Анатолий Мариенгоф – из другого времени, из другого мира, другой эпохи, из другого рода-племени, так и оставшийся в своем веке: сумасшедшем, буйном, молодом, голодном и философском.
И хотя физически он его пережил на тридцать лет (умер в 1962 году), но все самое главное, что с ним случилось, произошло тогда. Тогда он писал парадоксальные стихи, соединявшие высокое с низким, иронию с трагедией, ёрничанье с чистотой. Его стихи запоминались неожиданно найденными образами, оптимизмом и жизнерадостностью, несмотря на голод, холод, войну и разруху.
Тогда он вошел в группу имажинистов, создававших себе славу не столько стихами, сколько скандалами, эпатажем и хулиганскими выходками. Тогда он знакомится с Есениным, Мейерхольдом, Зинаидой Райх, Айседорой Дункан, Маяковским, Хлебниковым, Николаем Эрдманом и другими легендами начала двадцатого века.
И тогда же он пережил глубочайшую личную трагедию – самоубийство Сергея Есенина, с которым был дружен как ни с кем и никогда, ни до, ни после. После смерти друга он пишет «Роман без вранья», который стал началом травли Анатолия Мариенгофа, закончившейся тем, что он вынужден был тихо уйти из большой литературы. Но пока ему двадцать и он пишет:
Даже грязными, как торговок
Подолы
Люди, люблю вас.
Что нам, мучительно-нездоровым
Теперь -
Чистота глаз
Савонаролы,
Изжога
Благочестия
И лести,
Давида псалмы,
Когда от Бога
Отрезаны мы,
Как купоны от серии.
(1917)***
Ночь, как слеза, вытекла из огромного глаза
И на крыши сползла по ресницам.
Встала печаль, как Лазарь,
И побежала на улицы рыдать и виниться.
Кидалась на шеи - и все шарахались
И кричали: безумная!
И в барабанные перепонки вопами страха
Били, как в звенящие бубны
(1917).
Сергей Есенин и Анатолий Мариенгоф
О том времени, о себе, о встречах Анатолий Борисович рассказывал в своих мемуарах и автобиографических книгах - Бессмертной трилогии. Это лучшее, что написано о послереволюционном времени. Его начали печатать только в 1988 - четверть века спустя после смерти.
Он вернулся к читателю вместе с Платоновым, Замятиным и Пильняком, заняв место в одном ряду с этими замечательными писателями. Вспоминая Анатолия Мариенгофа, поэта и писателя, предлагаю несколько выдержек и цитат из его книг.
Мы жили в донской станице. Хозяйка, кормя своих уток, каждую называла по имени, и те, поклевывая, откликались. «Утки умные?»,- спросил я. Седоусый казак хмуро ответил: «Жрать все умные». Он был философ, а в эту минуту лениво читал роман-газету.
***
Хорошие писатели поступают так: берут живых людей и всаживают их в свою книгу. Потом те вылезают из книги и снова уходят в жизнь, только в несколько ином виде, я бы сказал, менее смертном.
***
Прошлое! Чем больше седин на голове, тем оно кажется милей. Все, все мило! И детство, забрызганное горькими слезами, и отрочество, омраченное надоедливыми школьными зубрёжками; и юность, разодранная трагедиями духа; для чего жить? как жить? чем жить? А главное – с кем? С горничной, с проституткой или с чужой женой?
***
Разговор с отцом: «Вообще, мой друг, советую тебе пореже ссориться с жизнью….Какой смысл из-за пустяков портить с ней отношения?...Жизнь идет шагом по своей дорожке…А ты наверняка в какой-нибудь канаве очутишься с переломанными ребрами» - «Обязательно!.. И не раз, папа». Эти слова мои оказались пророческими. Но кто же на этом свете слушается умных советов?
***
Анатолий Мариенгоф (справа) с отцом и сестрой
Мелкой рысцой на доисторическом извозчике подъехал Мейерхольд к зданию на Большой Никитской. Рядом ним гордо сидела Зинаида Райх. Брошенная Есениным, она стала женой Мейерхольда, который в спешном порядке делал из этой скромной совслужащей знаменитую актрису.
…Мейерхольд спросил меня… «Как ты думаешь, Зиночка будет знаменитой актрисой?» Я вытаращил глаза: «Почему актрисой, а не изобретателем электрической лампочки?» Тогда, по наивности, я еще воображал: для того, чтобы стать знаменитой актрисой, надо иметь талант, страсть к сцене, где-то чему-то учиться, после чего года два говорить на сцене «Кушать подано!»
Мейерхольд вздернул свой серанодебержераковский нос: «Ерунда!.. Надо иметь только…» И ткнул пальцем в грудь, что означало: «Надо иметь мужем меня – Мейерхольда!» Примерно также он относился, по крайней мере на словах, и к драматической литературе: «При чем тут пьеса? Что такое пьеса? Дай мне справочник «Вся Москва» или телефонную книжку, и я сделаю гениальный спектакль».
***
Если Станиславский был богом театра, то Мейерхольд – его сатаной. Но ведь сатана – это тот же бог, только с черным ликом. Не правда ли? Как мы знаем по истории прекрасного, в предшествующую эпоху, например, некоторые стоящие служители муз и граций даже предпочитали иметь дело с ним, с сатаной, считая его умней, дерзновенней, справедливой, а потому и выше бога.
…Ведь это старо как мир: только бездарные ученики бывают почтительны и благодарны учителю. Богу это известно лучше, чем кому-либо другому.
***
…он поотстал от нас в славе, как пышно называли мы свою скандальную известность. Пришли мы к ней путями многими, путями нелегкими. Доводилось темной осенней ночью даже московские улицы переименовывать. Отдирали дощечки: «Кузнецкий мост» и приколачивали «Улица имажиниста Есенина», отдирали «Петровка» и приколачивали – «Улица имажиниста Мариенгофа»
***
С.Есенин, А.Мариенгоф и В.Хлебников
Гуляли по Московскому зоологическому саду. К железным клеткам, в которых помещались не слишком благородные животные, иногда были прикреплены металлические дощечки с надписью: "Хорошо переносят неволю". К сожалению, на мою клетку нельзя повесить дощечку с такой утешительной надписью.
***
Начальник американского генерального штаба Риджуэй рассказывает: было совещание перед крупной операцией; какой-то генерал, согнувшись над картой, сказал: «За эту высоту я бы отдал десять тысяч человек». В комнате стало тихо. И вдруг из глубины раздался спокойный голос: «Щедрый мерзавец». Вот и Сталин тоже был щедрый мерзавец. Я даже думаю - самый щедрый из тех, кого запомнила история.
***
К тридцати годам стихами я объелся. Для того, чтобы работать над прозой необходимо было обуржуазиться. И я женился на актрисе. К удивлению это не помогло. Тогда я завёл сына. Когда меня снова потянет на стихи, придётся обзавестись велосипедом или любовницей. Поэзия не занятие для порядочного человека
***
Ковыряюсь, канителюсь, потею над словом... Да, к сожалению, я не Достоевский, я не имею права писать плохо.
***
Возобновили старый-престарый фильм "Отец Сергий" по Толстому. В кино "Аврора", что на Невском возле "Гастронома" N1, в переполненном зале было так тихо, словно затаил дыхание один человек, а не тысяча. Вдруг из тишины, из темноты раздался низкий женский голос: "Ему надо бы не палец рубить!"
***
Глядя, как наш сангвиник Юрочка Герман ест или даже говорит об еде, вспоминаю: "Назначение человека - обедать". Его жена Танечка говорит: «Хочу иметь очень много денег. Чтобы класть, класть и класть на сберкнижку». Отвечаю: «Я, Танечка, тоже хочу иметь много денег. Чтобы брать, брать и брать со сберкнижки».
***
Анатолий Борисович Мариенгоф
Силы такой не найти, которая бы вытравила из россиян губительную склонность к искусствам, - ни тифозная вошь, ни уездные кисельные грязи по щиколотку, ни бессортирье, ни война, ни революция, ни пустое брюхо, ни протертые на локтях рукавишки.
***
Виктор Шкловский был человеком благородным, хоть и не слишком мужественным. В жилах его текла кровь революционера. Тем не менее Сталин его почему-то не посадил. В конце тридцатых годов это удивляло и самого непосаженного, и его друзей. Округляя и без того круглые глаза свои, приутихший формалист шепотом говорил: «Я чувствую себя в нашей стране, как живая чернобурка в меховом магазине».
***
Моя маленькая теща, напуганная нелегкой жизнью, любила говорить о себе: «Одна, как палец». Этот неточный образ вызывал у меня улыбку. «Но ведь пальцев-то, мамаша, на правой руке пять, на левой – пять, не говоря уже о ногах… Почему же одна как палец?» Она смотрела на меня скорбными глазами, кивала головой, видимо, соглашаясь, а завтра опять говорила: «Одна, как палец».
В конце концов, этот неточный образ стал для меня прелестным лирическим символом одиночества. К чему это я рассказал? Да вот вижу сходство между моей маленькой тещей и Маяковским. ...Потому что никогда я не видел Маяковского вдвоем или в тесной дружеской компании. Никогда не видел его с веселым, молодым и счастливым глазом.
***
Анатолий Мариенгоф
…хорошее чувство было тщательно спрятано под вечной иронией, этой неотвязной спутницей нашей среды.
***
Эмиль Кроткий являлся блестящим эпиграммистом в пушкинской манере. К примеру:
Он, убоясь последствий вредных,
Переменил на прозу стих –
Вольтер – для глупых, Франс – для бедных
И Эренбург – для остальных.***
У жизни тяжелые кулаки. Это надо знать и твердо помнить. А мы, как простачки-дурачки, не только отчаянно воем, когда она сворачивает нам челюсть, но еще и удивляемся…
Это интересно
+19
|
|||
Последние откомментированные темы: