Геннадий Павлов родом из века семнадцатого, в лучшем случае – восемнадцатого, хотя родился в послевоенном сорок седьмом. Но укоренен он в иной традиции, в той культуре, которая сегодня почти скрылась в историческом тумане.
Имена художников той эпохи известны разве что только узким специалистам, а их работы в своем большинстве утрачены. На поверхности остались Рокотов, Боровиковский, Левицкий да еще с десяток имен. И Геннадий Павлов – тоже мало кому известен, о нём нет почти никакой информации, кроме официальной.
Ничего нет даже в вездесущем Интернете. Всего несколько слов: когда родился, где учился, сколько персональных выставок. Я набрела на имя Геннадия Павлова, разбирая в вынужденном многомесячном отпуске старые журналы, из которых выдирала все понравившиеся репродукции со статьями о художниках.
Я тогда, тридцать лет назад, и не предполагала, что сегодня мне они, ох, как пригодятся. Тогда, в восьмидесятые годы, всё было в дефиците, а многое - под запретом. Это сейчас можно найти на просторах сети практически любую информацию о многих, а тогда даже о древнерусской живописи и иконах надо было постараться, чтобы отыскать действительно профессионально написанное и интересное.
Но, оказалось, сегодня и в Интернете не всё отыщешь. Геннадий Матвеевич Павлов – москвич, что очень удивительно, если знать, о чем его странные картины. Его любимая книга – русского философа князя Евгения Трубецкого о русской иконе. Там – всё его, всё ему родное, всё, в чём укоренен и из чего растет его творчество.
Простые по сюжеты и сложные по внутреннему смыслу, картины печальны, но печаль эта светла. В них царят тишина и безмолвие, мир и покой. Здесь нет людей, храмы и улицы пусты, но всё здесь светится Божественным светом, как на иконах, а русские храмы – те же лики святых, источающие Небесный свет.
И Свет во тьме светит и тьма Его не объяла, хотя всё происходит в полутьме, в сумерках, то ли вечерних, то ли утренних, когда спускается ночь или когда вот-вот настанет утро. Или это лунный свет делает их сказочно-чудесными? Его храмы - живые, с мудрыми взорами, с расправленными крыльями, готовые взлететь Туда, откуда родом.
Московские дома и улицы тоже сказочные, и люди – необычны. Вот кто-то в полночь выгуливает на поводке своего кота-баяна, кто-то выгоняет скот на пастбища, кто-то рыбачит. Но все они по сравнению с домами, природой и животными очень маленькие, словно находятся на периферии мира. Здесь - не они главные.
Нереальный мир Геннадия Павлова живет по иным законам, здесь всё таинственно и необычно, пришли они из обычной жизни, но из той, что уже давно канула в небытие – из улочек старой Москвы, многие из которых приказали долго жить, из той русской старины, к которой навсегда остался привязанным художник. И не он один.
Картины заставляют задуматься, и смотреть их нужно не спеша, потому что наполнены трепетным отношением к миру, природе, к тому теплу, свету и тайне, что они источают. Мир Геннадия Павлова добрый, летний, уютный, мир старых маленьких двориков, великолепных деревьев и чистоты, дивных сказочно-красивых облаков с необычными очертаниями.
Все картины окрашены в меланхолическое настроение, но от этого они не становятся менее притягательными, скорее наоборот. Золотой сон, в котором современный мир с его железной хваткой преображается в инобытие, наполняясь духовностью. Именно ей, духовной жизни мира, природы, старинных улочек, домов и храмов посвящает сказочный художник свое творчество.
Во многом именно поэтому судьба художника складывалась очень непросто. Чиновники не жаловали его картины, с чванливостью вынося свой приговор: «Нельзя выставлять, темы какие-то непонятные: коты, кресты, странные улицы и чудаки».
Но пришли иные времена, и через двадцать лет его картинам всё-таки нашлось место в выставочных залах: и в Третьяковке, и в частных коллекциях, и в провинциальных музеях, и в музеях запада, куда Геннадий Павлов с большой неохотой отдает свои полотна.
Это интересно
+8
|
|||
Последние откомментированные темы: