Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
←  Предыдущая тема Все темы Следующая тема →
пишет:

ХАКЕР

 

 

 

В конце августа к нам в камеру втолкнули новенького. Он был худощавый, от чего казался высоким, совсем молодой. Всех немного удивили его длинные, вьющиеся, русые волосы, достающие до поясницы. Он с порога представился Константином, фамилия его была Василевский. Константин смотрел, как и все первоходы, слегка испуганными, широко раскрытыми глазами на нас. Видно было сразу, что наша камера была первая в его жизни. Только с Петровки.

– Ну, что встал? Заходи, – сказал ему Саид.

Он неуверенно прошел, ему показали на крайней шконке второго яруса единственное свободное место. Он вошел, положил на место матрац, положил на дубок кругаль и шлемку и тихо присел за стол рядом.

Я заварил ему двойной бомж-пакет, вытряхнул из банки остатки тушенки. Кто-то заварил чифирь. Его накормили, он попробовал глотнуть чифирь и сморщился с непривычки. Но продолжил пить, делая вид, что ему каждое утро и перед сном мама заваривает с детства.

Ощутив тепло и слегка захмелев с чифиря, он явно отошел от первого шока и испуга перед неизвестностью, щеки у него порозовели. Стали знакомиться.

Он рассказал немного о себе. Что закрыли его по ошибке и обвиняют в каких-то компьютерных махинациях. Что-то где-то он взломал или кто-то взломал, а на него свалил.

Правду он не говорил, видимо, не доверяя нам. А, может, сам верил в свою невиновность искренне, как и основная часть арестантов, тем более первоходов.

Пообщавшись с ним немного, я сделал вывод, что если он не ребенок по развитию, то подросток точно. Многие зэки страдают инфантильностью, но это уравновешивается наблюдательностью, знанием практической психологии, привычкой выживать. А у Константина это было очень сильно выражено и не уравновешено ничем.

В камере его прозвали Хакер.

То, что он не говорил сначала правды, я списал на осторожность и некоторое опасение, что в камере может быт стукач, который впоследствии мог бы сдать его следствию. Но он не только не говорил правды о своей делюге, о которой его спросили только при заезде. Он не говорил правды вообще или говорил ее настолько мало, что невозможно было понять, где его маленькая правда, а где ее нет. Это было плохим признаком.

Хотя я более склоняюсь к тому, что говорил он неправду скорее как ребенок-сочинитель. Он просто рассказывал фантазии свои и фантазии, вычитанные им из Интернета. Просто ему веселее было в этом выдуманном им мире. По-моему, Корней Чуковский писал, что если детям не читать сказок, они будут их выдумывать сами. Так и было с Костей-Хакером, который быстро ушел от книжек в Интернет, пропустив Марка Твена, Жюля Верна, отца и сына Дюма, Горького, а за ними Шекспира, Гюго и других романтиков-классиков, которыми зачитывалось большинство моих ровесников в подростковом возрасте. Он эти имена, несомненно, слышал, но не помнил, кто и что из них написал.

Его «несло», и он перебарщивал во многом. Арестанты этого не любят и воспринимают это обычно как угрозу. Но его, видно было, не боялся никто, ну живет он в своем, придуманном, мире и пусть живет. У каждого есть свой мир.

И Хакера никто из арестантов не останавливал. Тюремный закон – пусть делает что хочет, если это не во вред общему. Да и вообще в камере развлечений всегда мало, и подобные рассказы развеивали скуку, считали, видимо, арестанты. И ему самому нравилось, что его слушают. Мне не была приятна эта общая забава, я предчувствовал, что добром это все не кончится, но вроде все было спокойно. К нему никто не цеплялся, за слова не предъявлял, издевок не было. Отношение людское, и я быстро успокоился.

А он, развлекая всех, рассказывал о компьютерах, Интернете, как он раз работал на спецслужбы или на Министерство обороны в каком-то подмосковном секретном бункере в течение года безвылазно. Выходить оттуда было запрещено. Связь с внешним миром также была закрыта, соответственно, никакой почты по Интернету, только письма на а/я номер такой-то в конверте без марки. Под конец года основные вольные продукты были съедены. И ему с коллегами пришлось есть тушенку пятидесятых годов выпуска и курить сигареты «Друг», популярную в СССР марку.

Еще все посмеивались над его длинными волосами, советуя побриться наголо, как все. Но он был уверен, что со дня на день его выпустят под подписку и он никогда не вернется в тюрьму. Поэтому с волосами, которые растил много лет, расставаться не собирался. Благо вшей в камере благодаря Химику не было.

Никто, в общем, не настаивал, философски наблюдая за молодым сокамерником. Зэки судят не столько по тому, что говорит сокамерник о себе. А по тому, как говорит. По характеру мышления и выводов. По взглядам и оценкам на различные темы. Это, наверное, расскажет любой психолог-студент. Но тюрьмы и лагеря кишат психологами-практиками. Хотя в большинстве своем они не смогут как-то сформулировать и упорядоченно рассказать об этом. Как и не каждый, наверное, дворник, десятилетия проработавший на своем участке, сможет написать ясную книгу о том, как мести улицу и под каким углом держать метлу.

Пытаясь отфильтровать что-то из сбивчивых рассказов Хакера, я составил для себя некоторое представление о его жизни.

Как я понял, он был единственным сыном у одинокой матери. Об отце он не упомянул за все время ни разу. Не знаю, кто была у него мама, но делала она для него многое. Например, компьютер у него появился, когда ему было одиннадцать. Прикинув, я подсчитал, что это было в середине девяностых, в разгар кризиса, когда о компьютере среднестатистический школьник не мог даже мечтать. До этого он был уже знаком с компьютерами, могу предположить, что бегал по компьютерным салонам, тогда они уже были. Может, мама работала в этой сфере, на богатого человека она не была похожа, судя по тому, что Константин сидел, а не был выкуплен.

Судя по поведению, он, видимо, никогда физически не трудился и вообще мало общался, если вообще общался, с коллективом. Он знал, конечно, что нужно делиться, спрашивал, сколько и чего дать на общее, но сверх этого «положенного» делиться не собирался. То есть чувства взаимовыручки или просто что-то сделать просто так, от сердца, ему в голову не приходило.

А с тех пор как у него появился компьютер, он видимо окунулся в него с головой. Засыпал и просыпался за ним. Мама помогала развиваться сыну в этой сфере, видимо, не жалея денег.

Мать его явно любила и все прощала, он был избалован, о чем косвенно свидетельствовали его разговоры с ней по «трубе», которую нелегально затянули зэки. Говорил он резко и грубо, иногда переходя на жалобный голос, каким дети просят что-то вкусное у родителей.

Звонил он только ей, и было понятно, что друзей и подруг у него не было. Я знал таких ребят, у которых жизнь в виртуальном пространстве полностью вытесняла обычную жизнь, куда они иногда вынужденно заглядывали, брезгливо озираясь, как в вокзальном нужнике. Все друзья у них там, любимые девушки, с которыми они там же и видятся, там же и недоброжелатели, там же и враги. Там у них всё.

В итоге, когда к нему пришел УБЭП и выключил компьютер, он остался совсем один, без средств и возможностей к нормальному существованию. У него отняли возможность позвонить кому-то и попросить о помощи.

Неприятно, конечно, было наблюдать, как он звонил по полуразвалившемуся сотовому телефону и жаловался, а иногда начинал краснея кричать:

– Деньги?! Х... ему, а не деньги!!! Гони его в шею, он меня сдал и теперь еще деньги просит…

Мы что-то тихо говорили с Юрой-Химиком, я стоял на шнифтах, он, по обыкновению, что-то готовил на «мамке». Кажется, какое-то безумное варево, которое Юра называл «тюремным пловом». Соя из баланды, обжаренная на сале из передачи, с морковью, с луком и чесноком. Потом туда Юра досыпал мелко покрошенную вермишель из бомж-пакетов. Перемешать все – и «тюремный плов» готов.

Юра готовить умел даже из столь скромных продуктов, половину из которых продуктами можно было назвать лишь условно. Получалось на удивление вкусно, хотя во время готовки меня терзали смутные сомнения, что из этой игры в помойку ничего дельного не выйдет.

Хакер слонялся по хате неприкаянный и потерянный. На него никто не обращал внимания, все были заняты чем-то, и было не до него. Я поговорил с ним о чем-то и ни о чем, предложил попить чаю. Но он явно был каким-то потерянным.

Он что-то бубнил себе под нос и смотрел вокруг блуждающим взглядом. Мне показалось, что он заболел. Ведь, наверное, он впервые за много лет, точнее, за всю свою сознательную жизнь, был лишен матери и компьютера более чем на несколько часов. Подобно ребенку, оторванному от материнской груди, он не плакал лишь потому, что уже начал понимать – слезы здесь не прокатывают.

Мне по-человечески стало его немного жаль. Я понимал, что попал он, как и я, в чуждый для себя мир, и мне захотелось его немного ободрить. Я что-то пошутил, он вроде засмеялся и будто действительно ожил. Но ненадолго.

Потухая окончательно, он отвлеченно, как бы между прочим, обратился ко всей нашей немногочисленной хате из восьми человек: «Ребята, если я чего-нибудь завтра не то скажу, не обращайте внимания».

Все вопросительно на него посмотрели.

– А почему именно завтра? – не удержался Саня.

– А завтра у меня день рождения, – печально сказал он.

Немногословный Эдуард не выдержал и усмехнулся.

– Ну, ты прямо как ослик Иа из мультфильма.

Все засмеялись.

– Ложись спать, утро вечера мудренее.

Хакер полез спать к себе на шконку. А камера начинала жить своей обычной ночной жизнью. Потекли «дороги», побежали «кони», началась точковка (регистрация писем тюремной почты), в общем, обычная жизнь тюрьмы, именуемая «движухой». Подлинная жизнь тюрьмы, которая начинается после двадцати часов, когда администрация тюрьмы уходит домой, а остаются только простые надзиратели.

Протусовавшись ночь, парни рано утром, пока еще Хакер спал, достали с «общака» сгущенки и еще чего-то. Печенья, сухарей, у кого-то были орехи, у меня лимон, пара яблок и плитка шоколада. Из этого сделали хитроумный тюремный торт. Не помню, что там было, я даже вкус не особо понял. Помню только, что он мне показался несколько приторно сладким. Но я тогда вообще сладкое не очень ел. Сделали какие-то примитивные из печенья и хлеба коржи или куличи. Как-то скрепили все тюремным маргарином. Сверху его посыпали крошкой от печенья и шоколада. И убрали торт пропитываться кремом из сгущенки до следующего дня.

Это интересно
0

22.03.2015
Пожаловаться Просмотров: 4300  
←  Предыдущая тема Все темы Следующая тема →


Комментарии временно отключены