Нико Пиросмани (Пиросманашвили) - гениальный художник-самородок, которого сравнивают с Джотто и Анри Руссо. Он нигде и никогда не учился, но его примитивизм был настоящим, искренним, идущим от внутреннего ощущения жизни и сердца.
Если Михаил Ларионов пришел к примитивизму в некотором роде искусственно и случайно, и оттого это его увлечение длилось недолго, то для Нико Пиросмани примитивизм был его жизнью, его сутью, его характером, а не одним только художественным стилем или увлечением.
Нико Пиросмани писал, как дышал и дышал, как писал, не задумываясь, в каком стиле он пишет и как оценят критики его картины, и о своей гениальности он тоже не догадывался.
Рисовать он начал сравнительно поздно – примерно с тридцати трех лет, когда, испробовав все варианты жить нормальной жизнью, понял - у него это не получится: как все он жить не только не умеет, но и не хочет.
Так было всегда: и в детстве, и в юности, и в зрелые годы, не говоря уже о последних двадцати годах, когда он окончательно порвал пуповину, связывавшую его с нормальной жизнью, и стал бродячим художником, которого в народе называли просто маляром. И если в детстве о нем говорили, что он какой-то странный и не в себе, то потом его стали называть «побитым градом» или с «мозгами набекрень».
Словом Нико Пиросмани был чудак, но не блудный сын и не юродивый, как, наверное, некоторым видится. Одевался он по-европейски – в пиджак, брюки и мягкую шляпу, но никогда - в национальную грузинскую одежду. По этим признакам его можно угадать в одних из тех персонажей, что сидят в его «Кутежах».
Кутеж четырех горожан
Когда говорят и пишут, что жизнь художника была трагической и нищенской – это так, но это был его собственный выбор. Работать как все - от восьми до девяти шесть дней в неделю, у него не получилось: он заболевал; для торговца-лавочника он был слишком добр, хотя его торговля быстро пошла в гору и, если бы он продолжал, то через несколько лет стал бы вполне успешным бизнесменом. Но зарабатывать деньги ему неинтересно и скучно.
Все попытки обзавестись семьей оказались неудачными и рисовать за деньги он тоже не хотел, хотя мог. Он рисовал за еду, выпивку и ночлег, когда окончательно решил стать бродячим художником. Свобода оказалась самым дорогим его приобретением, от которой он уже никогда не отказывался.
Когда в 1912 году неожиданно для себя Нико Пиросмани был открыт русскими художниками-авангардистами, приехавшими в Тифлис отдохнуть, пригласившими его приехать в Москву, то он отказался. Это для него было естественным решением, хотя его картины с легкой руки Тифлисских гостей отправились в Москву для участия в выставке «Мишень», где выставлялись уже известные Шагал, Татлин, Ларионов, Гончарова и другие.
Еда
Но все эти выставки, светские рауты, популярность, престиж и успех, общества художников и нормальная жизнь так были далеки от него и так для него не значимы, что представить Нико Пиросмани в кругу художников «Мира искусства» или «Бубнового валета» просто немыслимо.
Гениальный Нико Пиросмани был не от мира сего, его можно сравнить только разве что с еще одним таким же ненормальным, бродягой и гением, жившим в одно с ним время, - поэтом Велимиром Хлебниковым, безостановочно писавшим свои гениальные стихи, складывавшим их в наволочки и постоянно их терявшим.
Нико Пиросмани писал так же много картин, как Хлебников – стихов. Старый Тифлис в начале двадцатого века был одной большой выставкой его работ, разбросанных по домам, пивным, винным погребам, магазинчикам и мелким лавочкам. В городе тогда действовало более двухсот винных погребов, около ста пятидесяти трактиров, около двухсот духанов и множество «садов», в которых можно было найти не только еду и выпивку, но и женщин.
Орточальская красавица. Левая часть диптиха
Свои картины он раздаривал друзьям, хозяевам духанов, кормившим и поившим его, детям, родным, знакомым. Всем, кто был рядом, и кто желал, и даже не желал, иметь его картины. За двадцать с небольшим лет он написал почти две тысячи картин, из которых до нас дошло всего около трехсот. И во многом благодаря двум братьям Зданевичам, приехавшим тогда в Тифлис и начавшим собирать его картины, приобретая их, порой, на последние деньги.
Один из братьев, Илья, после революции уехал в Париж и был активным организатором выставки Нико Пирасманашвили в Париже в 1969 году. Второй, Кирилл, остался в России, передал почти всю собранную им коллекцию Пиросмани в пользу государства, что не спасло его от ареста и ссылки по 58 статье на семь лет только потому, что однажды кто-то увидел, что он пьет виски.
Настоящая жизнь Нико Пиросмани проходила в иных мирах, ничего общего с реальной жизнью не имеющих. Внешняя жизнь была лишь фоном, с которым надо было считаться, которая давала пищу для поддержания тела и его фантазий, выплескивавшихся яркими, сочными красками на черную клеенку или что попадется, если не было на нее денег, - на стену, картон, жесть, стекло, дерево или железо. Часто ночами он вскакивал и начинал кричать:
«Помогите, помогите! Мой святой Георгий, мой ангел-хранитель стоит надо мной с кнутом и кричит: не бойся! Мне явился архангел, у него в руке кнут - вот он здесь стоит!" Потом он падал на колени и целовал пол, а успокоившись, объяснял: "Я верю в своего святого Георгия. Когда я ложусь спать, он появляется с кнутом у моего изголовья и говорит: не бойся! А наутро моя кисть сама рисует».
Жираф
А рисовал Нико Пиросмани всегда одно и тоже: он писал Вечность. Жизнь, в которой отсутствует время, где всегда солнце и нет теней, где рядом с людьми живут звери с человеческими глазами, добрыми и чуть грустными, так похожими на глаза художника. Звери были духовными автопортретами художника, ими и через них он исповедовался, они были друзьями его сердца и через них он передавал свое отношение к жизни:
«...Все в жизни имеет две стороны: добро и зло. Вот белая корова - это символ нежности, спокойствия, любви, она дает молоко, мясо, шкуру. Белый цвет - это цвет любви... Черный бык - он дерется, орет - это война. Орел огромный, беспощадный, он терзает маленького зайчика. Орел - это царский орел, а зайчик... это мы с вами».
Самыми любимыми и близкими ему по духу были лани, косули, олени и барашки, беззащитные, ласковые и нежные, такие же, как он сам. Эти звери олицетворяли позитивное начало. Зверей, воплощающих зло, у художника почти нет, разве что «Черный кабан», шакал, лиса и волк, но все это единичные изображения, не типичные для Нико Пиросмани. Нет у него и ни одного изображения тигра.
Сидящий желтый лев
Зато есть царь зверей – лев, любимый персонаж грузинских сказок, притч и сказок, символ мужества, благородства и гордости: «Черный лев» - задумчивый и созерцательный, «Сидящий желтый лев» - мудрый философ, «Лев и Солнце» - лев-воитель. Художник отдавал предпочтение диким животным, свободным, таким же, каким был сам.
В его зверинце почти нет лошадей, кошек и собак, а если и есть, то только как деталь, но не как самостоятельный герой, такой как лев, олень или жираф. «Жираф» - вообще картина-шедевр, в которой замечательны не только глаза, но и весь облик зверя, хотя где Нико Пиросмани мог видеть жирафа?
Любимым героем художника является пасхальный барашек, жертвенное животное, которое в Пасху было принято закалывать. С ним художник во многом чувствовал свое родство. Но не звери были главными героями Нико Пиросмани, а люди.
Пасхальный агнец
Это интересно
+18
|
|||
Последние откомментированные темы: