Источник: Собеседник
45 лет назад одним невозвращенцем в СССР стало больше. В 1974 году в Ленинграде, дома у звезды советского балета Михаила Барышникова собрались друзья, чтобы отметить его отъезд на долгие зарубежные гастроли в Америку. Они не знали, что видят Барышникова в последний раз.
О проводах «Собеседнику» рассказал автор этой фотографии Валерий Плотников.
«А когда ты вернешься?»
«Я думаю, что Миша и сам не знал, что уже никогда не вернется из-за границы на родину, — рассказывает Валерий Плотников. — Он тогда только что наконец-то обзавелся своей настоящей, собственной хорошей квартирой в хорошем доме. Этот дом стоит на углу Мойки и Лебяжьей канавки, где Лиза из „Пиковой дамы“ ждала Германна („Уж полночь близится, а Германна все нет“), в котором сегодня живет Миша Боярский и где находится квартира семьи Анатолия Собчака. Не знаю, принадлежит ли она до сих пор его вдове и дочери Ксении. Но самым первым знаменитым жителем этого дома был Миша Барышников. Вот мы и пришли к нему в гости, думая, что он уезжает ненадолго. Наверное, поэтому в тот день у него было не так уж много народу. В левом углу снимка в светлом пиджаке — это Кирилл Ласкари, сводный брат Андрюши Миронова, рядом с ним стоит актер Игорь Окрепилов, душа всех петербургских компаний, а в дверном проеме — черный пудель Фома, которого Миша Барышников очень-очень любил. Справа на фотографии, кажется, Нина Ургант, впрочем, за давностью лет я уже не очень уверен. Прошло ведь 45 лет.
Я помню, как Миша, до этого живший по чужим комнатам, был счастлив, когда получил эту двухкомнатную квартиру. По тем временам это было роскошно. Хотя комнаты были смежные, но там была отдельная большая кухня, черный и парадный входы — и это было здорово. Михаил еще не успел разложить свои вещи — вон у стены стоит неразобранная коробка. В общем, у Миши тогда было такое въездно-пред-отъездное состояние.
И вот я собирался сделать портрет Барышникова, с которым мы на тот момент были уже давно и хорошо знакомы. Именно художественный портрет, а не кадр из спектакля. Гениальный портрет, ни больше ни меньше, да», — улыбается Валерий Федорович.
А поскольку Барышников как раз собирался уезжать за границу на гастроли, Валерий Плотников попросил его привезти оттуда какие-то детали для этого портрета — ну, например, что-то типа пушкинской крылатки черного цвета.
«Мне почему-то мнилось, что там, в далекой Америке, непременно продаются пушкинские крылатки. Ну, во всяком случае, у нас-то ничего такого купить было невозможно. И я, думая о том, когда мы будем снимать, спросил у Миши: „А когда ты вернешься?“ И Миша сказал, что где-то осенью, через полгода. Когда я сообразил, что это надолго, то выманил Мишу на улицу сделать, так сказать, эскиз к будущему портрету. Мы нашли у него в гардеробе что-то черное и пошли к Генеральному штабу.
Ну а эту фотографию я сделал, уже когда мы вернулись. Миша мне не позировал, он просто сам по себе так сидел на полу, шпагат для него пустяк. Мы обсуждали его машину — Миша перед самым отъездом купил себе новую „Волгу“, о которой давно мечтал. Сегодня сложно себе представить, каким феноменальным событием в застойные советские времена была покупка автомобиля! — восклицает Валерий. — И кстати, и квартира, и покупка машины были очень убедительным доказательством того, что Миша перед этими гастролями никак не собирался остаться за границей насовсем. С этой „Волгой“ была целая история. Это сейчас Миша имеет всё и по всему миру, а тогда он бегал по друзьям, занимал на покупку деньги. И потом ему это, конечно, припомнили: мало того что Барышников, мол, предатель родины, он еще и своих друзей предал, взял деньги и нарочно не вернулся, чтобы не отдавать. Это про Мишу-то! Конечно же он всегда отдавал долги сторицей».
Вздор и гений
В то время атмосфера недоверия уже сгущалась вокруг Барышникова. За ним поглядывали в Питере, а на гастролях откровенно доставали слежкой и унижениями. И решение Барышникова остаться в Америке было хоть и абсолютно спонтанным, но вполне логичным.
«Он же прекрасно понимал, что он за личность, осознавал меру своего таланта. Точнее, меры как раз и не было. Миша — гений балета, — продолжает рассказ Валерий Федорович. — Печально, что для Запада его гений был очевиден, а у нас его сковывали по рукам и ногам, Мише вечно приходилось отстаивать свое право на искусство — например право танцевать в балете Петрова „Сотворение мира“. А там ведь ничего крамольного и антиправительственного не было. Но по тем временам даже танец в трико телесного цвета вызывал у цензоров негодование. Ну а в чем, скажите на милость, должны танцевать обнаженные Адам и Ева? И вот весь этот чиновничий вздор каждый раз и по любому поводу заедал Мишу. Много сил уходило на сопротивление этому бреду, а он хотел работать свободно. Он же был окрыленным и открытым всему миру человеком. И он никогда не жаловался, ситуацию вокруг него я видел сам. Кроме того, Миша был очень гармоничной личностью — его любовь к поэзии, его знание живописи поражали. Он решил остаться, как и Нуреев, как и Макарова, для того, чтобы жить и дышать полной грудью. И всей своей жизнью доказал, что заслуживает того положения, в котором сейчас находится. Но в его жизни было много и трагических моментов. Например, смерть матери, которая по своей воле ушла из жизни, и то, что Миша не контактировал с отцом, и многое другое не могло не обострить его характер».
Теперь, глядя на снимок, обращаешь внимание на то, как печален Барышников, его глаза, выражение лица, положение рук. Но тогда, по словам Валерия Плотникова, это настроение не ощущалось. Однако объектив не обманешь.
«Может, предчувствие, — комментирует Плотников. — Миша, как я знаю, очень любил своего Фому. Но на гастроли в Америку собаку не возьмешь. Это сегодня можно сделать элементарно, а тогда нет. Потом Миша много раз пытался организовать переправку Фомы к нему за границу. Но все эти попытки проваливались только потому, что спецслужбы из какой-то подлой мстительности и желания сделать гадость следили за всем, что касается Барышникова, включая его друзей, у которых был план переправить Фому в Финляндию на машине, что было более-менее реально, а уже оттуда — самолетом в Америку. Миша беспрестанно звонил и спрашивал, «как там Фома». Но, к сожалению, ничего не получилось, и пес так и остался в Ленинграде в статусе «член семьи врага народа».
Анна Балуева
Это интересно
+17
|
|||
Последние откомментированные темы: