28 ноября исполняется 140 лет со дня рождения русского поэта Александра Блока, а также 40 лет музею, который расположен в квартире поэта на улице Декабристов (бывшей Офицерской), 57. Впервые я посетил музей-квартиру сразу после открытия — в начале 1981 года. В этом году обещали открыть памятник поэту, но в связи с пандемией не удалось.
Ещё в школе я полюбил стихи Александра Блока и продолжаю любить до сих пор. И прежде всего "Стихи о Прекрасной Даме". Ещё во время учёбы в школе я купил в магазине "Старая книга" монографию Вл. Орлова "Александр Блок" (Москва, 1956 год). А неделю назад закончил читать книгу Владимира Новикова о Блоке в серии ЖЗЛ.
Недавно мы вновь побывали в музее Блока и были приятно удивлены.

Александр Александрович Блок родился (16) 29 ноября 1880 года в Санкт-Петербурге. Это был не только выдающийся русский поэт — один из крупнейших представителей русского символизма, — но и публицист, драматург, переводчик, литературный критик.

Отец поэта — Александр Львович Блок (1852-1909), юрист, профессор Варшавского университета, происходил из дворянского рода.
Мать — Александра Андреевна, урождённая Бекетова (1860-1923) — дочь ректора Санкт-Петербургского университета. Вышла замуж в восемнадцать лет, после рождения сына разорвала отношения с мужем и впоследствии их более не возобновляла. В 1889 году она добилась указа Синода о расторжении брака с первым супругом и вышла замуж за гвардейского офицера, оставив при этом сыну фамилию первого мужа. Девятилетний Александр поселился с матерью и отчимом на квартире, расположенной на окраине Петербурга.



Первые стихотворения Саша Блок сочинил в пять лет, в 10 лет написал два номера журнала «Корабль». С 1894 по 1897 год вместе с братьями вёл рукописный журнал «Вестник», всего вышло 37 номеров журнала.

С детства Александр каждое лето проводил в подмосковном имении деда —Шахматово. В 16 лет Блок увлёкся театром, даже записался в театральный кружок. Однако после первого успеха, ролей в театре ему больше не давали. «Искусство есть чудовищный и блистательный Ад».

В 1889 году Александр начал учёбу во Введенской гимназии.


В 1897 году, очутившись с матерью за границей, в немецком курортном городке, шестнадцатилетний юноша пережил первую сильную юношескую влюблённость в 37-летнюю Ксению Садовскую. Александр был восхищён прежде всего силой собственных эмоций. Эта любовь оставила глубокий след в его творчестве.

«Я раздвоился» — такими словами начнёт Блок свой дневник в 1901 году.
В своём дневнике Блок записывает: «Унижения не может быть. Влюбленность не унижает, но может уничтожить. Любовь не унижает, а освобождает…».
В записной книжке поэта 20 июня 1909 года есть следующий абзац: «Bad Nauheim: первой влюбленности, если не ошибаюсь, сопутствовало сладкое отвращение к половому акту (нельзя соединяться с очень красивой женщиной, надо избирать для этого только дурных собой). Может быть, впрочем, это было и раньше».



В 1898 году Блок окончил гимназию, а в августе поступил на юридический факультет Петербургского университета. Через три года перевёлся на славяно-русское отделение историко-филологического факультета, которое окончил в 1906 году.



В 1903 году Блок женился на Любови Менделеевой (дочери известного учёного), героине первой книги «Стихи о Прекрасной Даме». Книга вышла в 1904 году и натолкнулась на грубые нападки. «Бедный, свихнувшийся графоман!» — злобствовал на страницах «Нового времени» небезызвестный реакционер Виктор Буренин. — «К первым рифмам, какие ему приходят в голову, он прилаживает тоже первые приходящие ему в голову бессмысленные фразы».
«…Не трудно показать, что его стихи — прескверные стихи и даже совсем не стихи», — напишет рецензент журнала «Русское богатство» Александр Гуковский.

Любовные отношения Блока и его жены — отдельная тема. При том, что Александр испытывал к жене сильные чувства, он периодически поддерживал связи с различными женщинами: одно время это была актриса Наталья Николаевна Волохова, потом оперная певица Любовь Александровна Андреева-Дельмас и другие.

Жена Блока Любовь Дмитриевна тоже позволяла себе увлечения. На этой почве у Блока возник конфликт с Андреем Белым, который был влюблён в жену поэта и даже жил с ней. «Я Борю люблю и Сашу люблю, что мне делать», — признавалась Любовь Дмитриевна.



Блок не нашёл счастья в любви, хотя был один из самых красивых мужчин за всю историю русской поэзии. К любовным экспериментам Блок относился как к творческому процессу. Любил он не конкретную женщину, а навеянный ею отвлечённый образ идеальной женщины — его Прекрасной Дамы.

Помню в школе поразил меня рассказ учителя литературы о Блоке, и в частности, как поэт однажды нанял проститутку, а она заснула, так он не стал её будить, оставил деньги и тихо удалился.

Любовь Дмитриевна утверждала: «Физическая близость с женщиной для Блока с гимназических лет — это платная любовь и неизбежные результаты — болезнь. Слава Богу, что ещё все эти случаи в молодости — болезнь не роковая. Тут несомненная травма в молодости. Не боготворимая любовница вводила его в жизнь, а случайная, безличная, купленная на (одну ночь,) несколько минут. И унизительные, мучительные страданья…»

Вл.Новиков в книге "Александр Блок" пишет:
"Блоку чужда моногамия — как в телесном, так и в духовном смысле. Он вступает в разные андрогинные союзы. В отношениях с женой (при всей их нестандартности) всё-таки распределение ролей традиционно: у Блока роль мужская, у Любови Дмитриевны женская. А вот «бисексуальная» по природе Гиппиус в духовном дуэте с Блоком психологически доминировала (отчасти и как старшая по возрасту), вступая во взаимодействие с вечно женственным» началом в поэте".



«В январе 1912 года у Блока начинается обострение давней болезни. Что за недуг? В советское время это было тайной за семью печатями, и, публикуя «Дневник» в седьмом томе восьмитомного собрания сочинений Блока, В.Н.Орлов (занимавшийся подготовкой текста) просто опустил все записи медицинского характера. В издании «Дневника» 1989 года А.Л.Гришунин восстановил ряд записей, начинающихся словами «у доктора», сопроводив их отточиями, за которыми стояли клинические подробности. Наиболее важные из них по архивному оригиналу текста обнародовала и проанализировала Аврил Пайман в своей книге «Ангел и камень»: «Опасались сифилиса, и обсуждали эту возможность, а врач к 26 февраля определил иначе, менее страшно: “очень редкое заражение дрожжевыми клетками, которые поддались только двум дозам (по 0,6) сальварсана”. Сомнительно, знал ли сам Блок в точности, чем болен, но лечили его ртутью и сальварсаном, как тогда лечили сифилис (январь — февраль 1912, август — сентябрь 1912, январь 1913 и май 1913) и продолжали анализы Вассермана в течение года с лишним». (Вл.Новиков в книге "Александр Блок")

По мнению А.Карпенко, Блок почти бессознательно стремился к страданиям, находя в них квинтэссенцию жизни. Это был своего рода поэтический садомазохизм. Смерть он воспринимал как ещё не изведанное путешествие.
"Склонность к моральному мазохизму не чужда многим людям творческого склада. Это ещё одна краска в эмоциональной палитре, а порой и тайный источник утончённого удовольствия", — пишет Вл.Новиков в книге "Александр Блок".

Уже в 19 лет Блок напишет: "Жизнь охватит меня и измучит меня!" «…океан — моё сердце, всё в нём равно волшебно: я не различаю жизни, сна и смерти, этого мира и иных миров (мгновенье, остановись!). Иначе говоря, я уже сделал собственную жизнь искусством», — признавался Александр Блок.

«Мистический реалист» — так можно сказать об Александре Блоке, считает А.Карпенко. Для поэзии творчества Блока характерно парадоксальное сочетание мистического и бытового, отрешённого и повседневного. Блок считал метафоричность основным свойством истинного поэта, где метафора — не произвольная поэтическая игра, а подлинное прозрение в таинственную сущность жизни.

Мистические образы в стихах поэта имели глубоко реалистический подтекст. Игорь Северянин в своей эпиграмме на Блока напишет: «Когда же смерть явила свой оскал, он сразу понял — Незнакомка».



«Незнакомка, — объяснит Блок в статье «О современном состоянии русского символизма». — Это не просто дама в чёрном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это — дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового… Если бы я писал картину, я бы изобразил переживания этого момента так: в лиловом сумраке необъятного мира качается огромный белый катафалк, а на нём лежит мёртвая кукла с лицом, смутно напоминающим то, которое сквозило среди небесных роз».

И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.

И веют древними поверьями
Её упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,
Смотрю за тёмную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.

«Символист уже изначала теург, т. е. обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие; но на эту тайну, которая лишь впоследствии оказывается всемирной, он смотрит как на свою», — говорил Блок.

Друзья считали его каким-то «особенно светлым»: «Нет, тёмный я», — отвечал поэт.

В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.

«Пить» для Блока — не болезненная слабость (в зависимость от напитков он, по-видимому, не попадает), а способ ухода, способ перемещения в параллельный мир. И своего рода акция, буквализация понятия «дионисийства». — объясняет Вл.Новиков.

"Добровольное и вечное мучение. Вот в чём грешен художник. Вот в чём его преступление, пере-ступление границы между добром и злом. Адская боль может предшествовать творению (состояние, когда «не пишется»), может совпадать с ним по времени, может приходить по завершении труда (то, что зафиксировано в строках Баратынского). Но, не пережив ее, невозможно создать истинно художественное произведение. Наивный гедонизм, которым кичатся иные литераторы (дескать, получаю удовольствие, а мне за это еще гонорар платят), – верный признак ремесленника, решающего заурядные и сиюминутные задачи". (Вл.Новиков).

В 1912 году Блок создавал драму «Роза и Крест» о поисках сокровенного знания. Пьеса была завершена в январе 1913 года, но драму так и не поставили в театре.

Писатель-филолог Умберто Эко предложил ёмкую и точную формулу: художественное произведение есть «генератор интерпретаций».

«Блистательная ложь» — формула, которая объемлет всё. И что есть сама поэзия, как не блистательная ложь? В безумно-мучительном разврате поэту видится та же вечная тайна, что и в мировом культурном предании". (Вл.Новиков).

Да что — давно уж сердце вынуто!
Так много отдано поклонов,
Так много жадных взоров кинуто
В пустынные глаза вагонов...

Не подходите к ней с вопросами,
Вам всё равно, а ей — довольно:
Любовью, грязью иль колесами
Она раздавлена — всё больно.

9 марта 1915 года состоялась встреча Александра Блока и Сергея Есенина. Есенин приехал из Москвы в тогдашнюю столицу России — Петроград с единственной целью и мечтой — встретиться с поэтическим кумиром. Есенин читал свои стихи, а Блок после ухода Сергея Александровича короткими фразами выразил свои впечатления от встречи на обороте той записки, в которой Есенин просил его о встрече. «Крестьянин Рязанской губ., 19 лет. Стихи свежие, чистые, голосистые, многословные. Язык. Приходил ко мне 9 марта 1915».



Рекомендация Блока помогла Сергею Есенину войти в литературный бомонд Петрограда и в какой-то степени определила его поэтическую судьбу.

7 июля 1916 года Блока призвали на воинскую службу. Поэт служил в Белоруссии. По собственному признанию в письме матери, во время войны его основные интересы были «кушательные и лошадиные».

Февральскую революцию Блок встретил со смешанными чувствами. Он отказался от эмиграции, считая, что должен быть с Россией в трудное время.
В начале мая 1917 года был принят на работу в "Чрезвычайную следственную комиссию для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданских, так и военных и морских ведомств" в должности редактора.
В августе Блок начал трудиться над рукописью, которую он рассматривал как часть будущего отчёта Чрезвычайной следственной комиссии и которая была опубликована в журнале «Былое» (№ 15, 1919 г.) и в виде книжки под названием «Последние дни Императорской власти» (Петроград, 1921).

Октябрьскую революцию Блок сразу принял восторженно, но как стихийное восстание, бунт. Поэт был одним из тех деятелей искусства Петрограда, кто не просто принял советскую власть, но согласился работать на её пользу.

И.А.Бунин в книге "Окаянные дни" писал: "Блок открыто присоединился к большевикам. Напечатал статью, которой восхищается Коган П.С. <…> Песенка-то вообще нехитрая, а Блок человек глупый. Русская литература развращена за последние десятилетия необыкновенно. Улица, толпа начала играть очень большую роль. Всё — и литература особенно — выходит на улицу, связывается с нею и подпадает под её влияние. <…> «В Жмеринке идёт еврейский погром, как и был погром в Знаменке…» Это называется, по Блокам, «народ объят музыкой революции — слушайте, слушайте музыку революции!»

Поэму «Двенадцать» все дружно осудили и мало кто понял именно потому, что Блока слишком привыкли принимать всерьёз и только всерьёз.
Блок полагал, что читать «Двенадцать» нужно именно в той жёсткой блатной манере. Однако сам поэт в таком харáктерном образе читать не умел и не научился.

Поэт мучительно пытался отстраниться от кошмара окружавшей его в последние три года петроградской (и российской) жизни…, то ли уголовной, то ли военной, то ли какого-то странного междувременья.
В январе 1919 года Блок писал в частном письме: «Почти год как я не принадлежу себе, я разучился писать стихи и думать о стихах…».

В феврале 1919 года Блок был арестован Петроградской ЧК. Его подозревали в участии в левоэсеровском заговоре. Из протокола допроса А.А.Блока: «В партии левых с.-р. никогда не состоял и не поступил бы ни в какую партию, так как всегда далёк был от политики…».

На третий день, после двух долгих допросов Блока всё же освободили, так как за него вступился Луначарский. Однако даже эти полтора дня тюрьмы надломили его. В 1920 году Блок записал в дневнике: "…под игом насилия человеческая совесть умолкает; тогда человек замыкается в старом; чем наглей насилие, тем прочнее замыкается человек в старом. Так случилось с Европой под игом войны, с Россией — ныне".

Переосмысление революции в России сопровождалось для Блока глубоким творческим кризисом, депрессией и прогрессирующей болезнью. После всплеска января 1918 года, когда были разом созданы «Скифы» и «Двенадцать», Блок совсем перестал писать стихи и на все вопросы о своём молчании отвечал: «Все звуки прекратились… Разве вы не слышите, что никаких звуков нет?»
Художнику Анненкову поэт жаловался: «Я задыхаюсь, задыхаюсь, задыхаюсь! Мы задыхаемся, мы задохнёмся все. Мировая революция превращается в мировую грудную жабу!».

"Блок в своём повелении — как творческом, так и житейском — руководствуется в первую очередь не выбором (как итогом умственной рефлексии), а природным инстинктом", — пишет Вл.Новиков.
"Полагаем, талант (тем более гений) по природе своей надразумен. Художественно одаренный человек — это тот, в ком талант сильнее, чем ум. ... Любая абстрактная мысль была для него как поэта лишь материалом, который перерабатывается, подчиняется духу музыки".

Власть широко использовала имя поэта в своих целях. На протяжении 1918—1920 годов Блока, зачастую вопреки его воле, назначали и выбирали на различные должности в организациях, комитетах, комиссиях. Постоянно возрастающий объём работы подорвал силы поэта. Начала накапливаться усталость — Блок описывал своё состояние того периода словами «меня выпили».

Тяжёлые нагрузки в советских учреждениях и проживание в голодном и холодном революционном Петрограде окончательно расшатали здоровье поэта — у Блока развилась астма, появились психические расстройства.

Негативное отношение к Блоку со стороны некоторых руководителей культуры привело к тому, что он остался без материальных средств и голодал. Зимой 1920 года у поэта началась цинга. Он хотел уехать за границу лечиться, но большевики, опасаясь его антиправительственных настроений, не позволили выехать из страны.

В январе 1921 года Блок по случаю 84-й годовщины смерти Пушкина выступил в Доме литераторов со своей знаменитой речью «О назначении поэта».
"Что такое поэт? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Он называется поэтом не потому, что он пишет стихами; но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и звуки, потому что он — сын гармонии, поэт".

"Поэт — сын гармонии; и ему Дана какая-то роль в мировой культуре. Три дела возложены на него: во-первых — освободить звуки из родной безначальной стихии, в которой они пребывают; во-вторых — привести эти звуки в гармонию, дать им форму; в-третьих — внести эту гармонию во внешний мир".

"Первое дело, которого требует от поэта его служение, — бросить «заботы суетного света» для того, чтобы поднять внешние покровы, чтобы открыть глубину. Это требование выводит поэта из ряда «детей ничтожных мира».

Говоря о Пушкине, Блок говорит и о себе: «Покой и воля. Они необходимы поэту для освобождения гармонии. Но покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую волю, тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл».

"Мы умираем, а искусство остается. Его конечные цели нам неизвестны и не могут быть известны. Оно единосущно и нераздельно".

Весной 1921 года Александр Блок вместе с Фёдором Сологубом просили выдать им выездные визы. В выезде было отказано. После получения отрицательного ответа на запрос о выезде на лечение за границу, Блок сознательно уничтожил свои записи, отказывался от приёма пищи и лекарств. Как свидетельствует В. Ф. Ходасевич, «Блок умирал несколько месяцев…Он умер как-то „вообще“, оттого, что был болен весь, оттого, что не мог больше жить.»

Восемнадцатого июня 1921 года Блок уничтожает часть архива — главным образом газетные выписки, регистрируя в дневнике, что именно он предает огню. Тут же слова: «Мне трудно дышать, сердце заняло полгруди».

3 июля поэт уничтожает пятнадцать своих записных книжек (из шестидесяти одной), потом приходит в себя и педантично фиксирует в дневнике «нумера» уцелевших, бесценных для нас документов. Наглядный пример поединка Жизни и Смерти в измученном человеке. В таких случаях участие внешних сил может сыграть решающую роль.

1 августа разрешение на выезд подписано Молотовым, но Горький узнаёт об этом от Луначарского только 6 августа. А 7 августа Блок умер.

Предполагают, что в последний год жизни Александр Блок очевидно лишился рассудка. Однако поэт умер в полном сознании, что опровергает слухи о его помешательстве.
За несколько дней до смерти Блока по Петрограду прошёл слух, будто поэт сошёл с ума. Жена застала его разбивающего кочергой бюст Аполлона. Блок объяснил: «А я хотел посмотреть, на сколько кусков распадётся эта грязная рожа».

Накануне смерти поэт долго бредил, одержимый единственной мыслью: все ли экземпляры «Двенадцати» уничтожены.
Андрей Белый со слов матери Блока рассказывал, что в забытьи Блок вдруг сказал: «А у нас в доме „столько-то“ (не помню цифры) социалистических книг; их — сжечь, сжечь!» По воспоминаниям Георгия Иванова, Блок в бреду говорил: все ли экземпляры поэмы «Двенадцать» уничтожены? «Люба, хорошенько поищи, и сожги, все сожги». Вспомнив об экземпляре, посланном Брюсову, Блок требовал везти себя в Москву: «Я заставлю его отдать, я убью его...»

Александр Блок был похоронен на Смоленском кладбище Петрограда. В 1944 году прах Блока был перезахоронен на Литераторских мостках на Волковском кладбище.



Умрёшь — начнёшь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

"Искусство есть балансирование на границе жизни и смерти, — пишет Вл.Новиков в книге "Александр Блок". — Перед художником всё время стоит вопрос: родится у него нечто живое — или оно тут же умрёт? Муку творчества Блок уже изведал и хочет ещё большего страдания".

"Желание гибели рождается, возникает не из житейского уныния, а от ощущения полноты единения с миром. Но и перенапряжения душевных сил. Счастье в этой ситуации кажется уже невозможным".

"Блок же, достигнув гармонии, не длит её, а совершает решительный шаг к дисгармонии, к хаосу. Во имя обретения новой гармонии. От света — в тьму, чтобы увидеть новый свет. И всякий раз с риском духовной гибели. Погружение во тьму может оказаться окончательным".

«Я поэт, но на фоне Блока я не поэт», — самокритично заявляет в своём стихотворении Дмитрий Быков.
17.05.2018 я был на встрече с Дмитрием Быковым в Книжной лавке писателей в Санкт-Петербурге и задал ему вопрос о различных типах поэтов.

Хотя мною написано 1150 вирш, я не считаю себя поэтом. Поэт не тот, кто пишет стихи. Поэт – это тот, кто думает стихами! Кто может уловить и поэтически выразить настроения, мысли и чувства рифмованным образом, а иногда верлибром.

После службы я учился на Подготовительном отделении Университета, где до революции находились Бестужевские курсы. Потом поступил на юридический факультет, хотя желал учиться на философском.

Чем привлекает поэзия? Ведь не только приятными рифмами и созвучием слов. На мой взгляд, поэзия это не столько рифмы, сколько концентрированно и образно выраженная МЫСЛЬ!

В состоянии вдохновенного экстаза и одержимости поэты обладали свойством иновидимости и прорицания, они чувствовали себя во власти потусторонних сил. Поэт становился проницаем для узкого входа в праисточник знания, где перед ним открывалась сфера постижимости сущего.

Но чтобы проникнуть в умопостигаемость мира необходимо полное отцепление от своего естества. Поэты должны жить в состоянии отрешённости и непривязанности к миру. Чтобы войти в контакт с потусторонним, требуется изменённое состояние сознания. Для этого нужно обратиться своей частичкой потустороннего, которая есть в каждом человеке.

Поэзия – это одновременно и абсолютно нереальное, и абсолютно реальное, что можно обсудить с другими.
Поэзия – это приобщение к праисточнику знания, где порядок безумия предшествует порядку разума.
Настоящая Поэзия – это духовное жертвоприношение, своеобразная форма бытия для другого.

На мой взгляд, поэзия – один из способов связи с трансцендентным. Ещё древние полагали, что поэты разговаривают с богами, а поэзия есть глас богов.
Настоящая поэзия – это и субъективное откровение, и Откровение объективное.
Поэзия – это открытие и постижение себя как субъекта.
Субъект и объект – умозрительное разделение. Надо преодолеть это логическое разделение, чтобы понять, что объект тоже субъект, а субъект в свою очередь объект, – и мы всеединство!

Несколько лет назад на факультете филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета я принимал участие в обсуждении проблем современной поэзии. По мнению участников, только поэзия по большому счёту может называться литературой. Поэт не рационален, он интуитивен. Поэт силён не своим сознанием, а своим подсознанием.
Поэзия, применяемая в качестве инструмента познания мира, не претендует на объективность.
Познание бытия не цель поэзии.
Цель поэзии – возвращение в сердце.
Поэт говорит так, как слышит сердцем!

Лично я считаю, что поэзия существует не ради поэзии, а для выражения тех высших идей и смыслов, которые недоступны рациональному логическому познанию, которые идут к нам из иного мира и связывают наши миры.

Только поэзии доступны некоторые идеи и смыслы, которые недоступны философии и науке. И в этом огромная ответственность поэзии.
Поэт должен в своём творчестве не столько воплощать уже известные идеи, сколько постигать новые смыслы.

Поэзия не самоцель. Хотя она и самодостаточна.
Поэзия – не развлечение. Стишки к юбилею и рифмоплётство это не поэзия. Поэзия – это способ познания, форма постижения Откровения!

Настоящие стихи – это мыслеформы.
Слова — это формы образов, и потому они не подыскиваются, а приходят вместе с образами, являясь лишь средством выражения.
Если удаётся первыми строками сформулировать вопрос, то потом лишь записываю ответ, который рифмуется сам собой.

Истинное творчество — это изложение, потому что не от себя.
Настоящие стихи не сочиняются, а записываются.
Стихи — это изложение, а не сочинение. Слова не подбираются. Каждое слово, если оно то самое, оно неизбежно, оно и только оно, и никакое другое.

Стихи мои, при всей их возможной ценности, лишь средство огранки души. Но я-то знаю, знаю, что всё это не моё, и стихи я прежде никогда не писал. Они откровение для меня самого. И откуда взялось вдохновение? почему?

Когда сам хочу что-то сочинить, ничего не получается, когда же пытаюсь настроиться и почувствовать, то строфы рождаются сами собой. Причём иногда в такой законченной форме, что я просто поражаюсь. Отчего и почему это происходит, не понимаю. Для меня это такое же откровение, как и для других.

Знаете ли вы, как строчку диктует чувство? Я ощущаю её как некое волнение, как музыку, которую пытаюсь выразить с помощью слов.
Мне важно быть предельно честным с собой, во сне и наяву, чтоб был себе я интересен и твёрдо знал, что не солгу. Но так уж человек устроен, что жизнь диктует бытиё. Но не хочу я быть спокоен. Мне нужно всё иль ничего! Нет, я не функция условий, и я не обстоятельств раб. Хочу себя я быть достоин, признаться честно, раз не прав. Жизнь требует искать удобства, неправдою платя за быт. Но не комфорт мне руководство, а Голос, что во мне звучит. Он требует предельно честным быть в каждом слове и в беде, и не искать тёплого места, а быть лишь искренним везде. Плевать на страхи и потери, угрозы жить мне в нищете. Я не хочу удобства цели, важнее мне не лгать себе. Свобода мне важнее денег, любовь превыше, чем расчёт. Мне нужен искренности берег. Всё остальное же — не в счёт!»
(из моего романа-быль «Странник» (мистерия) на сайте Новая Русская Литература

ПРИГЛАШАЮ ПОСМОТРЕТЬ МОИ РОЛИКИ ПО ТЕМЕ ПОСТА

МУЗЕЙ БЛОКА В ПЕТЕРБУРГЕ

Музей Александра Блока в Петербурге

https://youtu.be/rcP8XyaqVWU

Так что же вы хотели сказать своим постом? – спросят меня.

Всё что я хочу сказать людям, заключено в трёх основных идеях:
1 Цель жизни – научиться любить, любить несмотря ни на что
2 Смысл – он везде
3 Любовь творить необходимость.
4 Всё есть любовь

А для вас БЛОК — ПОЭТИЧЕСКИЙ СФИНКС?

© Николай Кофырин – Новая Русская Литература – https://www.nikolaykofyrin.ru     Нравится Поделиться