Читать в бумаге или интернете - какая разница?

Я считаю, что огромное количество людей занимается в Сети ну просто… проституцией
Станислав Лем
в Библиотеке: - Я вчера брал у вас книжку, и нашел там 100 баксов... у вас есть еще книги этого автора, и потолще?

Максим Кронгауз: «Любое обновление языка происходит с нарушением»

Придумывание новых слов, вольное, а, порой и неосознанное - в природе человека. Косвенным доказательством этому служит детское словотворчество. Приведем несколько таких примеров. «Мой сын в возрасте 4-5 лет посылал всех детей, которые его обижали, к вервям. Видимо, это было что-то среднее между чертями и червями. Но более точно установить не удалось. Во всяком случае, на вопрос - Как они выглядят? - он отвечал: "Хорошо"». «Однажды моя 3-летняя дочь встретила меня с работы со словами: "Ой, мамочка, у меня такой забайдак!". Выяснилось, что ребенок, слыша вопрос - Что, Оля, у тебя за бардак в комнате? - решила, что этим словом "забардак" и называется беспорядок». «В детстве мой сын, на вопрос "Как зовут твою маму?" - отвечал: «Катана». Все наши попытки узнать происхождение этого слова или просьба произносить правильно имя Наташа, почему-то не привели ни к каким результатам».
«Растаможка»
С прелестным словом «забардак» все понятно. Родную речь ребенок изначально осваивает на слух, а частица «за» и существительное «бардак» произносятся на одном дыхании, слитно. Куда загадочнее - «Катана». В нем, как и в имени «Наташа» три слога. Если переставить их местами и прочитать «Катана» справа налево (что, очевидно, и произошло в сознании мальчика), получится «Натака». Но все-таки - не «Наташа».
В современном русском языке более 100 тысяч слов. Если считать с вариантами, то еще больше. Вдумаемся, это огромный массив! Однако активная лексика постоянно пополняется за счет неологизмов. Неужели существующих слов недостаточно? Нет, хотя бы потому, что постоянно возникают новые реалии и явления, которые надо же как-то обозначать. Вот какой пример приводит Максим Кронгауз, директор Института лингвистики РГГУ:«Лет 10, или может быть, 15 назад появилось слово, которого не было - "растаможка". Язык использовал реальный корень "тамож-", связанный с "таможней", "таможенниками" и прочим, и построил совершенно новый глагол с помощью приставки! Возникла потребность этой лексической единицы для совершенно нового понятия, в данном случае - некоторого экономического процесса, и язык подобрал нужные элементы, которые в нем уже содержались. Вот такой хороший пример неологизма: слова не было, но были элементы. Язык собрал из этих элементов новое слово - был корень и приставка, но они никогда не существовали вместе. Более того, корень "тамож-" в русском языке существовал, но присутствовал только в существительных. Так что, произошло некоторое нарушение. Но это и очень естественное нарушение. Неологизмы часто образуются с мелкими нарушениями существующих правил. Произошло расширение сферы употребления данного корня. Возник новый глагол "растаможить", а отсюда "растаможка", "растамаживание" и так далее. Появилось целое словарное гнездо».
Достоевский изобрел слово «стушеваться»
Достоевский в свое время гордился, что он придумал слово «стушеваться», и оно вошло в русский язык как литературное. Максим Кронгауз отвечает на вопрос о современных случаях, когда слово имело бы своего создателя: «Из слов, действительно, вошедших в язык, я таких примеров сейчас вам не назову. Другое дело, что есть очень много окказионализмов, авторских слов, про которых мы знаем, что их придумал тот или иной писатель. Очень много окказионализмов было у Маяковского, у Северянина, да и сейчас есть писатели, которые любят их использовать. Тогда мы можем сказать, что - да, это авторские слова. Иногда они цитируются, но широкого употребления они не получают. Есть много случаев, когда писатель придумывает слова. Например, Солженицын написал целый словарь. Но из этого словаря в наш быт языковой практически ничего не вошло».
Значит, чаще всего неологизмы все-таки создаются среди носителей языка, и эти носители анонимны. Просто иногда очень трудно установить автора, подобно тому как установить автора анекдота.
«Очень часто анекдот в процессе бытования немножко меняется, иногда сильно меняется. Здесь, безусловно, есть и авторская составляющая, и составляющая народа в целом. Для слова это особенно важно, потому что слово, действительно, тоже, как анекдот, обкатывается, то есть, в процессе употребления меняет значение. Так происходит с разными словами, просто мы не можем назвать конкретного автора, не можем зафиксировать эту точку, момент входа слова в язык», - говорит Максим Кронгауз и добавляет: «Язык никогда не находится в покое. Это означает, в частности, появление новых слов и, что, может быть, не менее важно, - новых значений у уже существующих слов. Но иногда эти процессы почти незаметны, то есть, они происходят, но достаточно медленно и вяло, а бывают моменты в истории языка, когда эти процессы происходят очень быстро. Последние 15-20 лет мы существуем как раз в таком ускорившемся течении. Язык меняется, и очень многие этим недовольны, а некоторые, наоборот, с удовольствием используют то, что происходит.Происходит изменение лексики в целом. В основном, это касается даже не появления новых слов, а появления новых значений у существующих слов. С некоторым огрублением и натяжкой, наверное, можно назвать неологизмом просто новое значение. Хотя в строгом употреблении термина, неологизмом называется собственно новое слово».
«Любое обновление происходит с нарушением»
Приведем такого рода пример. Раньше слово «озвучить» было исключительно техническим термином. Фильм на другом языке озвучивали российские (или советские) актеры. Теперь очень распространено и даже журналистским штампом стало употребление этого слова, когда имеется в виду, что один человек процитировал высказывание другого. Говорят: «Фрадков озвучил Путина».
«Строго говоря, это слово не стоит называть неологизмом. Это обновление лексики. Любое обновление происходит с определенным нарушением - либо не было слова вообще в языке (и оно появилось), либо не было этого смысла (и он появился). Вот такого очень много происходит», - подчеркивает Максим Кронгауз.
Жизнь неологизмов не бывает особенно долгой. Иные из них оказываются столь удачными, что входят в активную лексику и постепенно теряют эффект новизны. Они попросту перестают быть неологизмами! Так, слова «аэродром» и «космодром», образованные когда-то по модели лексем типа «ипподром», давно превратились в самые обычные, нейтральные. Другие же неологизмы со временем уходят из языка вместе с явлением, которое они обозначают. В недавние 70-е годы самыми распространенными в молодежной среде словами были «хипповать», «хиппарь» и даже «хипня». Сейчас их уже, пожалуй, можно отнести к разряду историзмов - так же, как какие-нибудь «комбеды»...

Краткая история буквы «ё»


Сегодня существует общественное движение людей, борющихся за реабилитацию опальной буквы «ё». «Мы за ёфикацию языка», - заявляют они. Ирина Левонтина, старший научный сотрудник Института русского языка имени Виноградова Российской академии наук рассказала об истории этой буквы:
Сейчас много кричат о букве «ё» - верните нам нашу букву «ё», такую исконную и такую русскую. Ставят памятник, говорят - вы, вот, покушаетесь. Это очень забавно. Потому что буква «ё» самая поздняя буква, которая появилась в русском алфавите. «Ё» придумал Карамзин, а, может быть, Дашкова. Карамзин первым напечатал большой поэтический сборник с последовательным употреблением буквы «ё». Это рубеж XVIII-XIX веков. То есть эта буква появилась очень поздно, но не сам звук: сделана-то она по образцу как раз буквы, которую мы называем «и с точкой» - i. Буква «ё» таким образом и не исконно старая и, собственно говоря, наиболее «западная». Но, тем не менее, стала  почти мистически символом славянского самосознания.
Есть такой миф, что когда-то буква «ё» была обязательной, а сейчас ее сделали необязательной. Это не так. Буква «ё» практически никогда не была обязательной, кроме короткого периода, когда вроде был такой сталинский указ – повсеместно использовать букву «ё», но это как-то недолго продержалось. Буква «ё» всегда использовалась в детских книжках, а также для различения слов «все» и «всё». Но в основном она во взрослых книжках не используется. Как раз сейчас предлагается букву «ё» использовать по желанию пишущего. Например, такие рекомендации содержатся в тех правилах, которые готовятся Орфографической группой Института русского языка.
Но читающий человек не всегда может правильно прочитать слово. Я не считаю, что буква «ё» всегда необходима. Но иногда она очень нужна: ведь героя Льва Толстого на самом деле звали Лёвин.
На этот счет до сих пор существуют разные мнения. Даже в воспоминаниях потомков Толстого говорится, что, да, его в семье называли Лёв, но героя никогда не называли Лёвин. Одни лингвисты уверены, что героя «Анны Карениной» звали Лёвин. Другие лингвисты говорят, а с какой стати? ведь там идет мягкий «в». Перед ним не должно быть «ё». Там должно быть Левин. Так что до сих пор неизвестно, как нужно читать это имя.
Но все же вы правы. Потому что если бы буква «ё» была обязательной, то не о чем было бы спорить. Было бы известно - так это было или иначе. Если буква «ё» будет обязательной, то все будут знать, что надо говорить «свёкла», а не «свеклА». Но если распространить этот аргумент дальше, тогда нужно требовать, чтобы во всех словах стояло ударение. Тогда человек всегда будет знать, как правильно произносится слово. Но это же совершенно немыслимо - текст, где везде расставлены ударения, читать очень трудно. Можно ли сказать, что графическая система не полностью передает звучание речи? А звучание речи она и не должна передавать. Иероглифическое письмо никакого отношения не имеет к звучащей речи, а передает как бы смысл слова. И это встречается в языках (например, китайском), где диалекты имеют настолько разный фонетический облик, и слова звучат настолько по-разному, что люди вообще не понимали бы друг друга, если бы и написание тоже отличалось. Здесь одинаковое обозначение слова помогает сохранить цельность языка.
Но в большинстве языков графическая система как бы передает звучащую речь. Бывают разные варианты, например, слоговое письмо. Но чаще всего одному звуку соответствует некоторое графическое обозначение. Дальше существуют опять варианты. Бывает традиционное написание, как в английской орфографии. Как у Драгунского сказано - пишется «Ливерпуль», а читается «Манчестер». Когда мы посмотрим, как пишутся английские слова, то увидим, что, конечно, один и тот же звук передается несколькими разными способами. Написание очень сильно отличается от транскрипции. В русском языке используется так называемое фонематическое письмо. Мы ведь пишем «голова», а говорим «галава». Потому что мы передаем не звуки, а фонемы, то есть некоторые единицы речи, которые изменяются в разных позициях в слове, в частности, под влиянием ударения, но на письме за ними закрепляется одна и та же единица - буква. Поскольку мы говорим под ударением «гОлову», значит мы и без ударения пишем «о» в первом слоге - «гОлова». Поскольку мы говорим под ударением «голОв», то и во втором слоге мы тоже пишем «о» - «голОва». Это – принцип написания фонематический . Для русского языка, в котором большое количество чередований, это оптимальная система. Но это иллюзия, что можно писать, как слышишь и не учить правила правописания. Все равно при любой системе придется их учить.
Но, например, в интернете распространился так называемый язык «падонкофф», в котором написание слов намеренно искажено. Конечно, можно по-разному передать звучание слова. Я помню, нам Михаил Владимирович Панов, когда читал лекции в университете по графике и орфографии, предлагал написание, скажем, «коппуста» вместо «капуста». Читаться будет также. Но если каждый изощряется, как может, это, в первую очередь, очень неудобно! Если бы каждый писал так, как он хочет, и все писали бы по-разному, это очень затрудняло бы технику общения. Но это не главный аргумент. Дело в том, что мы пишем по буквам, но читаем-то мы не по буквам. Мы читаем, что называется, иероглифическим способом. Грамотный человек не сидит, шевеля губами, не складывает буквы в слово. Так читает только полуграмотный человек. Грамотный человек опознает целое слово, а не складывает его из букв.
Когда правильно обучают детей чтению, их сразу учат читать слогами, а потом и словами. Тогда человек может читать быстро. И разнобой в написаниях очень затруднит чтение. Многие смеются над традиционным английским написанием, а ведь оно имеет свое преимущество. Да, учить труднее, но зато читать-то легче. В каком-то смысле, чем хуже, тем лучше. Если с трудом выучили странное написание, то потом вы это слово ни с чем не спутаете.
Известно, что английский текст читается гораздо быстрее, чем русский. В нем мы сразу узнаем целые слова. Для скорости чтения очень полезно, когда в графической системе есть разные торчащие буквы и надстрочные знаки. Возвращаясь к букве «ё»: аргумент, который не приводится, а который стоило бы привести, и который явно имеет значение - точки над «ё» действительно делают слово легко опознаваемым. Точки, как и любой надстрочный знак, помогают опознать слово сразу, и это увеличивает скорость чтения...                           наверх

Орфоэпические нормы: «Дело лингвиста описывать, а не управлять»

 
Сегодня мы поговорим об орфоэпических нормах, - иными словами, о нормах современного русского литературного произношения. Поскольку они имеют отношение к устной речи, то есть на письме фиксируются только в особых случаях, например, специалисты записывают транскрипции, то нарушение этих норм происходит, пожалуй, чаще, чем каких-либо других. А еще они меняются со временем. Вот у Пушкина читаем: «И лавр, и темный кипарис / На воле пышно разрослис». Если бы мы прочитали это так, как требуют сегодняшние нормы «разрослись», то рифма была бы нарушена.
А происходят ли какие-то перемены в наши дни? На этот вопрос отвечает Максим Кронгауз, директор Института лингвистики РГГУ: «В наши дни происходят перемены - также как происходили всегда. Может быть, даже наоборот, в наши дни они происходят более интенсивно. Меняются ударения на наших глазах, меняется произношение отдельных звуков. Можно привести несколько примеров уходящей, так сказать, натуры. Еще в середине ХХ века была конкуренция между ударениями «кулинАрия» и «кулинарИя». Сегодня, видимо, все-таки «кулина?рия» не говорит практически никто. Может быть, только люди совсем уж старших поколений. Потому вот это пример того, как одна норма победила другую.
А конкуренция продолжает существовать, продолжается вытеснение каких-то норм. Приведу классический пример. Ударение в глаголе «звонить». Правильным литературным считается ударение «звонИт», но я думаю, что не менее половины русского народа говорит «звОнит». Тем не менее, лингвисты сохраняют эту норму, как консервативную. Происходит постепенное вытеснение на все-таки «звонИт» из такой общей речи, однако в словарях она сохраняется как основная».
- Простите, так что, может случиться, что нормативным станет «звОнит»?
- Вы знаете, задача лингвистов все-таки не управлять языком, а описывать и фиксировать его состояние. Хотя, конечно, словари должны быть консервативными по определению, просто потому, что норма отражает не только лингвистические, но и социальные явления, отчасти создает социальные различия. Но, тем не менее, лингвист, который упорно поддерживает устаревшую норму или исчезнувшую, конечно, не может считаться правым. Приведу пример такой. Долгое время в словарях единственно правильным считалось ударение «фОльга», при том, что лично я не знаю ни одного человека, который бы так произносил это слово.
- Я знаю только, что в Серебряном веке это слово рифмовали со словом «Ольга».
- Да, но это слово заимствовано из польского. Отсюда это ударение. Но подавляющее большинство говорило «фольгА». В конце концов, лингвисты поддались и признали правильность. Но сначала это делается следующим образом. Сначала допускается и второе ударение, а затем, если одно из них фактически не используется, то утверждается новое. Так и произошло в случае со словом «фольгА».
- Еще меня очень мучает  «твОрог» и «творОг». Эти ударения до сих пор существуют как две равные нормы, или какая-то уже победила?
- Нет, это как раз пример такого довольно устойчивого сосуществования двух норм. Литературная норма включает в себя оба ударения. Отличие как раз состоит в том, что многие люди, в том числе, наверное, и я допускают оба ударения. Как правило, все-таки, если мы говорили о конкуренции «кулинАрия» и «кулинарИя», то каждый отдельно взятый человек является носителем одного из ударений. Но  случаи «творОг» и «твОрог» встречаются так часто, что можно использовать и то и другое.
Здесь только надо сделать одно замечание. Существовали и существуют специальные словари для работников радио и телевидения. В них проводится более жесткая нормативизация, чем в обычных словарях. В них всегда выбирается единственно возможное ударение (если мы говорим об ударении), даже несмотря на то, что литературная норма допускает оба. Так вот в словарях радио и телевидения рекомендовано только «творОг». Именно поэтому это является как бы более частотным, если так можно сказать, первым среди равных.
- Да, потому что нужно, чтобы было какое-то единообразие, чтобы все журналисты говорили одинаково. Иначе разнобой в эфире получается.
- Вы знаете, ведь норма во многом единообразна. Поэтому таких случаев как «творог» не так много. На самом деле, вполне можно было бы допустить и то, и другое ударение. Я думаю, что здесь дело в другом. Телевизионному журналисту, радиожурналисту и ведущему нельзя задумываться. Он должен автоматически произносить что-то. Поэтому предписывается только одно из двух допустимых, скажем, ударений.
- Бывают достаточно трудные случаи. Допустим, все хорошо знают, грамотные люди хорошо знают, что произнесение «шинЭль» - это грубая орфоэпическая ошибка. Нужно говорить «шинЕль» - «ШинЕль» Гоголя. При этом есть слова, в которых на письме также после согласного стоит буква «е», например, «продюсер», «компьютер», и пишется буква «е». Тем не менее, произносится это через [э]. Почему?
- Вопрос - почему? - для лингвиста всегда труден. Здесь я бы считал, что это издержки русской орфографии. В русском языке почти никогда «э» не пишется после согласных, за исключением известных вам «сэр», «пэр», «мэр». Именно поэтому в русской орфографии нет возможности показать твердость согласного звука перед звуком [э]. Мы в любом случае должны писать букву «е», в отличие, скажем, от звука [а], где мы в случае твердого согласного выбираем букву «а», а в случае мягкого согласного выбираем букву «я». Тем самым, мы показываем - мягкий или твердый звук надо произносить. В том случае, о котором мы говорим, мы всегда пишет букву «е», и не показываем твердый или мягкий согласный предшествует этому звуку.
Таким образом, существует традиция. Если описывать это логически, то есть три случая, когда предпочитается твердый согласный (скажем, «продюсер»), когда предпочитается мягкий согласный (скажем, «пудель» или «шинель»), и случай, когда допустимы оба варианта (скажем, лингвистический термин «фонЭма» или «фонЕма»). Интерес представляют случаи, когда есть правильный вариант, но не правильный тоже существует и отражает некую норму. Вот скажем, со словом «шинЭль» (я сознательно произнес его неправильно) тоже не все так просто. Это, если так можно сказать, профессиональное. В армии принято говорить «шинЭль». Поэтому очень часто мужчины, отслужившие в армии, предпочитают вариант «шинэль», а не литературное «шинель».
Приведу еще один пример, может быть, еще более красивый с лингвистической точки зрения - это название города Одесса. В соответствии с литературной нормой нужно говорить «ОдЕсса», как я и произнес. Но, тем не менее, одесситы предпочитают вариант с твердым «д» «ОдЭсса». Своеобразная стилизация требует в определенных случаях именно такого произношения. Если я не ошибаюсь, Марк Бернес в песнях как раз поет «ОдЭсса». Так что, здесь именно возможность колебания между нормой и не нормой,  дает нам какие-то возможности и выразительные, и подчеркивания своего социального статуса, в частности, отслужившего в армии, и профессионального.
Немножко из другой области, но, тем не менее, ударение очень часто позволяет определить принадлежность человека к той или иной группе. «ОсУжденный» часто говорят люди, связанные с правосудием.
- Но ведь это ошибка.
- Это не ошибка. Это существует в языке. Это нарушение литературной нормы. Но существуют ведь и профессиональные языки. Сказать, что «компАс» - ошибка - нельзя. «КомпАс» - это норма в профессиональном языке. Переучивать моряков, конечно, глупо.
- Ладно, моряков не будем, но, может быть, судей все-таки стоит?
- Это отдельный вопрос. Тем не менее, профессиональная норма, безусловно, «осУжденный», что позволяет, в частности, создавать особый колорит в фильмах, где пытаются отразить именно эту речь.          наверх

Приветствия и прощания: как нарушение нормы языка входит в этикет


Казалось бы, что может быть проще и привычнее слов приветствия и прощания? Однако в этом слое лексики свой след оставили и особенности национального характера, и история народа, и его связи с другими этносами, и даже религия.
При встрече осетины говорят друг другу слова, которые дословно означают «иди живым». Также есть форма «пусть будет добрым твой день». Часто говорят «привет» - «шалам».
«Салом алейкум» в переводе с фарси означает «мир вам». «Валейкум ассалом» - «и вам мир».
Армянское приветствие буквально значит «добрая весть» и «солнце». Прежде это было двукоренное слово. Испокон веков люди, увидев друг друга, одновременно желали: «Доброго солнца тебе, добрых вестей тебе». Однако, сейчас никто особо не задумывается над тем, как это слово образовалось, и что оно значило изначально.
А даргинское «доброе утро» - это то ли вопрос, то ли констатация того, что ты встал, ты проснулся. При этом восточная обстоятельность требует добавить еще множество ритуальных вопросов, не требующих ответа: как твои дела? как здоровье жены и детей? Русские при встрече куда более лаконичны.
При этом у русских «здравствуйте», «добрый день» или «доброе утро» имеют прозрачную этимологию, но есть загадочные слова. Смысл церемонного «приветствую вас» и обиходного «привет» затемнен. Между тем, если провести исторический анализ этих слов, то в них отчетливо виден корень «вет-». Слово «весть» с исторической точки зрения однокоренное. (Я бы уточнил: здесь скорее всего действует корень «веч-» из слов типа привечать, вече - значение которых однозначно указывает на встречу; вече - многолюдный сбор для обсуждения, а во встрече «еч» со временем просто потеряло «в» в ряду типичного для старославянского языка ряда согласных типа «встр»... вечти в своем прямом значении означает встречаться для разговора, разговаривать с кем-нибудь; очень близок тут и глагол ведчи - видеть кого-то, ведать накоротке... Тим)  
Директор Института лингвистики РГГУ Максим Кронгауз так отвечает на вопрос, почему при приветствии упоминается некая «весть»: «Этот корень, видимо, означал некое речевое действие - что-то похожее на "говорить". Корень сохранился во многих русских словах, таких как "совет", "ответ", "обет" и так далее. В данном случае, речь идет о констатации или передаче встреченному собеседнику некоего слова, но еще очень важна приставка "при-" ("при-вет"), которая в данном случае выполняет семантическую функцию доброго слова. Приставка "при-" как бы приближает собеседников, сближает их. Это ощущение близости можно продемонстрировать с другими словами с приставкой "при-", например, "приласкать". И в глаголе с этим корнем мы это тоже чувствуем: приветить кого-то, привечать - приближать к себе с помощью слова. А само слово "привет" как бы означает «доброе слово». Но очень важно напомнить, что, конечно, мы, приветствуя друг друга, далеко не всегда осознаем, что лежит в основе этих слов. За многие-многие годы эти смыслы стерлись. Остались только знаки, которые мы произносим при встрече, хотя в основе любого этикетного слова лежит какое-то значимое слово, но это значение стирается многочисленными этикетными употреблениями».
«Мы прощаемся пожеланием, а при встрече показываем, что все хорошо»
Даже когда мы говорим «доброй ночи», мы не всегда задумываемся о том, что эта ночь должна быть доброй. Максим Кронгауз соглашается: «Да, а уж точно, когда мы говорим "здравствуй" или "здравствуйте", мы не задумываемся о здоровье собеседника. Тем более, что здесь есть разные гипотезы о происхождении этого слова. Возможно, это было не пожелание "здравствуй", как мы ощущаем это сегодня, "здравствуй" и "здравствуйте", возможно, это форма первого лица "здравствую", что собственно и означало "приветствую". А окончание стерлось в процессе употребления. Вообще, для русского языка характерно довольно четкое распределение. Пожелания выполняют роль прощания, а в качестве приветствия, как правило, используются не пожелания, а скорее констатация чего-то. Такие слова, как "привет", в частности, или "хлеб да соль", "мир вам" - в них мы видим, что используется (его трудно определить даже) либо именительный, либо винительный падеж. А в прощаниях используется родительный падеж - "доброго пути", "счастливого пути", "спокойной ночи", то есть я желаю тебе спокойной ночи, я желаю тебе счастливого пути, или желаю тебе удачи, но "желаю" мы опускаем. Таково свойство нашей культуры, что мы прощаемся пожеланием, а при встрече мы констатируем наличие чего-то хорошего и показываем, что все хорошо. Я немножко заострил, говоря, что это свойство нашей культуры. Это не только, конечно, нашей культуры свойство. Но у нас это очень четко распределено именно благодаря падежной системе».
«Пока!» - часть прощания, полная форма которого утрачена
Если смысл большинства этикетных слов понятен, то все-таки загадка - почему при прощании говорят слово «пока». Оно же самостоятельно как отдельно взятое существовать не может: «до тех пор, пока; пока не наступит такой-то момент». Его же всегда используют в связке с чем-то. А при прощании просто говорят: «Пока». Почему?
Максим Кронгауз затрудняется обозначить причину этого: «К сожалению, не могу дать никакого ответа. Я бы сказал, что это просто неизвестно, хотя это слово появилось сравнительно недавно. Я думаю, что многие еще помнят споры о том - надо ли говорить это слово. Лет 30 назад считалось, что говорить "пока" неприлично, что это просторечная и даже вульгарная форма. Но сейчас это настолько вошло в обиход! Независимо от воспитания и образования, все используют это слово. Пример такого загадочного слова "пока" - это как раз пример того, как все-таки меняется норма, как мы вынуждены считаться с новой нормой. Только редкий снобизм позволяет говорить о том, что "пока" недопустимо. Все-таки это форма победившая. Но должен сказать, что, вообще, бывают очень любопытные приветствия, которые не всегда легко объяснить. Например, глагол "быть" используется в качестве прощания: "Ну, бывай!", или более разговорная форма - "Ну, будь!"».
Максим Кронгауз не уверен, что это сокращенное от «будь здоров»: «Скорее, может быть, просто "будь". Потому что "будь здоров"... Возможно, да, тоже пожелание. Но иногда отмечается, например, в качестве прощания форма "давай" - "ну, давай!". Пока это, конечно, совсем разговорное (думаю, что в литературный язык это не войдет), но вот такие сокращения каких-то фраз или обрывки фраз, вполне могут использоваться в качестве прощания - "ну, давай иди", скажем. Здесь мы можем фантазировать и подставлять разные потерянные куски, в частности, то, что вы сказали "будь здоров" - вполне нормальная интерпретация. Очень может быть, что это, действительно, произошло из этой формулы. Но это наши сегодняшние догадки. А мы видим только кусочки слов. В этом смысле, я думаю, что "пока" это тоже кусочек чего-то, что восстановить нам уже не удастся».
То есть - это было некое устойчивое словосочетание, но утраченное. Максим Кронгауз выдвигает предположение: «Было некое пожелание, которое связано с "пока" - "пока не встретимся", "пока не увидимся". Еще раз говорю - это только гипотеза. Никакой научной ценности она не имеет».
«Добрая ночь»
Максим Кронгауз говорит о новых обозначениях приветствия и прощания: «Отношение к таким новым словам очень разное. Я как лингвист, скорее, их фиксирую и должен смотреть на них объективно, но как простому носителю языка многие из них мне не симпатичны. Приведу пример приветствия, появившегося сравнительно недавно. Возникло оно в перестроечную эпоху в связи с появлением ночного эфира на телевидении. В речи ведущих вдруг появилось приветствие "доброй ночи". В ночном эфире так ведущие приветствовали зрителей, а потом уже и зрители, звонящие в студию, приветствовали ведущих. Теперь оно, в общем, довольно употребительно, притом, что оно построено с нарушениями тех довольно любопытных норм, о которых я говорил. "Доброй ночи" в русском языке это пожелание - "желаю доброй ночи". Оно могло быть только прощанием».
Более тогда грамотно, если уж решили использовать слово "ночь", при приветствии должно звучать: "добрая ночь", также как "добрый день". Говорит Максим Кронгауз: «Да, но сложно было бы ввести такое приветствие по одной простой причине. Для слов мужского и среднего рода мы не различаем именительный и винительный падеж. Поэтому, вообще говоря, если мы смотрим на эти этикетные формулы с современной точки зрения, мы не можем сказать, какой падеж представлен в приветствиях "доброе утро" или "добрый день". А если мы берем слово "ночь", то мы должны жестко выбирать - либо говорить "добрая ночь", либо "добрую ночь". Поэтому это приветствие и не прижилось. Ведь мы должны сделать выбор, который нежелателен. Для нас эта формула стерта. Это как бы нечто среднее между именительным и винительным падежами: "добрый вечер", "добрый день". Именно поэтому был предпочтен родительный падеж, который, еще раз повторю, означает пожелание, и в русском языке использовался всегда, как прощание».
Наверное, поэтому и кажется таким искусственным это обращение. Что-то нарушается. Ты не анализируешь, но чувствуешь, здесь что-то не то. Максим Кронгауз говорит: «Да, мне действительно оно не нравится. Я чувствую в нем нарушение, даже не анализируя, а анализируя - тем более. Но это получило дальнейшее развитие в языке, в частности, в переписке в интернете. Очень часто письма начинаются словами "доброго времени суток" или "доброго вам времени суток". Здесь своего рода игра, потому что письмо приходит не тогда, когда его посылают. Поэтому вместо слов "день", "утро", "вечер" выбирается некое нейтральное время суток. Здесь важна не эта игра, связанная с заменой конкретного времени суток, а то, что здесь очень часто (почти всегда) тоже используется родительный падеж - "доброго времени суток". Тоже используется нестандартно как приветствие. Один раз я столкнулся со следующим шагом, который уж, конечно, воспринимается как нарушение. В качестве приветствия в таком же письме было указано - "доброго дня", что никак не может быть приветствием, просто потому что существует "добрый день", и мы все его используем».
... Однажды на автоответчике, позвонив в другую страну, я услышала по-русски "хорошего вам дня". Максим Кронгауз: «Да, да, такое возможно только как пожелание при расставании, но никак не в качестве приветствия! А вот сама эта тенденция показывает, что сейчас и это возможно. Поэтому ясно, что для меня и для многих это воспринимается как нарушение нормы, но, увы, оно входит в этикет. Тем самым, для людей привыкших к такой форме, и для молодого поколения - это становится уже нормой».                          наверх