25 мая любимому миллионами актёру исполнилось бы 75 лет. «Он поражал какой-то нездешностью. Таким нездешним и остался», — вспоминала о Дале его третья жена Лиза.

 Олег Даль ушёл в 39 лет (3 марта этого года была ещё и 35-я годовщина его ухода). Он не имел званий, премий и призов (в 1978-м получил народного Украинской ССР). «Я артист — этим всё сказано». Ставка за «творческие встречи со зрителями» от тогдашнего Бюро пропаганды киноискусства (а это могло подолгу быть единственным источником заработка «опасного» артиста) — 18 руб. Даль не очень-то приветствовал эти «встречи», актёрские «выходы на публику», к народу. На одной из них, когда его по ошибке представили как народного артиста, тут же уточнил: «Я не народный, я инородный». А себя в дневнике спрашивал: «Как стать единственным? Найти неповторимость — в чём она?» Именно единственным и неповторимым Даль и был. «Кто-то должен быть Далем, кто-то — при нём карликом. В природе не предусмотрено существование двух Далей», — это уже его талантливейший и тоже неповторимый тёзка Олег Борисов, называвший Даля «заповедной личностью». Удивительный, уникальный, не такой, как все, — такое ощущение он вызывает: «Своеобразным обозвали, вернее — обозначили». Оказалось, что эта ипостась его — и дар, и крест.

«Он поражал какой-то нездешностью. Таким нездешним и остался», — вспоминала о Дале его третья жена Лиза. А вторая, знаменитая актриса Татьяна Лаврова, с которой актёр прожил всего полгода, писала, что «любить его было трудно, не любить невозможно». Его и впрямь очень нежно и с какой-то тревогой и страхом любили те, кто его понимал и ценил его уникальный дар. «Счастливейший партнёр — он талантливо ходил, молчал», — пишет Марина Неёлова.

Марина Неёлова и Олег Даль в фильме «Старая, старая сказка», 1968 год

Жена Лиза Эйхенбаум, внучка знаменитого учёного-литературоведа с родословной, идущей от графов Апраксиных, ленинградская богемная интеллектуалка, вышла за Олега, страшно пьющего и малоизвестного, в 33 года, имея за плечами два брака, роман с Иосифом Бродским и Сергеем Довлатовым (предпочла ему Даля!), — и верно служила мужу 10 лет, оставив работу, обустраивая быт и дела, терпя его безобразные запои, переехала с мамой (обожавшей своего «зятёныша», «дурного и славного») ради него в Москву из писательской квартиры деда в хрущёвскую двушку (и ту ещё надо было купить: у коренного москвича Олега ничего не было).

Она посвятила ему жизнь, хранила его архив, устраивала выставки, подготовила к записи пластинку-моноспектакль Даля «Наедине с тобою, брат…» по стихам Лермонтова, подготовила сборники его памяти, написала о нём книгу и сама — «Взрослый молодой человек», мечтала о музее в их последней квартире (и первом настоящем их доме) на Смоленском бульваре. С одной из таких выставок памяти артиста исчезли некоторые его личные вещи, магнитофон «Электроника». Олег так радовался этому подарку родственника — ветерана «Нормандии — Неман», сам бы никогда не купил, а для рабочих записей лермонтовских стихов он был так необходим!

Лиза пережила мужа на 12 лет (две строгие плиты на Ваганьковском рядом) и всю жизнь считала его и их брак подарком судьбы. Но он, «человек без кожи» по её определению, так и остался для неё «таинственным, полнейшей загадкой». Откровением стали для вдовы дневники Даля, которые он вёл с 1971 г.: «Я даже не подозревала, как разрывалось его сердце». Оно и разорвалось в номере гостиницы в Киеве, куда он приехал договориться о съёмках в комедийном фильме Николая Рашеева (снявшего популярнейший телефильм «Бумбараш») «Яблоко на ладони». Странно, но автограф Даля выглядит как линия нитевидного пульса с инициалами «ОД» в начале. Режиссёр тогда, в 1981-м, пережил шок, когда, взломав в номере дверь, Даля обнаружили неживым, — сам попал в больницу, отказывался снимать тот свой фильм без Олега. Но деньги были выделены, и «Яблоко» вышло на экраны…

Олег Даль, Андрей Миронов и Александр Збруев в фильме «Мой младший брат», 1962 год.

Даль оставил полсотни ролей в кино, рано, ещё на 2-м курсе Щепкинского училища, снявшись в культовом фильме «Мой младший брат» по нашумевшему тогда «Звёздному билету» Василия Аксёнова, потом назвавшего его «прирождённым современным молодым интеллектуальным героем», но в то же время и «типичным человеком XIX века, прирождённым чеховским героем». Им поразительно сыграны Лаевский из прекрасной экранизации чеховской «Дуэли» Иосифа Хейфица (этот мастер, мэтр «влюбился в Даля, сравнивал его с пламенем от свечи, которую несут против ветра»), Печорин в телеспектакле по Лермонтову Анатолия Эфроса (для того чтобы непременно сыграть его, Даль и стал актёром, по его признанию, даже сам ухитрился исправить свою картавость для поступления на актёрский), Шута в «Короле Лире» великого Григория Козинцева: «Мальчик из Освенцима, которого заставляют играть на скрипке в оркестре смертников; бьют, чтобы выбирал мотивы повеселее. У него детские вымученные глаза. Олег Даль — именно такой Шут…» Мэтр нежно относился к артисту, прощал и срывы: «Ведь он — не жилец…» Он мог бы сыграть булгаковского Мастера, он не сыграл Гамлета, Макбета, Чацкого, Мышкина, Треплева, отказался от Хлестакова у Гайдая сам, как и от Пети Трофимова у Эфроса.

Много или мало оставил Даль, всегда переживавший, «какая память останется»? Эдвард Радзинский тонко заметил, что Даль был «болен прекрасной болезнью — манией совершенства, органически не выносил фальши, рвачества и халтуры».

Олег Даль в роли Шута в фильме «Король Лир», 1970 год.

«Укоряющий талант»

Даль вообще часто отказывался от ролей сам, и не только в т. н. «производственных» пьесах и фильмах в духе «соцреализма», который он люто ненавидел. Отказался от Жени Лукашина у Рязанова, от «Экипажа» Митты: «Не моё!» А уж ненавидеть Даль умел. Он был «нетерпим, убийственно остроумен, а иногда невыносим» — дневники его, весьма откровенные, переполнены порой желчными, ядовитыми характеристиками коллег, «культурных» чиновников, целых театров (даже прославленных, в которых он и служил), режиссёров, признанных кумиров и авторитетов «застойных» 70-х, коих Даль был и сыном, и героем, и жертвой. Тех 70-х, когда искусство всё более порабощала иерархия званий, премий с заседаниями в президиумах, загранпоездками, путёвками, автомобилями, пайками…

Даль буквально физически мог страдать от «непролазной бесталантливости и абсолютного непрофессионализма», «пошлого кошмара безвкусицы» и «воинствующего мещанства», царивших в искусстве и в среде людей искусства, в которую он трагически не вписывался. Даже при первых тех самых творческих встречах с ним люди отмечали его «неактёрское» поведение: ничего не требует («Номер люкс? Зачем мне? Мне и одноместного хватит»), не панибратствует и не терпит фамильярности, не травит байки и анекдоты, не принимает подарки «в дорогу». Он мог обескураживающее честно ответить чужому человеку на предложение коньячку: «Нет, если я сейчас выпью — сорвусь». Он был честен до жестокости прежде всего с собой («Совесть — вот личность Олега», — заметил Иосиф Хейфиц) — и в профессии, и в страшной борьбе со своим недугом, пьянством: «Я себе противен до омерзения!», «безвольный безумец я», «веду борьбу не на жизнь, а на СМЕРТЬ (и это не фигурально)» — слова из дневников. Даль лечился, «зашивался» всегда добровольно, впервые — вместе с Высоцким, давал запирать себя дома и не выпускать по три дня.

Владимир Высоцкий и Олег Даль в фильме «Плохой хороший человек», 1973 год

Он казался многим обречённым, очень больным, этот «преждевременно уставший», «усталый мудрый мальчик с добрыми голубыми глазами» — по определению Людмилы Гурченко. Мальчишеская стать (его звали в юности «арматура» и «перочинный ножик» — 1 м 84 см при немыслимой худобе — «теловычитании»), а главное, у Даля отмечали ребячью суть. Элегантный, стильный, лёгкий, точно летящий («Он же ничего не весит!» — изумился его партнёр по Малому театру, подняв Даля на репетиции, по роли, на руки)… Даль всегда выглядел моложе своих лет. Его трудно, невозможно вообразить стариком, это с каким-то ужасом отметила про себя однажды, наблюдая за ним, жена: он же никогда стариком не будет! «Точно с жизнью его связывала тоненькая ниточка, которая может оборваться в любую секунду». Из зала ему могли написать в записке: «Олег Иванович, пожалуйста, берегите себя! Вы очень нам нужны». Но могли и такое: «Вы же всё врёте!» Или полюбопытствовать, есть ли у актёра дети («Я этого не знаю», — отвечал) и где купил пиджак…

Человеческое хамство, наглость и тупость приводили его в ярость. А вот перед теми же «пуленепробиваемыми» качествами у бюрократов, цензоров, чиновников он был абсолютно беззащитен. Спасало чувство юмора: объяснительную записку в театре мог написать в стихах! К слову, Даль, интеллектуал и книгочей, писал стихи, рассказы, рисовал прекрасно, инсценировку «Зависти» Олеши сделал, отлично пел и играл на гитаре, потому и так переживал, что не дали самому спеть «Есть только миг» в «Земле Санникова». А сам Дин Рид, услышав однажды в компании пение Даля — «Эх, дороги…», спросил, впечатлённый, сколько у того золотых дисков…

Олег Даль в фильме «Земля Санникова», 1973 год

Не было у Даля при жизни не только многих ролей, но и дисков. Свой единственный моноспектакль «Наедине с тобою, брат…» по Лермонтову он, впервые «сам себе режиссёр», записывал в полном одиночестве дома, запершись в «кабинетике», накануне своего ухода на магнитофон, с подобранной им самим музыкой, стирал и снова записывал — экономил кассеты. Одна чудом сохранилась и чудом попала мне в руки в 1986-м году — впечатление было огромным и очень горьким. Та уникальная постановка, которой так и не было, как и многого другого в короткой жизни артиста, в 1981-м планировалась для Концертного зала им. Чайковского с «полуподпольным» «Арсеналом» Алексея Козлова — затормозили «сверху». Даль тогда был отлучён от профессии актёрским отделом «Мосфильма» («они добили меня»), а фильм «Отпуск в сентябре» по «Утиной охоте» Вампилова, где он на разрыв сердца сыграл Зилова, на 8 лет лёг на полку, актёр его так и не увидел, свою, быть может, лучшую в жизни роль… Едва не оказался на полке и «Женя, Женечка и „катюша“» Мотыля, узкий прокат ждал «Плохого хорошего человека» по «Дуэли»…

«Пойду умирать!»

«Современник» в пору расцвета (где Даль, начинающий, пять лет ждал ролей) — оттуда актёр уходил и возвращался, там пережил первую любовь и свадьбу с Ниной Дорошиной, влюблённой в Олега другого, Ефремова, и с ним эту самую свою свадьбу покинувшей. МХАТ, Театр на М. Бронной (где Дон Жуана Даль так и не сыграл — играл в 37 лет юного Беляева в «Месяце в деревне»), наконец, последний в его жизни Малый театр (где под Новый 1981 год Даля «ввели» срочно на крошечную роль бармена в «Береге» Юрия Бондарева), Высшие режиссёрские курсы (откуда в ужасе ушёл), ВГИК, студенты…

Олег Даль в фильме «Человек, который сомневается», 1964 год, и Нина Дорошина в фильме «Первый троллейбус», 1963 г.

О собственной смерти Даль думал, писал весь 1980-й, после ухода «брата», Высоцкого: «Я следующий», «уйду за Володей…» На фото Даля на похоронах друга (и действительно брата по несчастью) больно смотреть. Пересуды за спиной: может, хоть это его вразумит, ведь он, «истеричный алкоголик», сам во всём виноват… А в обычном деловом письме Даля к знакомому режиссёру незадолго до смерти — вдруг на полях рисунок: могила с крестом и следы к ней. А эти беспощадные записи в дневнике, только для себя (теперь они изданы)? «Подари мне покой, о, Господи», «не надо мне искать грязь на стороне, её предостаточно во мне самом», этой «собственной гнуси» и «абсолютного безволия», «мозг утомлён безвыходностью идей и мыслей», «одиноко-то как, бог ты мой», «я — абстрактный мечтатель» и «какая ужасная профессия — быть зависимым…»

Свой несостоявшийся лермонтовский спектакль Даль сначала назвал «Смерть поэта», а последняя его роль в кино — в фильме «Мы смерти смотрели в лицо». Последняя поездка на творческие встречи со зрителями в сентябре 1980 г. была в Пензу, и он поставил условие — поехать в лермонтовские Тарханы и непременно посетить семейный склеп поэта. Так и было, и все отметили запредельную усталость, болезненный вид и какую-то отрешённость, сломленность артиста. Даль, по определению режиссёра Бориса Львова-Анохина — «трагический непоседа, непримиримый скиталец, гордый бродяга», кажется, и впрямь что-то знал о своём скором уходе, по крайней мере — предчувствовал. Выйдя из актёрского автобуса утром у гостиницы, сказал вдруг всем не обычное «До свиданья!» — «Прощайте!». Позавтракав в буфете, попрощался и с актёром Леонидом Марковым: «Пойду к себе. Умирать».

Олег Даль в гримёрке

Источник  http://www.liveinternet.ru/users/3166127/post391454574/