Дитрих Бонхёффер привлек мое внимание поздно, всего лет пять назад. В университетах, даже на философском факультете, в семидесятые не преподавали ни теологию, ни богословие. То и другое заменял научный атеизм.
А Дитрих Бонхёффер может вызвать интерес только тогда, когда его востребует личный религиозный опыт с вопросами, ответы на которые церковь не дает. Начни она отвечать, тут же разрушатся основания ее сегодняшней власти.
Мне было очень тяжело входить в церковную жизнь, которая держится до сих пор на обрядоверии и покорности - не Христу, а церковнослужителям. Я значилась в числе несмиренных и своенравных, которая слишком много задавала вопросов, и часто не те, на которые легко было ответить.
Церковная жизнь отталкивала многим, напоминая старые советские времена и партийную дисциплину, но интерес к богослужению, иконам, песнопениям, Священному Писанию, истории церкви и богословию пересиливал. В конце концов, после двенадцати лет такого раздвоения, мне все равно пришлось выбирать.
И я выбрала не церковь, хотя до выбора и после долго мучилась, но переступить порог церкви с тем же благоговением, с каким когда-то в нее входила, уже не могла: слишком многое меня не устраивало. Я стала искать объяснение, почему это произошло, и, как потом оказалось, не только со мной.
Бурный приток в церковь в девяностые сменился таким же оттоком из нее образованных и просвещенных в двухтысячные и позднее. И в этот критический момент мне на глаза попались книги и письма из тюрьмы Дитриха Бонхёффера, во многом ответившие на вопросы, которые меня волновали.
Протестантский немецкий теолог и богослов из аристократической немецкой семьи был повешен девятого апреля сорок пятого года. Повешен вместе с руководителем Абвера Канарисом, начальником Генштаба Беком и начальником штаба Абвера Остером как участник антигитлеровского заговора. Настоящая слава как к богослову пришла к Дитриху Бонхёфферу после смерти, а его концепция совершеннолетней цивилизации взрослого человека оказала огромное влияние на современное понимание христианства.
Не зря говорят, что книги приходят к нам всегда вовремя - когда в них появляется нужда. Меня поразили не только личный подвиг и мужество немецкого богослова, но в первую очередь - его богословие. Богословие совершеннолетия появилось у Бонхёффера в тюрьме, где он оказался в одной камере вместе с простыми людьми разных политических взглядов, верующих и атеистов.
Но когда он попытался с ними заговорить о вере и Евангелии на своем языке пастыря и богослова, то вдруг осознал: его язык в среде обычных людей не работает. То, что было понятно в узком кругу священников и богословов, в иной среде оказалось бесполезным: в его нравственных поучениях никто не нуждался.
Он увидел, что люди стали другими, повзрослевшими и не нуждающимися в родительской опеке, роль которой всегда брала на себя церковь. В мире совершеннолетних Бог умер, как утверждал еще Ницше в своем «Антихристе».
Дитрих Бонхёффер, продолжая развивать эту идею, пишет в тюрьме книгу «Сопротивление и покорность», в которой излагает свое понимание того, что произошло с человеком, церковью и миром, утверждая, что церковь играет с человеком в нечестную игру: в попытке доказать необходимость принятия Бога и Евангелие,
она сначала уверяет его, что он гадок, грешен, подл и мерзок, а потом говорит, что от этого его спасет только церковь и Бог. Помню, как на одной из исповедей после перечисления своих грехов, батюшка сказал мне: «Вот и неси этот свой вонючий груз и постоянно помни о нем». В противовес такому подходу Бонхёффер утверждает:
«…не только другие виноваты, находя нашу проповедь, очевидно желающую стать Христовой проповедью, жесткой и тяжелой: ведь она навьючена формулами и понятиями, которые им чужды. Ведь неверно же, что каждое слово, направленное ныне против нашей проповеди, уже есть отказ от Христа, что оно против христианства.
Намерены ли мы, в самом деле, отрицать свою общность с теми, многочисленными ныне, приходящими к нашей проповеди, желая слушать, – и всегда с печалью узнающими, что мы затрудняем им доступ к Христу? Они верят, что уклоняются не от слова Христова, а только от того множества человеческого, институционального, доктринального, что собралось между Христом и ними».
«Пристало ли Церкви становиться духовной деспотией для людей, единовластно восседать и повелевать, угрожая земными и вечными карами, а человек пусть, мол, во все это верит и исполняет, чтобы обрести блаженство? Должно ли слово Церкви принести в души новую тиранию и насилие?»
«Пастор не должен жаловаться на приход не только другим людям, но и Богу»
Насколько эти слова противоречили всему, что видела и слышала в своей родной православной церкви: обвинения прихожан в неисполнении того и этого, в перекладывании на них вины за нечестность, духовную и телесную нечистоту священников, в требовании слепой покорности церковнослужителям и обращение со взрослыми как с неразумными детьми с прихлопываниями в ладошки и окриками, как в детском саду, чтобы утихомирить паству.
Русская православная церковь как будто не заметила того момента, когда человек перестал быть ребенком и для решения своих собственных проблем уже не нуждается в гипотезе Бога, такого Бога, каким Он представляется в церкви: спасающим и всевидящим оком. Человек повзрослел, он берет на себя ответственность, не перекладывая ее на Бога и церковь. И проповедовать Евангелие надо этому, совершеннолетнему, человеку, а другого - уже не будет. Но как?
Именно эту проблему поставил перед собой, как пастырем, Дитрих Бонхёффер и попытался ее решить. Есть детские грехи, есть взрослые, которые дети совершить не могут. Самые страшные грехи совершают взрослые. К их числу относятся фашизм, тоталитаризм, нацизм - попытки, по Э.Фромму, убежать от свободы и ответственности, спрятаться в толпе, прислониться к чему-то большому и теплому.
Легко быть ребенком, за которого решают взрослые, относительно легко быть на пенсии, когда уже независим от начальства, людей и государства. А как быть выросшим из первого возраста и еще далеким от третьего? Они уже не верят в Деда Мороза и знают, что жизнь сложна и кончается не хеппи-эндом, а вовсе даже наоборот.
Дмитрий Сергеевич Лихачев в своих воспоминаниях о Соловках пишет, как священник о. Александр Филипенко дружил с атеистом Толей Тереховко, выделяя его из всех остальных. Он его любил и жалел, не пытаясь привести к вере, понимая, что если бы он настаивал на этом, то отдалил бы себя от него. Вот примерно такой была позиция Дитриха Бонхёффера. Слова не убеждают, убеждает дело.
И еще один момент: на Соловках духовенство делилось на два лагеря – сергианское, принявшее декларацию о сотрудничестве с советской властью митрополита Сергия, и иосифлян, не признавших советскую власть и декларацию. Вторых на Соловках было больше и они отказывались ходить в сергианские церкви. Первые были политиками, вторые - верующими.
В Германии во времена Гитлера тоже произошел такой же церковный раскол: большая часть церковнослужителей признала Гитлера, выступив на его стороне и создала "Немецкую церковь". Но нашлось две тысячи священников, не побоявшихся открыто выступить против установившегося режима.
В их числе был и Дитрих Бонхёффер. Эта церковь создала семинарии, в которых готовились пастыри, здесь и преподавал Бонхёффер. Потом все эти семинарии закрыли, а сотни священников, подготовленных ими, были арестованы, расстреляны или отправлены в концлагеря.
Главный вопрос, на который пытался ответить Дитрих Бонхёффер, заключался в том, что такое христианство в безрелигиозном взрослом мире? Раньше христианство держалось на том, что в его основе априори предполагалась религиозность. Но в середине двадцатого века оказалось, что это уже не так: религиозности больше нет, возникла новая безрелигиозная совершеннолетняя цивилизация. И что же тогда христианство в таком мире?
Христианство, как утверждает богослоов, это не религия вовсе и тем более не религия спасения в потустороннем мире. Бог существует здесь и теперь и человек спасается здесь, а не там, следуя за Христом вплоть до последней точки. Христианин - это просто человек, берущий на себя ответственность, не перекладывая ее на Бога или Церковь. Поэтому, утверждает Дитрих Бонхёффер, в безрелигиозном мире Бога больше, чем в религиозном.
Его концепция напоминает философию Спинозы (и Ветхого Завета), утверждавшего, что Бог присутствует в мире в каждой клеточке и в каждом человеке, и жить надо здесь и сейчас, а не уповать на то, что случится за пределами этой жизни. «Бога нет, значит все позволено» – известная фраза Достоевского, а Бонхёффер утверждает, что именно потому, что Бога нет, человек берет на себя всю ответственность за себя и за мир.
А теперь о России. Многими у нас богословие совершеннолетия мира Дитриха Бонхёффера считается западной тлетворной заразой, которая втихую прокралась в Россию, разлагая ее изнутри. Отсюда вопрос: а вообще Россия – это совершеннолетняя цивилизация, или она все еще находится в детском возрасте, уповая на вождя, авторитарную личность, великого писателя и церковь?
Отец Георгий Чистяков, последователь Александра Меня, человек большой культуры и ума, ныне уже упокоившийся, сравнил состояние русского человека с котенком, которого слишком рано оторвали от матери. Встав взрослым, он по-прежнему ищет, что бы ему пососать: сосет себя, рукав, подушку...
И не потому что хочет молока, а потому что нуждается в поддержке более сильного. Новое поколение, по мнению о. Георгия, уже теряет эту зависимость, приближаясь к западному совершеннолетнему безрелигиозному миру. Но православная церковь не готова сегодня иметь дело с таким взрослым прихожанином, она умеет обходиться только с невротиками, больными или убитыми горем людьми, которых надо утешить и обогреть.
Человеку обычному, здоровому и ответственному церковь не умеет проповедовать Евангелие, и она не готова отказаться от вертикали власти, в которой все прихожане – дети, а священнослужители - детоводители.
Много лет я преподавала взрослым и понимаю, что взрослый будет тебя принимать и слушать, только если с ним разговариваешь на равных, не пытаясь встать в позицию школьного учителя. Но именно этого равенства православная церковь не желает.
Дитрих Бонхёффер понял, что эта иерархическая реальность исчезла навсегда - в муках, болезнях, войнах и катастрофах. Он верит в здорового человека, а не в больного невротика, не отделяет в человеке мирское и телесное от духовного, и тем более не укоряет человека за мирскую сущность.
Дитрих Бонхёффер своим богословием совершеннолетней цивилизации развернул сознание от средневекового понимания религии – к современному, от религиозного - к безрелигиозному, в котором христианин – это человек, ответственный за свою жизнь и следующий за Христом в полном смысле этого слова, вплоть до Голгофы, на которую он сам взошел как верный ученик своего Учителя.
Это интересно
+1
|
|||
Последние откомментированные темы: