Самому востребованному в мире русскому живописцу судьба подарила три встречи. Первая дама сердца его отвергла, вторая — оставила после двенадцати лет брака. И только третья принесла долгожданное счастье.

Репродукции автопортрета И.К. Айвазовского, 1874 г. галерея Уффици, Флоренция, Италия, фото репродукции картины «Путешествие Посейдона по морю» И.К. Айвазовского, 1894 Г. Феодосийская картинная галерея имени И.К. Айвазовского

В июне в Лондоне прошла традиционная неделя «русских торгов». Лидерами на Christie’s и MacDougall’s стали картины Ивана Айвазовского, который сегодня самый востребованный в мире русский живописец. При том точного количества его полотен не знает никто: считается, что их около шести тысяч. Среди отечественных художников Иван Константинович на первом месте еще в двух «номинациях»: именно его работы чаще всего похищают и подделывают.

Летом 1848 года длинный свадебный кортеж направлялся из Феодосии в Шейх-Мамай — имение новобрачного, расположенное в окрестностях города. Неожиданно на дороге как из-под земли вырос отряд горцев и с воинственными криками окружил процессию. Не успели гости испугаться, как предводитель, известный в здешних местах Алим Азамат-оглу, подлетел к экипажу молодых, распахнул дверцу и, учтиво поклонившись, положил на колени невесты расшитый золотом платок. Через мгновение наездники умчались...

— Кто это? — только и смогла вымолвить Юленька Айвазовская, с недоумением разглядывая неожиданный подарок.

— Алимка-разбойник, — спокойно отвечал ее новоиспеченный супруг. — Да-да, самый настоящий. Но ты не бойся, он меня знает и никогда нас не обидит.

Юлия ощутила себя героиней восточной сказки. Чувства ее смешались: восхищение соседствовало со страхом. Невольно вспомнился стук дверцы другой кареты. Той, в которой много лет назад, когда она была совсем маленькой, ехала вся ее семья. Также с гиканьем налетели джигиты, и любимый отец, в последний раз обняв жену и пятерых детей, навсегда исчез из их жизни. Позже они узнали: спустя несколько дней он отплыл в далекую Палестину, где и сгинул. С тех пор мать Юлии невзлюбила этот населенный суровыми людьми и продуваемый ветрами край. А особенно — море, такое переменчивое и непредсказуемое. Неприязнь передалась и дочери.

Юлия Яковлевна попыталась прогнать неприятные мысли, но так и не смогла унять беспокойства. Как случилось, что она, такая рассудительная, вышла замуж за совсем незнакомого человека? И теперь хозяйка дома на ненавистном побережье?

...В светских домах Петербурга Ивана Константиновича Айвазовского принимали с особенным почтением. Вот уже несколько лет как художник считался завидным женихом. Помилуйте: молод, талантлив, хорош собой — в обществе единодушно решили, что он похож на Александра Пушкина, только гораздо интереснее. В тридцать лет уже профессор живописи, обласкан императором и пожалован дворянством. Но все это ничто по сравнению с его оглушительной славой. Айвазовский, по сути, первый русский художник, устраивающий персональные выставки: публика слетается на одно его имя.

Неудивительно, что в столичных гостиных судачили о новой знаменитости и, конечно же, в связи с ним упоминали имя божественной Марии Тальони — первой балерины, вставшей на пуанты, отказавшейся от грима и надевшей легкое платье. История была явно приукрашенной, но такой романтичной! Доподлинно известно, что тридцатитрехлетняя итальянка приезжала в Петербург осенью 1837 года. Она уже мировая звезда, непревзойденная Сильфида, среди ее поклонников — члены императорской фамилии. Дальше начинается легенда. Якобы в один из дней карета Марии сбивает на дороге прохожего. Тот падает, на мгновение теряет сознание...

«О, как вы неосторожны, — доносится до него французская речь. Юноша открывает глаза и видит склонившуюся над ним даму в белом. Она помогает ему встать и, поддержав под руку, усаживает в свою карету: — Я отвезу вас домой. Где вы живете?» Пострадавший отвечает, что зовут его Иван Гайвазовский, ему двадцать, он начинающий живописец и живет при Академии художеств. Вечером того же дня в Академию принесли конверт из мягкой голубой бумаги с шестью билетами на «Сильфиду» в самый лучший, четвертый ряд партера. Записки приложено не было. Но получатель не сомневался: «Это она!»

В театр Гайвазовский отправился с приятелями-академистами. Чувствовали они себя неловко. Люди весьма значительные, да что там — их профессора! — занимали куда более скромные места. После того как опустился занавес, казалось, овациям великой балерине не будет конца, в нарушение всех правил аплодировали даже дамы. Разумеется, это была она: Гайвазовский всматривался в лицо крылатой Сильфиды, полюбившей простого смертного, и тонул в ее темных глазах. После спектакля будущие художники пробрались к артистическому подъезду и дождались выхода Тальони. А она, садясь в карету, протянула Ивану розу...

Такую историю рассказывали в Петербурге. Правда, спустя десять лет после описываемых событий, когда к Гайвазовскому уже пришла вожделенная слава. Будто бы весь сезон, пока Тальони гастролировала в Петербурге, длились их романтические отношения. После отъезда Марии Иван просил академиков отпустить его практиковаться в живописи на ее родину, в Италию. Последнее было уже откровенной выдумкой. Упрашивать никого не пришлось: в сентябре 1837 года Иван Гайвазовский получил за картину «Штиль» Большую золотую медаль Академии, что автоматически давало право на двухлетнюю стажировку. Вот только отправился он не в Европу, а в родную Феодосию. О лучшем нельзя было и мечтать: вернуться в город детства, к семье и любимому Черному морю.

По одной из версий, Иван происходил из армянской семьи Гайзов, жившей какое-то время в Турции, а затем перебравшейся в Польшу, где они и стали называться Гайвазовскими на местный манер. Его отец не был старшим в семье и, оставшись без наследства, отправился странствовать по свету. Он считал себя негоциантом и назывался то Геворгом Айвазяном, то Константином Гайвазовским — в зависимости от обстоятельств. Дом и семью обрел благодаря случаю. Как-то на постоялом дворе Гайвазовский услышал, что русский царь даровал заброшенной после войны с турками Феодосии неслыханные привилегии: в 1798 году городок получил право беспошлинной торговли. К тому времени Феодосия совсем пришла в упадок, в ней проживало всего несколько сот человек. Прежде всего решили возродить порт: требовались лавки, гостиницы, рынок. Желающим бесплатно раздавали земли для строительства.

репродукции портрета полковника Н.Н. Раевского-мл. Работы неизвестного художника, 1821 г. Гарф

Когда в город приехал купец Гайвазовский, здесь уже кипела деловая жизнь. Вскоре у него появились собственное торговое дело, небольшой домик на берегу и молодая жена — армянка Рипсиме. Стали рождаться дети. В крупные купцы Константин не выбился, но в третьей гильдии закрепился. Все порушила война 1812 года. Торговые привилегии у Феодосии отобрали, и она вновь опустела. Гайвазовские разорились. Отец семейства пробавлялся случайными заработками, Рипсиме бралась за любую поденную работу — она слыла искусной вышивальщицей. Но несмотря на скудную жизнь и даже когда Феодосию на полтора года накрыла чума, никто из семейства не заболел и не погиб.

Семнадцатого июля 1817 года у Гайвазовских родился пятый ребенок — сын Ованес. Прожил он под родительским кровом до 1830 года. С детства мальчик рисовал самоварным углем на выбеленных стенах родного дома все, что видел. В его художествах будто дышало Черное море. Однажды эти рисунки увидел градоначальник Феодосии Александр Казначеев и повелел привести к нему юное дарование. Оказалось, кроме несомненного живописного таланта отрок виртуозно играет на скрипке.

— Как твое имя? — спросил Александр Иванович.

— Оник...

— Это по-армянски. По-русски, наверное, Ваня?

— Да, меня так часто называют.

Оник-Ваня приглянулся Казначееву. Настолько, что, когда его назначили губернатором Крыма, с разрешения родителей забрал Ваню с собой в Симферополь. Определил в Таврическую гимназию и даже поселил у себя в доме, познакомив с собственным сыном Сашей. Учителя рисования теряли дар речи, когда Ваня Гайвазовский буквально забрасывал их своими рисунками: работал он очень быстро. И с каждого листа смотрела родная Феодосия. Вскоре в судьбе мальчика появилось еще несколько добрых людей, благодаря которым он был определен «пенсионером Его Императорского Величества с содержанием за счет кабинета Его Величества». В августе 1833 года шестнадцатилетний Иван Гайвазовский переступил порог петербургской Академии художеств.

Написанная во время похода картина «Десант Н.Н. Раевского в Субаши» удостоилась чести быть представленной императору Николаю I. Фото репродукции картины «ДЕсант Н.Н. Раевского в Субаши» И.К. Айвазовского, 1839 г. Самарский областной художественный музей

За следующие пять лет он успел влюбиться в Северную столицу. И все же самой большой любовью оставался Крым. Командированный в Феодосию, через год он отправил в Академию пять картин и просьбу не отзывать его в столицу на зимние месяцы, а позволить участвовать в военных операциях начальника Черноморской прибрежной линии генерала Николая Раевского. Сыну героя 1812 года было доверено окончательное замирение Кавказа. Гайвазовский ходил на пароходе «Колхида» вместе с Раевским, потом перешел к капитану Павлу Нахимову на линейный корабль «Силистрия». Он совершил три десанта на черкесский берег: с пистолетом и рисовальными принадлежностями наперевес участвовал в мелких стычках по усмирению горцев.

Когда летом 1840 года Иван вернулся в Петербург, две его лучшие картины «Десант Н.Н. Раевского в Субаши» и «Вид Севастопольского рейда с военными судами» удостоились чести быть представленными императору Николаю I. Но Гайвазовский вновь засобирался в дорогу — на этот раз наконец в Европу.

Первым пунктом путешествия стала Венеция. Много лет назад именно туда знакомый купец увез учиться старшего брата Ивана. За годы разлуки жизнерадостный Гарик превратился в бесстрастного монаха — архимандрита Гавриила, насельника армянского монастыря Cвятого Лазаря. Братья проговорили весь день. На ночь Ивана разместили в келье, где когда-то лорд Байрон изучал старинные рукописи и работал над армяно-английским словарем. Гайвазовский объездил всю страну, работая со страстью одержимого и прерываясь только на сон. Готовые картины отсылал в Петербург, но некоторые демонстрировал и в Италии. Три работы, выставленные в римской галерее, принесли ему настоящую славу. Одну из них, «Хаос. Сотворение мира», со светящимся силуэтом Бога-творца над морскими волнами приобрел папа римский Григорий XVI для галереи Ватикана. После этого художника стали называть первым европейским маринистом. В кафе, где Иван обедал, потянулись зеваки: всем хотелось посмотреть на знаменитость. Сотрапезники Гайвазовского писатель Николай Гоголь и художник Александр Иванов никого не интересовали.

«Хаос. Сотворение мира» 1841 года. Фото репродукции картины «Хаос. Сотворение мира» И.К. Айвазовского, 1841 г. Музей армянской конгрегации мхитаристов, Венеция

Известие о тяжелой болезни брата Гавриила заставило Ивана вернуться в Венецию. Настоятель вопреки строгому уставу разрешил ему привести в монастырь лучших врачей, и брат пошел на поправку. Художник вновь жил в комнате Байрона, где написал несколько картин. Объявил, что подарит их монастырю, а перед этим выставит в Венеции. Копии пожелало иметь полгорода! Жители часами просиживали у монастыря в гондолах: только бы увидеть синьора Гайвазовского.

В один из дней в обитель Cвятого Лазаря пришло письмо в смутно знакомом голубом конверте. Это был билет на «Сильфиду». Снова она! Тальони танцевала по всей Европе, а в Венеции часто жила: здесь у балерины был дом. Она совсем не изменилась. Как и прежде, после спектакля Айвазовский ждал ее у артистического подъезда. Но сам он был уже иным — почти равным. Тальони пригласила Ивана в свою усыпанную цветами гондолу. Скользя по темной воде, они миновали мраморные ступени ее освещенного палаццо. «Меня ждут друзья, но я не хочу домой», — шепнула Мария. Расстались они, когда уже светало.

По приглашению Тальони Иван переехал в ее дом, в комнату, увешанную работами русских художников, среди которых были и три его картины. Потянулись дни, заполненные трудом и отдыхом. Гайвазовский рисовал, вечера они проводили вдвоем с Тальони. В Вербное воскресенье, когда балерина похвалила только что завершенную картину, Иван не сдержался:

— Возьмите ее, Мари, возьмите все, что у меня есть, мою руку и сердце... Будьте моей женой!

Тальони промолчала. А затем усадила его на диван и объяснила, что в ее жизни уже нет места любви. Все миновало.

— Я могу любить только на сцене... — призналась Мария. И вложила Ивану в ладони белую балетную туфельку. — Этот башмачок растоптал мою любовь. Возьмите его.

А еще подарила букетик своих любимых ландышей. Они расстались, на этот раз навсегда.

Эту картину папа римский Григорий XVI приобрел для галереи Ватикана. Фото репродукции портрета папы Григория XVI Работы неизвестного художника

Гайвазовский продолжил европейский вояж: Франция, Англия, Голландия, Бельгия, Португалия, Испания, Мальта... Позже подсчитали: за четыре года в Европе Иван получил сто тридцать пять визовых отметок. Сразу три академии — Римская, Парижская и Амстердамская — избрали его своим членом. Никто из начинающих художников не получал такого признания в Европе. До 1841 года он еще подписывал свои произведения фамилией, данной при рождении, однако вскоре обратился с прошением на высочайшее имя разрешить ему убрать начальную букву «Г». Посчитав, очевидно, что Айвазовский — фамилия более благозвучная.

В России меж тем пошли разговоры: дескать, живописец, оглушенный заграничным успехом, решил обосноваться в Париже. А Иван все еще числился «пенсионером» Академии художеств. Дойди слухи до руководства, у него могли потребовать возместить потраченные на путешествие средства. Пора было возвращаться.

Родина встретила двадцатисемилетнего Айвазовского как триумфатора. Совет Академии единогласно присвоил ему звание российского академика. В одночасье молодой художник оказался на пике моды, его заваливали заказами. Дамы сбивались с ног, чтобы быть ему представленными и зазвать в гости. Но Ивана ждала служба...

Буквально через несколько дней после прибытия новоиспеченный академик в звании первого живописца был причислен к Главному морскому штабу и по приказу государя отправился в распоряжение великого князя Константина Николаевича. А по возвращении из похода в Константинополь уехал в Крым, где, как писал своему знакомому, графу Зубову, «занимался снятием видов Севастополя, Феодосии, Керчи и Одессы». В родном краю Иван Константинович понял, что, побродив по свету, нигде не увидел земли прекрасней и что только здесь его дом. В начале 1846 года в письме тому же Зубову он напишет: «Всю осень я провел почти на Южном берегу Крыма, где совершенно наслаждался природой, видя одно из лучших мест в Европе. <...> И потому я купил маленький фруктовый сад на Южном берегу. <...> Я в восхищении от этой покупки, хотя доходу ни копейки, но зато никакие виллы в Италии не заставят меня завидовать».

«Вид Венеции с лагуны при закате» И.К. Айвазовский, 1873 г.

В мае 1846 года в Феодосии открылась первая персональная выставка Айвазовского, приуроченная к десятилетию творческой деятельности. В городе в его честь устроили грандиозный праздник. Как жалела Рипсиме Гайвазовская, что ее муж не дожил до этих радостных дней! Сама она благодаря сыну превратилась в уважаемую даму. Он построил особняк, как говорят, лучший в городе: с просторных, увитых виноградом балконов открывался чудный вид на море. Но что за дом без детишек? Однако Иван постоянно в разъездах или пропадает в мастерской. В его жизни нет места увлечениям.

Холостяк Айвазовский научился мастерски отклонять приглашения туда, где на него «имели виды». Оттого в очередной приезд в Петербург не слишком охотно отправился в дом, где были две юные девицы. Соблазнил приятель — писатель и любитель музыки князь Одоевский: пообещал, что Михаил Глинка исполнит на вечере свои новые романсы. Иван стоически перетерпел щебетанье жеманных барышень и был вознагражден: из зала послышались первые аккорды. Гости начали рассаживаться вокруг рояля, в последний момент в зал вошли младшие дети в сопровождении гувернантки...

На фоне разряженной публики эта девушка выделялась строгим черным платьем. Волосы уложены в простую прическу, глаза скромно опущены. Глинка исполнил новый романс «Ты скоро меня позабудешь», все зааплодировали, а Айвазовский... не мог отвести взгляда от одухотворенного лица незнакомки. Как сквозь туман услышал слова Михаила Ивановича: «Теперь попросим Ивана Константиновича сыграть нам на скрипке». Тот согласился сразу, ведь будет играть только для нее! Художник выбрал песни Италии: эта музыка всегда вызывала в его сознании образ Марии, несбывшейся мечты. Но сегодня все иначе: в огромном зале были лишь двое — он и строгая девушка в черном.

Едва смолк последний аккорд, Айвазовского окружила восторженная публика. Еще минута — и незнакомка с малышами исчезла. Он даже не узнал ее имени! Ночь Иван Константинович провел без сна. Немного успокоился лишь в мастерской, когда на полотне в свете свечей появилось тонкое лицо. К утру созрел план: он станет бывать в этой семье и давать уроки рисования. Столь щедрого предложения от модного художника никто не ожидал. Старшие сестры даже поссорились, выясняя, ради чьих прекрасных глаз Айвазовский к ним зачастил.

Расчет оправдался. Гувернантку звали мисс Джулия Гревс. Она была англичанкой, точнее шотландкой, и часто присутствовала на занятиях. Они с Иваном подолгу беседовали, и с каждым днем он все больше влюблялся. Но сможет ли девушка ответить на его чувства? Айвазовский написал Юлии Яковлевне, как ее называли на русский манер, письмо с признанием. Улучив момент, передал его прямо на уроке. Она вспыхнула и выскользнула из комнаты: больше в тот день они не виделись. Промучившись ночь, наутро Иван приехал за ответом. Юлия сказала: «Я согласна».

В тот же день по его настоянию Юлия Яковлевна оставила службу, а Иван объявил ее своей невестой в салоне княгини Одоевской. Дамы пытались припомнить, кто такая эта Юлия Яковлевна, и не могли. А уж когда узнали, что бесприданница, да к тому же не первой молодости, почти сверстница жениха... Ведь Айвазовский мог выбирать из лучших столичных невест, породниться со знатнейшими семьями! Возмущению не было предела, кто-то даже сгоряча отказал Ивану Константиновичу от дома.

Но Айвазовскому было все равно. Венчаться с Юлией уговорились в армянской церкви, с условием, что будущие дети тоже будут крещены по армянским канонам. Сразу после венчания молодожены уехали в Феодосию. Когда Юлия Яковлевна уже ждала первенца, муж писал одному из друзей: «...Спешу сказать Вам... о моем счастьи. Правда, я женился как истинный артист, то есть влюбился как никогда. В две недели все было кончено. Теперь, после восьми месяцев, говорю Вам, что я так счастлив, что... я никогда не воображал половину этого счастья. Лучшие мои картины те, которые написаны по вдохновению, так я и женился».

Айвазовский и Юлия Яковлевна с дочерьми Еленой, Александрой, Марией и Жанной Фото: Феодосийская картинная галерея имени И.К. Айвазовского

В 1849 году родилась дочь Елена, следом еще три — Мария, Александра и Жанна. Айвазовские завели огромный экипаж, куда помещалось все семейство, — его называли «Ноев ковчег». Юлия сама воспитывала детей, следила за их образованием, обучала музыке. Она оказалась вполне современной женщиной. Например, всерьез увлеклась археологией. Получив разрешение, организовала раскопки ни много ни мало почти восьмидесяти крымских курганов: найденные там предметы отправлялись в Петербург.

Между тем слава Айвазовского только росла. Ему покровительствовал сам Николай I. Известный живописец Кирилл Лемох вспоминал, как во время их путешествия на колесном пароходе император, глядя на бескрайнюю морскую гладь, якобы сказал художнику: «Айвазовский! Я царь земли, а ты царь моря!»

Иван Константинович по-прежнему всего себя отдавал работе, часто покидал дом ради государственных дел и участия в выставках. Юлия Яковлевна заботилась о детях, и когда подросли дочери, все чаще задумывалась об их будущем. В провинциальной Феодосии непросто отыскать достойных женихов. Госпожа Айвазовская взялась было за создание подобия светского общества, устраивала приемы для избранных. Но Ивана Константиновича эти рауты тяготили и, главное, отрывали от мольберта.

Юлия скучала, и чем дальше, тем откровеннее. Да, ее мужа в Феодосии обожали, уважения, которое питали к нему жители, хватало на все семейство. Но что она видела вокруг? Захолустный городишко на берегу бескрайнего моря, когда-то отнявшего у нее отца.

Она часто мысленно возвращалась к истории его исчезновения. Кем в действительности был доктор Джеймс Гревс? Прибыв по морю из Англии, семья осела в Таганроге. Когда в город приехал путешествующий Александр I, он сделал Джеймса одним из своих врачей. В день смерти императора от брюшного тифа Гревса и оторвали от семьи джигиты: на Кавказе они якобы выполняли особые поручения членов царской семьи и Джеймс должен был сопровождать на пришвартованную в порту яхту бывшего английского посланника. Позднее мать узнала, что девятнадцатого ноября 1825 года этот корабль увез ее мужа в Палестину.

Иван Константинович с внуком Фото: Феодосийская картинная галерея имени И.К. Айвазовского

Неожиданная смерть императора в далеком Таганроге породила множество слухов. В частности, говорили о том, что Александр I не умер, а тайно покинул Россию с помощью англичан...

Дальнейшая судьба Гревсов сложилась удачно: семью взял под опеку граф Михаил Воронцов, поселил в своем дворце в Алупке, дал всем пятерым детям хорошее образование. Те были уверены, что с отцом произошло несчастье и скрывающийся на чужбине император Александр в благодарность за то, что Джеймс ему помог, попросил своего верного сановника не оставлять семью англичанина.

Скучающая Юлия все чаще уезжала с детьми из Феодосии: поначалу в Ялту и Одессу, потом и в Петербург. В 1857 году она перенесла некое нервное заболевание, что, по мнению Ивана, сделало ее характер совсем несносным. А в 1860-м, на двенадцатом году совместной жизни, Юлия увезла дочерей в Одессу и больше не возвращалась. Для Айвазовского это стало трагедией, девочек своих он обожал. А теперь жена позволяла видеться с ними только с ее разрешения! Отношения между супругами настолько разладились, что дочери остались единственным, что их связывало. И, конечно, деньги, за которыми Юлия постоянно обращалась.

Формально жизнь Айвазовского мало изменилась — в дом переехала одна из его сестер и взяла на себя хозяйство. Но на душе было гадко. Утешался он одним: как когда-то у Тальони осталась только ее любовь к балету, так и в его жизни есть то, над чем не властна Юлия, — живопись.

Летом 1870 года художник подал в Эчмиадзинский Синод прошение о разводе. Что же все-таки произошло между супругами? Исследователи жизни и творчества Айвазовского до сих пор разводят руками: по тем временам развод без весомого повода был редкостью.

В прошении о расторжении брака Айвазовский писал, что долгие годы терпел дурной нрав жены, но последнее время они живут врозь: «Моя жена Юлия, относясь ко мне враждебно, живет в столице за мой счет, часто путешествует в Австрию, Францию, Германию, вовлекая меня в колоссальные расходы. <...> Юлия Гревс, руководствуясь советами сомнительных лиц, в последнее время обращается к губернатору и другим высоким чинам государства с просьбой забрать мое имущество и имение, хотя я постоянно обеспечиваю жизнь ее, посылая в Одессу ежемесячно по 500—600 рублей... Она восстанавливает дочерей против меня, беря у них подписи, что после развода они будут жить с ней».

Искать ли причину разрыва в скупости Ивана Константиновича? Но Юлии Яковлевне поступали регулярные выплаты, своим дочерям художник подарил имения в Крыму. А жена все не оставляла его в покое. Возможно, чувствовала себя обиженной, ведь все годы супружества на первом месте у Айвазовского неизменно оставалась живопись, а на втором — государственные интересы.

Так или иначе, она отомстила мужу, и жестоко. Несмотря на прежние договоренности, выдала дочерей замуж по своему усмотрению. Все трое женихов были иноземного происхождения, ни один не принадлежал к армянской церкви. Первого зятя звали Пеолопид (впоследствии Михаил) Латри, второго — Вильгельм Ганзен, третьего — Михаил Лампси.

В 1875 году Иван Константинович заехал в Одессу проведать внуков. Юлии Яковлевне нездоровилось, и Айвазовский пригласил ее с младшей дочерью в Феодосию. Как раз в это время в городе отдыхали друзья художника из Москвы — влиятельная армянская семья Лазаревых. Семнадцатилетняя Жанна и молодой Иван Лазарев с первого взгляда полюбили друг друга, чему Айвазовский был очень рад. Попытался даже вновь сойтись с Юлией Яковлевной. Объяснял, что оба они уже немолоды, приличнее будет вновь жить вместе, в окружении детей и внуков. Но супруга не захотела. А вскоре, невзирая на нежные чувства дочери, выдала Жанну за морского офицера Константина Арцеулова.

Развод — дело долгое, для него надо было соблюсти массу формальностей, например получить разрешение не только от армянской, но и от лютеранской церкви, к которой принадлежала Юлия. В1877 году, когда Иван Константинович смог наконец расторгнуть брак, ему уже исполнилось шестьдесят.

Он не остался одиноким: в доме поселилась семья дочери Александры Лампси. В обеих столицах Феодосию иначе как «городом Айвазовского» теперь не называли. Он стал крестным отцом доброй половины жителей, передавал большие суммы на городское обустройство, открыл «Общую художественную мастерскую», построил здание археологического музея, способствовал проведению водопровода и строительству железной дороги. И по-прежнему ежедневно стоял за мольбертом.

Феодосийская картинная галерея имени И.К. Айвазовского — один из старейших музеев России

На закате жизни судьба подарила художнику последнюю любовь. В 1881 году Айвазовский ехал в своем экипаже и был вынужден остановиться, пропуская похоронную процессию. Сняв шляпу, он вышел на улицу. За гробом следовала молодая женщина. Едва взглянув на нее, Иван Константинович не смог отвести глаз, в одно мгновение поняв: ему необходима эта женщина, только она и никакая другая.

Кто она усопшему? Оказывается, в Феодосии еще есть люди, которых он не знает! Выяснилось, что хоронят купца Саркизова, а за гробом идет его бездетная вдова Анна Никитична, урожденная Бурназян. Купец оставил ей в наследство дом с прекрасным садом и Субашский источник: для страдавшей без пресной воды Феодосии — настоящее сокровище. Живет Анна замкнуто, из дома выходит только в церковь и к морю. Несколько раз Айвазовский видел ее издали во вдовьем одеянии. Через знакомых добился, чтобы его представили. А выждав положенный срок вдовства, сделал предложение, впрочем, не сильно надеясь на согласие. Анна на сорок лет моложе, муж хорошо ее обеспечил, она прекрасна, зачем он ей? Но женщина согласилась, и в январе 1882 года они обвенчались. Впоследствии Айвазовский говорил: «Благодаря этой женитьбе я стал ближе к своему народу». Что он имел в виду — армянское происхождение или кроткий, бесхитростный нрав молодой жены? Наверное, все сразу.

«Жить теперь мне стало спокойно и счастливо», — признавался художник через полгода после свадьбы. Он увековечил красоту Анны Никитичны, изобразив ее на портрете в накинутой на волосы легкой прозрачной накидке. И в жанровом полотне «Сбор фруктов в Крыму» девушку, которая стоя на арбе собирает виноград, Айвазовский писал с двадцатипятилетней Анны.

...Спустя два года после женитьбы на Вербное воскресенье в их доме среди огромного количества цветов, которые горожане традиционно преподносили своему знаменитому земляку, появилась скромная корзинка ландышей — без сопроводительной записки или визитной карточки. Хозяйка и не заметила букета, когда украшала цветами особняк.

Фото репродукции картины «Выжившие» И.К. Айвазовского, 1873 г.

Анна оказалась умелой и заботливой хозяйкой. Отныне в доме Айвазовского, как ему когда-то и мечталось, жила большая дружная семья. Иван Константинович с Анной ездили в Петербург и в Европу на открытие его выставок. А в 1892 году решились на большое путешествие в Америку. Но несмотря на то что марины Айвазовского в Нью-Йорке, Вашингтоне и Бостоне принимали с огромным успехом, Анна скучала по дому едва ли не сильнее мужа и считала дни до возвращения в Феодосию. На обратном пути их пароход в Атлантике попал в шторм. Супруги стояли на палубе крепко держась за руки и оттого ничего не страшась.

Одно омрачало старость Ивана Константиновича: у него не было прямых потомков по мужской линии. Весной 1900 года Айвазовский обратился к Николаю II с просьбой об официальном усыновлении внука — Александра Латри — «вместе с гербом и достоинствами дворянского рода». Но решения государя восьмидесятидвухлетний художник не дождался. Он умер во сне, в ночь на девятнадцатое апреля 1900 года в своем кабинете. На мольберте осталась незаконченная картина. Разрешение на присвоение внуку фамилии Айвазовский получала Анна Никитична.

Жизнь в Феодосии будто остановилась: занятия в школах прекратились, магазины закрылись, примолк даже всегда шумный рынок в порту. Казалось, проститься со знаменитым земляком в огромный зал картинной галереи пришли все горожане. Среди них был некий старик. Тот самый, который много лет, согласно посмертной воле Марии Тальони, каждый год на Вербное воскресенье — в день, когда они расстались, — приносил ландыши в дом Айвазовского. Любимые цветы балерины.

Этот человек оказался слугой князя Александра Васильевича Трубецкого. В годы, когда Тальони гастролировала в Петербурге, между ней и бывшим фаворитом императрицы Александры Федоровны завязался страстный роман. По некоторым свидетельствам, балерина даже родила от Александра Васильевича сына. Когда она покидала Россию, князь собрался было за танцовщицей в Италию, но не получил высочайшего дозволения. За границу тридцатидевятилетний Александр Васильевич выехал только спустя десять лет, когда Марии было уже сорок восемь. Прежняя страсть угасла. Поняв, что ничего не вернуть, Трубецкой... женился на ее дочери — Марии Евгении Жильбер де Вуазен. Так великая итальянская балерина «породнилась» с Россией.

После похорон Анна в течение двадцати пяти лет не покидала стен дома, где была так счастлива. Добровольное затворничество она выдержала до конца и лишь иногда вечерами выходила на берег. Скамью, на которой вдова сидела, глядя на море, местные жители до сих пор называют «скамьей Анны Никитичны Айвазовской». Первая мировая, революции, Гражданская война — катаклизмы прошлого века прошли мимо этой женщины. Ветвь семьи с фамилией Айвазовские после революции эмигрировала. Галерею национализировали. Но вдове художника негласно позволили остаться в своем доме. Всеми позабытая, она дожила до Великой Отечественной. Срок затворничества к тому времени уже истек, и ее видели на городском рынке обменивающей на продукты чудом сохранившиеся драгоценности. Пережила Айвазовская и немецкую оккупацию. А когда советские войска освободили Крым, старый художник Николай Самокиш забрал ее в Симферополь и поселил в своем доме. Анна Никитична умерла летом 1944 года, ей было восемьдесят восемь лет.

Похоронили Айвазовскую, как она и хотела, рядом с мужем в ограде армянской церкви Святого Саркиса, в которой супруги венчались. На памятнике живописцу, установленном Анной, начертаны слова на древнеармянском языке: «Родился смертным, оставил по себе бессмертную память».

Источник  http://7days.ru/