За 11 часов мы все познакомились, подружились, рассказали свои истории» Среди задержанных на несанкционированном митинге на Тверской была и писатель Елизавета Александрова-Зорина. Она сделала репортаж из стен ОВД. фото: facebook.com Задержанная на несанкционированном митинге Елизавета Александрова-Зорина провела ночь в полиции. Я приехала через полтора часа после начала акции. Без особой надежды, что там будет что-то интересное. Скорее, из писательского любопытства. Я помню, как сошли на нет митинги 2012 года, как у выходивших на акции протеста угасал огонь в глазах и появлялась тоскливая обреченность: «Выходить бесполезно, ничего не изменится». Многие из этих людей за последние пять лет уехали из России или перестали интересоваться политикой. Так случилось со всеми моими друзьями, бывшими со мной на Болотной и Сахарова. Они по-прежнему удручены происходящим в стране, но они уже не верят, что в их силах что-то изменить. Но вчера на Пушкинской была «новая Болотная». Пришло много очень молодых, в основном студентов и даже подростков. Трое мальчишек, показывая на стоящего в толпе человека, закричали: «О, это наш препод по философии!» Были родители с детьми. Была седовласая бабушка с внуком, рассказывающая шестилетнему мальчику, зачем все вышли на улицу и чего хотят. Люди были без транспарантов (только у некоторых висели на плече кроссовки, «как у Димона»), никто не выкрикивал лозунгов, все вели себя спокойно, против полиции не было провокаций. В любой европейской стране такой митинг посчитали бы мирным и малоинтересным. У памятника Твардовскому студенты прятались от Нацгвардии, затем устроили гайд-парк: спорили между собой о политике, о том, как можно изменить ситуацию в стране, какой государственный строй выбрать. У памятника Пушкину цитировали «Во глубине сибирских руд». На постаменте, в ногах у поэта, кто-то положил распечатку слов «Вставай, страна огромная!». Разве может быть плохим митинг, в котором участвуют Пушкин с Твардовским? Задерживали ни за что. ОМОН и Нацгвардия выстраивались в цепь и зачищали площадь, напирая на толпу. В какой-то момент бросались, как коршуны, на людей и под крики «позор!» волокли какого-нибудь «счастливчика» в автозак. Меня арестовали в тот момент, когда я стояла у Пушкина и снимала происходящее. Типичный разговор журналиста и полицейского на митинге выглядит так: — Вали отсюда! — Я журналистка. — Мне плевать. — А как же закон о СМИ? — На него мне тоже плевать. В автозаке нас было 24 человека. Пятеро несовершеннолетних, много студентов. Кто-то из ребят попал случайно: один пятнадцатилетний парень ждал друга у «Макдональдса», другой вышел из метро и угодил в объятия Нацгвардии. До вчерашнего дня они наверняка не задумывались о политике. Но теперь власть сама толкнула их в объятия протестного движения. Эти ребята отныне знают: их могут схватить ни за что и продержать до утра в отделении, обращаясь как с преступниками. А вот шестнадцатилетняя Настя оказалась самой активной пассажиркой нашего автозака, много говорила о политике, спорила с омоновцами, оспаривая незаконное задержание. Когда я в первый раз в своей жизни вышла на акцию протеста, Настя под стол пешком ходила. Когда случилась Болотная, она училась в пятом классе. Но вот она уже на митинге, у нее есть гражданская позиция и четкое понимание, в какой стране она хочет жить, а в какой нет. На вопросы об эмиграции Настя страшно возмущалась: «Я патриотка! Я хочу жить в России!» Были и случайные прохожие. Например, грек Мильтиадис, который отдыхал в «Известия Hall», где проходил вечер греческой музыки. Он вышел покурить без документов и верхней одежды, с пачкой сигарет и гардеробным номерком в кармане. О митинге Мильтиадис узнал уже в автозаке, а из отделения вышел только под утро. Или простой работяга Антон, который проходил мимо и решил поглазеть, как вообще выглядит митинг. Пока нас везли в отделение (а ехать пришлось долго — до «Юго-Западной»), он спрашивал полицейских: «Мужики, вы чё, а? А чё такое, мужики? Чё случилось-то?» К утру, потаскавшись по кабинетам оперативников и следователей, думаю, он понял, что случилось. В отделении нас держали до пяти утра. За это время двоим взрослым стало плохо, так что вызывали «скорую» прямо в отделение, а двоим подросткам, наоборот, хорошо — они успели влюбиться. За 11 часов мы все познакомились, подружились, рассказали свои истории. Вот некоторые из них. Молодой инженер-строитель не смог защитить диссертацию, потому что на проведение научного испытания у государства нет для него денег. Предприниматель-дальнобойщик начал участвовать в акциях протеста после введения системы «Платон». Студент МГУ понимает, что после получения диплома он обречен на офисную работу не по специальности и ипотеку, и это не то будущее, о котором он мечтает. Слушая эти истории, понимаешь — да, эти люди знали, зачем выходили. Полицейским раздали распечатанные протоколы, в которых для каждого задержанного было написано одно и то же — и для меня, участвовавшей в митинге, и для Мильтиадиса, который просто покурить вышел. Сотрудники, разделившись на «добрых полицейских» и «злых полицейских», начали обработку. Одних запугивали отчислением из института, судами, арестом на двое суток. Других убеждали быстро подписать «ничего не значащую» бумагу и пойти домой спать. Те, кто это сделал, по сути, оклеветали самих себя. Мне был оказан особый прием. Майор отвел в отдельный кабинет, долго «по-свойски» беседовал, сводил покурить. «Вы же умная, образованная женщина, — говорил он мне, — не то что эта толпа оголтелая…» Оголтелая толпа — это пять детей, студенты и случайные прохожие, которые ни сном ни духом о митинге. Ночью в отделение привезли около тридцати киргизов. Межэтническая разборка между киргизами и таджиками, драка, поножовщина, кого-то убили… Но все полицейские были заняты особо опасными преступниками. Для нас и оперативники, и следователи, и Следственный комитет. Для участников поножовщины — только один сотрудник. У многих были с собой книги: «Опередить господа бога» Ханны Краль (о сопротивлении нацистам в варшавском гетто), «Тошнота» Жана-Поля Сартра, «Справочник геотехника: основания, фундаменты, подземные сооружения», биография Столыпина из серии ЖЗЛ. Человек, читающий Сартра, гораздо опаснее, чем мигрант с ножом? Видимо, да. Разговоры о том, что детям платили за участие в митинге, смешны и низки. Те, кто распускает эти слухи или даже верит в них, считают, что наши дети готовы торговать своим будущим. С 2012 года у нас выросло новое поколение. Они родились при Путине, о 1990-х слышали от родителей, а об СССР знают от бабушек и дедушек. Они в том возрасте, когда выбирают то, что пафосно именуют «жизненным путем». Но сегодняшнее российское государство не предлагает им достойного будущего. И они вышли его потребовать. Вчерашнее событие не было акцией Навального или акцией за отставку Медведева. Это было даже больше, чем митинг против коррупции. Нравится власти или нет, но в России появились «новые русские», молодые, активные, готовые требовать у власти то, что она им обязана предоставить, — достойное будущее. Кстати, в оцеплении тоже стояли молодые ребята, маленькие, розовощекие, нелепые в странном облачении, в котором они комично напоминают черепашек ниндзя. Как они относятся к митингующим? Чтобы это понять, достаточно посмотреть им в глаза. Они на их стороне. Но они пока что стоят в оцеплении. Потому что государство не может им ничего больше предложить. И те, кто вышел, они вышли и за них. |
Это интересно
+5
|
|||
Последние откомментированные темы: