Привет, ТАЖ!

Все мы знаем нашу Танечку Прись (ю), которая делится своими неповторимыми акварелями здесь в группе, всегда находит добрые слова для тех, кто публикует свои работы. В дни адвента перед новым 2018 годом она опубликовала свой рассказ, очень одновременно добрый и тяжелый. Про девочку, которая болела онко и рисовала. Эта история из жизни Тани. Надеюсь, что вы ее читали. Считаю, что история очень хорошая и достойна замечательных иллюстраций. Мы договаривались с Танечкой, что в студии попробуем сделать анимационный фильм. Но я сейчас не вижу и пока не понимаю, как это сделать. Есть предложение попробовать себя в иллюстрации к этой замечательной сказке. Может быть, она будет напечатана, или все-таки создадим анимацию. И наложим в качестве голоса запись голоса Тани. И все же все выйдет. Задача сейчас сделать иллюстрации. Понимаю, что задача непростая, но тем не менее, рак - болезнь, которая очень близко подступает к человечеству сейчас. Думаю, что в наших силах сделать то, что мы можем - рисовать. 

Публикую еще раз рассказ. Автор; Татьяна Прись 

Нищенка и королева английская Елизавета II

Предисловие.

- Где ты была сегодня, киска?

- У королевы, у английской. -

- Что ты видала при дворе?
- Видала мышку на ковре!

В полумраке церковного свода, в тишине, у   мерцающих  пламенем синим тонких  свечей, шла молитва с поклоном, прерываемая сладкоголосым " Рождество твое Христе  Боже наш.... возсияй мирови свет разуму." Из теней  храма тянулись прихожане к иконе, осиянной  сонмом огней, погруженной в белые льды хризантемовых лепестков. 
Дежурная  Звезда одевала маленького ангелочка, такого крохотного, что его хотелось подольше удержать при себе, коснувшись лишний раз розовых пухлых ладошек. Звезде не хотелось спешить, пусть хоть  секундочку пребудет в ласке и тепле, ведь ему предстоит путь долгий и тяжелый. Протяжный  вздох, как бы закреплял ее мысли. Шапочка, варежки, шубка, на месте сапожек не оказалось. Она бросилась в небесню кладовую, а время перегорало тончайшей ниточкой. Когда она вернулась, остались только легкие следочки босых ножек. Ох , беда , беда , беда… 

Глава 1 . Магазин.

   Маленький белорусский городок, затерянный в глухих полесских болотах, задавленный, пришибленный ворохом последних событий, прожаренный в пеклах черной башни, случайно незадетый косой чернобыльского переселения, все отряхивался, строил подпорки тлевшему сознанию, выживал в безвластии, и утюжил, утюжил росистой утренней зарей свои сморщенные крылья, заливая стоны горловым пением, подобным вою боров и болот. Позабыл городок и свою ворожбу, свои легенды, извелись знахарки и ворожеи, никто давно уже  не вспоминает Куприновскую Олесю. И только благодаря переливам колокольных звонов, затухавшим в полынь траве, да в застуженных сугробах, городок вырисовывался силуэтом и летом и зимой.

А время неумолимо отбивало своими шагами приближение Рождества. Хрипел и захлебывался колокол, простуженный звук его перегонял снежные вихри, оповещал жителей  о приближении Рождества и замолкал  в   сетях  снежного  потока.  Жители городка поглядывали из-за занавесок на  черную, мутную занавесь неба, стараясь разглядеть приближение Звезды.

Почти все магазины  были закрыты, только на центральной улице городка, в старинном особняке, построенном в стиле барокко еще в 18 веке, с колоннами и кафельными голландскими печами, работал магазин. Свет слабо струился из одинокой лампочки в центре роскошного зала с лепниной и с росписью на потолке. Лампочка покачивалась от ветра, выползающего змейкой из щелей двери и гулявшего по просторному залу и прилавкам. Лица продавцов то возникали в  желтом проеме, то уплывали, создавая иллюзию игры  в прятки . Подперев ладонями  подбородки, продавцы уныло громоздились над куполом стекла  с пустыми  прилавками, где  бумага прикрывала голый срам досок и белых плит. Неожиданно дверь скрипнула и в проеме показалась фигурка женщины с ребенком.  Мгновенно  луч света скользнул в этот проем и осветил  бледное, замерзшее лицо женщины. Она была совсем еще молоденькой, ей нельзя было дать больше 18 лет,  очень хрупкая,  в легком пальто, вязанной бесформенной шапочке, в длинной, запорошенной снегом, юбке. Она держала за руку маленькую девочку, которая цеплялась  красными, обмороженными ручонками за юбку, пряталась в складки и подвывала. С ног стали обваливаться куски грязного снега, покрывая пол лужей. Продавцы застыли, а женщина усадила девочку на огромный подоконник и прошла к одному из прилавков.  Стая угрюмых людей, которым так хочется домой,  следили за  ней  и поворачивались  в такт ее движениям. Городок маленький и все примерно знали друг друга, а ее никто никогда не видел и кто она такая тоже не знали. Она свалилась, как снег на голову: в такую ночь, в пургу, не было  в это время ни рейсовых автобусов, ни одна машина не могла проехать  по заметенным улицам,  а поезд дожен был  прийти к 12 часам, на самое Рождество. Но женщина ничего не видела, она протирала глаза и заледеневшие ресницы, дула на руки и старалсь всеми силами разглядеть что-то, чего заведомо не было. Она порылась в кармане  пальто и достала рубль.

 - "Мне банку сгущенки и печенье, пожалуйста".

  -  "Где вы это увидели?"

 - Вон там, за пальто, где висит пальто !
Развернувшись, продавщица, скользнула рукой и зацепила банку, спрятанную для себя, банка пошатнулась и плавно грохнулась о мраморный пол, произведя  глухой звон. Ребенок заплакал, женщина закашлялась, а продавщица  со всей мощью выпускала свое возмущение.... Но через неколько минут девочка пила молоко, а мама слизывала с ее щечек липкую, белую,  сладкую жижицу, наслаждение.
 - Где ты была сегодня киска?- проговорила детскую песенку мама.
 - У королевы, у английской…- проговорила девочка,  еле выговаривая слова. Она была мала, не больше 2-х лет, озябшая, но прелестная той детской непосредственностью, той лучезарностью, которая берет  в плен всех. Мама сняла шапочку и  на плечи упала копна золотых волос, закрывших не только плечи, но и всю ее фигурку до пояса.

- Королева - проговорила девочка и показала на потолок, где, почти заглушенная темнотой, плыла прекрасная дама из 18 века.
- Это,  доченька, запомни, твоя пра- пра- пра- бабушка. Такой ее изобразил художник, она была очень красивая. Молодая женщина всхлипнула. А мы нищие, нищие, нищие.

Она обняла ребенка, зашлась плачем, и  девочка тоже расплакалась, не понимая, не сознавая, какая трагедия произошла с ее дорогой матерью. А прекрасная дама все плыла и плыла, сопровождаемая сонмом ангелочков, купающихся в небесной тверди, создавая веселье и радостное настроение.

-"Граждане, поторапливайтесь!!!! Магазин закрывается!"  

Глава 2.
Безнадежность.

«Закрывается, закрывается»-

Лампочка покачнулась, желтый свет облапил фигурку женщины и остановился на копне волос, уткнувшись в шелк кудрей, создавая мученический ореол. Фигурка изогнулась, пытаясь поднять ребенка, и зашаталась, попав в свою тень, жестко контрастирующюю с невероятно белой кожей лица, с чуть играющими на нем прожилками синевы. А сверху лился свет праздника, сквозь облупившуюся штукатурку, на тягостную картину смотрели ангелочки, живо сбрасывая ароматные лепестки  роз. Казалась, что  музыка заполнила все пространство большого зала, все вокруг закружилось, заплясало. А лампочка, как маятник, бешено высветляла разные детали, веселясь и подмигивая, нет, скорее, вырезая в мервом зале кусочки прежней жизни.

Вот, в облупившейся позолоте, за правой колонной, прекрасный юноша со стрелой в руке наблюдает за весельем. Лицо женщины невольно  исказилось. По легенде, которая передавалась в ее семье, юношу писали с пастуха, мальчик был настолько красив и талантлив, что его взяли в дом, чтобы обучить грамоте и музыке. Во время приезда гостей его наряжали ангелом с луком и он должен был стоять на специальном постаменте, кожу его покрывали золотой краской, как это делали в древнем Риме, но мальчик вскоре заболел. Вот и все. Женщина вздрогнула, как будто ждала возмездия. Вдруг  стены раздвинулись и вся ватага ожила, окружая ее и затягивая в хоровод, как бы подзадоривая и дразня, заставляя плясать. Женщина упала на розовый мрамор пола, придавливая девочку.

Ей помогли подняться. И пурга обняла ее вместе с дочерью, радуясь легкой добычи, срывая все маски и заворчивая обиды в старые афиши, давно сорванные и летавшие по всему городу с обрывками разукрашенных слов, со столь незначительными теперь истлевшими датами. Долго потом будут рассказывать об этом в городе, прибавляя все больше и больше подробностей.

Женщина присела на ступеньки за колонной, из праздничного хаоса вынырнула старушка- уборщица, сердобольная, жалостливая, очевидно боящаяся Бога, сунула ей в карман маленький оранжевый шарик, мандарин, что-то прошамкала и исчезла в глухой темноте.

Девочка долго сосала дольки, причмокивая, а шкурка, оранжево-сочная, с капельками нектара, падала винтом в снег. Снег принимал это подаяние и прятал в свои сугробы, думая о завтрашнем дне.

А ангелочек летел, попадая в серебристые нити света, страясь успеть вовремя, а время приближалось к двенадцати. 

Глава 3. Сандрингемский дворец.

Время раздвинулось в пространстве. Пока на одном краю земли две души, озябшие и продрогшие, погружались в пропасть ночи, на другом  конце, в Сандрингемском дворце, царил послерождественский хаос.  В Европе уже две недели назад  отметили Рождество, и оно,  сверкнув елочной мишурой, огнями  и многочисленными  гостями, уже успело  скрутиться в рулон календарного листа, засыпав снегом последние знаки на пожелтевшей странице ушедшего года. Но еще звонили по вечерам колокола с соседней церкви и так же царствовал снег: маячил перед окном, кружился, въезжал без спроса в чужие подворотни, облеплял иглы елочного собора, бродил по околице, ища жертвы, а находя их, сразу обволакивал и убаюкивал  шорохом елочных шишек, постукивающих друг о друга. Еще с прошлого вечера крыши превратились в замысловатую вязь кружевного плетенья, с выступами маленьких башен, обдуваемых ветром.  

  Переодевшись к ужину, королева Елизавета II рассматривала броши, поднося  и примеряя их  к ее  к  нежно-салатовому лифу с налетом утренней изморози. Розовое круженье шелковой нити  по полю платья создавало ореол маленьких бутонов роз с чуть заметными шипами, придавая особый шарм,  присущий  королеве. Тонкие, изнежанные пальцы скользнули по застежке старинной броши, одной из драгоценностей,  принадлежавшей  русской императрице Марии Федоровне, принцессы Дании Дагмары, супруги Александра III, брошь из знаменитого ларца царицы, вобравшей в себя тайны Датского  королевства и государства Российского.  В лицо ударил свет сапфира кабошона, почудилось  на мгновенье, что драгоценный камень при прикосновении пальцев неожиданно выплыл своей синевой  из окаймленных двумя рядами бриллиантов, отразился  в многочисленных зеркалах комнаты, и легкая, синеватая дымка ударилась  в окно, растекаясь по заиндевелому окну неотразимым цветом волшебства, стараясь вырваться  в ночное небо.  Эта драгоценная брошь с  грушевидной жемчужиной приковала к себе внимание, и королева,   верившая  в то, что вещи несут  энергию своих бывших владельцев, неожиданно вспомнила, что сегодня православный сочельник в  далекой России, в заснеженной, суровой и непонятной стране, которая была крепко связана с ней непрерывными нитями родства  по линии прапрабабушки Виктории. За окном, среди воя метели, послышалось необыкновенное пение. Оно было так нежно, что, казалось, это поет хор ангелов под звуки   малиновых колоколов, и  она, как маленькая девочка, вступает в еще одну рождественскую ночь, звенящую, андерсоновскую,  библейскую.   Подойдя к окну, Елизавета увидела, как яркий пучок света, льющийся из окон, печет пирожки, выбрасывая  их на сине-фиолетовую скатерть снега. И будто сам сказочник Христиан Андерсен бродит  и собирает пирожки, дуя на них, чтобы не обжечься, и кладет  в лукошко, словно рожденные сказки. Оглушенная, словно вступила в сказочное пространство, королева приколола брошь и поспешила  в Красную гостиную, где еще висела шестиметровая елка - самая большая елка  дворца. Каждый год  Елизавета сама снимала главные украшения, которые достались по наследству от королевы Виктории: Золотую звезду и стеклянных  ангелочков - таков был обычай. Подойдя к зеленой красавице, которая все еще источала запах хвои,  в которой, все еще присутствовал детский смех и веселье, розыгрыши и сладости, где все смешалось, но все еще было притягательно.  Она сняла первого стеклянного  ангелочка, который держал ракушку, дуя в нее, призывая встретить рождение Христа.  Ангелочек  сиял, вбирая в себя свет от люстр и от боковых ламп. 

Королева держала за ниточку стеклянного ангелочка, а тот,покачиваясь, дул в ракушку, выдувая волшебную мелодию, собирая ее из старинных, скрипучих, покрытых уже кое-где лоснящимся бархатом, кресел, в которых дети, свернувшись калачиком, затаив дыхание, слушали сказки, испуганно оглядываясь на вечерние тени от люстр, фигурок на камине и Щелкунчика под елкой. Из потайных углов дворца, прилетали старинные легенды, в дыхании которых возникали образы дам и кавалеров, стоящих у камина или в проеме окон. Мелодия плыла, исчезала, ударившись о перила или дверцы шкафа, но, попав в подвески хрустальной люстры, опять разливалась по паркету и поднималась по елке, как по ступеням к звезде, которая была похоже на ту звезду, которая вот уже много веков светит людям, возвещая о рождении Христа. И, казалось, что сказочник из Копенгагена, все также собирает поджаренные пирожки в свою котомку, которые выпрыгивают из светового луча на снег, превращаясь в новоиспеченные сказки. В королеве ожила маленькая девочка, идущая за светом и готовая совершать добрые дела. Она прислушалась к музыке, царившей в ее душе, прижала ангелочка к груди и стала молиться. Она молилась с огромным чувством любви, не зная, за кого молится, но зная, что ее молитва поможет какой-нибудь маленькой девочке, живущей в далекой стране, за девочку, которой на земле сейчас было очень тяжело и грозила опасность. Слеза упала на сапфир, тот опять зажегся неповторимым голубым светом, и молитва, вырвавшись из стен дворца, поплыла в ночь, в алмазное убранство ночного неба. Молитва стремилась к Звезде, которая должна была ее услышать.

Глава 4 . Рождество.

Бежать, бежать от злости, от нищеты, от безнадеги. ААААА --- ветер подхватил дикий вопль, стремглав бросился в закоулок и пропал, разнося по околице стон, мольбу, отчаяние. Она бежала, потом летела, потом она очутилась в потоке яркого света…Огни. Поезд … Крик. Часы пробили двенадцать.  Ударил колокол, больно хлестнул звук по проводам, схлестнулся с метелью и замер, слетев с тропил, с каменного подола, захлебнулся в лае собак округи. Она протянула руку и поплыла - она летела, она неслась в бездну без страха и волнения, туда, где уже не будет больно. Стало тепло и светло, тело обрело легкость и невесомость, кто-то дотронулся до ее рук и она выпустила дитя, и, уже освобожденная и радостная, исчезла. Колокол в маленькой церкви в заброшенном белорусском городке, забился истошным звоном. 
Ангелочек удержал крохотную девочку и, сопровождаемый горячей молитвой, устремился вниз к колокольному звону, к яркому свету, к людям.
- Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума. - немногочисленный хор из старушек пел, в слабых старческих голосах слышалась такая любовь и радость, что не сразу услышали, как зазвонил колокольчик, потом другой, и вдруг вся церковь наполнилась необыкновенным звоном, Свяшенник вышел на паперть церкви и во мгле увидел летящего ангела, а внизу ребенка, маленькую девочку, лежащую  на ступеньках.

Глава 5.
Прошло 14 лет.
Был сочельник. Мне надо было еще успеть убраться, чтобы  приготовиться к празднику. Уже с утра звонили колокола ближайших церквей. Они переговаривались, перезванивались, заставляя меня торопиться. Неожиданно в дверь позвонили  и я, вытерев руки, взмыленная, пошла окрывать дверь. На пороге стоял почтальон, в руках была большая посылка с уведомлением. Я расписалась и посмотрела на адрес, откуда пришла посылка. Она была из Германии.

Вначале я стояла в недоумении, но потом прочитала приписку в скобках. Посылка была для Вали, девочки, рисунки которой я отсылала на конкурс в Германию. Прошло уже несколько месяцев, и я уже забыла об этом, занимаясь более важными делами. Нам всегда кажется, что важные дела впереди, не останавливаемся и пролетаем мимо замечательных событий нашей жизни. Одно из таких событий и была встреча с маленькой десятилетней Валей. Худенькая, с тоненькими косичками, белобрысая, но очень трогательная в своей неуловимой улыбке, Валя вызывала состояние особенного чувства восхищения, как может вызывать ребенок ангельского характера, с сильным внутренним стержнем, стойким характером, к терпени, боли, к трудностям бытия, а их она имело так много, как может только вместить детское хрупкое тельце, натянутое до предела (я не права, в конце концов маленькое тельце не выдержало, подобно розовому бутону, которым восхищаясь, забыли налить воду, ей не хватило любви, хотя этого было бы для нее слишком много, ей не хватило чуть большего внимания, ласкового взгляда, да простого слова «Радость моя» - хотя все это и входит в любовь, в то пространство, в котором можно жить). Валя. Сколько я ее помню, всегда сидела с ручкой или простым карандашом и рисовала. Рисовала она только ангелочков, которые выполняли всю домашнюю работу, читали, или просто стояли у елки, ветки которой торчали, как палки, с нескольким лапами, или лежали в палате с трубочками, сквозь которые сочилась жидкость жизни. Я прекрасно помню то мгновенье, когда я увидела ее. Встреча произошла в детском онкологическом корпусе, который находился недалеко от Минска в поселке Боровляны. Она была на просвете, стояла спиной к окну, вокруг нее горел нимб света, от торчащих ниточек волос шло излучение. (Описывая Валю, я вдруг вспомнила портрет девочки, рассматривающей что-то, Ларисы Иванисенко. Рассматривая эту акварель, я мимолетно соединила два образа.) На двух, торчащих косточками, плечиках я увидела двух ангелочков в платьицах. Я, разумный человек, со строгим выражением лица, онемела и что-то в эту секунду со мной произошло: с меня слетела чешуя высокомерности педагога. Я была обнажена, душа так заныла, что, присев на стул, только и спросила, как ее звать. Раньше я не видела ее, очевидно, она только поступила. Так мы познакомились. Валечка заходила в длинную, стеклянную оранжерею, которая соединяла два корпуса и в которой сотрудники Ботанического сада сделали маленький оазис вечного лета и счастья: привезли тропические растения, цветы, купили и попугайчиков-неразлучников, (Скажу только, что это был райский уголок для детей и мам, где можно было хоть на мгновение отойти от беды, которая скручивает все тело, вынимая все радости бытия, от изматывающей боли и вечного страха за маленькое существо.), садилась за столик и рисовала на простых тетрадных листочках в клеточку. Белых листов она боялась - испачкает или плохо нарисует. Когда прислали приглашение участвовать в конкурсе рисунков в Германии, то я послала эти тетрадные листочки с ее рисунками, объясняя, что ребенок из глухой деревни, которая находится где-то в Витебской области, привыкла рисовать только на тетрадных листочках. Конкурс серьезный, должны были поместить лучшие рисунки в Годовой календарь. И вот - ответ и посылка. Это была победа над всеми правилами, это была победа понимания. Где находилась Валя - я не знала, название деревни я тоже не знала, но только поняла, что посылку она должна получить. Обзвонив всех знакомых, я узнала, что Валя в данный момент находится в протезном интернате города Минска. А это уже была победа, оказалось, что интернат находится в нескольких троллейбусных остановок от моего дома, а оттуда пешком, в глубь дворов. Быстро одевшись, я помчалась с посылкой к троллейбусу. Снег разворачивал свою акварельную картину: мелко сыпал, установил звук скрипа на дорожках, булькал в лужицах, где проходили обогревательные лужи, спешил быстро привести свои хоромы к рождественскому убранству. Это время счастливого обзора всего на улице: елки красуются в шарах надувных, в надувных зайцах и Дедов Морозов, поросята хрюкают, постоянно забывая включаться, музыка, смех и гитарные всхлипы на остановке. На натянутом брезентои прилавке, примостившись к остановке, продавали мандарины. Очередь была совсем маленькая, и я решила докупить к подарку маленькую радость. Я не знаю, что нами руководит, когда невзначай мы делаем какой-то шаг в сторону. Вот эти-то мандарины и привели ко всему случившемуся в дальнейшем, когда судьбы вдруг разворачивается на все 180 градусов.

Глава 6. Мандарины.

Подошла моя очередь и в бумажный пакет посыпались оранжевые всполохи, во рту почувствовался кисловатый вкус сочной мякоти, и тут же рядом примостилось детство: прямо на снегу в платье снежинки стоит девочка, остриженная, только на макушке бант еле-еле держится, а в кулачке картонный сундучок, расписанный снежинками, с улыбающимся Дедом Морозом и Снегурочкой, в котором и лежит Рождество - мандаринка, яблоко и конфеты. Девочка растаяла, кулек наполнялся, а глаза мгновенно выхватывали акварельную картинку, фотографировали ее, складывая в потайной мешочек памяти: мягкий снег, огромные вязаные рукавицы продавщицы, из которых, как у фокусника, слетали мандариновые шарики, темные фигурки в шубках, воробей, клюющий кем-то брошенную золотистую корочку и елочные кисти над брезентовой крышей, отряхивающиеся снежными комьями, что собирало на лице продавщицы дополнительные морщины, потом опять все затихало, под журчанье очереди. Я схватила наполненный пакет мандарин и бросилась к троллейбусу, который штурмовала толпа, внесшая и меня в тесноту пассажирского салона. Вскоре до меня дошло, что выйти с посылкой и пакетом невозможно, стояла глухая стена напротив моего беззащитного «пожалуйста». Сзади произошло движение и огромная глыба столкнула и освободила проход, в него я и двинулась, прижимая подарки к себе, к выходу, повисла в каком-то свободном промежутке, пока на остановке меня не вынесло и не бросило в снег. Мандарины брызнули фейерверком, и, крутясь в снежном вихре, падали, подпрыгивали и катились под ахи толпы, которая стремилась еще как-то куда-то сесть, ехать, бежать. Собирая фрукты, я наткнулась на молодого человека, который пытался мне помочь. До сих пор не могу понять, как он оказался на моей остановке, почему на своей машине он свернул не на ту улицу, как заметил меня? Предлагая мне свою помощь, он даже не предполагал, как изменится его судьба, куда повернет его рок последующих событий.
Мужчина был элегантно одет, красивое, утонченное лицо, с мягкой, добродушной улыбкой, с кожаной кепкой в руках, в которую он клал, разбросанные в снегу мандарины. 
Я узнала этого молодого человека, которого несколько раз мельком видела в кругу знакомых, он приехал из Германии и читал курс лекции по психологии на русском языке, звали его Вячеслав. (позже я узнала, что он родом был из Минска, родители увезли его ребенком из страны, но язык сохранили), меня от тоже узнал. Расспросив о том, куда мне надо ехать, Вячеслав, попросил разрешение довезти меня до интерната, чему я конечно была рада, по дороге он заехал в магазин и накупил фруктов и сладостей, чтобы угостить детей. Когда мы зашли в вестибюль, к нам навстречу по перилам скатилась бойкая девчонка, вся взъерошенная, быстрая, и понеслась обратно вверх. На последней ступени оглянулась и прокричала:

- «Вы к кому пришли?»

- «К Вале. Подскажи, как нам пройти?»
Она не дала договорить:

- «Валька со мной в одной палате, идите прямо и налево, найдете».
Администратор, которая сидела на проходной, что-то ей прокричала и погрозила кулаком: 
«Вот же неугомонная, никакого с ней сладу нет, детдомовская». 
Валя сидела за столом и что-то рисовала, а рядом на кровати сидели несколько девочек и мальчиков и играли в игру, увидев нас, она замерла, потом растянулась в улыбке. В палате с Валей лежали ребята из интерната, одна Валя была домашняя, но ни к Вале, ни к детям никто не приезжал, они ждали свои протезы, которые им подгоняли раз в год по мере взросления или делали новые, а потом их забирали обратно. За те полгода, что я не видела девочку, болезнь прогрессировала и ей ампутировали левую ручку. Это уже говорило о том, что положение очень серьезное. Вячеслав поставил торт на стол и фрукты, я положила мандарины, и мы поздравили детей с Рождеством. Тут все смешалось от воплей радости, дети стали подходить к столу, помогая друг другу. Пока лакомились, Вячеслав попросил каждого написать свое желание, с условием, чтобы оно было исполнимо.
В это мгновение влетела наша уже знакомая девчонка. 
- «Привет. Женька. Ага, без меня?- Она схватила кусок торта, засунула в рот и убежала. 
Пока ребята писали маленькие заветные желания, Вячеслав вышел и пошел искать педагога. Валя развернула посылку и оттуда выплыла беленькая меховая шубка, мягкая и легкая. Девочка тут же примерила ее, несколько раз погладила лоснящийся мех, потом прочитала письмо и перевод, где ее очень благодарили за чудесные рисунки, что в городе N была организована их выставка и на собранные деньги купили ей шубку, которая, надеются, ей понравится. Потом шубку стали мерить все девочки и крутиться перед зеркалом, завязывая платки и шарфики, гладить и утыкаться носами. Это был королевский подарок. 
Тут Вячеслав зашел с педагогом и сообщил детям, что раз сегодня Рождество, то и подарки должны быть Рождественские и, что скоро придет маршрутное такси и они все поедут смотреть украшенный иллюминацией и нарядными елками вечерний город, а потом будут кушать мороженое в кафе. Это уже было неожиданно даже для меня. Произошло чудо: дети, которые тоскливо проводили в палате дни за днями, за закрытыми дверями, въезжали в другое пространство, в мир, где все ликуют, где серости нет места, где настоящее царство праздников и свершение желаний, двери распахивались на несколько часов, подобно Алисе, они вдруг оказывались в стране чудес, и их маленькие желания должны были исполниться. Стали собирать желания: они были все исполнимы, кроме одного. Это было желание Вали. Вячеслав пообещал, что завтра все желания исполнятся и с побледневшим лицом повернулся к Вале, которая тоже побледнела.
_- «Валечка , ты написала , что ... 
- А мое желание не исполнимо? - голубые, огромные, такие несчастные глаза, наполнились слезами, она отвернулась и уткнулась в подушку. Вячеслав смотрел на ребят с недоумением, дал почитать мне записку. То, что было в записке меня потрясло. Валя и дети стояли по одну сторону, я и Вячеслав по другую, и мы, взрослые, ничего не понимали, а дети никак не могли понять наше непонимание. Они не понимали, что мы из другого мира, что у нас другие критерии, мы просто не могли в это поверить. 
«Валечка, ты написала, что».... -я запнулась …....... 

Глава 7 . Записка с желанием. 

Корявым, неровным почерком, большими буквами было написано.
«Дараг...,» потом зачеркнуто, «Уважаемый, дядя » - зачеркнуто.
«Хороший дядечка Слава, мое желание для Жени. Она очень хорошая, она спит возле меня, когда она спит, то у нее идут слезы, ей всегда ночью больно, потом она иногда кричит. Миленький, дядя, пожалуйста, купи ей протезы импортные, чтобы ей не было так больно. Здесь взрослые всегда говорят о легких протезах. Я хочу, чтобы у нее были такие протезы, если у тебя нет денег, то возьми мою беленькую шубку, продай ее на Комаровском базаре, где-то в городе он есть, тетя Поля, что у нас убирает, говорит, что там все можно купить и продать. И еще, я вас люблю, вы пришли ко мне, а сделали всем радость. Валя. «

Перед моими глазами стояла Женька: бегающая, летящая, спускающаяся по перилам, сорванец, колкая на язык, бойкая, но очаровательная. И она была без ног? 
Мы стояли: Вячеслав и я, такие ухоженные, я в шубке, он в черном пальто по последней моде, в шелковом кашне, улыбчивые, радостные, играющие в благотворительность тетя и дядя, хорошие, но играющие с душами больными и трагическими, куда более сложными, чем мы себе представляли. Дети стояли распластанные, как «беличьи шкурки «,с натянутыми нервами, с вопрошающими глазами. Валя с нами не играла, она нас проверяла, она искала в наших душах что-то человеческое, а не показную хорошесть. Мы это поняли, ребенок не играл в любовь, ребенок творил любовь, предлагая для друга самое дорогое, что у него было - шубку, которую можно было продать на базаре, и на эти деньги купить импортные протезы, о которых в интернате ходили легенды. Она не играла, она жила, не читая в своей деревушке с пьющими родителями Маленького принца, но открывала свое огромное, трепещущее сердце. Она знала, что все должно быть по-настоящему. Сейчас уже нельзя было ни шутить, ни играть в хорошесть. Я смотрела на Вячеслава. Мне  кажется, что именно с  этого момента и произошол перелом в его сознании, тот перелом, который повел его по новому жизненному пути.

И он улыбнулся:

«Разве я сказал, что твое желание не исполнимо? Да, оно огромное, большое, но самое замечательное, какое я когда нибудь слышал, но чем огромнее желание, тем больше времени потребуется на его исполнение, надо немного подождать.»
«Сколько?»
«Такие дела не делаются так быстро, сначала мне надо подумать, к кому можно обратиться, чтобы найти хорошего протезиста, который взялся бы нам помочь. Затем мы должны собрать деньги, ведь ты уже взрослая и понимаешь, что это стоит очень многих денег, может быть мне придется уехать, чтобы их заработать«
«-А вы нас не обманите?-»
 -»Валечка, от тебя зависит только одно, ты и Женька, должны поверить мне«.
Валя мотнула головой.
Ну и последнее...
По комнате произошел всеобщий вздох:" Что?»
Вячеслав рассмеялся: »Зовите Женьку, которая пропрыгала все желания, но может быть выиграла счастливый билет в Лондон!!!!!!!!!!!!!». 
Крик радости, ликования, солнечных улыбок взмыл и разнесся по удручающим, зеленовато- синим, кое-где с облупленной штукатуркой, стенам, ударился в окна, и шаровой молнией влетел  в палаты, будоража взрослое население, медицинский персонал и даже заставил потянуться уснувших кошек, разомлевших возле булькающих батарей. Рождественские улыбки осветили лица людей, объединили их в общий круг рождественской любви, снежным морозцом заскрипели полозья детства.
    - А теперь всем одеваться, такси приехало, и мы отправляемся гулять по ночному городу.