Кота звали Симон. Жил он в просторном испытательном зале, среди гигантских стеллажей, поддерживающих тысячи мощных конденсаторов. В центре зала доминировали два огромных медных шара, меж которыми били молнии. Кот мог выбрать себе любое из помещений высоковольтной лаборатории, но он любил главный зал, следил там за мышами и общим порядком.
В советское время лаборатория была секретной, а потому располагалась на болоте, соединяясь кривой дорожкой с военным полигоном. Командовал лабораторией подполковник Ломов. За долгие годы службы военный победил в нем ученого, научных статей он уж давно не писал, а сочинял инструкции и следил за их соблюдением. И подчиненные, и начальство считали его самодуром. Но уважали. И было за что. За двадцать пять лет после развала Союза из лаборатории не пропало ни куска меди. Не говоря уж о менее дорогих металлах. А времена были суровые. В начале девяностых бандиты-металлисты осаждали Ломова со всех сторон. Поняв, что за деньги с ним не договориться, угрожали силой, предварительно откоррумпировав ломовское начальство, иначе чем объяснишь, что взвод охраны вывели из подчинения начлаба и отправили охранять неизвестно что. Ломов переселил полуголодные офицерские семьи в здание лаборатории, чтобы заодно и питались одним котлом, иначе было уже не выжить, и организовал охрану собственными силами. Загородил единственный въезд противотанковыми ежами (велосипедам сотрудников ежи не мешали). По ночам Ломов лично обходил периметр с калашом наготове, иногда постреливая в болотную темноту. А днем писал гневные рапорты на самый верх. При всем при этом лаборатория работала, завершая какие-то немыслимые, назначенные еще в советские времена испытания. Бандиты отстали, голодные времена ушли, но приехали москвичи. Всех сотрудников, кроме начлаба, перевели на гражданку, а лабораторию решили продать в частные руки. Ломов сопротивлялся как умел — снова перегородил въезд, стрелял и писал письма. Унялись и москвичи. Тем временем выяснилось, что испытания все-таки нужны, а лаборатория в целости и сохранности, да еще со штатом опытных ученых, осталась только одна. Ломова повысили до подполковника, вернули взвод охраны и начали ставить всем в пример.
Сам же Ломов ставил в пример кота Симона, как образцового сотрудника с острой интуицией. Дело в том, что во время высоковольтных испытаний положено сидеть в экранированной пультовой комнате и смотреть в приборы. Находиться в зале категорически запрещено. Симон и не находился, все зная заранее. В дни испытаний он выскакивал из зала, как только поутру открывали двери, и не возвращался до вечера. В иные дни, когда проводилась подготовка или профилактика, Симон спокойно дрых до полудня, потом выходил ненадолго и возвращался наблюдать ход работ и любоваться птичками за окном.
Интуиция кота удивляла только лейтенанта Мышкина. Начальство, наконец, выделило объекту второго офицера, озаботясь пенсионным возрастом подполковника. Юный лейтенант был энергичен и любознателен, и в первые дни службы даже пытался силой удержать Симона в зале, за что получил от Ломова нагоняй и приказ оставить кота в покое.
— Симона я знаю, — сказал подполковник, — а тебя нет.
Ломов частенько подчеркивал недостатки Мышкина, указывая на отсутствие подобных у кота, чем задевал лейтенанта за живое. Как-то подполковник Ломов, вернувшись из госпиталя, вошел в испытательный зал для выяснения обстановки.
— А силовую схему монтировать поручили, как я вижу, лейтенанту Мышкину, — громко сказал он, задрав голову к потолку. — Так мы никогда испытания не начнем.
— Но ведь молодому наверху сподручнее, — объяснил подошедший Аркадий Львович, старейший работник лаборатории.
— У нас все по плану, товарищ подполковник, здравия желаю, — отозвался и сам Мышкин, выглянув с верхней полки стеллажей. — Ваш план особо секретный, полагаю, потому что по плану, доступному мне для обозрения, испытания должны начаться сегодня. Так сегодня и начнем, здесь работы на пару часов осталось. Успеем.
— Нет, лейтенант, не успеете.
— Успеем, я отвечаю!
Подполковник Ломов негромко выругался, махнул рукой и вышел из зала.
— Почему он говорит, что не успею? — спросил Мышкин у Аркадия Львовича. — Мне же лучше знать, сколько осталось.
— Так вот же почему, — Аркадий Львович указал на Симона, спокойно лежавшего у подножия огромного изолятора.
— Ну это просто смешно, — вспылил Мышкин, — да я за час все смонтирую.
Лейтенант взялся за дело с утроенной энергией. Как Тарзан летал он по стеллажам, не каждый раз успевая переставлять лестницу, как пропеллеры вертелись в его руках гаечные ключи, с визгом разматывались кабельные катушки. Работа кипела.
— Осторожно, не сломай там чего-нибудь и сам не свались, — беспокоился Аркадий Львович, подавая лейтенанту запчасти.
Через час взмыленный Мышкин доложил о готовности схемы.
— Будете проверять, Аркадий Львович?
— Буду, — вздохнул тот и полез наверх.
Только минут через двадцать Аркадий Львович согласился включить диагностику новой схемы и пошел в пультовую. Мышкин последовал было за ним, но, открыв дверь, оглянулся на Симона:
— Эй, котяра, давай на выход. Выходи, дурачина.
Но Симон вместо этого запрыгнул на высокий подоконник и, отвернувшись от лейтенанта, уставился в окно.
— Ну как хочешь, — отозвался Мышкин, а, войдя в пультовую, спросил, — Аркадий Львович, что случилось?
Сняв крышку командного пульта, Аркадий Львович грустно шевелил контакты, потом нажимал кнопку и снова шевелил.
— Кабель связи порван, —сообщил он.
— Как порван?
— Не знаю как, но знаю кем.
— Блин, — сказал лейтенант, — лестницей, наверное. Там мешало чего-то, я и дернул. Помню где именно, сейчас найду и починю!
— По инструкции кабель связи ремонту не подлежит. Только перекладывается целиком. Чем мы с тобой и будем заниматься и сегодня и завтра. Ломову сам доложишь?
— Сам, — мрачно кивнул Мышкин. Ему захотелось свежего воздуха. Он вышел на улицу, походил по аккуратной дорожке с маленькими елочками, оглянулся на испытательный зал и увидел в окне Симона. Кот тоже заметил лейтенанта. Не отрывая взгляда, Симон выразительно почесал за ухом.
Это интересно
+12
|
|||
Последние откомментированные темы: