Когда я приехал в Канаду и пришёл для моего первого в этой стране урока,  директор (китаянка) торжественным тоном  мне сообщила,  что для начала  дала мне в качестве студента "настоящего китайца".  И  этот "настоящий китаец" уже  давно сидит в классе и  готовится к нашему с ним  уроку. 

 Я на тот момент не знал,  что  китайцы "местного разлива"  принципиально отличаются от китайцев, импортированных непосредственно из Поднебесной.  Поэтому никакого отклика в своей душе на эту весть не почувствовал.

"Настоящий китаец" был уже в возрасте,  когда обычно поступают в университет.  Где и у кого он учился до меня - не знаю.  Но на двух страницах фуги Баха,  которую он принёс на урок,  он умудрился сделать 87 (восемьдесят семь) ошибок.  По-английски он почти не говорил,  понимал меня с большим трудом и всё что-то записывал себе в блокнот своей "китайской грамотой",  которая была для меня именно тем ,  чем она и  является для любого  русского.

  Вся музыкальная часть урока свелась к этому первому и последнему исполнению  фуги  с ошибками и моим попыткам как-то объяснить "настоящему китайцу",  где и в чём именно он ошибался.

Через неделю этот же или похожий на него китаец  опять пришёл ко мне в класс с той же самой фугой.  Мне было интересно,  сумел ли он хоть что-либо понять из моих указаний и исправить хотя бы пару десятков  наиболее вопиющих ошибок?
Если бы я сам был на его месте, то, наверняка,  сумел бы за неделю с этой задачей справиться,  правда,  без учёта языкового барьера.   Однако я в своих ожиданиях на этот раз очень крупно ошибся.

Мне пришлось пойти в оффис,  чтобы выяснить: тот ли это самый "настоящий китаец" с прошлой недели,  или ко мне уже  ещё одного с похожей (на взгляд русского) внешностью направили.  Оказалось, что это именно тот самый  "настоящий",  но он исправил ВСЕ ДО ЕДИНОЙ ошибки в своей фуге и мне теперь с ним просто нечем было заняться на уроке,  потому что  никаких других нот  он  с  собой не принёс.

В последующие три  года "настоящий китаец" добился огромного прогресса и в музыке,  и английском. Он победил в нескольких местных конкурсах пианистов и брался с успехом исключительно за наиболее сложные и трудные для исполнения произведения.  А мне стали от него доставаться всё более трудные вопросы,  на которые не всегда было легко ответить.

Например,  не чувствую ли я себя пристыженным оттого,  что иногда задеваю посторонние клавиши в "Кампанелле", в то время, как мои студенты (он сам) этого не делают и играют  "без происшествий"?
Почему я пропустил несколько нот в среднем голосе,  показывая ему новую фугу Баха? Это моя небрежность,  или я знаю какую-то другую редакцию этого произведения без этих пропущенных мною нот?
Не думаю ли  я,   что мои студенты занимались бы музыкой с большим воодушевлением,  если бы я приезжал на "Мерседесе" последней модели,  а не на "Додже" далеко не последнего года выпуска?  Ит.д.

Дело в том,  что мой учитетель Владимир Нильсен в своё время "купил меня"  (я уже записался  в класс к другому профессору) своим обещанием отвечать на ЛЮБЫЕ вопросы своих студентов.  И я следую этому его правилу уже с   его "музыкальными внуками"   - моими собственными учениками.  Любой ученик имеет право спросить меня о чём угодно - я обязуюсь ответить.

Приходится порой отвечать  на вопросы вроде: "А почему мама любит брата,  а меня не любит?", или  "Почему у сестры растут волосы подмышками, а у меня нет?".  Но атмосфера полного доверия в классе для меня важнее всего.  
В один прекрасный день "настоящий китаец" окончательно почуствовал,  что перерос меня как учителя и исчез.  К кому он отправился - не знаю.  Надеюсь,  что  в своём решении он не ошибся и продолжил свой рост без меня.

Другой мой студент - сын японца  и китаянки достиг  таких же результатов и тоже за три года, подтвердив поговорку "плох ученик, который не превзойдёт своего учителя".  Я его стал приглашать выступать вместе со мною в концертах и он очень нравился публике. Благо за это не нужно отдельно платить - всё равно залы берут плату за четыре часа, которые  никогда целиком не используешь.  Так почему бы не отдать дополнительное время молодому дарованию?   Но в один прекрасный день его отец пригласил меня на шикарный ужин,  надарил мне кучу подарков и сказал,  что больше не разрешает своему сыну со мною общаться.

Дело в том, что этот сын - единственный ребёнок в семье - под моим "дурным влиянием" решил стать профессиональным пианистом.  А папе нужен наследник,  который продолжит семейную традицию  профессиональных инвесторов и возьмёт на себя   управление  его многомиллионным или многомиллиардным (точно не знаю ) бизнесом.

Ещё одна студентка - на этот раз девушка и тоже полу-японка-полу-китаянка.  Она опять же  за три года умудрилась набрать коллекцию медалей на местных конкурсах.  И после одного, особенно удачного, на котором она получила первое место в КАЖДОЙ категории конкурса (лучший Бах, лучший Моцарт, Шопен, неоромантик, импрессионист, современный композитор ит.д.) её сразу же пригласили преподавать в RCM с гарантированной оплатой 80 долларов в час.  Мне самому, кстати,  такая же оплата совсем бы не помешала. Но директор RCM в своё время уже объяснил мне, что в Канаде "начальник лишь выражает чувства и волю всего коллектива", а  я  ведь не смогу дать  гарантию,  что каждый в его коллективе будет счастлив в связи с моим там появлением. 

Что общего у  этих трёх и всех остальных моих  успешных студентов, как это они своими семимильными шагами смогли за три года пройти путь,  на который мне самому потребовались более 20 лет "официальной учёбы" и десятки лет "университетов жизни"?

Им в нашем случае,  конечно,  повезло с учителем, который вместо них самих "на своей шкуре" уже выяснил: чего музыканту ни в коем случае не нужно делать и облазил все тупики на дороге музыканта,  из которых нет выхода.  Мой учитель В. Нильсен именно так и формулировал задачу учителя: "Учитель должен учить не хорошему, а плохому:  чего именно нужно избегать? Хорошего на свете - океан,  научить всему хорошему невозможно. А  плохого не так уж и много.  Вот на этом в учёбе и нужно фокусироваться".

Но ведь у этого же  учителя (меня самого) немало учеников ограничилось лишь "двумя уроками в один час  - первым и последним же" к полному счастью для обоих: и для ученика и для учителя.  Так что дело тут не только в учителе,  но и в ученике:  к  какому именно сорту учеников данный ученик принадлежит?  Я  не верю в существование специфической музыкальной одарённости либо в её отсутствие. Уж слишком часто реальные факты опровергают  предсказания,  сделанные на основе специальных тестов "на музыкальный слух и талант" - достаточно вспомнить отвергнутых учителями "бездарей" Верди и Бетховена. 

Но я убеждён,  что дело тут почти исключительно в "отношении к делу"  (attitude) данного ученика. У меня в классе,  в доказательство этого,  висит календарь,  изданный каким-то медицинским обществом в Швейцарии, с портретом  моего ученика-аутиста,  который вообще не может учиться в обычной школе по указанной причине,  но уверенно играет на рояле и даже побеждает на конкурсах. 

И вот в как раз определении "сорта" данного ученика есть очень интересное явление,  которое не всем известно.
С  первым сортом - тут всё ясно. Ученик этого сорта следует указаниям учителя и  вскоре взмывает к звёздам,  использовав эти уроки в качестве "разгонного блока" для своего космического корабля.  До  секунд,  как в космической технике,  этот этап,   конечно не доходит,  но вот Иосифа Гофмана его учитель  А. Рубинштейн выгнал не через три года,  а  всего лишь через один месяц со словами: "Убирайтесь к чёрту, мне больше учить Вас нечему!" 
 
И вот тут нужно вспомнить,  что  язык,  манера говорить отражает внутренний мир человека,  его сущность и состояние.  Когда мы говорим о ком-либо, что он "заговорил уже совершенно другим языком",  мы имеем в виду,  что под  воздействием внешних сил данный человек вынужден был перемениться  и во взглядах и в поведении.  А  это непременно означает определённую ломку личности,  которая всегда очень болезненна.

 И  поскольку музыка - это один из человеческих языков,  перемены в музыкальном языке человека (а к этому неизбежно приводит любое эффективное обучение) особого удовольствия и радости на раннем этапе ни ученику, ни учителю не обещают. Ведь удаление из меня каких-то  моих привычек и представлений с заменой их какими-то пластами,  элементами чужого мне сознания - это же настоящее насилие над личностью, к которому положительного настроения в душе человека быть не может в принципе. 

По этой естественной причине я  сам никогда не хотел быть учеником уже  упомянутого первого сорта,  который беспрекословно,  точно и в срок выполняет указания учителя. И по той же причине я  никогда  никого не призываю  быть учениками первого сорта - уж слишком это неприятно.  Я  всегда уговаривал и себя,  и других просто побыть какое-то время учениками второго сорта.  А  этот вариант  уже гораздо приятнее для нас, и с ним намного легче смириться.

Ученик второго сорта без возражений принимает задание учителя и даже выполняет его именно так,  как учитель требует.  Но лишь  затем,  чтобы затем уже  совершенно откровенно сказать учителю всё,  что он - ученик об этом задании и о самом учителе думает,  и  что он в связи  со всем  этим  чувствует.   В таком  случае учебный процесс идёт по формуле "сначала делаем, а затем спорим".

Обычно не слишком трудоёмкое согласие на обучение  именно по формуле "второго сорта" позволило мне не потерять большинство из моих учеников и даже успешно работать с  большими музыкальными коллективами (особенно с хорами).  Но те,  кто дают подобное согласие не догадываются,  что "ученик второго сорта" - это очень неустойчивое состояние ученика,  которое никак не может продолжаться более одного - двух уроков.
 
Ведь если я выполнил задание и у меня тотчас же получилась намного лучшая музыка, чем обычно ( а в музыке это сразу же  очевидно для каждого),  то нужно быть самому себе врагом,  чтобы не попробовать выполнить ещё одно задание, а за ним и ещё одно с тем же результатом.  Но а уж если я выполнил всё,  что сказал учитель,  а  хорошей музыки так и не получилось - то какой смысл  в уроках от данного учителя.  Нужно скорее их прекращать и уходить к  другому учителю.   Вот по этой причине учеников второго сорта нет и быть не может в принципе.

Ученик же третьего сорта полон совершенно естественных для любого человека чувств  из серии: "как бы мне это сделать моё плохое,  убыточное хозяйство хорошим, прибыльным,  но непременно ничего в нём при этом не меняя". 

Такой ученик сначала  спорит с учителем о  сомнительной на его взгляд  необходимости данного задания  и какого-либо вообще смысла в нём, и лишь затем уже берётся за его выполнение.  В ещё худшем варианте эти же мысли вслух учителю не высказываются,  а просто молча уносятся с урока домой.

Однако  пребывание ученика в третьем сорте даже ещё более неустойчиво,  чем  во втором.  Потому что,  когда человек берётся за какое угодно дело с целью доказать кому-то,  что дело это никому не нужно,  да и сделать-то его  невозможно,  то результат его усилий,  как и качество этих усилий,  известны заранее.   В  этой ситуации люди почти всегда готовы "отморозить собственные уши назло бабушке" лишь бы доказать ей,  как она была не права.      Даже лучшее лекарство не улучшит самочувствие пациента, если тот полон гнева и доказывает своему врачу,  что лекарство плохое и ему совершенно не подходит.

Поэтому сколь-нибудь продолжительное пребывание для ученика "в третьем сорте" совершенно невозможно.  Он неизбежно соскальзывает в четвёртый сорт.  А этом сорте ученики  спорят с учителем  уже не "до" выполнения задания, и  не "после", а   "ВМЕСТО".


Со всеми вытекающими последствиями.

https://www.proza.ru/avtor/vladimirdounin

https://www.proza.ru/2019/03/07/159