынешняя паразитическая власть существует пока только потому, что экономические основы этого существования были заложены при Сталине и далеко не все еще разбазарено.

Сегодня следует уже прекращать бессмысленную борьбу с патологическими измышлениями дегенератов, демонизирующих Сталина, но не с самими дегенератами. Например, дикие измышления Солженицына не могут обсуждаться среди нормальных психически людей уже на том основании, что Солженицын был психически болен. Подумаем, например, разве нормальный психически человек смог бы написать роман «В круге первом» о возвышенности предательства своей страны в пользу США? Нет, противоречивый художественный образ «благородный предатель» даже в голову бы не пришел нормальному человеку (в психопатологии такой образ называется амбивалентным, он обычен для шизофреников), но для параноика главное и даже единственное в жизни — это борьба, прочее несущественно, даже не вторично. Так что тут еще обсуждать? Что опровергать? Измышления дегенерата в опровержении не нуждаются — достаточно указать на его психическое заболевание. Но если спорить с дегенератом, то некоторые могут воспринять спор и так, что предательство в пользу США может быть возвышенным — отчего бы и нет, если либерально-то? Ну, мало ли подобных дураков уже было и, к сожалению, еще будет? А ведь все они в той или иной степени впитали патологические измышления Солженицына и ему подобных.

Как ни странно, нападки дегенератов на Сталина, если они не заказаны и не оплачиваются целенаправленно, не связаны ни с общественным строем, ни с политикой, ибо начались они во времена Иудушки Хрущева и продолжаются по сей день. Поэтому и борьба с дегенератами является не политикой, а выступлением за истину, за самую действительность, которую агрессивные антисоциальные дегенераты вроде Солженицына хотят вывернуть наизнанку в силу своих психических отклонений. Ну, не выносят некоторые из них действительности, мешает она им, хотя на деле-то доставляет им неудобства отнюдь не действительность, а собственное психическое состояние, патология. Если психическая болезнь приходит в более или менее зрелом возрасте, то для человека меняется мир, хотя на деле-то меняется отнюдь не мир, а психическое состояние человека, восприятие мира. Этим и вызвана неприязнь антисоциальных дегенератов к миру, к действительности,— патологическим их состоянием. Афористично говоря, для того же Солженицына не столько плоха была советская власть, сколько хорош он сам, гениальный писатель (психологически в основании паранойи лежит завышенная оценка своей личности), и борьба его стала всего лишь актуализацией его психической патологии, нового строя личности. Увы, это в чистом виде «волюнтаризм и субъективизм», с каковой формулировкой, напомним, удалили от дел Иудушку Хрущева (он не больной был — дурак).

Дегенераты искренне не понимают, совершенно искренне, чем была вызвана любовь советского народа к Сталину, который со своими идеями коллективизации, индустриализации и вообще построения социализма вытащил страну из зловонной трупной ямы. Сталин пресек этнический распад России, начавшийся в ходе революции и дальнейшего большевицкого загнивания, и народ это оценил, пусть даже на эмоциональном уровне. Да, меры сталинские были жесткими и даже жестокими, но иначе поступить было невозможно. Поступи Сталин иначе, и дегенераты наверняка уничтожили бы нашу страну: предательство стало бы подвигом, а любовь к Родине — безумием. К счастью для всех нас, этого не случилось, и это главная заслуга Сталина перед нашим народом.

Дм. Добров

Постоянный адрес публикации на нашем сайте: